К зданию вокзала то и дело подкатывали машины, они разворачивались и уносились прочь, и было похоже, будто пучеглазые рыцари гарцуют на турнире, пригнувшись к двум длинным светящимся копьям, которые бесшумно сшибались и перекрещивались с такими же парными копьями.
Поезд южного направления, на Милуоки, прибывал в 6:52, с расчетом, чтобы пассажиры могли поспеть на восточный экспресс. Паровоз, волоча за собой вагоны, вползал под своды вокзала, как чудовищное насекомое, прокладывавшее себе путь длинным белым щупальцем, торчащим из циклопического глаза – головного прожектора; насекомое с шипеньем выбрасывало за рельсы гибкие лапки – белые струйки пара. Окна тянувшихся сзади вагонов казались жёлтыми сегментами туловища гусеницы; каждое окно отбрасывало на землю бледно-золотой квадратный отсвет.
Вики, Дэви и Кен в дождевых плащах неподвижно стояли на платформе, поеживаясь в клубах сырого тумана. Все трое молча глядели на приближавшийся поезд. Кен в последнюю минуту заставил Дэви пойти с ним на вокзал, и Дэви понял – брат не хочет прощаться с Вики наедине. Презирая его в душе, Дэви согласился. Они заехали за Вики и, здороваясь, оба смотрели на неё одинаково виноватыми глазами, хотя провинились перед ней совсем по-разному. Из всех троих только Вики сохраняла полное самообладание: она сидела между ними в машине бледная, но с высоко поднятой головой.
Ожидание на перроне казалось им нескончаемой пыткой, хотя они спокойно говорили о погоде, о том, с какой точностью прибыл поезд, и чьи часы показывают верное время.
– Я, пожалуй, пойду в вагон, – сказала Вики, как только поезд остановился.
– Вздор, – резко ответил Кен. – До отхода целых десять минут, и ты ещё успеешь насидеться.
Вики бросила на него взгляд, который можно было бы назвать уничтожающим, но Дэви показалось, что она заставила себя напоследок произвести окончательную оценку Кена, взглядом вобрать сущность всего, что она в нем любила, и унести с собой. А в поезде, оставшись одна, она попытается определить, драгоценный ли это камень, или простой булыжник…
Дэви почувствовал, что ему уже не под силу служить барьером между ними. Он отошел в сторону, решив хоть на несколько последних минут оставить их наедине, не представляя, впрочем, о чём они могли бы говорить без взаимной обиды – разве только пожелать друг другу счастья. Лучше всего, подумал Дэви, если б Кен этим и ограничился, но сказал бы это искренно, сознавая, что они, быть может, никогда больше не увидятся, что он любил её по-настоящему, так как она чудесная девушка, а если разлюбил, то виноват в этом только он один. Вики не нуждается в утешениях, решил Дэви, а вот Кену необходимо вернуть себе уважение младшего брата.
– Я схожу за сигаретами, – сказал Дэви, на ходу придумав предлог. – И, если найду, куплю вам «Ярмарку тщеславия». журнал мод и светской хроники
– Давай лучше я сбегаю, – тотчас предложил Кен. – Я сделаю это быстрее. Через минуту вернусь.
Дэви и Вики молча поглядели ему вслед, и, когда они обернулись друг к другу, Дэви заметил на её лице еле уловимую ироническую усмешку.
Взяв Вики под руку, Дэви крепко прижал её к себе.
– Слушайте, Вики, имей я на брата влияние, всё было бы по-другому. Вы – лучшая девушка из всех, кого он знал, да и не только он. И вам это известно, правда?
– Он ужасно растерян, – сказала Вики. – Я не хотела, чтобы он провожал меня. Но он настоял, – добавила она утомленно. – Я хочу пойти в вагон.
– Не дождавшись его?
– Вы думаете, он огорчится? – спросила Вики, подняв на Дэви усталый и умный взгляд.
– Думаю, что да. Я всё ещё надеюсь, что он скажет или сделает что-нибудь такое, за что я смогу уважать его по-прежнему. – Он глядел на неё грустными, умоляющими глазами. – Вики, окажите мне эту услугу, хорошо? Иначе я долго буду думать о нем плохо.
– Ничего, это пройдет, – сказала она.
– И у вас тоже.
– Вы уверены? – В голосе Вики зазвучала беззлобная ирония. – У других девушек это тоже проходило?
– Да, – сказал Дэви. Теперь он вовсе не был намерен покрывать Кена. – Всегда проходило и впредь будет проходить. И довольно безболезненно.
– Что ж, это хороший признак. – Вики протянула ему руку. – Прощайте, Дэви.
