Вы тут как-то упоминали, что были знакомы с родителями Вероники. В смысле, с приемными – супругами Курскими.
– Да, было дело.
– Тут, начали всплывать новые подробности их убийства, и я надеюсь, что и вы внесете свою лепту в установление истины. Конечно, если вы согласны нам помочь...
– Вы еще спрашиваете! – с жаром подхватил Гераклов. – Да если мои показания помогут усадить убийц на скамью подсудимых, то я буду счастлив не меньше, чем если бы меня избрали Президентом страны!.. Ах да, так что вы хотели узнать?
– Константин Филиппович, расскажите как можно подробнее, как вы познакомились с семьей Курских и что вы знаете об их гибели.
Гераклов на минуту задумался.
– Познакомился я с ними в самом конце восемьдесят второго года – мы почти одновременно вселились в новый дом, в типовую «коробку» на Московской улице.
– Это где? – поинтересовался адмирал.
– В новом микрорайоне Роговка. Моя хибарка шла под снос, и мне дали однокомнатную.
– A Курские – их дом тоже шел под снос?
– Да нет, им вроде бы просто дали квартиру. Но точно я не знаю.
– И поселились они уже с Вероникой?
– Да, конечно. Славная такая была девчушка. Ну, впрочем, и сейчас она тоже ничего... Дом новый, соседи новые, никто ведь и подумать не мог, что она приемная дочка Курских, а тем более – та самая девочка, что пропала у Грымзиных.
– Константин Филиппович, вы были хорошо с ними знакомы?
– Поначалу просто как соседи – ну там, соль, спички и все такое. A потом, когда в Pоговке открыли школу, то я там работал вместе с Ольгой Степановной. Да и с Николаем Ивановичем у меня были самые дружеские отношения. Это были добрые, скромные, просто хорошие люди.
– Кто-то у них бывал? – продолжал расспросы адмирал.
– Н-нет, – подумав, ответил Гераклов. – Соседи жили очень замкнуто. Ну, сейчас это понятно – они ведь не говорили Веронике, что она приемная, и потому не звали к себе никого из «прошлой» жизни, чтобы те не проговорились. Но один человек их все же время от времени навещал.
– Кто же?
– Вы не поверите, но это был Александр Петрович Разбойников.
– Как? – подпрыгнул на агрегате Рябинин.
– Да, он к ним заходил. Не так чтобы очень часто, но довольно регулярно.
– Странно, что общего могло быть у простых граждан Курских с городским партийным руководителем?
– Да нет, в ту пору Разбойников был просто инструктором горкома, -уточнил Гераклов. – A вот что у него общего с моими соседями – это я и сам хотел бы знать. Помню, году так в восемьдесят шестом я с ним однажды здорово сцепился – стал высказываться в пользу перестройки и гласности, а Разбойников наоборот, заявил, что Горбачев – тайный агент американского империализма и мирового сионизма.
– Значит, ваши взаимные «симпатии» начались уже тогда? – улыбнулся адмирал.
– Еще бы! – оживился политик. – Меня вскоре выгнали из школы, и я уверен, что без Разбойникова тут не обошлось. Это такой тип...
– Ну хорошо, – поспешно перебил адмирал, – а кто-то еще бывал у ваших соседей?
– Еще бывал родственник Николая Иваныча, генерал Курский. Но лишь последние пару лет, когда окончательно вернулся из Афганистана. A до того -лишь изредка, если приезжал в отпуск. – Гераклов конспиративно понизил голос. – A теперь я вам расскажу то, чего никому еще не говорил. За несколько дней до гибели профессор Курский зашел ко мне. Кажется, он что-то предчувствовал и оттого выглядел очень мрачным и подавленным. Он так и сказал: «Если с нами что-то случится, то очень прошу вас, Константин Филиппович, позаботьтесь о нашей девочке». Тогда же я по большому секрету узнал, что Вероника – их приемная дочка, но у них, у Николая Иваныча и Ольги Степановны, появились серьезные основания полагать, что им известны настоящие родители. A до этого они считали Веронику просто подкидышем или сиротой.
– Николай Иванович назвал фамилию предполагаемых родителей? – спросил адмирал.
– Нет, не назвал. Да я и не спрашивал. Он только сказал, что поделился своими сомнениями с Александром Петровичем Разбойниковым, который, оказывается, тоже был в курсе удочерения, но тот посоветовал не торопиться и вызвался сам навести справки. По словам Николая Иваныча, он должен был в тот вечер заехать к ним и сообщить о результатах.
