Разумеется, мне будет трудно, но я уверен, что выдержу.
– Сейчас вы, может быть, и уверены в этом, я не отрицаю, но вдруг через три-четыре месяца что-нибудь другое покажется вам более привлекательным? Длительное напряжение – вот что меня пугает.
Фокс остановился. Он не мог выразиться яснее, потому что не решался спросить, знают ли они, к чему это в конце концов приведет. А так как он не мог рассказать им о мраке, царившем в его душе, разве можно требовать, чтобы они поняли то, что он на самом деле имел в виду? Фокс почувствовал, что поступает крайне несправедливо.
Замысел, безусловно, хорош, признался он себе. В нем есть простота и смелость, но он потребует неимоверной работы. Фокс не совсем понимал, к чему стремится в жизни Хэвиленд. Вот Горин – тот иной, но он слишком неопытен. Если бы они менялись местами, если бы Горин мог обладать знаниями и опытом Хэвиленда, а Хэвиленд – быть неофитом, то, пожалуй, еще можно было бы рассчитывать на успех предприятия. Но даже и в таком случае – чем бы все это кончилось?
– Раньше прокаженным подвешивали колокольчики, – мрачно сказал он, – и это было очень мудро. Нет, – добавил он решительно, – я больше ни за что на свете не стану вас отговаривать. Если вы сумеете довести работу до конца, то сделаете большое дело. Рано или поздно кому-то пришлось бы за нее взяться – так почему же не вам?
После его ухода воцарилось молчание; Хэвиленд подошел к окну и стал рассматривать крыши университетского городка.
Потом он взглянул на Эрика.
– Когда я был его ассистентом, однажды я сделал большую глупость. Он хотел проделать один опыт по рассеиванию лучей, а я… я бросил его на середине работы. Я увлекся посторонними вещами, – неопределенно пояснил он. – Просто был еще молод и глуп, а Фокс уже отошел тогда от исследовательской работы, и когда нужно было дать мне хорошую взбучку, его возле меня не оказалось. Но он запомнил это.
– Все-таки он замечательный человек, – сказал Эрик.
Хэвиленд криво усмехнулся.
– Если вы хотите, чтобы и он считал вас замечательным, возьмитесь за опыт и добейтесь удачных результатов.
– Несмотря на то, что он ставит на провал?
– Он охотно потеряет ставку. – Хэвиленд улыбнулся и, отвернувшись, сжал кулаки. – Черт возьми, опыт непременно должен удаться! На этот раз я ставлю против Фокса, вот и все! – Он оглянулся на Эрика, думая уже только о деле. – Давайте начинать. У меня нет времени разрабатывать детали конструкции. Вы должны пойти в библиотеку и просмотреть все работы Кокрофта и Уолтона. Прочтите их повнимательнее и выясните, какими способами они получают нужное напряжение – фокусируют пучок, а также – чего следует избегать. Если у вас возникнут какие-нибудь вопросы, мы обсудим их, когда вы кончите.
Эрик вышел из кабинета в таком восторге, что ему хотелось беспричинно смеяться. Он уже не помнил ни гнетущего разговора с Фоксом, ни зловещих предсказаний, прозвучавших в его словах. Эрик был так опьянен радостью, что, когда он пришел в библиотеку и сел за доклады, о которых говорил Хэвиленд, ему пришлось несколько раз перечитать первые абзацы. Постепенно он начал убеждаться, что не только волнение мешает ему понимать прочитанное.
Через полчаса Эрик впал в полное отчаяние. Он несколько раз перечитал первый доклад с начала до конца, стараясь как можно лучше вникнуть в его смысл, и с каждым разом уныние его все возрастало.
«Сукин сын этот Хэвиленд! – бранился про себя Эрик. – Легкомысленный выродок! Безответственный болтун! Садист!» Эрику не хватало слов, чтобы излить свою ярость. Как можно было так беззаботно болтать об одной из сложнейших конструкций, какие когда-либо приходилось видеть Эрику, – об аппарате, сооружение которого требует всеобъемлющих знаний! Миллион вольт, выпрямители в восемь футов длиной, тысяча разных регуляторов! Аппарат, изображенный на снимке, лежавшем перед его глазами, напоминал голливудскую декорацию для фильма о сумасшедшем изобретателе – для него потребуется целый зал.
Эрик закурил сигарету и уныло подошел к окну. Вот к чему привели все эти хвастливые речи. Теперь ему было ясно, что он свалял порядочного дурака, позволив поставить себя в такое положение, и будет совершенным идиотом, если сейчас же, пока еще есть возможность, не откажется от этой работы.