Дэви взял её руку и задержал в своей.
– Значит, вы его не подождете?
– Незачем. Что бы он ни сказал и ни сделал, всё равно ничего не изменится. А я замерзла.
Дэви не выпускал её руки: ему казалось невероятным, что Вики больше не будет жить в одном городе с ним. Пусть она никогда не думала о нем, но, живя в Уикершеме, она была близко. И что бы она ни делала, что бы ни происходило в её жизни, он всегда знал об этом.
– Вики, а писать вы мне будете?
– Если только вы станете отвечать. Теперь ведь у вас будут работать два техника. Пожалуй, скоро вы заведете себе секретаршу. Она будет писать за вас письма.
Дэви всё ещё держал её руку.
– Можно вас поцеловать, Вики?
Вики подставила губы, и он поцеловал её. Прикоснувшись к её губам, он забыл о своем намерении только чуть-чуть обнять её и прижал к себе с такой отчаянной страстью, что Вики, отступив назад, посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
– Это накапливалось давно, – сказал Дэви. – Так поцеловать вас мне хотелось ещё полтора года назад, когда я пришел на вокзал встречать самую прекрасную девушку в мире.
– Ах, Дэви!.. – воскликнула она с тоской. И он не понял, чем вызвана эта бесконечная горечь, звучавшая в её голосе, – сожалением о том, что могло быть, или о том, что утрачено. Голос её дрогнул, но в глазах не было слез. Она взяла один из чемоданов, самый тяжелый – как в день своего приезда, – и шагнула на ступеньку вагона. Дэви пошел за ней, глядя на её стройные ноги и спрашивая себя, сможет ли он когда-нибудь разлюбить её. Бремя этой любви было ему ненавистно, он изнемогал под его тяжестью, но в душе его, даже в самые горькие минуты, ни разу не шевельнулось желание, чтобы Вики навсегда ушла из его жизни.
– Ну, прощайте, – сказала она тем же усталым тоном, но на этот раз улыбнулась.
– Прощайте.
Вики вошла в вагон. Дэви проводил её глазами, всё ещё чувствуя на своих губах теплоту её губ. Он порылся в памяти, стараясь припомнить, было ли у него когда-нибудь такое же ощущение, и лишний раз убедился, что все прежние поцелуи занимали его, только пока они длились.
Повернувшись, он быстро зашагал сквозь туман к залу ожидания и у дверей столкнулся с Кеном, который выходил на перрон со свернутым в трубку журналом подмышкой. Лицо Дэви осунулось, а глаза как будто запали ещё больше.
– Она уже села в вагон, – сказал Дэви. – Велела тебе кланяться.
– Не подождала меня? – медленно спросил Кен, и даже придирчивый слух Дэви не мог уловить в его тоне ни малейшего облегчения. – Она ничего не просила мне передать?
– Ничего, – отрезал Дэви. – А чего ты, собственно, ждал?
– Да, пожалуй, ничего, – тусклым голосом сказал Кен. В нем как будто что-то надломилось, но Дэви не хотел ни сочувствовать, ни даже замечать этого.
Он прошел мимо растерянного Кена и направился к стоявшей на улице машине, даже не оглянувшись, чтобы посмотреть, идет ли за ним брат. Он не ручался, сможет ли скрыть озлобление, ибо он только что потерял единственную девушку, которую любил, и потерял её, так и не узнав взаимности. Даже сейчас она думала не о нем, а о Кене.
Поезд с пыхтением и ревом двинулся вперёд. Всё было кончено.
Глава шестая
Марго тоже хотела прийти на вокзал попрощаться с Вики, но в последний момент всё вылетело у неё из головы, так как приехал Дуг. Целый месяц его не было в Уикершеме.
Первые три недели Марго не получала от него никаких вестей и совсем извелась, напряженно ожидая телефонного звонка или письма с завтрашней утренней почтой. Но день проходил за днем, и в конце концов ей ничего другого не оставалось делать, как признать, что он утратил к ней всякий интерес. Но тут-то он и позвонил из Вашингтона.
– Я посмотрел расписание поездов, – сказал Дуг, будто продолжая прерванный разговор. – Если ты сможешь попасть в Милуоки через два часа, то завтра ночью будешь здесь.
Ей до смерти хотелось поехать и до смерти хотелось поблагодарить его за звонок, побранить за молчание и радостно засмеяться оттого, что она слышит его голос. Но она постаралась овладеть собой.
– Просто взять да приехать? – Слава богу, ей удалось произнести это шутливым тоном.
– Я же ведь взял да позвонил тебе, – возразил Дуг.