– Ну и как, заехал? – с напряжением спросил Рябинин.
– То-то и дело, что нет! Я как раз допоздна возился во дворе со своей старушкой-"Волгой", но никакого Разбойникова не видел. A утром ко мне прибежала Вероника, вся в слезах, и говорит: «Дядя Костя, мои мама с папой куда-то пропали!». Ну а что было дальше, всем известно. Трупы ее родителей нашли на помойке, а Веронику взял к себе дядя-генерал, больше я ее с тех пор и не видел.
В машинном отделении повисла пауза.
– Спасибо вам, Константин Филиппович, – взволнованно сказал Рябинин. – Вы и не представляете, насколько ваши сведения важны для установления истины!
* * *
Из машинного отделения адмирал Рябинин отправился прямо в радиорубку, где, не упуская ни одной детали, пересказал Кэт всю свою беседу с Геракловым.
– Ну что ж, остается допросить Разбойникова, – спокойно сказала радистка.
– Да, – согласился адмирал, – но боюсь, что вам, как официальному представителю властей, он ничего не скажет.
– Ну и что вы предлагаете?
– Допросить его по всей форме вы всегда успеете. A я мог бы просто с ним приватно побеседовать, может быть, удастся его «разговорить», и он сам в чем-нибудь проболтается.
– Ну что ж, попробовать можно, – согласилась Кэт, – хоть я и сомневаюсь, что из этого выйдет что-то путное.
* * *
Сразу после обеда адмирал, позаимствовав из бара в кают-компании бутылку водки, отправился в угольный отсек, а затем – в камбуз, откуда вышел через час, довольно потирая руки и слегка напевая себе под нос.
* * *
Вечером, еще засветло, адмирал поставил «Инессу» на ночную стоянку, хотя до Кислоярска оставалось уже совсем немного – километров пятнадцать. Когда яхта застыла посреди Кислоярки, адмирал и радистка лично обошли всех обитателей судна (кроме кока Серебрякова-Разбойникова) и попросили собраться в кают-компании.
В восемь вечера, когда все были в сборе, слово взял адмирал Рябинин. Он торжественно восседал во главе стола, а слева от него скромно притулилась радистка Кэт.
– Итак, господа, мы завершаем нашу полную приключений экспедицию, -начал свою речь адмирал. – Многим из нас пришлось на обратном пути освоить новую профессию, и я благодарю вас всех за самоотверженный труд. Да, мы могли бы уже сегодня завершить путешествие и пришвартоваться к Кислоярской пристани, но я намеренно решил немного отложить финиш. Я собрал вас здесь и сейчас, чтобы поведать одну интересную историю, которая незаметно разворачивалась последние пятнадцать лет в вашем городе. За дни обратного пути я и уважаемая Катерина Ильинична встречались со многими из вас, и все, к кому мы обращались, рассказывали нечто, касающееся таинственных и не всегда приглядных событий десяти-, а то и пятнадцатилетней давности. И постепенно эти разрозненные эпизоды, подобно мозаике, занимали свое место на большом полотне, которое я сейчас перед вами разверну. Последнюю деталь в эту картину внес наш кок Иван Петрович Серебряков, он же, как вам известно – сбежавший из тюрьмы путчист Александр Петрович Разбойников, с которым я побеседовал всего пару часов назад. Наш кочегар-репортер любезно предоставил мне свой диктофон, на который я записал нашу беседу, за что господину Ибикусову большое спасибо. – C этими словами адмирал церемонно поклонился в сторону Ибикусова. Тот скромно сидел на табуретке возле двери. Ради столь торжественного момента он даже слегка почистился и одел свежую сорочку, одолженную у адмирала.
– К сожалению, я немного сглупил, – продолжал адмирал, – и включил диктофон на запись в самом начале, а едва только удалось повернуть беседу в нужное русло, пленка закончилась. Но кое-что я все же записал. – Евтихий Федорович достал из кармана портативный диктофон и нажал кнопочку. Раздался звук наливаемой жидкости и затем чокающихся бокалов, а потом – голоса адмирала и Александра Петровича.
РАЗБОЙНИКОВ: Ну, поехали... Хорошо пошла! Да вы закусывайте, адмирал, закусывайте.
АДМИРАЛ: Ваше здоровье... Кстати, Александр Петрович, если вы еще не слышали, наш друг Грымзин нашел свою пропавшую дочку, и ею оказалась знаете кто – Вероника Николаевна Курская!
РАЗБОЙНИКОВ: Рад за них. Эх, вставай, проклятьем заклейменный!..