Однако он решил не ходить к Хэвиленду, пока не выучит докладов наизусть. Если уж спорить, так со знанием дела. Эрик снова принялся за чтение. Он проверял каждую ссылку и откапывал все новые данные. К трем часам у него вышли все сигареты, а занимать уже было неловко. О еде он забыл. Усталый, измученный и отупевший, с ощущением, что веки у него распухли и глаза стали как блюдца, он, наконец, собрал свои записи и пошел в кабинет Хэвиленда.
– Что-то быстро, – заметил Хэвиленд. – Так скоро запутались?
Эрик сел и молча взял сигарету из лежавшей на столе пачки.
– Я не запутался, – уныло сказал он. – Я во всем разобрался.
– Как, вы успели разобраться в конструкции и работе прибора?
Эрик чувствовал себя настолько отупевшим, что не мог даже говорить. Он молча кивнул. Хэвиленд проэкзаменовал его, засыпав вопросами, и Эрик толково отвечал на них, хотя в горле у него как будто что-то застряло.
– Я просто поражен, – сказал Хэвиленд. – Вы усвоили все это очень быстро.
Эрик покачал головой.
– Послушайте, – сказал он, – сколько времени вам потребуется, чтобы соорудить эту штуку?
– Вероятно, месяцев шесть, а может быть, и год. Возможно, немножко больше или меньше.
– Черт его знает, – сказал Эрик. – У меня, конечно, нет никакого опыта, но чего стоит одна система включения, все эти конденсаторы – ведь миллион вольт, подумайте! Знаете, по-моему в словах Фокса было немало истины.
– Погодите, погодите, – прервал его Хэвиленд. – Вы разобрались в деталях и упустили главное. Мы будем работать с гелием, а не с водородом, как Кокрофт и Уолтон. У ядра гелия масса в четыре раза больше, а заряд – вдвое. Нам не понадобится миллиона вольт. Возможно, нам хватит и четверти.
– Это другое дело. – На лице Эрика появилась слабая улыбка. – Но все-таки это только электрическая система. А ведь…
– Знаете что, – сказал Хэвиленд, – если вы чувствуете, что для вас это слишком трудно, будьте любезны, скажите мне прямо. Я подыщу кого-нибудь другого, кто возьмется за работу, не падая духом. Это надо делать быстро – либо уже не браться совсем.
Эрик не ожидал от него такой прямоты. Но сейчас можно было разговаривать только откровенно, и оба это понимали.
– Ладно, – сказал Эрик, – можете на меня положиться. Если я заколебался, так… ну, видите ли, я просто с утра ничего не ел.
Хэвиленд испытующе поглядел на Эрика и решил удовлетвориться этим объяснением. Он подошел к столу.
– Тут у меня есть кое-какие заметки, которые вам следует прочесть. – Он взял два объемистых блокнота и бросил их на стол. Десятифунтовая масса тяжело хлопнулась о доску стола. – В понедельник начнем проектировать детали. Вы умеете обращаться с чертежной доской и готовальней?
– Нет, – сказал Эрик, все еще чувствуя комок в горле.
– Найдите какого-нибудь студента с инженерного факультета, и пусть он вас до понедельника научит.
Эрик молча снес книги в ассистентскую, взял пальто, шляпу и, словно в каком-то тумане, вышел на улицу. Как было бы хорошо, думал он, если бы Хэвиленд завтра попал под машину; тогда бы никто не узнал, каким дураком оказался Эрик, взвалив на себя непосильную работу. Он сознавал, что пошел на это против воли, только из упрямства, и от этого сознания у него появилось отвратительное чувство беспомощности. Когда же он, наконец, повзрослеет?
7
В этот вечер Сабина сразу обратила внимание на его вытянутое лицо. Эрик зашел за нею в магазин. Он опоздал, поток служащих давно уже вылился из широких дверей и исчез в метро, а Сабина все стояла одна на пустынном сером тротуаре в полутьме ранних зимних сумерек. Был субботний вечер, и в этот час только колючий ветер гулял по широким безлюдным тротуарам. Эрик подошел прямо к ней, сгибаясь от ветра. Поцеловав девушку в холодную щеку, он тотчас же взял ее под руку и повел через улицу к дешевому китайскому ресторану, где они обычно закусывали. Но Сабина, шагая рядом, не спускала взгляда с его лица.
– Что с тобой, Эрик?
– Ничего. Должно быть, я просто голоден.
– Раньше ты никогда так не выглядел, когда бывал голоден. Что-нибудь случилось в университете?