– Но ты знаешь, что я отвечу, – медленно сказала Марго, понимая, что если его любовь означает для неё жизнь, то существует одна-единственная возможность остаться в живых: – Я могу ответить только «нет».
Дуг растерянно умолк.
– Хорошо проводишь время? – спросил он немного погодя.
– Ужасно! – честно созналась Марго. – Боже, как я скучаю по тебе!
– Ладно, черт возьми! – сдался он, не скрывая раздражения. – Буду в понедельник к обеду.
Дом Волрата стоял на холме, куда не достигал туман, как молочное озеро белевший в призрачном свете осенних сумерек. Когда Марго вошла, Дуг и Мал сидели с бокалами у горящего камина. На столике за диваном лежал раскрывшийся, туго набитый портфель. Дуг окинул Марго быстрым испытующим взглядом, затем указал ей на стул. Марго поняла: он забыл, что она должна была прийти. Инстинкт не обманул её – два дня назад он позвонил ей просто под влиянием минутного порыва.
– Я, вероятно, застряну здесь, – обратился он к Марго, снова берясь за бумаги. – Может, даже на несколько месяцев.
– Удалось вам заключить договор? – медленно выговаривая слова, спросила Марго.
– Пока нет, но непременно удастся! Непременно! Об этом-то я и толкую Мэлу. – Дуг сиял: его переполняло ликующее возбуждение. – Дело пошло в Сенат, – обратился он к конструктору. – Они одобрят заказ, если запрос будет исходить от армии. Помните Пита Фитцсиммонса? Такой был птенец в чине полковника? Ну, так он за нас. Правда, сейчас он всего-навсего майор, но это тот человек, который нам нужен.
– А он когда-нибудь летал?
– О, ещё как. Он любит это дело. Но надо так его увлечь, чтобы он голову потерял. Впрочем, это будет не столь трудно. Фитц – не сенатор, но и на его слабых струнках мы можем с успехом сыграть. Оказывается, он ещё такое дитя, что ему хочется получить кубок фирмы «Бендикс».
– Бог мой, но ведь кубок купить нельзя! – воскликнул Мэл.
Дуг расхохотался.
– Конечно, нет, но я обещал купить ему кое-что не хуже: самолет, который даст ему шансы на выигрыш. Я недаром побывал в Нью-Йорке – в тот день, когда «Сокол» Волрата завоюет кубок, акции авиационного завода Волрата будут котироваться на Большой бирже, начиная с двадцати семи пунктов, и десять тысяч акций принадлежит тебе. Я и Фитцу предложил столько же, но он отказался. Знаете, чего он хочет, какая у него заветная мечта? – Дуг устремил взгляд на огонь, и в голосе его зазвучали презрительные нотки. – Он хочет, чтобы сотни тысяч глаз смотрели на него с восхищением, когда он будет выходить из самолета. А затем он медленно стащит с головы шлем, и лицо его будет серьезным, словно вся эта шумиха его нисколько не трогает. И весьма проникновенным тоном он скажет: «Я не считаю это спортивным праздником. Это чисто техническое мероприятие – ведь только так государство может выяснить, какой тип самолета является лучшим». И всё это с таким, знаете ли, фальшивым видом самоотречения. А в душе будет упиваться происходящим, потому что ему только того и надо, хотя он в этом нипочем не сознается даже самому себе.
Марго и Мэл обменялись понимающими взглядами. Дуг и не подозревал, что, подсмеиваясь над каким-то майором, он, в сущности, описывает самого себя. Марго знала, что Дуг склонен к самообольщению, но от этого любила его не меньше. В чувстве её лишь появился оттенок покровительственности.
– Но поскольку это всё-таки действительно испытание моделей, – продолжал Дуг, – то с ним должен лететь представитель компании.
Мэл закурил, прежде чем ответить.
– Только не я. Хватит на мой век одной катастрофы – сколько меня мытарили, когда началось расследование!
– Очевидно, лететь придется мне, – сказал Дуг, не отрывая взгляда от языков пламени, лизавших дрова, которые вдруг оглушительно затрещали, как бы аплодируя его словам. – Ну ладно, с завтрашнего дня мы думаем только о предстоящем испытании. Ты бы лучше перебрался ко мне, Мэл.
Марго и Мэл опять невольно переглянулись. В её взгляде была настороженность, в его – понимание.
– Нет, – ответил Мэл. – Ведь отсюда до меня всего ярдов пятьдесят. И мне нравится мое уединение.
– Об уединении забудь. До конца состязаний никто из нас не будет уединяться. – Но тут взгляд его упал на притихшую Марго, и он вдруг расхохотался: – Ладно, пока что оставайся у себя, Мэл.
