Эрик даже не задумывался над поставленным ему условием, которое можно было сформулировать так: «Если вы окажетесь подходящим для меня человеком, я вас, возможно, как-нибудь использую». А это, по существу, не значило ровно ничего. Но Эрику было вполне достаточно этого небрежно и наспех данного согласия – оно обязывало его ко многому.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1
Первый курс физического факультета состоял из двух отделений. На первом отделении, где преподавал Эрик, учились студенты, готовившиеся стать инженерами, медиками или биологами. Иными словами, это были люди, обладавшие лишь самыми поверхностными сведениями о силах природы, действующих в окружающем их внешнем мире.
Занимаясь со студентами, Эрик узнал о себе самом много нового. Он и не подозревал, что у него есть привычные словечки и жесты, пока не увидел, как его изображают студенты, которые были немногим моложе его самого. Но они передразнивали его с таким добродушием, что ему оставалось только смеяться вместе с ними и спрашивать: «Неужели я действительно так говорю?» Неожиданно он обнаружил, что обладает терпением и может совершенно спокойно, без всякого раздражения повторять то, что объяснял минуту назад.
Помимо лабораторных занятий, на которые у него уходило пятнадцать часов в неделю, требовалось еще по меньшей мере пять часов на проверку письменных работ и заданий и еще три-четыре часа на подготовку демонстрационных опытов. Это уже само по себе являлось полной нагрузкой, но своим основным делом Эрик считал аспирантские занятия. Лекции отнимали у него еще пятнадцать часов в неделю и в свою очередь требовали дополнительных пятнадцати часов для подготовки. Его рабочий день начинался в восемь часов утра и кончался в полночь. Он ложился спать слишком усталый, чтобы читать, слишком отупелый, чтобы разговаривать, испытывая только смутное удовлетворение от того, что ему удалось выполнить хотя бы минимум намеченной работы.
Если удавалось улучить свободную минутку, он читал научные журналы, стараясь вникнуть в смысл опытов и исследований, производившихся в Америке и за границей, но всегда увязал в них, как в трясине. Он еще слишком мало знал. Иногда он с отчаянием думал, что вообще никогда ничему не научится.
В аспирантуре, где в этом году занимался Эрик, было человек по десять на каждом курсе. Это были молодые преподаватели колледжей из Нью-Йорка и его окрестностей, несколько физиков-практиков, работающих на предприятиях телефонной компании «Белл» и в Американской радиокорпорации и получивших отпуск для совершенствования своих знаний, и несколько счастливчиков, имеющих достаточно денег, чтобы без помех поработать над докторской диссертацией. Все это был народ серьезный, увлеченный своей работой, и если некоторые имели только смутное представление о том, что читают профессора, то другие, вроде Эрика, ходили с лекции на лекцию, впитывая в себя знания, как губка.
Обещание Хэвиленда взять его к себе в лабораторию заставило Эрика несколько по-особому относиться к своим аспирантским занятиям. Он то и дело спрашивал себя: «Может ли это мне пригодиться? Как я могу это использовать?» Такое утилитарное отношение к занятиям имело свои преимущества – оно давало ему возможность предъявлять особые требования к каждому изучаемому предмету.
В этот напряженный год жизнь Эрика была всецело поглощена работой и страстным желанием до приезда Хэвиленда набраться как можно больше знаний; кроме этого, для него не существовало почти ничего: только наспех проглоченная еда, мертвый сон и относительное одиночество.
Единственным светлым пятном за все это время была вечеринка, устроенная Максуэлом в начале весны.
2
Эрик пришел в самый разгар веселья. В квартирке на Морнингсайд-Драйв, такой маленькой, что любой человек казался в ней непомерно высоким и неуклюжим, царили шум и суета. В спальне были грудами навалены пальто и шляпы. Туда то и дело забегали девушки посмотреться в зеркало и на минутку передохнуть от гама, стоявшего в гостиной.