– Ровно ничего, – медленно ответил Эрик, пристально глядя вслед прогромыхавшему мимо трамваю.
В ресторане было пусто. Здесь всегда бывало оживленно только во время завтрака. К обеду зал почти целиком погружался в темноту и стулья ставились вверх ножками на пустые столики. В глубине зала, в полном мраке, казалось, витали призраки шумных посетителей, один раз в жизни случайно забежавших сюда перекусить и со смехом болтавших об ужасной толкотне в магазинах. Даже в меню все еще стояли названия блюд для завтрака, по сорок пять центов каждое.
Пока они заказывали обед, Сабина молчала, но Эрик знал, что она ждет.
– Пожалуйста, не смотри на меня так, – сказал он. – Я ничего от тебя не скрываю.
– Я же молчу.
– Но я знаю это твое выражение. Дело в том, что Хэвиленд наконец собрался приступить к опытам.
– И… О, не говори мне, что он не хочет с тобой работать!
– Нет, он как раз хочет со мной работать. Не в том суть. Только он выбрал самое что ни на есть сложное дело.
– Но если оно удастся, это будет, наверное, что-то очень важное?
– Конечно. Важнее всех других исследований, которые у нас ведутся.
– Но ведь это чудесно!
– Да, но сколько такой опыт потребует времени!
– Времени? Неужели тебя это беспокоит?
– Конечно. Ведь я же не на постоянной работе, мой контракт скоро кончится. Да и что будет с нами? Сколько еще нам придется ждать?
Она помолчала.
– Знаешь, Эрик, раньше, когда мы с тобой только что познакомились, тебя такие вещи не испугали бы. Не будь меня, ты бы вовсе не стал волноваться по такому поводу.
– Ничего подобного, – быстро ответил Эрик, внезапно почувствовав себя виноватым. – Это неправда.
– Это правда, – ответила она.
– Ты тут ни при чем. Разве ты виновата, что я в тебя влюбился?
– Это не шутки, Эрик. Наверное, это и есть то, что имел в виду Фокс тогда вечером, на Риверсайд-Драйв.
– К черту Фокса. На что ты намекаешь, Сабина? Может быть, ты хочешь поступить со мной так же, как с О'Хэйром? Может, ты меня так жалеешь, что хочешь бросить именно сейчас, когда я, можно сказать, только начал выходить на большую дорогу?
Она вскинула на него глаза; лицо ее побелело.
– Как ты можешь говорить такие чудовищные глупости!
Он стукнул кулаком по столу, охваченный презрением к самому себе.
– Я просто паршивый дурак в паршивом настроении. Не сердись на меня, дорогая. Ударь меня по щеке, и нам обоим станет легче.
Она поглядела на него долгим взглядом и стала есть суп.
– Я не сержусь, – мягко сказала она. – Но мне и не до смеха… Ничего смешного в этом нет. Я сказала правду… тебе было бы гораздо лучше без меня.
– Я даже не стану отвечать на это, – отмахнулся он. И, наверное, не смог бы ответить. Это было очень нелегко.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
1
Как только началась настоящая работа, Эрик воспрянул духом – он убедился, что вполне справляется с первым конкретным заданием, возложенным на него Хэвилендом. Задание было несложное – сделать чертеж предохранительной коробки для детекторной сети, и Эрику вдруг стало ясно, что сооружение прибора сводится к целому ряду довольно простых операций, подобно тому как план путешествия по всему континенту, через горы, долины, реки, леса и города, можно свести к небольшому краткому расписанию – столько-то миль в день по таким-то дорогам.
Первая стадия работы над опытом заключалась в проектировании аппаратуры. Когда эскизные чертежи составных частей прибора потребовалось переводить в рабочие, Эрик и тут оказался полезным помощником Хэвиленду. Прежде всего они взялись за камеру, в которой газ гелий должен был превращаться в альфа-частицы. Для этого требовалась особая система подачи электрического тока, и Хэвиленд поручил это Эрику. Сам он сделал чертеж основной камеры, длиною в несколько футов, где движение альфа-частиц должно было быть доведено до огромной скорости. В этой большой камере помещались ускоряющие электроды и система мишеней, которые должны были подвергаться бомбардировке альфа-частицами. Хэвиленд поручил Эрику перевести эскизные чертежи в тушь и снабдить их объяснениями, чтобы передать затем механикам. Они вместе разработали систему подачи тока высокого напряжения, доходящего до полумиллиона вольт.