После обеда Мэл ушел. Дуг повел Марго в гостиную. Несмотря на переполнявшее его хвастливое торжество, он казался озабоченным.
– Я ведь уже говорил, что скучаю по тебе, правда? – начал он. – Сейчас, Марго, я скажу тебе нечто такое, что тебе не понравится.
– Тогда лучше не говори.
– А я хочу сказать. Раз и навсегда.
Сердце её замерло.
– Понимаешь… Ну ладно, я тосковал по тебе, но я не хотел этого. Любой другой на моем месте, чувствуя к тебе то, что чувствую я, решил бы на тебе жениться. Пора поставить точку над «i». Так вот: я не хочу жениться на тебе…
У неё хватило сообразительности промолчать.
– Я не хочу на тебе жениться, как не хочу и тосковать. Да, я тосковал по тебе, но жениться не собираюсь. Я по тебе схожу с ума. Ты можешь пользоваться всем, что я имею, сколько захочешь, но остальное будет так, как есть. И никогда не будет по-другому.
– Почему ты решил сказать мне это? – слабым голосом произнесла, наконец, Марго.
– Потому, что ты, может, и сама догадывалась об этом, но в душе не верила. А теперь ты можешь поверить. Вот что, Марго, – сказал он грубо, – довольно валять дурака. Ты вела со мной игру. Я это знал и насмехался над собой, сознавая, что попался на удочку, но всё же меня восхищала твоя выдержка. Ладно, мы оба позабавились – и хватит. Давай договоримся раз и навсегда. Я хочу, чтобы ты переехала ко мне, жила здесь, ездила бы со мной, когда мне этого захочется, и оставалась бы дома, когда я захочу уехать один. Ну вот, кажется, всё просто и ясно.
– И всё-таки я отвечу «нет». – Марго почти издевалась над ним. – Просто и ясно – «нет». Мы с мальчиками переезжаем, наконец, в настоящий дом. Даже с лужайкой. С небольшой, но всё-таки лужайкой. Знаешь, сколько времени мы ждали этого? И пусть никто не смеет упрекнуть меня в неучтивости – я отвечаю приглашением на приглашение. Ты просишь меня жить в твоем доме? Отлично, а я приглашаю тебя переехать к нам. Условия те же. Ты можешь жить со мной вместе или иметь отдельную комнату. Ты можешь пользоваться всем, что я имею, – деньгами, одеждой, – всем, чем хочешь и сколько захочешь. Мы с мальчиками зарабатываем вместе больше шестисот долларов в месяц. Я могу себе позволить взять тебя на содержание. Но не надейся, что я выйду за тебя замуж. Что ты на это скажешь?
– Ты очень забавная особа!
– Да, – сказала Марго. Она поднялась с места и потрепала его по щеке. – Я самое забавное существо, которое ты когда-либо знал. Каждый номер, который я выкидываю, заставляет тебя покатываться со смеху. И разве сейчас у нас не представление?
Он схватил её за руку.
– Ты это знаешь лучше, чем я!
– И разве оно не забавно?
– Марго! – вконец отчаявшись, сказал он и выпустил её руку. – Помоги же мне!..
– Я и хочу помочь тебе, милый. Я хочу дать тебе всё, кроме своего имени. – И она заговорила уже другим тоном: – О Дуг, Дуг, когда же, наконец, ты вырастешь и будешь взрослым!
Он смотрел на неё тяжелым взглядом.
– Ладно, во всяком случае, ты знаешь теперь, что у меня на уме.
– Я-то, конечно, знаю, – слегка улыбнулась она, – но знаешь ли ты сам, вот в чём вопрос.
Всё-таки в ноябре Марго вернулась на завод. Теперь уже не было никакой необходимости настаивать на прежнем условии – Дуг был настолько занят, что у него решительно не оставалось времени на личную жизнь. Этой осенью небо над всей страной, казалось, кишело самолетами, мчавшимися с предельной скоростью в погоне за новыми рекордами из Лос-Анжелеса в Нью-Йорк, из Майами за один день в Чикаго, из Лондона в Каир. В День благодарения официальный праздник в честь первых колонистов Массачусетса (в последний четверг ноября)
Дуг слетал на восток, на Йельские армейские состязания, и вернулся недовольный, горя нетерпением поскорее двинуть вперёд работу над «Соколом».
Мэл и Дуг ежедневно засиживались до полуночи, и к рождеству Мэл переехал жить к Дугу. Одна только переписка, касающаяся вопросов, связанных с конструкцией самолета специального назначения, могла бы заполнить целый рабочий день Марго, а ей ещё приходилось заниматься подготовкой к выпуску акций на одиннадцать миллионов долларов.
