Искомое тоже ищет тебя. Конечно, старик священник оказался прав, но если изъясняться расплывчато, прав будешь всегда. Это трюк мировых религиозных лидеров, политиканов и аналитиков рынка, на котором они уже много лет срубают денег. А подгонять детали – это уже занятие для таких ботаников, как я.
Священник был прав, потому что Гомбэй искал меня. Оставлял сообщения в отеле, послал сигареты, подарил мне «Хонду Хоббит» за то, что я принес ему удачу. Я взгромоздился на эту штуку, и это знак того, как отчаянно я теперь ищу Гомбэя.
Надо было мне догадаться, что приключилось, когда Гомбэй заявился в пижонском итальянском костюме, хотя всего пару дней назад рассекал в невзрачном плаще. И мою догадку только подтверждало то, что он подарил мне дорогуши й коллекционный мопед, хотя чуть раньше у него не хватало денег на игровую карточку патинко на тысячу йен. Ладно, Гомбэй отхватил куш в галерее патинко – вот только он не выигрывал.
По полу струятся тысячи шариков. Колотится в судорогах Миюки. Гомбэй сует мне свой мобильник и велит позвонить в «скорую». Сам же роется в сумочке Миюки, ищет ее документы, но без толку.
Однако что-то он нашел как пить дать. Что-то совсем другое.
Запарковав мопед за углом от железнодорожной линии, я пробирался по суматошному узкому проходу базара «Амэяёкотё». Я застрял на одном вопросе. Участвовал ли Гомбэй в шантаже всю дорогу или просто невзначай обнаружил огромную кучу денег, которую Миюки доставляла от Накодо Боджанглзу?
В «Амэяёкотё» все вопили. Вопили. о самых дешевых кожаных куртках в городе, реальной «Шанели» по нереальным ценам, огромных скидках на новейшие видеоигры от «Сони» и «Нинтендо», свеженьких, только утром из Цукидзи, угрях и осьминогах; лицензированных, высококачественных копиях футбольных фуфаек из «Серии А»; телефонах «ай-моуд», гольф-клубах Арнольда Палмера, ДВД-плейерах и миллионе других предметов, которые мне на хрен не сдались. Пробираясь через толпу к залу патинко, я заблокировал весь этот ор и сконцентрировался на прошлом, которое было прологом ко всему, что случилось после моего первого визита в «Патинко счастливой Бэнтэн».
Миюки писала к Афуро, что нашла способ выпутаться из своих обстоятельств и заплатить долги по кредиткам. Днем ее грядущей свободы был тот самый день, когда я увидел ее в галерее патинко. Первое мое впечатление было, что в занюханной галерее Миюки неуместна, и теперь я знал почему. Она пришла туда лишь для того, чтобы заплатить Боджанглзу. Трудно сказать, почему он выбрал именно это место. Может, любил дешевый символизм – зал патинко, посвященный той же богине, которой был посвящен разрушенный храм. И этот зал – неплохое место для стрелки: в «Патинко счастливой Бэнтэн» всего одна дверь, так что легко следить, кто входит и выходит, а все клиенты тупо пялятся на серебристые шарики, каскадом струящиеся в футе от их носа, и отвлечь их сможет разве что крупное землетрясение. Что и доказали судороги Миюки.
Ясно как день, что Миюки явилась в «Патинко счастливой Бэнтэн» не просто так; а вот что касается Гомбэя – здесь все хитрее. Он же повернут на патинко и, может, оказался там случайно. В конце концов, искать Гомбэя на станции Уэно меня отправил его бывший агент. С другой стороны, если Гомбэй там постоянно тусовался, то его присутствие не выглядело бы подозрительно, так что для него это тоже было бы идеальное место для стрелки.
Как бы там ни было, я знал, что Гомбэй – не загадочный Боджанглз. Во-первых, слишком молод, а во-вторых, не думаю, что у него хватило бы мозгов разработать схему шантажа. Но я надеялся, что Гомбэй был сообщником, поскольку это моя единственная зацепка, чтобы найти Боджанглза, а затем Афуро, пока еще не слишком поздно.
Но если Гомбэй – сообщник Боджанглза, тогда вся афера должна была бы кончиться прямо там, в «Счастливой Бэнтэн», а она не кончилась. Миюки утонула, скорее всего, не без чужой помощи. Замочили Накодо и разнесли его дом. Раздраконили квартиру Афуро, а сама она исчезла. Кто бы ни был этот Боджанглз, решил я, денег в тот первый день он так и не получил. Это его взбесило, но после стольких лет ожидания он был не готов сдаться. Он, видать, решил, что Миюки заныкала деньги на старой квартире, где жила вместе с Афуро. Ни шиша там не обнаружив, Боджанглз решил, что, возможно, Накодо так и не раскошелился. Боджанглз угрожал Накодо, прикончил его, а потом, ища кучу денег, разнес дом вдребезги. А может, даже заставил это сделать Гомбэя – вот откуда у того фингал. Может, в доме Накодо была драка? В любом случае деньги так и не нашлись, потому что их прибрал к рукам Гомбэй.
