– Я и смолоду-то не была красива. А теперь я старая кошелка.
– Я человек кристальной честности. Особенно в профиль, – заявляет Элия. – И свидетельствую, положа руку на сердце – ты прекраснейшая из женщин.
– А я настаиваю на том, что я кошелка! – веселится Бабушка.
– Нет, – обреченно заключает Борода. – Никогда, никогда человек не сможет понять женщину.
Она всплескивает руками, хватается за голову. Сев в кресло напротив, опускает подбородок на пальцы.
– Завтра в это же время будем на Терре, – упреждает Элия ее вопрос. – Как ты себя чувствуешь?
Тиша медлит, прислушиваясь к себе: интерес не праздный.
– Мне и не было особенно плохо, – не слишком уверенно отвечает она.
Старый врач качает головой. Молчаливо благословляет долгие перелеты. Никакие уговоры, никакие попытки держать ее в блаженном неведении не достигли бы цели: Тише стыдно отдыхать. Она слишком многое может сделать. Слишком многие нуждаются в помощи. С нее бы сталось загнать себя, и мысли не допустив, что она куда ценнее для мира, чем те, за кого тревожится.
Только поэтому Элия с Иваном отпускают ее в поездки инкогнито. Пусть тратит силы на детей-инвалидов, но хотя бы восстанавливается за недели вынужденного бездействия в пути. Дома, на Урале, тоже достаточно проблем, чтобы занять ими каждую минуту.
– А где Ваня? – спрашивает она, потирая лоб.
– Корпит, – кратко отвечает Элия и объясняет, – над люнеманновской документацией. У Арийца каждая вошь на учете. Не побалуешь. Ваня тамошний Браконьерский кодекс увидал, «Ох! – сказал, – что ж я маленьким не сдох?» и сел изучать.
Тиша полусонно улыбается шутке.
Она порядком побаивалась и охраны Начальника Порта, и самого Рихарда. Только давняя привычка забывать о себе и делать нужное неприятное дело не дала отказаться от предложения Элии. Но чуть ли не молитвенный взгляд Люнеманна и почти джентльменская выдержанность представителей вражеской расы сделали свое дело. Прощание было теплым… к Тише невозможно испытывать что-то, кроме приязни.
Элии было пятнадцать лет, когда Земля, еще не стяжавшая титула Древней, праздновала величайшую победу в своей истории. Величайшую – ибо впервые люди воевали не друг с другом. Впервые на победителей и побежденных не смотрело одно и то же небо. Впервые…
Описать это невозможно.
Казалось, что мировая история подошла к концу, и теперь наступит новый Золотой век. Не будет войн. Разве можно людям вновь воевать друг с другом после того, что они совершили вместе? Разве можно одним уничтожать других, причинять боль?
И долго еще казалось потом, что враги у людей есть только вне гигантского завоеванного Ареала. Блицкриг против анкайи. Взыскание морального ущерба с лаэкно.
Победу во Второй космической Элия ковал своими руками, как главный ксенолог флота. Она тоже была радостна, но ни в какое сравнение с той, давней, не шла.
Шоу – и чудо.
Разница.
Алентипална дремлет, дожидаясь завтрака. Выбившись из прически, спадает вдоль щеки все еще русая прядь. Элия думает, что дома уже встает во весь рост третье поколение, с полным правом называющее Урал Отечеством, землей отцов. Те, кто не помнит другого. Те, кто только по рассказам знает, откуда эмигрировали – бежали – деды и бабки. До сих пор Ценкович помнит давние прогнозы: теперь они смешны. Вопреки им, население колонии, собранное – согнанное – из двух десятков земных стран и еще большего количества национальных культур, стало-таки единым конгломератом.
Никто этого не планировал. Ни земляне, ни сами уральцы.
Принцип «захочешь жить» относится к вечным и всеприменимым.
Теперь разговор идет с иных позиций.
…А еще забавно, что на Терре-6, которая красивей, комфортнее, больше похожа на Землю, населения значительно меньше. И никакого политического веса не имеет та Терра.
Из Седьмой собирались сделать подобие Первой, заново почистив прекрасную Ancient Earth от людского хлама, больного отребья из нищей глуши. В глуши должны расти прекрасные зеленые леса, снабжать кислородом индивидов, интегрированных в гуманистический социум. Пусть там цветут цветы и бегают звери…
Если бы не способность почвы вскармливать земные растения – быть Терре-7 промышленной планетой под номером.