Неожиданно для себя Эрик обнаружил, что обладает порядочными знаниями и не лишен изобретательности. Сам того не подозревая, он додумался до решения целого ряда специфических проблем. Когда Хэвиленд впервые согласился с одним его незначительным предложением, гордости Эрика не было границ, и с тех пор он стал вносить одно предложение за другим. Некоторые из них были довольно удачны, другие – приемлемы, остальные – просто беспомощны, зато стена сомнений и неуверенности была, наконец, сломлена.
Сабина часто не могла удержаться от смеха, глядя на происшедшую в нем перемену. Однажды они снова сидели в пустом китайском ресторане напротив магазина Мэйси.
– Всего три недели назад ты ронял в суп слезы, – сказала она.
– Не говори об этом. – Он наклонился и накрыл ладонью ее руку. – Не хочу даже вспоминать. Надеюсь, что это больше никогда не повторится.
– Еще как повторится. Ты сам прекрасно это знаешь.
– Черт возьми, может, ты и права. Но знаешь, что бы ни случилось, что бы я ни говорил, никогда не сердись на меня. Думай в таких случаях о том, каким я бываю обаятельным. Ведь должно же у меня быть какое-то обаяние.
– Вот еще! – засмеялась она. – Но если Хэвиленд тебя терпит, то и я как-нибудь вытерплю. Он так же гордится тобой, как и я? – В глазах ее была нежность.
– Хэвиленд? – Эрик махнул рукой. – Он не в счет. Знаешь, его так легко поразить.
– Ну, конечно! – улыбнулась она. – Какой он из себя? Ты мне когда-нибудь его покажешь?
Эрик пожал плечами.
– Я не знаю, как он выглядит вне лаборатории.
– Все, о чем мы мечтаем, зависит от него; ты мог бы и поинтересоваться.
– Видишь ли, – сказал Эрик, – я ему помогаю каждую свободную минуту, когда я не занят на лекциях. А по вечерам и в нерабочие дни пусть уж он сам о себе заботится.
Эрик не знал, что от того, как проводит Хэвиленд свои вечера и нерабочие дни, может зависеть его собственная судьба.
Однажды вечером, после того как они с Хэвилендом целый день безрезультатно бились над проектом конденсатора, Эрику вдруг пришло в голову решение этой проблемы. Оно показалось ему совершенно замечательным по своей простоте, и он бросился было звонить Хэвиленду, но тут же почувствовал, что этого мало. Ему так хотелось своими глазами увидеть на лице Хэвиленда восхищение, что, повинуясь неудержимому порыву, он накинул пальто и вышел из дому.
Эрик знал, где живет Хэвиленд, но никогда еще у него не был. Он торопливо зашагал навстречу речному ветру, дувшему, словно по трубе, вдоль Клермонт-авеню. Швейцар в подъезде большого многоквартирного дома сказал, что мистер Хэвиленд у себя, а лифтер, ни слова не говоря, поднял его на лифте. Эрик наспех придумывал извинения за неожиданный визит в такой час, но все оправдания сводились к тому, что его осенила замечательная мысль.
Он позвонил; за дверью долго стояла мертвая тишина, и Эрик, думая, что швейцар ошибся, уже собрался уходить. Он был разочарован и в то же время испытывал облегчение. В последний момент, когда Эрик решил уже больше не ждать, Хэвиленд вдруг открыл дверь. Вместо свитера и серых фланелевых штанов, в которых Эрик привык видеть его в лаборатории, на нем были элегантные брюки от вечернего костюма, а из-под наброшенной на плечи домашней бархатной куртки виднелась белая крахмальная рубашка. И в этом костюме, ясно говорившем о том, как Хэвиленд собирался провести вечер, он показался Эрику таким чужим и далеким, что все приготовленные слова сразу стали лишними. Эрик стоял с несчастным видом и недоумевал про себя, почему вдруг он решил, что проблема конденсатора так уж важна.
– Хэлло, Горин, – с некоторым беспокойством сказал Хэвиленд. – В лаборатории что-нибудь случилось?..
– Нет, что вы, ровно ничего. Я просто решил зайти… Я… я придумал удачное решение насчет конденсатора. Но это не к спеху.
– Конденсатора? Какого конденсатора?
– Да того самого, емкостью в двести микрофарад. Помните?
– А-а!.. – Лицо Хэвиленда слегка прояснилось, но не от облегчения, а потому, что он вспомнил. Он оглянулся назад и, отступая в сторону, распахнул дверь. – Входите, Горин. Я просто растерялся от неожиданности.