Крохотная старомодная кухонька была заставлена бутылками и завалена закусками, которые то и дело кто-нибудь перекладывал из промасленных пакетов на тарелки. В ванне стоял бочонок с пивом. Мужчины, толпившиеся около него со стаканами в руках, расступались, чтобы пропустить девушек, которые не смогли протиснуться в спальню и должны были довольствоваться осколком зеркала, висевшим над умывальником. В гостиной те, кому посчастливилось усесться на кресло или на диван, поджимали под себя ноги, чтобы не мешать стоявшим. Почти все мужчины сбросили пиджаки, некоторые расстегнули воротники рубашек.
Максуэл праздновал свадьбу, а заодно – окончание работы над своей темой и всех экзаменов. Через несколько месяцев, в июне, кончался его контракт с университетом и он возвращался в Вашингтон. Он был пьян уже от одного ощущения свободы. Эрику, чтобы прийти сюда, пришлось отложить до следующего дня массу работы, – сегодня он был совсем не расположен трудиться. За последние две недели он совершенно выдохся и терзался неудовлетворенностью, поэтому с радостью принял приглашение. Кроме Максуэла, Эрик никого здесь не знал, но это его не смущало – то, что он для всех был чужим и незнакомым, придавало вечеринке характер приключения.
С самого начала Эрик стал наблюдать за темноволосой девушкой, сидевшей в углу гостиной. Он заметил ее сразу, как только вошел, и все время бессознательно старался стоять так, чтобы не терять ее из виду. У нее были длинные темные локоны, серые глаза и подвижной, смеющийся рот. Он заметил ее своеобразную манеру разговора то и дело внезапно оглядываться по сторонам, словно она желала убедиться, что ее не затолкают в этой толпе. Она сидела с двумя подругами, их окружала группа молодых людей; нельзя сказать, чтобы она была самой хорошенькой в этой шумной, битком набитой комнате, но Эрику казалось, что она чем-то выделяется среди всех остальных.
Он узнал, что ее зовут Сабина. По-видимому, на нее имел права румяный молодой человек в строгом темном костюме. Звали его О'Хэйр; он явно чувствовал себя здесь неловко. Когда его толкали, он улыбался деланной кривой улыбкой, словно человек, случайно попавший в трущобу и опасающийся, что его по ошибке примут за одного из ее обитателей.
В конце концов Эрик решил заговорить с девушкой. Он быстро освоился в этой толчее и вскоре, держа в руках два полных бокала и вежливо повторяя «простите», уже пробирался сквозь толпу, пока не очутился возле кресла, где сидела Сабина.
– Заведующий отделом просто круглый идиот… – говорила она в это время, но вдруг умолкла и с любопытством взглянула на Эрика.
Он снова отметил про себя ее глаза – удлиненные, светло-серые и неспокойные.
– Вот, пожалуйста, – сказал он, протягивая бокал. – Простите, что заставил так долго ждать.
– Но я что-то не помню, чтобы я просила об этом, – медленно сказала девушка.
– Вам и незачем было просить. Я прочел ваши мысли. Попробуйте, может быть, слишком крепко или слишком слабо?
Она окинула его испытующим взглядом и с подчеркнутым равнодушием отхлебнула из бокала.
– В самый раз, – сказала она.
Эрик кивнул.
– Я так и знал. Если вам еще чего-нибудь захочется – не стесняйтесь, подумайте об этом про себя.
Наступила пауза, может быть чуточку затянувшаяся; он повернулся и отошел. Одна из девушек засмеялась и сказала: «Какой славный!» Эти слова повисли в воздухе, затем их покрыл шум голосов. Но потом Эрик, переходя с места на место, несколько раз ловил на себе взгляд темноволосой девушки.
В последнее время им иногда овладевало беспричинное волнение; он не находил себе места и, бросив работу, часами бродил один по Риверсайд-Драйв или по Бродвею.
Он смотрел на парочки, сидящие на уединенных скамейках или шагающие под ветром, прижавшись друг к другу, и мечтал, что когда-нибудь встретит девушку, одиноко сидящую на скамейке; она повернет к нему голову, и ему станет ясно, что она ждет именно его.