Но все же синдромы внешних территорий представляют собой проблему. Синдром Мура только самый пугающий, самый заметный из них. Алентипална хочет, чтобы научились его лечить. Что ж. На то она и женщина. Ближний прицел… Элия думает, что нужно разобраться с причиной. Людям вредно пребывание на внешних территориях? Homo sapience должен жить на Земле?..
Проблему нужно решать.
Еще прежнее, довоенное правительство пыталось выторговать земные территории, когда-то принадлежавшие предкам семитерран. Безуспешно – и хорошо, что так. Требование протектората над Сибирской республикой и Дальневосточной Федерацией было откровенно абсурдным, а остальное… обглодок мертвой империи, с гниющими городами и ядовитыми захоронениями отходов индустриальной эры, вряд ли бы послужил оздоровлению нации.
Нация.
Ценкович прикрывает глаза, оглаживает бороду. Хмурится.
Это его idea fix, его мечта, его великая цель, которая осуществится после его смерти, если осуществится, но это никак не волнует триумвира. Как старика в притче о яблоне, с которой тому не увидеть плодов.
Предшественница Объединенного Совета, ООН, еще в середине двадцатого века заявляла в своем Уставе, что стремится дать всем народам возможность самоопределения. Совет сохранил этот пункт, добавив, что населения космических колоний народами не являются.
Это была правда.
…Мода на этнику, одержимость малейшим проявлением национальной самобытности ходит волнами, чередуясь с модой на интеграцию; когда-то, на спаде очередной волны, Ценковичу пришла в голову мысль.
«Самобытность присуща любой автономной группе, – говорил он. – Мы живем в удивительный период образования новых этносов – таинственное, зыбкое, неуловимое время. В наших силах воздействовать на протекающие процессы. Мы можем сознательно конструировать характер будущей нации, корректировать его, формировать…»
«Разбежался!» – отвечал обыкновенно Михалыч и уходил на очередное совещание.
А дети слушали.
Дети.
Корректоры, год за годом, сотня за сотней.
Предварительные итоги процесса отрадны.
Семитерран отличают от прочих на глаз.
Местер Люнеманн, переполнившись благодарностью, совершил жест доброй воли: предоставил СБ делегации сведения об успехах внешней разведки вероятного противника. Не то чтобы удивил; но укреплению союза поспособствовал. Незадолго до отбытия состоялась интересная беседа…
– Элик, – просыпается Тиша, – а кто остался на Третьей Терре?
– Аист, – не выплывая из задумчивости, отвечает тот. – Лазурь. И Оля Булатова, кода не помню.
– Золотая рыбка, – улыбается Алентипална.
– Ах-ах, – добродушно ворчит Элия.
– Без Светочки им тяжело придется…
– Светочка – не Атлант, не надо подпирать ею небосвод. У нас есть договоренность с Люнеманном, у Люнеманна есть армия. Пусть сам бьет конкурентов во пиратстве.
…Итак, на территории Древней Земли рассчитывать нельзя.
И с этим ничего нельзя было бы поделать, если бы не фантастическая удача, невероятное стечение обстоятельств, подарившее людям Землю-2. Внешнее сходство с прародиной – дело даже не десятое: сотое. Но на Терре-без-номера не рождаются дети с синдромами внешних территорий.
Земля-2 – стратегический капитал.
В пределах столетия политической столицей Ареала должна стать она. На угрюмой Седьмой Терре останется только промышленность. Да, переселение массы населения будет серьезной проблемой, но решение не сложно, лишь затратно… а средства у Урала есть.
Вот это и надо будет обсудить с коллегами на Терре-без-номера.
На Новой Земле.
Союз с Диким Портом фактически заключила делегация периферии: центр Ареала всего лишь смирился с неизбежностью.
Посмотрим, где лет через пятьдесят будет центр…
– Элик, не спи, – окликает Тиша.
– Я-то как раз не сплю, – подмигивает тот.
– Задумался, – понимающе кивает она. – А я спросить хотела: что ты думаешь о местере Рихарде?
– В каком плане?
– Ну… – Алентипална выводит на столешнице узоры кончиком пальца. Блестит хризолит в тонком перстне, – он довольно странно ведет себя для человека. Я понимаю, он большую часть жизни провел на Порту, менталитет там совсем другой… но все же эта его привязанность к ррит мне удивительна.
Мелькает мысль: Тиша слишком любит людей, чтобы ее занимали еще и какие-то другие расы. Она проницательна, но внутренний мир чужих ее просто не интересует. И потому в вопросе нет ничего удивительного.