Тут была только одна очевидная проблема: если он кинул Боджанглза и слинял с его деньгами, почему Боджанглз его не прищучил? Если Гомбэй – сообщник, кого и подозревать, как не его?
Так что я снова вернулся к своей теории «Гомбэй – нечаянный свидетель».
Но если он и нашел деньги случайно, то, прикарманив их, стал невольным соучастником всех последующих преступлений. Пора завязать с вопросами к себе и начать задавать их Гомбэю Фукугаве. Забавно – ради этого я вообще-то и прилетел в Токио.
Вход в «Патинко счастливой Бэнтэн» украшали жесткие пластмассовые цветочки, ярко-желтые и синие, – они торчали из зарослей кудрявого плюща и виниловой листвы. Я бы не удивился, если бы от жары засохли и увяли даже искусственные цветы, но эти еще держались молодцом. За аркой фальшивых зарослей стояла «Доска почета Бэнтэн» – рекламный щит-раскладушка, обклеенный фотографиями победителей, под которыми были накорябаны суммы джекпота, такие ядовито-розовые, что аж скулы сводило. Все победители щеголяли слегка ошеломленными улыбками, но никто не был так приятно удивлен, как Гомбэй Фукугава. Он красовался наверху щита, как «Фаворит недели номер один в „Патинко счастливой Бэнтэн“».
Распахнулись стеклянные двери, и меня обдало прохладным воздухом, который вонял никотином и гремел зубодробительным техно. В галерее были заняты все игровые автоматы, кроме одного. С него убрали стеклянный экран, и перед автоматом торчали двое парнишек в полосатых, как шмели, жилетах – парнишки рассматривали металлические штырьки и спорили. Протиснувшись мимо шеренг автоматов, я очутился позади шмелей и кашлянул. Без толку, так что я постучал одного по плечу.
– Ирассяимасэ , – поздоровался он. – Добро пожаловать в «Патинко счастливой Бэнтэн». Извините, но сейчас все автоматы заняты. Если хотите, я могу…
– У вас есть клиент по имени Гомбэй Фукугава?
– Не могу знать, сэр.
– Его портрет на щите. «Фаворит Бэнтэн номер один».
– Который лыбится все время?
– Он самый.
Парнишки бросили пялиться на автомат и воззрились друг на друга. Через секунду безмолвного общения тот, что потощее, слегка мне поклонился и сказал:
– Нам запрещено говорить о клиентах. Вы же понимаете.
– А боссу вашему разрешено?
Пока ребятки переваривали мой вопрос, я блуждал взглядом по залу. Штук пятьдесят или около того автоматов были заняты по большей части сгорбленными мужиками средних лет, а еще там была крутого вида старая карга, которая, судя по четырем корзинкам с шариками у ее ног, сорвала куш. Молодежи на горизонте не было, кроме близнецов-шмелей. Совершенно очевидно, что по собственной воле Миюки сюда бы не пришла.
– Пожалуйста, следуйте за мной, – наконец выдавил тощий шмель.
Бочком протиснувшись мимо автоматов, мы прошли в глубину зала, к неприметной двери размером с крышку от гроба. Парнишка тихонько в нее стукнул, и ответом ему было рычание тролля. Через секунду крошечная дверь распахнулась, и я почти ожидал увидеть какое-нибудь чудовище, но вышел просто менеджер с закатанными рукавами рубашки и начесом на лысине.
– Не говори мне, что он бумеранг поймал, – рявкнул он.
Шмель мотнул головой в мою сторону.
– А. – выдохнул менеджер с явным облегчением. – Прости, дружище, не заметил тебя. Эй, секундочку. Я тебя знаю. Это не ты был здесь на днях, когда у той кадрицы припадок случился? Ага, помню, ты был. Вместе с почтенным Корешком.
– С кем?
– О-нэака-сан. Господином Счастливчиком. Человеком, который смеется.