Беспокойное ощущение, будто никто не замечает, как летит время, не покидало её и дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Поезд южного направления, на Милуоки, прибывал в 6:52, с расчетом, чтобы пассажиры могли поспеть на восточный экспресс. Паровоз, волоча за собой вагоны, вползал под своды вокзала, как чудовищное насекомое, прокладывавшее себе путь длинным белым щупальцем, торчащим из циклопического глаза – головного прожектора; насекомое с шипеньем выбрасывало за рельсы гибкие лапки – белые струйки пара. Окна тянувшихся сзади вагонов казались жёлтыми сегментами туловища гусеницы; каждое окно отбрасывало на землю бледно-золотой квадратный отсвет.
Вики, Дэви и Кен в дождевых плащах неподвижно стояли на платформе, поеживаясь в клубах сырого тумана. Все трое молча глядели на приближавшийся поезд. Кен в последнюю минуту заставил Дэви пойти с ним на вокзал, и Дэви понял – брат не хочет прощаться с Вики наедине. Презирая его в душе, Дэви согласился. Они заехали за Вики и, здороваясь, оба смотрели на неё одинаково виноватыми глазами, хотя провинились перед ней совсем по-разному. Из всех троих только Вики сохраняла полное самообладание: она сидела между ними в машине бледная, но с высоко поднятой головой.
Ожидание на перроне казалось им нескончаемой пыткой, хотя они спокойно говорили о погоде, о том, с какой точностью прибыл поезд, и чьи часы показывают верное время.
– Я, пожалуй, пойду в вагон, – сказала Вики, как только поезд остановился.
– Вздор, – резко ответил Кен. – До отхода целых десять минут, и ты ещё успеешь насидеться.
Вики бросила на него взгляд, который можно было бы назвать уничтожающим, но Дэви показалось, что она заставила себя напоследок произвести окончательную оценку Кена, взглядом вобрать сущность всего, что она в нем любила, и унести с собой. А в поезде, оставшись одна, она попытается определить, драгоценный ли это камень, или простой булыжник…
Дэви почувствовал, что ему уже не под силу служить барьером между ними. Он отошел в сторону, решив хоть на несколько последних минут оставить их наедине, не представляя, впрочем, о чём они могли бы говорить без взаимной обиды – разве только пожелать друг другу счастья. Лучше всего, подумал Дэви, если б Кен этим и ограничился, но сказал бы это искренно, сознавая, что они, быть может, никогда больше не увидятся, что он любил её по-настоящему, так как она чудесная девушка, а если разлюбил, то виноват в этом только он один. Вики не нуждается в утешениях, решил Дэви, а вот Кену необходимо вернуть себе уважение младшего брата.
– Я схожу за сигаретами, – сказал Дэви, на ходу придумав предлог. – И, если найду, куплю вам «Ярмарку тщеславия». журнал мод и светской хроники
– Давай лучше я сбегаю, – тотчас предложил Кен. – Я сделаю это быстрее. Через минуту вернусь.
Дэви и Вики молча поглядели ему вслед, и, когда они обернулись друг к другу, Дэви заметил на её лице еле уловимую ироническую усмешку.
Взяв Вики под руку, Дэви крепко прижал её к себе.
– Слушайте, Вики, имей я на брата влияние, всё было бы по-другому. Вы – лучшая девушка из всех, кого он знал, да и не только он. И вам это известно, правда?
– Он ужасно растерян, – сказала Вики. – Я не хотела, чтобы он провожал меня. Но он настоял, – добавила она утомленно. – Я хочу пойти в вагон.
– Не дождавшись его?
– Вы думаете, он огорчится? – спросила Вики, подняв на Дэви усталый и умный взгляд.
– Думаю, что да. Я всё ещё надеюсь, что он скажет или сделает что-нибудь такое, за что я смогу уважать его по-прежнему. – Он глядел на неё грустными, умоляющими глазами. – Вики, окажите мне эту услугу, хорошо? Иначе я долго буду думать о нем плохо.
– Ничего, это пройдет, – сказала она.
– И у вас тоже.
– Вы уверены? – В голосе Вики зазвучала беззлобная ирония. – У других девушек это тоже проходило?
– Да, – сказал Дэви. Теперь он вовсе не был намерен покрывать Кена. – Всегда проходило и впредь будет проходить. И довольно безболезненно.
– Что ж, это хороший признак. – Вики протянула ему руку. – Прощайте, Дэви.
Дэви взял её руку и задержал в своей.
– Значит, вы его не подождете?
– Незачем. Что бы он ни сказал и ни сделал, всё равно ничего не изменится. А я замерзла.