– Не к ррит вообще, – объясняет Элия. – К тому ррит, который поймал не свою пулю. Л’тхарне. Их теперешнему вождю.
Тиша лукаво улыбается.
– Я бы сказала, что он на человеческий манер обаятелен…
– Мне как ксенологу видеть это печально, – вполголоса замечает Ценкович. – Он очеловечен до уродства. Ну, Тишенька, ты же видела старых ученых, искалечивших себя до психического состояния, скажем, анкайи?
Местра Надеждина отводит взгляд, на лице вспыхивает и меркнет страдальческая гримаса. Кто мог подумать когда-то, что ксенология, точно ядерная физика, таит в себе угрозу для исследователей?
– Вот так это и выглядит на самом деле, – заканчивает Элия. – Несчастная раса, если смотреть беспристрастно. Но, боюсь, в альтернативном будущем людей бы не было вовсе, ни несчастных, ни счастливых… Сесть и заплакать. Так что жалость здесь ни к чему. А о том, почему они так привязаны друг к другу, я тебе одно скажу. Оба они хищники, один по природе, другой по призванию. С этого все началось, а прочее вторично.
Лайсан, секретарша Алентипалны, вносит поднос.
Плавными домашними движениями Тиша льет в кофе сливки, мажет масло на хлеб.
– Элик, – говорит, пока Ценкович раздумывает, не позавтракать ли ему вторично: очень уж заразителен пример, – а о чем вы говорили после банкета?
Элия прикусывает ус.
В неофициальной обстановке Люнеманн споро сменил королевский белый костюм на нечто менее пафосное. Традиция родилась во времена Яльнемаэ, и тому хватало оттенка люминесцентных нитей, привычных лаэкно. С тех пор обычай трансформировался под обыкновения каждого нового Начальника. Не прими в свое время Терадзава правил этой бесцельной игры, Рихард с радостью прервал бы ее.
Увы.
Светится старый коньяк: золотая солнечная смола.
– Земля год за годом пророчит вам экономический спад, стагнацию и потерю позиций. – Люнеманн катает в бокале маслянистый, исполненный высокомерия и лени напиток. – Но вы ее до сих пор ни разу не радовали.
Кхин усмехается.
– Видите ли, местер Рихард, – бархатным голосом поясняет Ценкович, – их аналитики постоянно совершают одну ошибку.
– Какую?
– Они думают, что мы русские.
– Ты у нас самый русский, – беспардонно замечает подвыпивший Михалыч.
– Да и ты тоже русский, – парирует Элия.
Пират добродушно смеется. Он понимает язык, хотя почти не говорит, и он в курсе основных обстоятельств. При весе, которым обладает Урал, иначе нельзя.
– Впрочем, это неплохо, – продолжает Ценкович. – От нас ждут масштабных экспериментов, а мы просто делаем свое дело. Блюдем свои интересы.
Кхин хмыкает; с его басом это звучит по-медвежьи, и Элия иронично думает, что имидж премьера тоже чудо как хорош.
– Выпьем за общность интересов, – предлагает он. – За взаимовыгодное сотрудничество… за союз.
– За союз, – кивает Начальник Порта.
…Ценкович посмеивается, вспоминая, как оно было.
Люнеманн.
Союзничек.
У Седьмой Терры три союзника – ее бизнес, ее наука и ее армия.
«Армия…» – думает триумвир. Никакая планета Ареала не может сравниться с Землей по части людских ресурсов. Качество этих ресурсов – вот в чем загвоздка. Даже при политике искусственного занижения цен на колониальные товары заработки вне Земли были выше. Десятилетиями лучшие специалисты улетали с материнского мира… даже не лучшие. Просто способные работать. Оставался балласт, кормящийся жирными субсидиями.
Земля, пожалуй, набрала бы оккупационную армию. Но такой абсурд, как попытка оккупации колоний, не придет в голову даже деятелям в Объединенном Совете.
Тем более, что никаких оснований на то нет.
Никто не делит Ареал, не пытается отмежеваться от Земли. Где сепаратисты, где противоправные действия?..
Все в рамках закона.
А что касается космического флота, то даже на анкайский саммит земная делегация прибыла на судах уральского производства. В начале эры экспансии, во время Великой войны лунные и марсианские верфи еще окупали себя – за неимением более выгодных вариантов. Но ушли в прошлое гигантские заатмосферники. Гиперы собираются прямо на поверхности планеты. Сравнить стоимость чего-либо, произведенного на планете с кислородной атмосферой и комфортным климатом – и без них…
Землянам стоит посмотреть правде в глаза.