– Да, – сказал я. – Хотел вас о нем расспросить. С обеспокоенной миной он поманил меня в комнату размером с кошкин дом и захлопнул за нами дверь. Крошечный офис разительно отличался от игрового зала. Никаких ярких огней и зеркальных панелей. Тонкие стенки едва отгораживали звук, так что почти слышно, как мысли ворочаются; под потолком угрожающе низко болтался вентилятор, меся воздух. Я уселся на раскладной стул, который предложил мне менеджер. Сам он сел было по другую сторону стола, но вдруг замер и скривился. Пошарил в ящике, затем с грохотом задвинул его и глянул на меня с нескрываемым презрением. Сквозь стены прорывалась музыкальная тема из «Роки» – гимн игровых залов патинко.
– Замри, мля, – прорычал менеджер.
Не успел я сообразить, что к чему, как он выпрыгнул из кресла, обогнул стол и выбросил вперед кулак. Я увернулся от удара в последнюю секунду, так что кулак его лишь скользнул по моему плечу. Я тоже спрыгнул со стула и изготовился к контратаке, приняв стойку «пьяная обезьяна».
– Это чё еще? – спросил менеджер.
– Я вас хотел спросить.
Он как-то странно глянул на меня, но промолчал. Вместо ответа он, все еще сжимая кулак, замаршировал по комнате к таблице на стене. Таблица эта была размером с татами, там и сям испещренная бесформенными коричневыми точками. Приколов что-то к таблице, менеджер секунду постоял, восхищаясь своей работой.
– Номер сорок два, – сказал он.
Я расслабился и шагнул к нему, чтобы глянуть поближе.
Таблица оказалась большим календарем.
А коричневые точки – дохлыми тараканами.
Их там были десятки, сбившиеся кучками на клетках дней. Таракан, которого менеджер только что поймал на моем плече, тихо шуршал лапками по бумаге. В клетке сегодняшнего дня было еще шесть тараканов, но те уже давно перестали бороться.
Обтерев руки о штаны, мужик с довольной мордой обернулся ко мне. У него, видать, сегодня удачный день, если судить по другим клеткам календаря.
– Интересное хобби, – сказал я.
– Раньше этажом выше у придурков из «Аум Синрикё» был вербовочный пункт. Этим идиотам запрещено было прихлопнуть кухонного таракана, а вот травить газом людей в метро – это полный ништяк. Их давным-давно отсюда вышвырнули, но от тараканов так легко не избавишься. Мне с платы за аренду скидывают по сто йен за каждую тварюшку, какую я прибью.
– По-моему, у вас удачный месяц, – сказал я.
– Да вроде обычный. Эти мелкие засранцы в дождливый сезон обычно валом валят – блин, да я в прошлом июле озолотился. А в этом году дождя нет. Короче, бросай свои кости на стул и давай перетрем.
Таракан все шебуршился, но теперь уже медленнее – точно игрушка, у которой кончается завод. Я откинулся на спинку раскладного стула и приготовился перетирать, что бы это пи значило. Менеджер протянул мне свою визитку, которую я благоговейно изучил, как того требовал этикет, и рассыпался в извинениях по поводу того прискорбного факта, что своих визиток у меня нет. Судя по карточке, менеджера патинко звали Сонг Ли. Он уселся за стол, откинулся на спинку и скрестил руки на груди.
– Зачем ты сюда явился, я знаю, так что давай не будем хреном груши околачивать, – заговорил он с акцентом, который я не смог точно определить. – Много лет твой кореш был сказочным клиентом, и мы ценим его достойный уважения вклад в наши финансы и далее по списку, но пускай он со своим марамойством завязывает. Я в том смысле, что иначе ему кто-нибудь башку по самые гланды отчекрыжит. Я недавно дедушкой стал, так что я теперь не напрягаюсь, эдакая сентиментальная престарелая размазня; но не все такие добренькие. Если Корешок будет продолжать в том же духе, его в порошок сотрут.
– Я не понимаю, что вы говорите. Буквально.
– Слышь, я знать не знаю, какую чушню твой братан тебе впарил, но у нас выбора не было – только взять его за яйца. Можно бы и по-другому все обыграть, но мухоморов звать мне не по нутру. Кому надо, чтобы они тут всю малину перетряхивали и всех строили? Если клиенты это увидят, шарашка наша медным тазом накроется. Но твой друган, не может он так больше мухлевать.
– Мухлевать?
– Другого объяснения нет, – заявил Ли как нечто само собой разумеющееся. – Не знаю, в чем там у него фокус: мы покупаем только лучшие автоматы, и сейчас тебе уже не старые деньки, когда любой вислоухий ловкач с магнитом мог попробовать нас обуть. Но рано или поздно люди все приметят. И это не только я примечаю. Чесслово, у серьезных дядей патинко господин Корешок зарабатывает репутацию того еще попрыгунчика.