– Мне следовало бы позвонить вам по телефону, – пробормотал Эрик, не двигаясь с места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
– Сейчас вы, может быть, и уверены в этом, я не отрицаю, но вдруг через три-четыре месяца что-нибудь другое покажется вам более привлекательным? Длительное напряжение – вот что меня пугает.
Фокс остановился. Он не мог выразиться яснее, потому что не решался спросить, знают ли они, к чему это в конце концов приведет. А так как он не мог рассказать им о мраке, царившем в его душе, разве можно требовать, чтобы они поняли то, что он на самом деле имел в виду? Фокс почувствовал, что поступает крайне несправедливо.
Замысел, безусловно, хорош, признался он себе. В нем есть простота и смелость, но он потребует неимоверной работы. Фокс не совсем понимал, к чему стремится в жизни Хэвиленд. Вот Горин – тот иной, но он слишком неопытен. Если бы они менялись местами, если бы Горин мог обладать знаниями и опытом Хэвиленда, а Хэвиленд – быть неофитом, то, пожалуй, еще можно было бы рассчитывать на успех предприятия. Но даже и в таком случае – чем бы все это кончилось?
– Раньше прокаженным подвешивали колокольчики, – мрачно сказал он, – и это было очень мудро. Нет, – добавил он решительно, – я больше ни за что на свете не стану вас отговаривать. Если вы сумеете довести работу до конца, то сделаете большое дело. Рано или поздно кому-то пришлось бы за нее взяться – так почему же не вам?
После его ухода воцарилось молчание; Хэвиленд подошел к окну и стал рассматривать крыши университетского городка.
Потом он взглянул на Эрика.
– Когда я был его ассистентом, однажды я сделал большую глупость. Он хотел проделать один опыт по рассеиванию лучей, а я… я бросил его на середине работы. Я увлекся посторонними вещами, – неопределенно пояснил он. – Просто был еще молод и глуп, а Фокс уже отошел тогда от исследовательской работы, и когда нужно было дать мне хорошую взбучку, его возле меня не оказалось. Но он запомнил это.
– Все-таки он замечательный человек, – сказал Эрик.
Хэвиленд криво усмехнулся.
– Если вы хотите, чтобы и он считал вас замечательным, возьмитесь за опыт и добейтесь удачных результатов.
– Несмотря на то, что он ставит на провал?
– Он охотно потеряет ставку. – Хэвиленд улыбнулся и, отвернувшись, сжал кулаки. – Черт возьми, опыт непременно должен удаться! На этот раз я ставлю против Фокса, вот и все! – Он оглянулся на Эрика, думая уже только о деле. – Давайте начинать. У меня нет времени разрабатывать детали конструкции. Вы должны пойти в библиотеку и просмотреть все работы Кокрофта и Уолтона. Прочтите их повнимательнее и выясните, какими способами они получают нужное напряжение – фокусируют пучок, а также – чего следует избегать. Если у вас возникнут какие-нибудь вопросы, мы обсудим их, когда вы кончите.
Эрик вышел из кабинета в таком восторге, что ему хотелось беспричинно смеяться. Он уже не помнил ни гнетущего разговора с Фоксом, ни зловещих предсказаний, прозвучавших в его словах. Эрик был так опьянен радостью, что, когда он пришел в библиотеку и сел за доклады, о которых говорил Хэвиленд, ему пришлось несколько раз перечитать первые абзацы. Постепенно он начал убеждаться, что не только волнение мешает ему понимать прочитанное.
Через полчаса Эрик впал в полное отчаяние. Он несколько раз перечитал первый доклад с начала до конца, стараясь как можно лучше вникнуть в его смысл, и с каждым разом уныние его все возрастало.
«Сукин сын этот Хэвиленд! – бранился про себя Эрик. – Легкомысленный выродок! Безответственный болтун! Садист!» Эрику не хватало слов, чтобы излить свою ярость. Как можно было так беззаботно болтать об одной из сложнейших конструкций, какие когда-либо приходилось видеть Эрику, – об аппарате, сооружение которого требует всеобъемлющих знаний! Миллион вольт, выпрямители в восемь футов длиной, тысяча разных регуляторов! Аппарат, изображенный на снимке, лежавшем перед его глазами, напоминал голливудскую декорацию для фильма о сумасшедшем изобретателе – для него потребуется целый зал.
Эрик закурил сигарету и уныло подошел к окну. Вот к чему привели все эти хвастливые речи. Теперь ему было ясно, что он свалял порядочного дурака, позволив поставить себя в такое положение, и будет совершенным идиотом, если сейчас же, пока еще есть возможность, не откажется от этой работы.