– А все-таки я беспокоюсь за Светочку, – задумчиво говорит Тиша. – Воля твоя, а семнадцатилетняя пигалица, ножки-палочки, ручки-веточки, и рулит двумя взрослыми страшными мужиками…
– Да какие они взрослые, – бурчит собеседник, – тридцати еще нет.
– Но по сравнению!
– Да что ты в них страшного-то нашла? – Элия смеется.
– Страшные! – упрямо повторяет она.
– Тишенька, ну вот скажи, мы с Михалычем страшные? – сделав брови домиком, спрашивает Ценкович.
– Просто непередаваемо ужасные.
– Но ты же нами рулишь?
– Так мне и не семнадцать лет! – не всерьез сердится Бабушка.
Элия улыбается.
Меняет тон.
– На Земле-2 нам нужна не вероятность, а гарантия, – сухо говорит он. – А Третья Терра… не думаю, что дела пойдут хуже, чем шли. Начальник Порта посвободнее нас в том, что касается применения силы. Столкновение нашего гарнизона с кораблями Земли – и столкновение одних браконьеров с другими… он нам союзник? Союзник. Он получил свое, и теперь выполнит свою часть обязательств.
Алентипална молчит.
Если нельзя избежать применения силы, нужно действовать решительно и быстро. Она понимает. Но думать об этом ей тяжело.
И все же приходится.
Обсуждение вероятных путей развития событий подчас приводило к тому, что Тиша ойкала, сжимала виски ладонями и одними губами шептала: «Господи, только не воюйте, мальчики, только не воюйте…» Продолжать холодный анализ становилось невозможно. Аргументы о вынужденных действиях приводили ее в ужас. «Мы не собираемся воевать, Тиша, – говорил обычно Иван. – Поэтому и задействуем наших птичек. Райский Сад – это не боевая организация. Это средство сохранения мира».
Он сам пообещал ей, что Эрэс будет таковым.
«Хорошо, – убито соглашалась она и договаривала едва слышно, – но вы все-таки, пожалуйста, не воюйте…»
Прозванивают одиннадцать тяжелые антикварные часы. Свет играет на маятнике; дрожат, приоткрываются лепестки цветов на золотой плети вьюнка, обнимающей циферблат. Горечь черного кофе во рту.
Все возможное будет сделано для сохранения мира. Но с обеих ли сторон? Земля, как оказалось, готова была даже пожертвовать питомником биологического оружия, лишь бы он не достался противнику. Убийство мастеров – бессмысленный, ничем не оправданный поступок. Всего лишь доказательство, что дезинформация прошла. Впрямь, проще поверить, что на Терре-7 собираются организовать второй питомник, чем хоть в мыслях допустить, что самая землеподобная колония, как и квазицитовая Терра-3, окажется фактически под властью Урала…
Плюнуть через левое плечо и постучать по дереву – благо, им отделан салон.
Окажется.
На то и Тиша, куратор Райского Сада, ведущий специалист.
А как дела пойдут дальше, покажет время.
Результаты саммита неоднозначны.
– Рих! – Гуго мечется как зверь в клетке, от стены к стене; крупный, неопрятный, обрюзгший человек. – Ариец, какого хрена! Мля! Ты вступил в дерьмо! Ты понял меня, да?! Какого черта тебе это сдалось? Я знал, что твой зоопарк тебя однажды сожрет, но чтобы так!..
Люнеманн-старший, выдержанный по-викториански, бестрепетный, перебирает бусины сандаловых четок. Шершавое дерево источает яркий, темный, чувственный аромат. Наводит на мысли о дорогих сигарах; Начальник Порта задумывается, не вспомнить ли ему вкус табака. Обычно он курит тий-пай: трон корсарского короля означает бесконечные стрессы, и свойства нкхварской травки необычайно к месту. Вкус тий-пай приятен, сорта многочисленны, но «Древняя Земля» все еще означает «престиж»…
Престиж. Как много приходится делать только ради поддержания статуса. Даже пентхаус на крыше высотного дома, где сейчас он отдыхает и беседует с Гуго, и тот – дань престижу. Порт никогда не знал дефицита пространства, удобнее было бы вынести малую резиденцию за черту города, но реноме…
Гу, бывший Одноглазый, останавливается, борясь с одышкой, и таращит разноцветные глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
– Я человек кристальной честности. Особенно в профиль, – заявляет Элия. – И свидетельствую, положа руку на сердце – ты прекраснейшая из женщин.