АДМИРАЛ: Весь мир голодных и рабов. A я вижу, что для вас это не такой уж и сюрприз. Или вы и раньше знали, что Вероника – дочка Грымзина?
РАЗБОЙНИКОВ: Может, и знал. A может, и нет.
АДМИРАЛ: A если знали, так отчего же не сказали?
РАЗБОЙНИКОВ: A оттого что Грымзин – жмот, буржуй недорезанный. A ну его к Троцкому, давайте лучше выпьем!
АДМИРАЛ: C удовольствием. Эх, хорошая водочка. A может быть, вы, Александр Петрович, имеете отношение к ее похищению?
РАЗБОЙНИКОВ: Хе-хе-хе, а вот этого я не говорил!.. Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальем.
Из диктофона вновь раздалось бульканье, а затем все стихло.
– Вот здесь у меня кончилась кассета, – сокрушенно развел руками адмирал Рябинин, – но уже из вышесказанного понятно, что и господин Разбойников ко всем этим событиям кровно причастен. Точнее сказать, его недомолвки только подтверждают подозрения, вытекающие из показаний других свидетелей.
– Ну, дорогой адмирал, вы изъясняетесь прямо как милицейский следователь, или даже как частный сыщик, – заметил доктор Серапионыч, сидевший за другим концом стола.
– Что поделаешь, дорогой доктор, иногда приходится менять профессию, – улыбнулся адмирал. – Вот ведь и наш уважаемый банкир вряд ли мог и предполагать, что когда-нибудь заделается штурманом на собственной яхте. Однако перехожу к делу. Итак, вся эта темная и, прямо скажем, весьма грязная история началась в 1982 году, а может, и раньше, когда скромный директор сберкассы товарищ Грымзин и инструктор горкома партии товарищ Разбойников пустились в незаконные финансовые махинации.
– Минуточку! – перебил Грымзин. Банкир сидел на диване, а рядом, положив голову ему на колени, полулежала его новообретенная дочка. – Я хотел бы уточнить формулировочку. То, что вы называете незаконными махинациями, лишь при советской власти считались таковыми, а на самом деле я уже в те годы закладывал основы рынка и свободного предпринимательства.
– Вместе с Разбойниковым? – не удержался Гераклов. Он в кришнаитском наряде сидел по правую руку от адмирала.
– A что мне оставалось? – возразил Грымзин.– Должен же я был иметь какую-то, как теперь говорят, «крышу»?
– Но вы с этой «крышей» чего-то не поделили, – вновь взял нить в свои руки адмирал, – и Разбойников, который считал, что вы ему «недодаете», решил поиметь свою долю другим способом.
– Что значит – недодаете! – вновь встрял Грымзин. – Я с ним делился честно, но он же такой жмот, ему все мало было!
– Он вам говорил об этом? – спросила доселе молчавшая Кэт.
– Намекал пару раз, мельком. A потом перестал. Я решил, что он понял – бесполезно.
– Он понял, что действовать надо иначе, – возразил Рябинин. – A вернее даже другое: тут как раз умер Брежнев, страна жила в смутном ожидании каких-то перемен, и Разбойников сообразил, что лишние денежки для него лишними не окажутся. И вот он при помощи своих подручных – чекиста Железякина и работника прокуратуры Рейкина – организует похищение пятилетней дочки Грымзина и требует выкупа. Но аппетит приходит во время еды. И, получив выкуп, он не возвращает Веронику, так как в его голове зародился дьявольский план – испортить и девочке, и ее родителям всю жизнь. Итак, выкуп уплачен, а дочки нет. Естественно, родители обращаются в милицию. Милиция, естественно, ничего не находит. Более того, кто-то «сверху» все время тормозит ход следствия, а вскоре добивается закрытия дела. A потом сотрудник КГБ Железякин объявляет родителям, что их дочка мертва и вручает какую-то липовую бумажку, которую именует свидетельством о смерти. Кстати, Евгений Максимович, оно у вас сохранилось?
– Нет, – покачал головой Грымзин. – Его похитили.
– Как похитили? – удивилась радистка Кэт. – В каком смысле?
– В самом прямом. Года через полтора, как раз в день похорон Андропова, я это хорошо запомнил, был налет на мою квартиру. Я еще удивился, что все перерыли вверх дном, но ничего ценного не тронули: хрусталь, драгоценности, вазы – все осталось на месте, так что я и не стал сообщать в милицию. И только уже потом, разбирая документы, увидел, что пропало свидетельство о смерти.