Однако он решил не ходить к Хэвиленду, пока не выучит докладов наизусть. Если уж спорить, так со знанием дела. Эрик снова принялся за чтение. Он проверял каждую ссылку и откапывал все новые данные. К трем часам у него вышли все сигареты, а занимать уже было неловко. О еде он забыл. Усталый, измученный и отупевший, с ощущением, что веки у него распухли и глаза стали как блюдца, он, наконец, собрал свои записи и пошел в кабинет Хэвиленда.
– Что-то быстро, – заметил Хэвиленд. – Так скоро запутались?
Эрик сел и молча взял сигарету из лежавшей на столе пачки.
– Я не запутался, – уныло сказал он. – Я во всем разобрался.
– Как, вы успели разобраться в конструкции и работе прибора?
Эрик чувствовал себя настолько отупевшим, что не мог даже говорить. Он молча кивнул. Хэвиленд проэкзаменовал его, засыпав вопросами, и Эрик толково отвечал на них, хотя в горле у него как будто что-то застряло.
– Я просто поражен, – сказал Хэвиленд. – Вы усвоили все это очень быстро.
Эрик покачал головой.
– Послушайте, – сказал он, – сколько времени вам потребуется, чтобы соорудить эту штуку?
– Вероятно, месяцев шесть, а может быть, и год. Возможно, немножко больше или меньше.
– Черт его знает, – сказал Эрик. – У меня, конечно, нет никакого опыта, но чего стоит одна система включения, все эти конденсаторы – ведь миллион вольт, подумайте! Знаете, по-моему в словах Фокса было немало истины.
– Погодите, погодите, – прервал его Хэвиленд. – Вы разобрались в деталях и упустили главное. Мы будем работать с гелием, а не с водородом, как Кокрофт и Уолтон. У ядра гелия масса в четыре раза больше, а заряд – вдвое. Нам не понадобится миллиона вольт. Возможно, нам хватит и четверти.
– Это другое дело. – На лице Эрика появилась слабая улыбка. – Но все-таки это только электрическая система. А ведь…
– Знаете что, – сказал Хэвиленд, – если вы чувствуете, что для вас это слишком трудно, будьте любезны, скажите мне прямо. Я подыщу кого-нибудь другого, кто возьмется за работу, не падая духом. Это надо делать быстро – либо уже не браться совсем.
Эрик не ожидал от него такой прямоты. Но сейчас можно было разговаривать только откровенно, и оба это понимали.
– Ладно, – сказал Эрик, – можете на меня положиться. Если я заколебался, так… ну, видите ли, я просто с утра ничего не ел.
Хэвиленд испытующе поглядел на Эрика и решил удовлетвориться этим объяснением. Он подошел к столу.
– Тут у меня есть кое-какие заметки, которые вам следует прочесть. – Он взял два объемистых блокнота и бросил их на стол. Десятифунтовая масса тяжело хлопнулась о доску стола. – В понедельник начнем проектировать детали. Вы умеете обращаться с чертежной доской и готовальней?
– Нет, – сказал Эрик, все еще чувствуя комок в горле.
– Найдите какого-нибудь студента с инженерного факультета, и пусть он вас до понедельника научит.
Эрик молча снес книги в ассистентскую, взял пальто, шляпу и, словно в каком-то тумане, вышел на улицу. Как было бы хорошо, думал он, если бы Хэвиленд завтра попал под машину; тогда бы никто не узнал, каким дураком оказался Эрик, взвалив на себя непосильную работу. Он сознавал, что пошел на это против воли, только из упрямства, и от этого сознания у него появилось отвратительное чувство беспомощности. Когда же он, наконец, повзрослеет?
7
В этот вечер Сабина сразу обратила внимание на его вытянутое лицо. Эрик зашел за нею в магазин. Он опоздал, поток служащих давно уже вылился из широких дверей и исчез в метро, а Сабина все стояла одна на пустынном сером тротуаре в полутьме ранних зимних сумерек. Был субботний вечер, и в этот час только колючий ветер гулял по широким безлюдным тротуарам. Эрик подошел прямо к ней, сгибаясь от ветра. Поцеловав девушку в холодную щеку, он тотчас же взял ее под руку и повел через улицу к дешевому китайскому ресторану, где они обычно закусывали. Но Сабина, шагая рядом, не спускала взгляда с его лица.
– Что с тобой, Эрик?
– Ничего. Должно быть, я просто голоден.
– Раньше ты никогда так не выглядел, когда бывал голоден. Что-нибудь случилось в университете?