– А я настаиваю на том, что я кошелка! – веселится Бабушка.
– Нет, – обреченно заключает Борода. – Никогда, никогда человек не сможет понять женщину.
Она всплескивает руками, хватается за голову. Сев в кресло напротив, опускает подбородок на пальцы.
– Завтра в это же время будем на Терре, – упреждает Элия ее вопрос. – Как ты себя чувствуешь?
Тиша медлит, прислушиваясь к себе: интерес не праздный.
– Мне и не было особенно плохо, – не слишком уверенно отвечает она.
Старый врач качает головой. Молчаливо благословляет долгие перелеты. Никакие уговоры, никакие попытки держать ее в блаженном неведении не достигли бы цели: Тише стыдно отдыхать. Она слишком многое может сделать. Слишком многие нуждаются в помощи. С нее бы сталось загнать себя, и мысли не допустив, что она куда ценнее для мира, чем те, за кого тревожится.
Только поэтому Элия с Иваном отпускают ее в поездки инкогнито. Пусть тратит силы на детей-инвалидов, но хотя бы восстанавливается за недели вынужденного бездействия в пути. Дома, на Урале, тоже достаточно проблем, чтобы занять ими каждую минуту.
– А где Ваня? – спрашивает она, потирая лоб.
– Корпит, – кратко отвечает Элия и объясняет, – над люнеманновской документацией. У Арийца каждая вошь на учете. Не побалуешь. Ваня тамошний Браконьерский кодекс увидал, «Ох! – сказал, – что ж я маленьким не сдох?» и сел изучать.
Тиша полусонно улыбается шутке.
Она порядком побаивалась и охраны Начальника Порта, и самого Рихарда. Только давняя привычка забывать о себе и делать нужное неприятное дело не дала отказаться от предложения Элии. Но чуть ли не молитвенный взгляд Люнеманна и почти джентльменская выдержанность представителей вражеской расы сделали свое дело. Прощание было теплым… к Тише невозможно испытывать что-то, кроме приязни.
Элии было пятнадцать лет, когда Земля, еще не стяжавшая титула Древней, праздновала величайшую победу в своей истории. Величайшую – ибо впервые люди воевали не друг с другом. Впервые на победителей и побежденных не смотрело одно и то же небо. Впервые…
Описать это невозможно.
Казалось, что мировая история подошла к концу, и теперь наступит новый Золотой век. Не будет войн. Разве можно людям вновь воевать друг с другом после того, что они совершили вместе? Разве можно одним уничтожать других, причинять боль?
И долго еще казалось потом, что враги у людей есть только вне гигантского завоеванного Ареала. Блицкриг против анкайи. Взыскание морального ущерба с лаэкно.
Победу во Второй космической Элия ковал своими руками, как главный ксенолог флота. Она тоже была радостна, но ни в какое сравнение с той, давней, не шла.
Шоу – и чудо.
Разница.
Алентипална дремлет, дожидаясь завтрака. Выбившись из прически, спадает вдоль щеки все еще русая прядь. Элия думает, что дома уже встает во весь рост третье поколение, с полным правом называющее Урал Отечеством, землей отцов. Те, кто не помнит другого. Те, кто только по рассказам знает, откуда эмигрировали – бежали – деды и бабки. До сих пор Ценкович помнит давние прогнозы: теперь они смешны. Вопреки им, население колонии, собранное – согнанное – из двух десятков земных стран и еще большего количества национальных культур, стало-таки единым конгломератом.
Никто этого не планировал. Ни земляне, ни сами уральцы.
Принцип «захочешь жить» относится к вечным и всеприменимым.
Теперь разговор идет с иных позиций.
…А еще забавно, что на Терре-6, которая красивей, комфортнее, больше похожа на Землю, населения значительно меньше. И никакого политического веса не имеет та Терра.
Из Седьмой собирались сделать подобие Первой, заново почистив прекрасную Ancient Earth от людского хлама, больного отребья из нищей глуши. В глуши должны расти прекрасные зеленые леса, снабжать кислородом индивидов, интегрированных в гуманистический социум. Пусть там цветут цветы и бегают звери…
Если бы не способность почвы вскармливать земные растения – быть Терре-7 промышленной планетой под номером.