– И не удивительно, – сказал адмирал. – Эти люди всячески стараются замести следы своих преступлений, особенно документированные. Не зря ведь пропали почти все страницы из следственного дела о похищении Вероники и из более позднего – об убийстве ее приемных родителей. Однако не будем забегать вперед и закончим с первым эпизодом... Признаюсь честно -показания нашего друга господина Ибикусова о похоронах оцинкованного гробика совершенно выбиваются из общей логики событий.
– Евтихий Федорович, позвольте мне задать несколько дополнительных вопросов господину Ибикусову, – попросила Кэт.
– Да, разумеется, – несколько удивленно ответил адмирал.
– Скажите, – обратилась радистка к Ибикусову, – те люди, которые заставили вас ночью рыть могилу и закапывать детский гробик, брали с вас какую-нибудь расписку о неразглашении?
– Нет, не брали, – уверенно ответил репортер.
– Но, может быть, они устно предупреждали вас, чтобы вы молчали об этом деле?
– Да нет вроде. Я хоть и пьян был, но такое уж запомнил бы. Только я и сам понял, что о подобных вещах лучше не распространяться, ну и держал все эти годы язык за зубами.
– Вот где собака зарыта! – воскликнула Кэт. – Они специально устроили весь этот спектакль с похоронами, чтобы навести господина Грымзина на ложный след. Он бы раньше или позже отыскал могильщика Ибикусова, тот бы ему показал могилку, и Евгений Максимыч с Лидией Владимировной спокойно носили бы туда цветочки и не надоедали органам запросами о судьбе своей дочки. Рейкин с Железякиным не учли двух обстоятельств: первое – что Ибикусов в тот день напился на сороковинах Леонида Ильича и даже не запомнил, на каком кладбище копал могилу, и второе – они явно переоценили степень его болтливости. И вот, похоронив пустой гробик...
– Но я готов поклясться чем угодно, что он был не пустой! – вскочил с табуретки Ибикусов. – Я слышал, как там шевелился и пищал ребенок!
– Господи, ну как убедить этого несчастного, что гробик был пустой? -обратил взор к потолку адмирал.
– Это могли бы сделать только двое: Феликс Эдуардович Железякин и Антон Степанович Рейкин, – деловито ответила Кэт. – Но, к сожалению, это невозможно, так как один из них сгорел, а другой съеден.
– Значит, мне всю жизнь, до самого смертного часа суждено слышать... – Не договорив, Ибикусов с глухим стоном свалился мимо табуретки.
– Вот еще одна жертва адских козней Разбойникова, – спокойно отметил адмирал. – A теперь позвольте перейти к следующей главе нашей беспрецедентной драмы. Итак, Вероника исчезла, а родителям сообщили о ее смерти. Но мы-то с вами знаем, что она жива. Что с ней? Разумеется, и в этом эпизоде Разбойников также действует где-то за кулисами, а на авансцену событий выходит новое лицо – Герой Советского Союза генерал Александр Васильевич Курский. В те годы он воевал в Афганистане в составе, как тогда говорили, ограниченного воинского контингента, но при любой возможности приезжал на «малую родину» – в Кислоярск, где жил его родственник Николай Иваныч Курский с супругой. Здесь генерал, если так можно выразиться, на партийной почве близко сошелся с товарищем Разбойниковым. Как-то в приватной беседе генерал Курский рассказал Александру Петровичу о том, что его бездетные родственники хотели бы усыновить ребенка, и Разбойников это запомнил. После похищения Вероники он через генерала, который в то время как раз находился в Кислоярске, сделал супругам Курским «доброе дело» -предложил взять на воспитание маленькую сиротку. Курские тогда обитали в центре города, недалеко от дома, где жил господин Грымзин, жили в стесненных условиях и стояли в очереди на квартиру. И, наверное, они и по сей день оставались бы какими-нибудь «двести семьдесят третьими», если бы Разбойников не решил их отселить как можно дальше от истинных родителей Вероники. Через связи в горисполкоме он устроил им получение вне очереди двухкомнатной квартиры в отдаленном новом микрорайоне, и, таким образом, из коммуналки на Владимирской выехала бездетная чета Курских, а в новую квартиру на Московской въехала уже семья из трех человек. Хотя, если честно, мне трудно понять, как такое могло произойти в столь небольшом городе, как ваш. Это где-нибудь в десятимиллионном Мехико, если верить мыльным телесериалам, родители могли всю жизнь искать своих детей, которые преспокойно жили чуть ли не на соседней улице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Да, было дело.