– Ровно ничего, – медленно ответил Эрик, пристально глядя вслед прогромыхавшему мимо трамваю.
В ресторане было пусто. Здесь всегда бывало оживленно только во время завтрака. К обеду зал почти целиком погружался в темноту и стулья ставились вверх ножками на пустые столики. В глубине зала, в полном мраке, казалось, витали призраки шумных посетителей, один раз в жизни случайно забежавших сюда перекусить и со смехом болтавших об ужасной толкотне в магазинах. Даже в меню все еще стояли названия блюд для завтрака, по сорок пять центов каждое.
Пока они заказывали обед, Сабина молчала, но Эрик знал, что она ждет.
– Пожалуйста, не смотри на меня так, – сказал он. – Я ничего от тебя не скрываю.
– Я же молчу.
– Но я знаю это твое выражение. Дело в том, что Хэвиленд наконец собрался приступить к опытам.
– И… О, не говори мне, что он не хочет с тобой работать!
– Нет, он как раз хочет со мной работать. Не в том суть. Только он выбрал самое что ни на есть сложное дело.
– Но если оно удастся, это будет, наверное, что-то очень важное?
– Конечно. Важнее всех других исследований, которые у нас ведутся.
– Но ведь это чудесно!
– Да, но сколько такой опыт потребует времени!
– Времени? Неужели тебя это беспокоит?
– Конечно. Ведь я же не на постоянной работе, мой контракт скоро кончится. Да и что будет с нами? Сколько еще нам придется ждать?
Она помолчала.
– Знаешь, Эрик, раньше, когда мы с тобой только что познакомились, тебя такие вещи не испугали бы. Не будь меня, ты бы вовсе не стал волноваться по такому поводу.
– Ничего подобного, – быстро ответил Эрик, внезапно почувствовав себя виноватым. – Это неправда.
– Это правда, – ответила она.
– Ты тут ни при чем. Разве ты виновата, что я в тебя влюбился?
– Это не шутки, Эрик. Наверное, это и есть то, что имел в виду Фокс тогда вечером, на Риверсайд-Драйв.
– К черту Фокса. На что ты намекаешь, Сабина? Может быть, ты хочешь поступить со мной так же, как с О'Хэйром? Может, ты меня так жалеешь, что хочешь бросить именно сейчас, когда я, можно сказать, только начал выходить на большую дорогу?
Она вскинула на него глаза; лицо ее побелело.
– Как ты можешь говорить такие чудовищные глупости!
Он стукнул кулаком по столу, охваченный презрением к самому себе.
– Я просто паршивый дурак в паршивом настроении. Не сердись на меня, дорогая. Ударь меня по щеке, и нам обоим станет легче.
Она поглядела на него долгим взглядом и стала есть суп.
– Я не сержусь, – мягко сказала она. – Но мне и не до смеха… Ничего смешного в этом нет. Я сказала правду… тебе было бы гораздо лучше без меня.
– Я даже не стану отвечать на это, – отмахнулся он. И, наверное, не смог бы ответить. Это было очень нелегко.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
1
Как только началась настоящая работа, Эрик воспрянул духом – он убедился, что вполне справляется с первым конкретным заданием, возложенным на него Хэвилендом. Задание было несложное – сделать чертеж предохранительной коробки для детекторной сети, и Эрику вдруг стало ясно, что сооружение прибора сводится к целому ряду довольно простых операций, подобно тому как план путешествия по всему континенту, через горы, долины, реки, леса и города, можно свести к небольшому краткому расписанию – столько-то миль в день по таким-то дорогам.
Первая стадия работы над опытом заключалась в проектировании аппаратуры. Когда эскизные чертежи составных частей прибора потребовалось переводить в рабочие, Эрик и тут оказался полезным помощником Хэвиленду. Прежде всего они взялись за камеру, в которой газ гелий должен был превращаться в альфа-частицы. Для этого требовалась особая система подачи электрического тока, и Хэвиленд поручил это Эрику. Сам он сделал чертеж основной камеры, длиною в несколько футов, где движение альфа-частиц должно было быть доведено до огромной скорости. В этой большой камере помещались ускоряющие электроды и система мишеней, которые должны были подвергаться бомбардировке альфа-частицами. Хэвиленд поручил Эрику перевести эскизные чертежи в тушь и снабдить их объяснениями, чтобы передать затем механикам. Они вместе разработали систему подачи тока высокого напряжения, доходящего до полумиллиона вольт.