Глядя на Сабину, Эрик вспомнил о своем одиночестве, потому что в ней было то, чего он, сам не сознавая, искал в других. Обидно было только, что он встретил ее в такой толчее и давке; ему не хотелось знакомиться с ней под взглядами окружающих.
Рано или поздно он найдет возможность заговорить с ней один на один. И если не сегодня, то, быть может, на следующий день произойдет чудо, которое так легко представить себе в мечтах: он встретит ее на улице.
Его остановил Максуэл.
– Ну как, Эрик? Все в порядке? – спросил он. Максуэл с тех пор, как женился, стал выглядеть гораздо моложе, но с Эриком он держался по-отечески, словно чувствовал себя ответственным за его моральное благополучие и хотел перед разлукой наградить его удвоенной дозой внимания.
– Макс, кто эта девушка, вон там? Этот тип с брелоками на жилете, похожий на адвоката, действительно ее приятель?
– Черт его знает, понятия не имею! Я здесь почти ни с кем не знаком. Да ты плюнь на него. Ступай к ней.
Тут внимание Макса отвлекла сказанная кем-то фраза, и он присоединился к другому кружку – для этого ему пришлось только повернуть голову.
3
Пробираясь сквозь толпу, девушка очутилась рядом с Эриком. Она была на голову ниже его и стояла так близко, что ему ничего не стоило поцеловать ее. Толпа сдавила их со всех сторон, и рука Эрика уже лежала на ее стройной талии.
– Знаете, вы обманщик, – сказала она. – Из-за вас я могла бы умереть с голоду. Я уже десять минут думаю только о сандвиче. Я ведь поверила, что вы умеете читать мысли.
– Конечно, умею, – настаивал он. – Клянусь вам, умею. А сандвичи я вам не принес, так как знал, что еще через десять минут вы захотите вафель, вот я и решил подождать, пока вы выйдете в кухню, и добыть вам все сразу.
Сабина засмеялась.
– Я не могу выйти, – сказала она. – Пробивайтесь вы, а я за вами.
Эрик взял ее за руку и повел. Протискиваясь сквозь толпу, он почти не замечал толкотни, говора и мелькавших перед ним лиц, остро ощущая легкое пожатие ее прохладных пальцев. В кухне было пусто, и он с сожалением отпустил ее руку. Голоса, доносившиеся из гостиной, как бы подчеркивали их уединение.
– Я и вам сделаю сандвич, – сказала Сабина, и Эрику показалось, что она немного смущена и избегает встречаться с ним взглядом. – Вам с ростбифом или с языком?
– С ростбифом. Меня зовут Эрик. Эрик Горин. А вас – Сабина, правда?
– Верно. Маслом намазать?
– Пожалуйста. А кто этот молодой человек в темном костюме?
– Арни О'Хэйр. А горчицей?
– И горчицей. Что это за имя – Сабина?
– Оно часто встречается в Новой Англии, но я-то итальянка. Меня зовут Сабина Вольтерра.
Сабина протянула ему сандвич и, прислонясь к буфету, стала есть, а Эрик, вылив остатки из бутылок, сделал два коктейля.
– У вас это очень ловко выходит, – заметила она. – Признайтесь, вы до кризиса служили в богатом доме дворецким?
Он стоял перед нею и в первый раз мог рассмотреть ее с головы до ног. Сабина была стройна и хорошо сложена; на ней было темно-синее платье с красными пуговицами и красным гофрированным воротничком. Эрик очень внимательно рассматривал ее всю, но больше всего его привлекало лицо Сабины. В ее взгляде то и дело мелькали какие-то неспокойные искорки, – Эрик сразу определил, что природная сдержанность борется в ней с жадной пытливостью. Он догадался об этом по той причине, что такой внутренний конфликт был хорошо знаком ему самому.
Заложив руки в карманы, Эрик прислонился к плите и сказал с той простотою, которая вызывает на откровенность:
– Без шуток, Сабина, я целый вечер жду случая поговорить с вами.
– Ну что ж, – сказала она. – Давайте поговорим о вас. Я не люблю пустой болтовни. Чем вы занимаетесь?