Дэви не выпускал её руки: ему казалось невероятным, что Вики больше не будет жить в одном городе с ним. Пусть она никогда не думала о нем, но, живя в Уикершеме, она была близко. И что бы она ни делала, что бы ни происходило в её жизни, он всегда знал об этом.
– Вики, а писать вы мне будете?
– Если только вы станете отвечать. Теперь ведь у вас будут работать два техника. Пожалуй, скоро вы заведете себе секретаршу. Она будет писать за вас письма.
Дэви всё ещё держал её руку.
– Можно вас поцеловать, Вики?
Вики подставила губы, и он поцеловал её. Прикоснувшись к её губам, он забыл о своем намерении только чуть-чуть обнять её и прижал к себе с такой отчаянной страстью, что Вики, отступив назад, посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
– Это накапливалось давно, – сказал Дэви. – Так поцеловать вас мне хотелось ещё полтора года назад, когда я пришел на вокзал встречать самую прекрасную девушку в мире.
– Ах, Дэви!.. – воскликнула она с тоской. И он не понял, чем вызвана эта бесконечная горечь, звучавшая в её голосе, – сожалением о том, что могло быть, или о том, что утрачено. Голос её дрогнул, но в глазах не было слез. Она взяла один из чемоданов, самый тяжелый – как в день своего приезда, – и шагнула на ступеньку вагона. Дэви пошел за ней, глядя на её стройные ноги и спрашивая себя, сможет ли он когда-нибудь разлюбить её. Бремя этой любви было ему ненавистно, он изнемогал под его тяжестью, но в душе его, даже в самые горькие минуты, ни разу не шевельнулось желание, чтобы Вики навсегда ушла из его жизни.
– Ну, прощайте, – сказала она тем же усталым тоном, но на этот раз улыбнулась.
– Прощайте.
Вики вошла в вагон. Дэви проводил её глазами, всё ещё чувствуя на своих губах теплоту её губ. Он порылся в памяти, стараясь припомнить, было ли у него когда-нибудь такое же ощущение, и лишний раз убедился, что все прежние поцелуи занимали его, только пока они длились.
Повернувшись, он быстро зашагал сквозь туман к залу ожидания и у дверей столкнулся с Кеном, который выходил на перрон со свернутым в трубку журналом подмышкой. Лицо Дэви осунулось, а глаза как будто запали ещё больше.
– Она уже села в вагон, – сказал Дэви. – Велела тебе кланяться.
– Не подождала меня? – медленно спросил Кен, и даже придирчивый слух Дэви не мог уловить в его тоне ни малейшего облегчения. – Она ничего не просила мне передать?
– Ничего, – отрезал Дэви. – А чего ты, собственно, ждал?
– Да, пожалуй, ничего, – тусклым голосом сказал Кен. В нем как будто что-то надломилось, но Дэви не хотел ни сочувствовать, ни даже замечать этого.
Он прошел мимо растерянного Кена и направился к стоявшей на улице машине, даже не оглянувшись, чтобы посмотреть, идет ли за ним брат. Он не ручался, сможет ли скрыть озлобление, ибо он только что потерял единственную девушку, которую любил, и потерял её, так и не узнав взаимности. Даже сейчас она думала не о нем, а о Кене.
Поезд с пыхтением и ревом двинулся вперёд. Всё было кончено.
Глава шестая
Марго тоже хотела прийти на вокзал попрощаться с Вики, но в последний момент всё вылетело у неё из головы, так как приехал Дуг. Целый месяц его не было в Уикершеме.
Первые три недели Марго не получала от него никаких вестей и совсем извелась, напряженно ожидая телефонного звонка или письма с завтрашней утренней почтой. Но день проходил за днем, и в конце концов ей ничего другого не оставалось делать, как признать, что он утратил к ней всякий интерес. Но тут-то он и позвонил из Вашингтона.
– Я посмотрел расписание поездов, – сказал Дуг, будто продолжая прерванный разговор. – Если ты сможешь попасть в Милуоки через два часа, то завтра ночью будешь здесь.
Ей до смерти хотелось поехать и до смерти хотелось поблагодарить его за звонок, побранить за молчание и радостно засмеяться оттого, что она слышит его голос. Но она постаралась овладеть собой.
– Просто взять да приехать? – Слава богу, ей удалось произнести это шутливым тоном.
– Я же ведь взял да позвонил тебе, – возразил Дуг.
– Но ты знаешь, что я отвечу, – медленно сказала Марго, понимая, что если его любовь означает для неё жизнь, то существует одна-единственная возможность остаться в живых: – Я могу ответить только «нет».