Я смотрел на мрачную физиономию Ли и размышлял: а что, если Гомбэй не врал? Может, и правда это его внезапное богатство – просто выигрыш в патинко? Если в драме Миюки – Боджанглз у Гомбэя роли не было, тогда, считай, нее мои теории коту под хвост.
– Знаю, знаю, – продолжил Ли, должно быть неправильно поняв мой ступор. – Ты думаешь: «Доказательств-то нет, покажите-ка мне монету или гнутый гвоздь». Но мне это без надобности. Мы же в суд не потащимся. Корешок это знает. Вот он тебя и послал сюда его яйца подстраховать. Так что можешь чапать прямиком в квартиру 412 в «Садах Риккю», 9-тёмэ, Комагомэ, и все это своему братану выложить.
Ли только что выдал мне адрес Гомбэя? Ли улыбнулся, обнажив потемневшие от никотина зубы:
– Удивлен, что знаем, где его конура? Я же говорю, кое-кто из моих приятелей заинтересовался этой его удачей. Если ему и дальше будет переть такая везуха, они могут просто в гости к нему заявиться. А вот это уже будет невезуха. Опять же идея не моя, я стараюсь притушить страсти, но долго так не протянется. Скажи другану, если он согласится быть тише воды, ниже травы, тогда пусть себе на здоровье играет в «Патинко счастливой Бэнтэн». Он мне нравится, и его психованная лыба – тоже, понимаешь?
– Я ему передам, – сказал я.
Дав мне адрес, Сонг Ли избавил меня от разъездов на мопеде от одного зала патинко к другому в поисках Гомбэя. Я бы его за это расцеловал, несмотря на желтые зубы и все дела.
– Ты ему передашь, – эхом отозвался Ли. – Но он не послушает. Если кто считает, что его фишка – комар носа не подточит, он как глохнет. Если завязать не сможет, ты ему скажи, пусть хоть чуть коней придержит. В отпуск съездит, в залах патинко на Гавайях потусуется, еще какой хренью займется.
– На Гавайях есть патинко?
– Мне откуда знать? Это ж твоя страна.
– Точно, – сказал я, поднимаясь. – Спасибо за понимание в этой неудачной ситуации. И удачи с тараканами.
Ли постучал костяшками по металлическому столу:
– Слишком долго я в этом бизнесе, чтобы в удачу верить. Так господину Корешку и передай.
И менеджер снова продемонстрировал мне желтую улыбку, а на другом конце комнаты подыхающий таракан снова засучил лапками на календаре в финальной попытке сбежать. Люди и тараканы – все одно: кое-кто просто не понимает, что его прищучили.
32
КИТАЙСКИЙ КРЕСТЬЯНИН И ДИКИЕ КОРОВЫ
Во времена, когда Токио еще назывался Эдо. Комагомэ славился вишневыми деревьями, но теперь здесь ничего примечательного нет. В конце концов я бросил попытки найти дом по адресу, который сообщил мне менеджер патинко, запарковал мопед на вершине холма у станции и спросил дорогу у полицейского. У большинства улиц в Токио названий нет, так что объяснять дорогу и следовать этим объяснениям – само по себе искусство, навык выживания в городе, для которого нужна почти фотографическая память, талант к картографии и развитое воображение. Секунды через три коп нарисовал мне карту, где вехами навигации стали мастерская но ремонту великов, ряд торговых автоматов и старая предвыборная агитка премьер-министра.
Комагомэ по токийским стандартам – город-призрак. Никаких огромных универмагов, армий школьников, покупателей или служащих. Нет ни сверкающих джунглей лав-отелей, ни сопурандо, ни залов патинко и караоке-баров. Миновав агитку премьер-министра Койдзуми с его слишком оптимистичной улыбкой и зализанными седыми волосами, я зашагал по узкой длинной улице вдоль рядов закрытых магазинов уцененных товаров. Над головой у меня вытянулись сотни пластмассовых цветочков, тщась создать атмосферу праздничного сезона, но в это воскресное утро праздновать было особо нечего.
Пусть и необычные, объяснения копа оказались невероятно точны. Может, инспектору Арадзиро и его мальчикам в синей форме и не хватает мозгов, чтобы разделать под орех такие запутанные дела, как смерть Накодо и Миюки, но если бы вся работа на месте преступления сводилась только к тому, чтобы знать, как это самое место найти, токийские копы были бы лучшими в мире, без дураков.
По-моему, не такое место Комагомэ, чтобы парень вроде Гомбэя Фукугавы называл его своим домом; хотя опять же – мне сложно представить его где-нибудь, кроме как пустившим корни перед автоматом патинко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29