Но все же синдромы внешних территорий представляют собой проблему. Синдром Мура только самый пугающий, самый заметный из них. Алентипална хочет, чтобы научились его лечить. Что ж. На то она и женщина. Ближний прицел… Элия думает, что нужно разобраться с причиной. Людям вредно пребывание на внешних территориях? Homo sapience должен жить на Земле?..
Проблему нужно решать.
Еще прежнее, довоенное правительство пыталось выторговать земные территории, когда-то принадлежавшие предкам семитерран. Безуспешно – и хорошо, что так. Требование протектората над Сибирской республикой и Дальневосточной Федерацией было откровенно абсурдным, а остальное… обглодок мертвой империи, с гниющими городами и ядовитыми захоронениями отходов индустриальной эры, вряд ли бы послужил оздоровлению нации.
Нация.
Ценкович прикрывает глаза, оглаживает бороду. Хмурится.
Это его idea fix, его мечта, его великая цель, которая осуществится после его смерти, если осуществится, но это никак не волнует триумвира. Как старика в притче о яблоне, с которой тому не увидеть плодов.
Предшественница Объединенного Совета, ООН, еще в середине двадцатого века заявляла в своем Уставе, что стремится дать всем народам возможность самоопределения. Совет сохранил этот пункт, добавив, что населения космических колоний народами не являются.
Это была правда.
…Мода на этнику, одержимость малейшим проявлением национальной самобытности ходит волнами, чередуясь с модой на интеграцию; когда-то, на спаде очередной волны, Ценковичу пришла в голову мысль.
«Самобытность присуща любой автономной группе, – говорил он. – Мы живем в удивительный период образования новых этносов – таинственное, зыбкое, неуловимое время. В наших силах воздействовать на протекающие процессы. Мы можем сознательно конструировать характер будущей нации, корректировать его, формировать…»
«Разбежался!» – отвечал обыкновенно Михалыч и уходил на очередное совещание.
А дети слушали.
Дети.
Корректоры, год за годом, сотня за сотней.
Предварительные итоги процесса отрадны.
Семитерран отличают от прочих на глаз.
Местер Люнеманн, переполнившись благодарностью, совершил жест доброй воли: предоставил СБ делегации сведения об успехах внешней разведки вероятного противника. Не то чтобы удивил; но укреплению союза поспособствовал. Незадолго до отбытия состоялась интересная беседа…
– Элик, – просыпается Тиша, – а кто остался на Третьей Терре?
– Аист, – не выплывая из задумчивости, отвечает тот. – Лазурь. И Оля Булатова, кода не помню.
– Золотая рыбка, – улыбается Алентипална.
– Ах-ах, – добродушно ворчит Элия.
– Без Светочки им тяжело придется…
– Светочка – не Атлант, не надо подпирать ею небосвод. У нас есть договоренность с Люнеманном, у Люнеманна есть армия. Пусть сам бьет конкурентов во пиратстве.
…Итак, на территории Древней Земли рассчитывать нельзя.
И с этим ничего нельзя было бы поделать, если бы не фантастическая удача, невероятное стечение обстоятельств, подарившее людям Землю-2. Внешнее сходство с прародиной – дело даже не десятое: сотое. Но на Терре-без-номера не рождаются дети с синдромами внешних территорий.
Земля-2 – стратегический капитал.
В пределах столетия политической столицей Ареала должна стать она. На угрюмой Седьмой Терре останется только промышленность. Да, переселение массы населения будет серьезной проблемой, но решение не сложно, лишь затратно… а средства у Урала есть.
Вот это и надо будет обсудить с коллегами на Терре-без-номера.
На Новой Земле.
Союз с Диким Портом фактически заключила делегация периферии: центр Ареала всего лишь смирился с неизбежностью.
Посмотрим, где лет через пятьдесят будет центр…
– Элик, не спи, – окликает Тиша.
– Я-то как раз не сплю, – подмигивает тот.
– Задумался, – понимающе кивает она. – А я спросить хотела: что ты думаешь о местере Рихарде?
– В каком плане?
– Ну… – Алентипална выводит на столешнице узоры кончиком пальца. Блестит хризолит в тонком перстне, – он довольно странно ведет себя для человека. Я понимаю, он большую часть жизни провел на Порту, менталитет там совсем другой… но все же эта его привязанность к ррит мне удивительна.
Мелькает мысль: Тиша слишком любит людей, чтобы ее занимали еще и какие-то другие расы. Она проницательна, но внутренний мир чужих ее просто не интересует. И потому в вопросе нет ничего удивительного.