– Я физик.
– Это звучит очень гордо, – в голосе ее снова послышалась насмешка.
– Разве я произнес это слово с большой буквы? – спросил он.
– Вы выделили его курсивом. А что, собственно, такое физик? Я в первый раз вижу физика. Я знаю, что такое химия и химики, биология и биологи. Но физик – это мне непонятно, потому что я не знаю, что такое физика. Кроме того, мне всегда казалось, что физики – это маленькие худосочные человечки с огромными лысыми головами. Или же они обязательно должны быть похожи на Эйнштейна. Вы уверены, что вы действительно физик?
– Сразу видно, что вы не любите пустой болтовни.
– О, это просто такая манера. Не обращайте внимания. В магазине невольно привыкаешь к этому.
– Вы работаете продавщицей?
– Да, в универсальном магазине Мэйси. Перед рождеством на время предпраздничной торговли туда наняли несколько человек, и мне удалось там зацепиться. В нашем отделе отличный подбор продавцов, – сухо добавила она. – Адвокат, две учительницы, инженер и я. Мы продаем кухонную утварь. Кстати, это очень утешительно – встретить человека, который работает по своей специальности.
Услышав, что кто-то вошел в кухню, они быстро, почти виновато обернулись. На пороге стоял плотный молодой человек в темном костюме.
– Хэлло, Арни, – сказала Сабина. – Хочешь съесть что-нибудь?
– Нет, спасибо, – сказал тот.
У него оказался удивительно звучный басок. Он был ниже Эрика, но шире в плечах и гораздо массивнее. «Ему, наверное, уже лет двадцать семь», – подумал Эрик. У Арни были круглые, красные щеки, черные и блестящие, как агат, волосы и холодные светло-голубые глаза, придававшие его лицу жесткое выражение. Он выглядел очень нарядным. На нем был темно-синий костюм, голубая рубашка и белый крахмальный воротничок, благодаря которому его толстая шея не казалась слишком короткой. Он держался надменно и напряженно, отчего вся его фигура походила на поднятый кверху большой палец.
– Арни, познакомься, это мистер Горин. Мистер О'Хэйр.
Молодые люди, не подав друг другу руки, обменялись кивками. О'Хэйр, не поворачивая головы, взглянул на Сабину.
– Через полчаса я собираюсь уходить, – сказал он отрывисто. – Нам ведь нужно еще в одно место.
– Да, я знаю, Арни. Ты в самом деле ничего не хочешь съесть?
– Нет, не хочу.
Он снова кивнул Эрику и вышел так же внезапно, как и вошел.
Эрик и Сабина с минуту молчали.
– Вы так и не сказали, что приобрел в вашем лице отдел кухонной утвари, – заметил он.
Она пожала плечами.
– Ничего, разве только общую культуру. Я училась на английском отделении в колледже Барнарда. А вы не сказали мне, что такое физика.
– Это слишком долго, и тут чересчур шумно. Завтра суббота. Я вам скажу об этом завтра вечером.
– Я буду занята.
– Тогда в воскресенье.
– Тоже, вероятно, буду занята.
– И все мистер О'Хэйр?
– Да, все Арни.
– Вы с ним часто встречаетесь?
Она окинула Эрика холодным взглядом, но постепенно выражение ее глаз изменилось.
– Более или менее, – сказала она.
– Все-таки можно вам позвонить? А вдруг ваш мистер О'Хэйр сломает себе завтра ногу или его продует ветром, который поднимает брелоки, что болтаются у него на животе?
Сабина невольно улыбнулась.
– Ничего не выйдет, – сказала она. – У него железное здоровье.
– Как знать! Какой ваш номер телефона?
– Вы уже съели сандвич? Может быть, вернемся туда?
– Вы не скажете?
Она нетерпеливо повела головой, но голос ее прозвучал мягко, почти виновато:
– К чему? Все равно встретиться с вами я не смогу.
– Мне хочется просто поговорить с вами.