– Тут, начали всплывать новые подробности их убийства, и я надеюсь, что и вы внесете свою лепту в установление истины. Конечно, если вы согласны нам помочь...
– Вы еще спрашиваете! – с жаром подхватил Гераклов. – Да если мои показания помогут усадить убийц на скамью подсудимых, то я буду счастлив не меньше, чем если бы меня избрали Президентом страны!.. Ах да, так что вы хотели узнать?
– Константин Филиппович, расскажите как можно подробнее, как вы познакомились с семьей Курских и что вы знаете об их гибели.
Гераклов на минуту задумался.
– Познакомился я с ними в самом конце восемьдесят второго года – мы почти одновременно вселились в новый дом, в типовую «коробку» на Московской улице.
– Это где? – поинтересовался адмирал.
– В новом микрорайоне Роговка. Моя хибарка шла под снос, и мне дали однокомнатную.
– A Курские – их дом тоже шел под снос?
– Да нет, им вроде бы просто дали квартиру. Но точно я не знаю.
– И поселились они уже с Вероникой?
– Да, конечно. Славная такая была девчушка. Ну, впрочем, и сейчас она тоже ничего... Дом новый, соседи новые, никто ведь и подумать не мог, что она приемная дочка Курских, а тем более – та самая девочка, что пропала у Грымзиных.
– Константин Филиппович, вы были хорошо с ними знакомы?
– Поначалу просто как соседи – ну там, соль, спички и все такое. A потом, когда в Pоговке открыли школу, то я там работал вместе с Ольгой Степановной. Да и с Николаем Ивановичем у меня были самые дружеские отношения. Это были добрые, скромные, просто хорошие люди.
– Кто-то у них бывал? – продолжал расспросы адмирал.
– Н-нет, – подумав, ответил Гераклов. – Соседи жили очень замкнуто. Ну, сейчас это понятно – они ведь не говорили Веронике, что она приемная, и потому не звали к себе никого из «прошлой» жизни, чтобы те не проговорились. Но один человек их все же время от времени навещал.
– Кто же?
– Вы не поверите, но это был Александр Петрович Разбойников.
– Как? – подпрыгнул на агрегате Рябинин.
– Да, он к ним заходил. Не так чтобы очень часто, но довольно регулярно.
– Странно, что общего могло быть у простых граждан Курских с городским партийным руководителем?
– Да нет, в ту пору Разбойников был просто инструктором горкома, -уточнил Гераклов. – A вот что у него общего с моими соседями – это я и сам хотел бы знать. Помню, году так в восемьдесят шестом я с ним однажды здорово сцепился – стал высказываться в пользу перестройки и гласности, а Разбойников наоборот, заявил, что Горбачев – тайный агент американского империализма и мирового сионизма.
– Значит, ваши взаимные «симпатии» начались уже тогда? – улыбнулся адмирал.
– Еще бы! – оживился политик. – Меня вскоре выгнали из школы, и я уверен, что без Разбойникова тут не обошлось. Это такой тип...
– Ну хорошо, – поспешно перебил адмирал, – а кто-то еще бывал у ваших соседей?
– Еще бывал родственник Николая Иваныча, генерал Курский. Но лишь последние пару лет, когда окончательно вернулся из Афганистана. A до того -лишь изредка, если приезжал в отпуск. – Гераклов конспиративно понизил голос. – A теперь я вам расскажу то, чего никому еще не говорил. За несколько дней до гибели профессор Курский зашел ко мне. Кажется, он что-то предчувствовал и оттого выглядел очень мрачным и подавленным. Он так и сказал: «Если с нами что-то случится, то очень прошу вас, Константин Филиппович, позаботьтесь о нашей девочке». Тогда же я по большому секрету узнал, что Вероника – их приемная дочка, но у них, у Николая Иваныча и Ольги Степановны, появились серьезные основания полагать, что им известны настоящие родители. A до этого они считали Веронику просто подкидышем или сиротой.
– Николай Иванович назвал фамилию предполагаемых родителей? – спросил адмирал.
– Нет, не назвал. Да я и не спрашивал. Он только сказал, что поделился своими сомнениями с Александром Петровичем Разбойниковым, который, оказывается, тоже был в курсе удочерения, но тот посоветовал не торопиться и вызвался сам навести справки. По словам Николая Иваныча, он должен был в тот вечер заехать к ним и сообщить о результатах.
– Ну и как, заехал? – с напряжением спросил Рябинин.