– Не к ррит вообще, – объясняет Элия. – К тому ррит, который поймал не свою пулю. Л’тхарне. Их теперешнему вождю.
Тиша лукаво улыбается.
– Я бы сказала, что он на человеческий манер обаятелен…
– Мне как ксенологу видеть это печально, – вполголоса замечает Ценкович. – Он очеловечен до уродства. Ну, Тишенька, ты же видела старых ученых, искалечивших себя до психического состояния, скажем, анкайи?
Местра Надеждина отводит взгляд, на лице вспыхивает и меркнет страдальческая гримаса. Кто мог подумать когда-то, что ксенология, точно ядерная физика, таит в себе угрозу для исследователей?
– Вот так это и выглядит на самом деле, – заканчивает Элия. – Несчастная раса, если смотреть беспристрастно. Но, боюсь, в альтернативном будущем людей бы не было вовсе, ни несчастных, ни счастливых… Сесть и заплакать. Так что жалость здесь ни к чему. А о том, почему они так привязаны друг к другу, я тебе одно скажу. Оба они хищники, один по природе, другой по призванию. С этого все началось, а прочее вторично.
Лайсан, секретарша Алентипалны, вносит поднос.
Плавными домашними движениями Тиша льет в кофе сливки, мажет масло на хлеб.
– Элик, – говорит, пока Ценкович раздумывает, не позавтракать ли ему вторично: очень уж заразителен пример, – а о чем вы говорили после банкета?
Элия прикусывает ус.
В неофициальной обстановке Люнеманн споро сменил королевский белый костюм на нечто менее пафосное. Традиция родилась во времена Яльнемаэ, и тому хватало оттенка люминесцентных нитей, привычных лаэкно. С тех пор обычай трансформировался под обыкновения каждого нового Начальника. Не прими в свое время Терадзава правил этой бесцельной игры, Рихард с радостью прервал бы ее.
Увы.
Светится старый коньяк: золотая солнечная смола.
– Земля год за годом пророчит вам экономический спад, стагнацию и потерю позиций. – Люнеманн катает в бокале маслянистый, исполненный высокомерия и лени напиток. – Но вы ее до сих пор ни разу не радовали.
Кхин усмехается.
– Видите ли, местер Рихард, – бархатным голосом поясняет Ценкович, – их аналитики постоянно совершают одну ошибку.
– Какую?
– Они думают, что мы русские.
– Ты у нас самый русский, – беспардонно замечает подвыпивший Михалыч.
– Да и ты тоже русский, – парирует Элия.
Пират добродушно смеется. Он понимает язык, хотя почти не говорит, и он в курсе основных обстоятельств. При весе, которым обладает Урал, иначе нельзя.
– Впрочем, это неплохо, – продолжает Ценкович. – От нас ждут масштабных экспериментов, а мы просто делаем свое дело. Блюдем свои интересы.
Кхин хмыкает; с его басом это звучит по-медвежьи, и Элия иронично думает, что имидж премьера тоже чудо как хорош.
– Выпьем за общность интересов, – предлагает он. – За взаимовыгодное сотрудничество… за союз.
– За союз, – кивает Начальник Порта.
…Ценкович посмеивается, вспоминая, как оно было.
Люнеманн.
Союзничек.
У Седьмой Терры три союзника – ее бизнес, ее наука и ее армия.
«Армия…» – думает триумвир. Никакая планета Ареала не может сравниться с Землей по части людских ресурсов. Качество этих ресурсов – вот в чем загвоздка. Даже при политике искусственного занижения цен на колониальные товары заработки вне Земли были выше. Десятилетиями лучшие специалисты улетали с материнского мира… даже не лучшие. Просто способные работать. Оставался балласт, кормящийся жирными субсидиями.
Земля, пожалуй, набрала бы оккупационную армию. Но такой абсурд, как попытка оккупации колоний, не придет в голову даже деятелям в Объединенном Совете.
Тем более, что никаких оснований на то нет.
Никто не делит Ареал, не пытается отмежеваться от Земли. Где сепаратисты, где противоправные действия?..
Все в рамках закона.
А что касается космического флота, то даже на анкайский саммит земная делегация прибыла на судах уральского производства. В начале эры экспансии, во время Великой войны лунные и марсианские верфи еще окупали себя – за неимением более выгодных вариантов. Но ушли в прошлое гигантские заатмосферники. Гиперы собираются прямо на поверхности планеты. Сравнить стоимость чего-либо, произведенного на планете с кислородной атмосферой и комфортным климатом – и без них…
Землянам стоит посмотреть правде в глаза.