В его голосе послышалась грусть, и глаза девушки стали совсем прозрачными; она поглядела на него, как бы прося сказать ей что-то такое, что может оценить только она одна, затем отвела взгляд и пошла к двери. На пороге она обернулась.
– Мой телефон: Одюбон, пять-пять-один шесть-два, – сказала она. – Я прихожу домой около шести.
Она вышла, а Эрик так и остался стоять у плиты, не замечая, что его со всех сторон толкают нахлынувшие в кухню гости. Тихая радость охватила его. Ему хотелось улыбаться, хотелось поделиться с кем-нибудь своей чудесной новостью, но тут же он вспомнил, что, кроме Макса, не знает ни души, а Максу сейчас не до него.
Так и не сказав никому ни слова и улыбаясь про себя, Эрик разыскал шляпу, пальто и вышел.
Мартовская ночь обдала его холодом, он плотнее запахнул пальто. Перед ним вздымались массивные громады университетских корпусов; в северном углу университетского городка виднелось здание физического факультета. На самом верхнем этаже, где помещались лаборатории, светилось несколько окон. Эрик не знал, кто там работает, но вдруг почувствовал зависть и угрызения совести – как он мог позволить себе хоть на время забыть о своем деле!
4
На следующий день мысли о Сабине то и дело отвлекали его от работы. Он позвонил ей в шесть пятнадцать – ему не терпелось позвонить как можно скорее, но он допускал, что она может задержаться на работе, поэтому в качестве компромисса выждал четверть часа. Сабина ответила после первого же звонка.
– Сабина? Это говорит Эрик. Как поживаете?
– Отлично. А вы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1
Первый курс физического факультета состоял из двух отделений. На первом отделении, где преподавал Эрик, учились студенты, готовившиеся стать инженерами, медиками или биологами. Иными словами, это были люди, обладавшие лишь самыми поверхностными сведениями о силах природы, действующих в окружающем их внешнем мире.
Занимаясь со студентами, Эрик узнал о себе самом много нового. Он и не подозревал, что у него есть привычные словечки и жесты, пока не увидел, как его изображают студенты, которые были немногим моложе его самого. Но они передразнивали его с таким добродушием, что ему оставалось только смеяться вместе с ними и спрашивать: «Неужели я действительно так говорю?» Неожиданно он обнаружил, что обладает терпением и может совершенно спокойно, без всякого раздражения повторять то, что объяснял минуту назад.
Помимо лабораторных занятий, на которые у него уходило пятнадцать часов в неделю, требовалось еще по меньшей мере пять часов на проверку письменных работ и заданий и еще три-четыре часа на подготовку демонстрационных опытов. Это уже само по себе являлось полной нагрузкой, но своим основным делом Эрик считал аспирантские занятия. Лекции отнимали у него еще пятнадцать часов в неделю и в свою очередь требовали дополнительных пятнадцати часов для подготовки. Его рабочий день начинался в восемь часов утра и кончался в полночь. Он ложился спать слишком усталый, чтобы читать, слишком отупелый, чтобы разговаривать, испытывая только смутное удовлетворение от того, что ему удалось выполнить хотя бы минимум намеченной работы.
Если удавалось улучить свободную минутку, он читал научные журналы, стараясь вникнуть в смысл опытов и исследований, производившихся в Америке и за границей, но всегда увязал в них, как в трясине. Он еще слишком мало знал. Иногда он с отчаянием думал, что вообще никогда ничему не научится.
В аспирантуре, где в этом году занимался Эрик, было человек по десять на каждом курсе. Это были молодые преподаватели колледжей из Нью-Йорка и его окрестностей, несколько физиков-практиков, работающих на предприятиях телефонной компании «Белл» и в Американской радиокорпорации и получивших отпуск для совершенствования своих знаний, и несколько счастливчиков, имеющих достаточно денег, чтобы без помех поработать над докторской диссертацией. Все это был народ серьезный, увлеченный своей работой, и если некоторые имели только смутное представление о том, что читают профессора, то другие, вроде Эрика, ходили с лекции на лекцию, впитывая в себя знания, как губка.