– То-то и дело, что нет! Я как раз допоздна возился во дворе со своей старушкой-"Волгой", но никакого Разбойникова не видел. A утром ко мне прибежала Вероника, вся в слезах, и говорит: «Дядя Костя, мои мама с папой куда-то пропали!». Ну а что было дальше, всем известно. Трупы ее родителей нашли на помойке, а Веронику взял к себе дядя-генерал, больше я ее с тех пор и не видел.
В машинном отделении повисла пауза.
– Спасибо вам, Константин Филиппович, – взволнованно сказал Рябинин. – Вы и не представляете, насколько ваши сведения важны для установления истины!
* * *
Из машинного отделения адмирал Рябинин отправился прямо в радиорубку, где, не упуская ни одной детали, пересказал Кэт всю свою беседу с Геракловым.
– Ну что ж, остается допросить Разбойникова, – спокойно сказала радистка.
– Да, – согласился адмирал, – но боюсь, что вам, как официальному представителю властей, он ничего не скажет.
– Ну и что вы предлагаете?
– Допросить его по всей форме вы всегда успеете. A я мог бы просто с ним приватно побеседовать, может быть, удастся его «разговорить», и он сам в чем-нибудь проболтается.
– Ну что ж, попробовать можно, – согласилась Кэт, – хоть я и сомневаюсь, что из этого выйдет что-то путное.
* * *
Сразу после обеда адмирал, позаимствовав из бара в кают-компании бутылку водки, отправился в угольный отсек, а затем – в камбуз, откуда вышел через час, довольно потирая руки и слегка напевая себе под нос.
* * *
Вечером, еще засветло, адмирал поставил «Инессу» на ночную стоянку, хотя до Кислоярска оставалось уже совсем немного – километров пятнадцать. Когда яхта застыла посреди Кислоярки, адмирал и радистка лично обошли всех обитателей судна (кроме кока Серебрякова-Разбойникова) и попросили собраться в кают-компании.
В восемь вечера, когда все были в сборе, слово взял адмирал Рябинин. Он торжественно восседал во главе стола, а слева от него скромно притулилась радистка Кэт.
– Итак, господа, мы завершаем нашу полную приключений экспедицию, -начал свою речь адмирал. – Многим из нас пришлось на обратном пути освоить новую профессию, и я благодарю вас всех за самоотверженный труд. Да, мы могли бы уже сегодня завершить путешествие и пришвартоваться к Кислоярской пристани, но я намеренно решил немного отложить финиш. Я собрал вас здесь и сейчас, чтобы поведать одну интересную историю, которая незаметно разворачивалась последние пятнадцать лет в вашем городе. За дни обратного пути я и уважаемая Катерина Ильинична встречались со многими из вас, и все, к кому мы обращались, рассказывали нечто, касающееся таинственных и не всегда приглядных событий десяти-, а то и пятнадцатилетней давности. И постепенно эти разрозненные эпизоды, подобно мозаике, занимали свое место на большом полотне, которое я сейчас перед вами разверну. Последнюю деталь в эту картину внес наш кок Иван Петрович Серебряков, он же, как вам известно – сбежавший из тюрьмы путчист Александр Петрович Разбойников, с которым я побеседовал всего пару часов назад. Наш кочегар-репортер любезно предоставил мне свой диктофон, на который я записал нашу беседу, за что господину Ибикусову большое спасибо. – C этими словами адмирал церемонно поклонился в сторону Ибикусова. Тот скромно сидел на табуретке возле двери. Ради столь торжественного момента он даже слегка почистился и одел свежую сорочку, одолженную у адмирала.
– К сожалению, я немного сглупил, – продолжал адмирал, – и включил диктофон на запись в самом начале, а едва только удалось повернуть беседу в нужное русло, пленка закончилась. Но кое-что я все же записал. – Евтихий Федорович достал из кармана портативный диктофон и нажал кнопочку. Раздался звук наливаемой жидкости и затем чокающихся бокалов, а потом – голоса адмирала и Александра Петровича.
РАЗБОЙНИКОВ: Ну, поехали... Хорошо пошла! Да вы закусывайте, адмирал, закусывайте.
АДМИРАЛ: Ваше здоровье... Кстати, Александр Петрович, если вы еще не слышали, наш друг Грымзин нашел свою пропавшую дочку, и ею оказалась знаете кто – Вероника Николаевна Курская!
РАЗБОЙНИКОВ: Рад за них. Эх, вставай, проклятьем заклейменный!..