Неожиданно для себя Эрик обнаружил, что обладает порядочными знаниями и не лишен изобретательности. Сам того не подозревая, он додумался до решения целого ряда специфических проблем. Когда Хэвиленд впервые согласился с одним его незначительным предложением, гордости Эрика не было границ, и с тех пор он стал вносить одно предложение за другим. Некоторые из них были довольно удачны, другие – приемлемы, остальные – просто беспомощны, зато стена сомнений и неуверенности была, наконец, сломлена.
Сабина часто не могла удержаться от смеха, глядя на происшедшую в нем перемену. Однажды они снова сидели в пустом китайском ресторане напротив магазина Мэйси.
– Всего три недели назад ты ронял в суп слезы, – сказала она.
– Не говори об этом. – Он наклонился и накрыл ладонью ее руку. – Не хочу даже вспоминать. Надеюсь, что это больше никогда не повторится.
– Еще как повторится. Ты сам прекрасно это знаешь.
– Черт возьми, может, ты и права. Но знаешь, что бы ни случилось, что бы я ни говорил, никогда не сердись на меня. Думай в таких случаях о том, каким я бываю обаятельным. Ведь должно же у меня быть какое-то обаяние.
– Вот еще! – засмеялась она. – Но если Хэвиленд тебя терпит, то и я как-нибудь вытерплю. Он так же гордится тобой, как и я? – В глазах ее была нежность.
– Хэвиленд? – Эрик махнул рукой. – Он не в счет. Знаешь, его так легко поразить.
– Ну, конечно! – улыбнулась она. – Какой он из себя? Ты мне когда-нибудь его покажешь?
Эрик пожал плечами.
– Я не знаю, как он выглядит вне лаборатории.
– Все, о чем мы мечтаем, зависит от него; ты мог бы и поинтересоваться.
– Видишь ли, – сказал Эрик, – я ему помогаю каждую свободную минуту, когда я не занят на лекциях. А по вечерам и в нерабочие дни пусть уж он сам о себе заботится.
Эрик не знал, что от того, как проводит Хэвиленд свои вечера и нерабочие дни, может зависеть его собственная судьба.
Однажды вечером, после того как они с Хэвилендом целый день безрезультатно бились над проектом конденсатора, Эрику вдруг пришло в голову решение этой проблемы. Оно показалось ему совершенно замечательным по своей простоте, и он бросился было звонить Хэвиленду, но тут же почувствовал, что этого мало. Ему так хотелось своими глазами увидеть на лице Хэвиленда восхищение, что, повинуясь неудержимому порыву, он накинул пальто и вышел из дому.
Эрик знал, где живет Хэвиленд, но никогда еще у него не был. Он торопливо зашагал навстречу речному ветру, дувшему, словно по трубе, вдоль Клермонт-авеню. Швейцар в подъезде большого многоквартирного дома сказал, что мистер Хэвиленд у себя, а лифтер, ни слова не говоря, поднял его на лифте. Эрик наспех придумывал извинения за неожиданный визит в такой час, но все оправдания сводились к тому, что его осенила замечательная мысль.
Он позвонил; за дверью долго стояла мертвая тишина, и Эрик, думая, что швейцар ошибся, уже собрался уходить. Он был разочарован и в то же время испытывал облегчение. В последний момент, когда Эрик решил уже больше не ждать, Хэвиленд вдруг открыл дверь. Вместо свитера и серых фланелевых штанов, в которых Эрик привык видеть его в лаборатории, на нем были элегантные брюки от вечернего костюма, а из-под наброшенной на плечи домашней бархатной куртки виднелась белая крахмальная рубашка. И в этом костюме, ясно говорившем о том, как Хэвиленд собирался провести вечер, он показался Эрику таким чужим и далеким, что все приготовленные слова сразу стали лишними. Эрик стоял с несчастным видом и недоумевал про себя, почему вдруг он решил, что проблема конденсатора так уж важна.
– Хэлло, Горин, – с некоторым беспокойством сказал Хэвиленд. – В лаборатории что-нибудь случилось?..
– Нет, что вы, ровно ничего. Я просто решил зайти… Я… я придумал удачное решение насчет конденсатора. Но это не к спеху.
– Конденсатора? Какого конденсатора?
– Да того самого, емкостью в двести микрофарад. Помните?
– А-а!.. – Лицо Хэвиленда слегка прояснилось, но не от облегчения, а потому, что он вспомнил. Он оглянулся назад и, отступая в сторону, распахнул дверь. – Входите, Горин. Я просто растерялся от неожиданности.
– Мне следовало бы позвонить вам по телефону, – пробормотал Эрик, не двигаясь с места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67