Дуг растерянно умолк.
– Хорошо проводишь время? – спросил он немного погодя.
– Ужасно! – честно созналась Марго. – Боже, как я скучаю по тебе!
– Ладно, черт возьми! – сдался он, не скрывая раздражения. – Буду в понедельник к обеду.
Дом Волрата стоял на холме, куда не достигал туман, как молочное озеро белевший в призрачном свете осенних сумерек. Когда Марго вошла, Дуг и Мал сидели с бокалами у горящего камина. На столике за диваном лежал раскрывшийся, туго набитый портфель. Дуг окинул Марго быстрым испытующим взглядом, затем указал ей на стул. Марго поняла: он забыл, что она должна была прийти. Инстинкт не обманул её – два дня назад он позвонил ей просто под влиянием минутного порыва.
– Я, вероятно, застряну здесь, – обратился он к Марго, снова берясь за бумаги. – Может, даже на несколько месяцев.
– Удалось вам заключить договор? – медленно выговаривая слова, спросила Марго.
– Пока нет, но непременно удастся! Непременно! Об этом-то я и толкую Мэлу. – Дуг сиял: его переполняло ликующее возбуждение. – Дело пошло в Сенат, – обратился он к конструктору. – Они одобрят заказ, если запрос будет исходить от армии. Помните Пита Фитцсиммонса? Такой был птенец в чине полковника? Ну, так он за нас. Правда, сейчас он всего-навсего майор, но это тот человек, который нам нужен.
– А он когда-нибудь летал?
– О, ещё как. Он любит это дело. Но надо так его увлечь, чтобы он голову потерял. Впрочем, это будет не столь трудно. Фитц – не сенатор, но и на его слабых струнках мы можем с успехом сыграть. Оказывается, он ещё такое дитя, что ему хочется получить кубок фирмы «Бендикс».
– Бог мой, но ведь кубок купить нельзя! – воскликнул Мэл.
Дуг расхохотался.
– Конечно, нет, но я обещал купить ему кое-что не хуже: самолет, который даст ему шансы на выигрыш. Я недаром побывал в Нью-Йорке – в тот день, когда «Сокол» Волрата завоюет кубок, акции авиационного завода Волрата будут котироваться на Большой бирже, начиная с двадцати семи пунктов, и десять тысяч акций принадлежит тебе. Я и Фитцу предложил столько же, но он отказался. Знаете, чего он хочет, какая у него заветная мечта? – Дуг устремил взгляд на огонь, и в голосе его зазвучали презрительные нотки. – Он хочет, чтобы сотни тысяч глаз смотрели на него с восхищением, когда он будет выходить из самолета. А затем он медленно стащит с головы шлем, и лицо его будет серьезным, словно вся эта шумиха его нисколько не трогает. И весьма проникновенным тоном он скажет: «Я не считаю это спортивным праздником. Это чисто техническое мероприятие – ведь только так государство может выяснить, какой тип самолета является лучшим». И всё это с таким, знаете ли, фальшивым видом самоотречения. А в душе будет упиваться происходящим, потому что ему только того и надо, хотя он в этом нипочем не сознается даже самому себе.
Марго и Мэл обменялись понимающими взглядами. Дуг и не подозревал, что, подсмеиваясь над каким-то майором, он, в сущности, описывает самого себя. Марго знала, что Дуг склонен к самообольщению, но от этого любила его не меньше. В чувстве её лишь появился оттенок покровительственности.
– Но поскольку это всё-таки действительно испытание моделей, – продолжал Дуг, – то с ним должен лететь представитель компании.
Мэл закурил, прежде чем ответить.
– Только не я. Хватит на мой век одной катастрофы – сколько меня мытарили, когда началось расследование!
– Очевидно, лететь придется мне, – сказал Дуг, не отрывая взгляда от языков пламени, лизавших дрова, которые вдруг оглушительно затрещали, как бы аплодируя его словам. – Ну ладно, с завтрашнего дня мы думаем только о предстоящем испытании. Ты бы лучше перебрался ко мне, Мэл.
Марго и Мэл опять невольно переглянулись. В её взгляде была настороженность, в его – понимание.
– Нет, – ответил Мэл. – Ведь отсюда до меня всего ярдов пятьдесят. И мне нравится мое уединение.
– Об уединении забудь. До конца состязаний никто из нас не будет уединяться. – Но тут взгляд его упал на притихшую Марго, и он вдруг расхохотался: – Ладно, пока что оставайся у себя, Мэл.
После обеда Мэл ушел. Дуг повел Марго в гостиную. Несмотря на переполнявшее его хвастливое торжество, он казался озабоченным.