АДМИРАЛ: Весь мир голодных и рабов. A я вижу, что для вас это не такой уж и сюрприз. Или вы и раньше знали, что Вероника – дочка Грымзина?
РАЗБОЙНИКОВ: Может, и знал. A может, и нет.
АДМИРАЛ: A если знали, так отчего же не сказали?
РАЗБОЙНИКОВ: A оттого что Грымзин – жмот, буржуй недорезанный. A ну его к Троцкому, давайте лучше выпьем!
АДМИРАЛ: C удовольствием. Эх, хорошая водочка. A может быть, вы, Александр Петрович, имеете отношение к ее похищению?
РАЗБОЙНИКОВ: Хе-хе-хе, а вот этого я не говорил!.. Выпьем за Родину, выпьем за Сталина, выпьем и снова нальем.
Из диктофона вновь раздалось бульканье, а затем все стихло.
– Вот здесь у меня кончилась кассета, – сокрушенно развел руками адмирал Рябинин, – но уже из вышесказанного понятно, что и господин Разбойников ко всем этим событиям кровно причастен. Точнее сказать, его недомолвки только подтверждают подозрения, вытекающие из показаний других свидетелей.
– Ну, дорогой адмирал, вы изъясняетесь прямо как милицейский следователь, или даже как частный сыщик, – заметил доктор Серапионыч, сидевший за другим концом стола.
– Что поделаешь, дорогой доктор, иногда приходится менять профессию, – улыбнулся адмирал. – Вот ведь и наш уважаемый банкир вряд ли мог и предполагать, что когда-нибудь заделается штурманом на собственной яхте. Однако перехожу к делу. Итак, вся эта темная и, прямо скажем, весьма грязная история началась в 1982 году, а может, и раньше, когда скромный директор сберкассы товарищ Грымзин и инструктор горкома партии товарищ Разбойников пустились в незаконные финансовые махинации.
– Минуточку! – перебил Грымзин. Банкир сидел на диване, а рядом, положив голову ему на колени, полулежала его новообретенная дочка. – Я хотел бы уточнить формулировочку. То, что вы называете незаконными махинациями, лишь при советской власти считались таковыми, а на самом деле я уже в те годы закладывал основы рынка и свободного предпринимательства.
– Вместе с Разбойниковым? – не удержался Гераклов. Он в кришнаитском наряде сидел по правую руку от адмирала.
– A что мне оставалось? – возразил Грымзин.– Должен же я был иметь какую-то, как теперь говорят, «крышу»?
– Но вы с этой «крышей» чего-то не поделили, – вновь взял нить в свои руки адмирал, – и Разбойников, который считал, что вы ему «недодаете», решил поиметь свою долю другим способом.
– Что значит – недодаете! – вновь встрял Грымзин. – Я с ним делился честно, но он же такой жмот, ему все мало было!
– Он вам говорил об этом? – спросила доселе молчавшая Кэт.
– Намекал пару раз, мельком. A потом перестал. Я решил, что он понял – бесполезно.
– Он понял, что действовать надо иначе, – возразил Рябинин. – A вернее даже другое: тут как раз умер Брежнев, страна жила в смутном ожидании каких-то перемен, и Разбойников сообразил, что лишние денежки для него лишними не окажутся. И вот он при помощи своих подручных – чекиста Железякина и работника прокуратуры Рейкина – организует похищение пятилетней дочки Грымзина и требует выкупа. Но аппетит приходит во время еды. И, получив выкуп, он не возвращает Веронику, так как в его голове зародился дьявольский план – испортить и девочке, и ее родителям всю жизнь. Итак, выкуп уплачен, а дочки нет. Естественно, родители обращаются в милицию. Милиция, естественно, ничего не находит. Более того, кто-то «сверху» все время тормозит ход следствия, а вскоре добивается закрытия дела. A потом сотрудник КГБ Железякин объявляет родителям, что их дочка мертва и вручает какую-то липовую бумажку, которую именует свидетельством о смерти. Кстати, Евгений Максимович, оно у вас сохранилось?
– Нет, – покачал головой Грымзин. – Его похитили.
– Как похитили? – удивилась радистка Кэт. – В каком смысле?
– В самом прямом. Года через полтора, как раз в день похорон Андропова, я это хорошо запомнил, был налет на мою квартиру. Я еще удивился, что все перерыли вверх дном, но ничего ценного не тронули: хрусталь, драгоценности, вазы – все осталось на месте, так что я и не стал сообщать в милицию. И только уже потом, разбирая документы, увидел, что пропало свидетельство о смерти.