– А все-таки я беспокоюсь за Светочку, – задумчиво говорит Тиша. – Воля твоя, а семнадцатилетняя пигалица, ножки-палочки, ручки-веточки, и рулит двумя взрослыми страшными мужиками…
– Да какие они взрослые, – бурчит собеседник, – тридцати еще нет.
– Но по сравнению!
– Да что ты в них страшного-то нашла? – Элия смеется.
– Страшные! – упрямо повторяет она.
– Тишенька, ну вот скажи, мы с Михалычем страшные? – сделав брови домиком, спрашивает Ценкович.
– Просто непередаваемо ужасные.
– Но ты же нами рулишь?
– Так мне и не семнадцать лет! – не всерьез сердится Бабушка.
Элия улыбается.
Меняет тон.
– На Земле-2 нам нужна не вероятность, а гарантия, – сухо говорит он. – А Третья Терра… не думаю, что дела пойдут хуже, чем шли. Начальник Порта посвободнее нас в том, что касается применения силы. Столкновение нашего гарнизона с кораблями Земли – и столкновение одних браконьеров с другими… он нам союзник? Союзник. Он получил свое, и теперь выполнит свою часть обязательств.
Алентипална молчит.
Если нельзя избежать применения силы, нужно действовать решительно и быстро. Она понимает. Но думать об этом ей тяжело.
И все же приходится.
Обсуждение вероятных путей развития событий подчас приводило к тому, что Тиша ойкала, сжимала виски ладонями и одними губами шептала: «Господи, только не воюйте, мальчики, только не воюйте…» Продолжать холодный анализ становилось невозможно. Аргументы о вынужденных действиях приводили ее в ужас. «Мы не собираемся воевать, Тиша, – говорил обычно Иван. – Поэтому и задействуем наших птичек. Райский Сад – это не боевая организация. Это средство сохранения мира».
Он сам пообещал ей, что Эрэс будет таковым.
«Хорошо, – убито соглашалась она и договаривала едва слышно, – но вы все-таки, пожалуйста, не воюйте…»
Прозванивают одиннадцать тяжелые антикварные часы. Свет играет на маятнике; дрожат, приоткрываются лепестки цветов на золотой плети вьюнка, обнимающей циферблат. Горечь черного кофе во рту.
Все возможное будет сделано для сохранения мира. Но с обеих ли сторон? Земля, как оказалось, готова была даже пожертвовать питомником биологического оружия, лишь бы он не достался противнику. Убийство мастеров – бессмысленный, ничем не оправданный поступок. Всего лишь доказательство, что дезинформация прошла. Впрямь, проще поверить, что на Терре-7 собираются организовать второй питомник, чем хоть в мыслях допустить, что самая землеподобная колония, как и квазицитовая Терра-3, окажется фактически под властью Урала…
Плюнуть через левое плечо и постучать по дереву – благо, им отделан салон.
Окажется.
На то и Тиша, куратор Райского Сада, ведущий специалист.
А как дела пойдут дальше, покажет время.
Результаты саммита неоднозначны.
– Рих! – Гуго мечется как зверь в клетке, от стены к стене; крупный, неопрятный, обрюзгший человек. – Ариец, какого хрена! Мля! Ты вступил в дерьмо! Ты понял меня, да?! Какого черта тебе это сдалось? Я знал, что твой зоопарк тебя однажды сожрет, но чтобы так!..
Люнеманн-старший, выдержанный по-викториански, бестрепетный, перебирает бусины сандаловых четок. Шершавое дерево источает яркий, темный, чувственный аромат. Наводит на мысли о дорогих сигарах; Начальник Порта задумывается, не вспомнить ли ему вкус табака. Обычно он курит тий-пай: трон корсарского короля означает бесконечные стрессы, и свойства нкхварской травки необычайно к месту. Вкус тий-пай приятен, сорта многочисленны, но «Древняя Земля» все еще означает «престиж»…
Престиж. Как много приходится делать только ради поддержания статуса. Даже пентхаус на крыше высотного дома, где сейчас он отдыхает и беседует с Гуго, и тот – дань престижу. Порт никогда не знал дефицита пространства, удобнее было бы вынести малую резиденцию за черту города, но реноме…
Гу, бывший Одноглазый, останавливается, борясь с одышкой, и таращит разноцветные глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56