– Я ведь уже говорил, что скучаю по тебе, правда? – начал он. – Сейчас, Марго, я скажу тебе нечто такое, что тебе не понравится.
– Тогда лучше не говори.
– А я хочу сказать. Раз и навсегда.
Сердце её замерло.
– Понимаешь… Ну ладно, я тосковал по тебе, но я не хотел этого. Любой другой на моем месте, чувствуя к тебе то, что чувствую я, решил бы на тебе жениться. Пора поставить точку над «i». Так вот: я не хочу жениться на тебе…
У неё хватило сообразительности промолчать.
– Я не хочу на тебе жениться, как не хочу и тосковать. Да, я тосковал по тебе, но жениться не собираюсь. Я по тебе схожу с ума. Ты можешь пользоваться всем, что я имею, сколько захочешь, но остальное будет так, как есть. И никогда не будет по-другому.
– Почему ты решил сказать мне это? – слабым голосом произнесла, наконец, Марго.
– Потому, что ты, может, и сама догадывалась об этом, но в душе не верила. А теперь ты можешь поверить. Вот что, Марго, – сказал он грубо, – довольно валять дурака. Ты вела со мной игру. Я это знал и насмехался над собой, сознавая, что попался на удочку, но всё же меня восхищала твоя выдержка. Ладно, мы оба позабавились – и хватит. Давай договоримся раз и навсегда. Я хочу, чтобы ты переехала ко мне, жила здесь, ездила бы со мной, когда мне этого захочется, и оставалась бы дома, когда я захочу уехать один. Ну вот, кажется, всё просто и ясно.
– И всё-таки я отвечу «нет». – Марго почти издевалась над ним. – Просто и ясно – «нет». Мы с мальчиками переезжаем, наконец, в настоящий дом. Даже с лужайкой. С небольшой, но всё-таки лужайкой. Знаешь, сколько времени мы ждали этого? И пусть никто не смеет упрекнуть меня в неучтивости – я отвечаю приглашением на приглашение. Ты просишь меня жить в твоем доме? Отлично, а я приглашаю тебя переехать к нам. Условия те же. Ты можешь жить со мной вместе или иметь отдельную комнату. Ты можешь пользоваться всем, что я имею, – деньгами, одеждой, – всем, чем хочешь и сколько захочешь. Мы с мальчиками зарабатываем вместе больше шестисот долларов в месяц. Я могу себе позволить взять тебя на содержание. Но не надейся, что я выйду за тебя замуж. Что ты на это скажешь?
– Ты очень забавная особа!
– Да, – сказала Марго. Она поднялась с места и потрепала его по щеке. – Я самое забавное существо, которое ты когда-либо знал. Каждый номер, который я выкидываю, заставляет тебя покатываться со смеху. И разве сейчас у нас не представление?
Он схватил её за руку.
– Ты это знаешь лучше, чем я!
– И разве оно не забавно?
– Марго! – вконец отчаявшись, сказал он и выпустил её руку. – Помоги же мне!..
– Я и хочу помочь тебе, милый. Я хочу дать тебе всё, кроме своего имени. – И она заговорила уже другим тоном: – О Дуг, Дуг, когда же, наконец, ты вырастешь и будешь взрослым!
Он смотрел на неё тяжелым взглядом.
– Ладно, во всяком случае, ты знаешь теперь, что у меня на уме.
– Я-то, конечно, знаю, – слегка улыбнулась она, – но знаешь ли ты сам, вот в чём вопрос.
Всё-таки в ноябре Марго вернулась на завод. Теперь уже не было никакой необходимости настаивать на прежнем условии – Дуг был настолько занят, что у него решительно не оставалось времени на личную жизнь. Этой осенью небо над всей страной, казалось, кишело самолетами, мчавшимися с предельной скоростью в погоне за новыми рекордами из Лос-Анжелеса в Нью-Йорк, из Майами за один день в Чикаго, из Лондона в Каир. В День благодарения официальный праздник в честь первых колонистов Массачусетса (в последний четверг ноября)
Дуг слетал на восток, на Йельские армейские состязания, и вернулся недовольный, горя нетерпением поскорее двинуть вперёд работу над «Соколом».
Мэл и Дуг ежедневно засиживались до полуночи, и к рождеству Мэл переехал жить к Дугу. Одна только переписка, касающаяся вопросов, связанных с конструкцией самолета специального назначения, могла бы заполнить целый рабочий день Марго, а ей ещё приходилось заниматься подготовкой к выпуску акций на одиннадцать миллионов долларов.
Беспокойное ощущение, будто никто не замечает, как летит время, не покидало её и дома.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72