– И не удивительно, – сказал адмирал. – Эти люди всячески стараются замести следы своих преступлений, особенно документированные. Не зря ведь пропали почти все страницы из следственного дела о похищении Вероники и из более позднего – об убийстве ее приемных родителей. Однако не будем забегать вперед и закончим с первым эпизодом... Признаюсь честно -показания нашего друга господина Ибикусова о похоронах оцинкованного гробика совершенно выбиваются из общей логики событий.
– Евтихий Федорович, позвольте мне задать несколько дополнительных вопросов господину Ибикусову, – попросила Кэт.
– Да, разумеется, – несколько удивленно ответил адмирал.
– Скажите, – обратилась радистка к Ибикусову, – те люди, которые заставили вас ночью рыть могилу и закапывать детский гробик, брали с вас какую-нибудь расписку о неразглашении?
– Нет, не брали, – уверенно ответил репортер.
– Но, может быть, они устно предупреждали вас, чтобы вы молчали об этом деле?
– Да нет вроде. Я хоть и пьян был, но такое уж запомнил бы. Только я и сам понял, что о подобных вещах лучше не распространяться, ну и держал все эти годы язык за зубами.
– Вот где собака зарыта! – воскликнула Кэт. – Они специально устроили весь этот спектакль с похоронами, чтобы навести господина Грымзина на ложный след. Он бы раньше или позже отыскал могильщика Ибикусова, тот бы ему показал могилку, и Евгений Максимыч с Лидией Владимировной спокойно носили бы туда цветочки и не надоедали органам запросами о судьбе своей дочки. Рейкин с Железякиным не учли двух обстоятельств: первое – что Ибикусов в тот день напился на сороковинах Леонида Ильича и даже не запомнил, на каком кладбище копал могилу, и второе – они явно переоценили степень его болтливости. И вот, похоронив пустой гробик...
– Но я готов поклясться чем угодно, что он был не пустой! – вскочил с табуретки Ибикусов. – Я слышал, как там шевелился и пищал ребенок!
– Господи, ну как убедить этого несчастного, что гробик был пустой? -обратил взор к потолку адмирал.
– Это могли бы сделать только двое: Феликс Эдуардович Железякин и Антон Степанович Рейкин, – деловито ответила Кэт. – Но, к сожалению, это невозможно, так как один из них сгорел, а другой съеден.
– Значит, мне всю жизнь, до самого смертного часа суждено слышать... – Не договорив, Ибикусов с глухим стоном свалился мимо табуретки.
– Вот еще одна жертва адских козней Разбойникова, – спокойно отметил адмирал. – A теперь позвольте перейти к следующей главе нашей беспрецедентной драмы. Итак, Вероника исчезла, а родителям сообщили о ее смерти. Но мы-то с вами знаем, что она жива. Что с ней? Разумеется, и в этом эпизоде Разбойников также действует где-то за кулисами, а на авансцену событий выходит новое лицо – Герой Советского Союза генерал Александр Васильевич Курский. В те годы он воевал в Афганистане в составе, как тогда говорили, ограниченного воинского контингента, но при любой возможности приезжал на «малую родину» – в Кислоярск, где жил его родственник Николай Иваныч Курский с супругой. Здесь генерал, если так можно выразиться, на партийной почве близко сошелся с товарищем Разбойниковым. Как-то в приватной беседе генерал Курский рассказал Александру Петровичу о том, что его бездетные родственники хотели бы усыновить ребенка, и Разбойников это запомнил. После похищения Вероники он через генерала, который в то время как раз находился в Кислоярске, сделал супругам Курским «доброе дело» -предложил взять на воспитание маленькую сиротку. Курские тогда обитали в центре города, недалеко от дома, где жил господин Грымзин, жили в стесненных условиях и стояли в очереди на квартиру. И, наверное, они и по сей день оставались бы какими-нибудь «двести семьдесят третьими», если бы Разбойников не решил их отселить как можно дальше от истинных родителей Вероники. Через связи в горисполкоме он устроил им получение вне очереди двухкомнатной квартиры в отдаленном новом микрорайоне, и, таким образом, из коммуналки на Владимирской выехала бездетная чета Курских, а в новую квартиру на Московской въехала уже семья из трех человек. Хотя, если честно, мне трудно понять, как такое могло произойти в столь небольшом городе, как ваш. Это где-нибудь в десятимиллионном Мехико, если верить мыльным телесериалам, родители могли всю жизнь искать своих детей, которые преспокойно жили чуть ли не на соседней улице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47