Обещание Хэвиленда взять его к себе в лабораторию заставило Эрика несколько по-особому относиться к своим аспирантским занятиям. Он то и дело спрашивал себя: «Может ли это мне пригодиться? Как я могу это использовать?» Такое утилитарное отношение к занятиям имело свои преимущества – оно давало ему возможность предъявлять особые требования к каждому изучаемому предмету.
В этот напряженный год жизнь Эрика была всецело поглощена работой и страстным желанием до приезда Хэвиленда набраться как можно больше знаний; кроме этого, для него не существовало почти ничего: только наспех проглоченная еда, мертвый сон и относительное одиночество.
Единственным светлым пятном за все это время была вечеринка, устроенная Максуэлом в начале весны.
2
Эрик пришел в самый разгар веселья. В квартирке на Морнингсайд-Драйв, такой маленькой, что любой человек казался в ней непомерно высоким и неуклюжим, царили шум и суета. В спальне были грудами навалены пальто и шляпы. Туда то и дело забегали девушки посмотреться в зеркало и на минутку передохнуть от гама, стоявшего в гостиной.
Крохотная старомодная кухонька была заставлена бутылками и завалена закусками, которые то и дело кто-нибудь перекладывал из промасленных пакетов на тарелки. В ванне стоял бочонок с пивом. Мужчины, толпившиеся около него со стаканами в руках, расступались, чтобы пропустить девушек, которые не смогли протиснуться в спальню и должны были довольствоваться осколком зеркала, висевшим над умывальником. В гостиной те, кому посчастливилось усесться на кресло или на диван, поджимали под себя ноги, чтобы не мешать стоявшим. Почти все мужчины сбросили пиджаки, некоторые расстегнули воротники рубашек.
Максуэл праздновал свадьбу, а заодно – окончание работы над своей темой и всех экзаменов. Через несколько месяцев, в июне, кончался его контракт с университетом и он возвращался в Вашингтон. Он был пьян уже от одного ощущения свободы. Эрику, чтобы прийти сюда, пришлось отложить до следующего дня массу работы, – сегодня он был совсем не расположен трудиться. За последние две недели он совершенно выдохся и терзался неудовлетворенностью, поэтому с радостью принял приглашение. Кроме Максуэла, Эрик никого здесь не знал, но это его не смущало – то, что он для всех был чужим и незнакомым, придавало вечеринке характер приключения.
С самого начала Эрик стал наблюдать за темноволосой девушкой, сидевшей в углу гостиной. Он заметил ее сразу, как только вошел, и все время бессознательно старался стоять так, чтобы не терять ее из виду. У нее были длинные темные локоны, серые глаза и подвижной, смеющийся рот. Он заметил ее своеобразную манеру разговора то и дело внезапно оглядываться по сторонам, словно она желала убедиться, что ее не затолкают в этой толпе. Она сидела с двумя подругами, их окружала группа молодых людей; нельзя сказать, чтобы она была самой хорошенькой в этой шумной, битком набитой комнате, но Эрику казалось, что она чем-то выделяется среди всех остальных.
Он узнал, что ее зовут Сабина. По-видимому, на нее имел права румяный молодой человек в строгом темном костюме. Звали его О'Хэйр; он явно чувствовал себя здесь неловко. Когда его толкали, он улыбался деланной кривой улыбкой, словно человек, случайно попавший в трущобу и опасающийся, что его по ошибке примут за одного из ее обитателей.
В конце концов Эрик решил заговорить с девушкой. Он быстро освоился в этой толчее и вскоре, держа в руках два полных бокала и вежливо повторяя «простите», уже пробирался сквозь толпу, пока не очутился возле кресла, где сидела Сабина.
– Заведующий отделом просто круглый идиот… – говорила она в это время, но вдруг умолкла и с любопытством взглянула на Эрика.
Он снова отметил про себя ее глаза – удлиненные, светло-серые и неспокойные.
– Вот, пожалуйста, – сказал он, протягивая бокал. – Простите, что заставил так долго ждать.
– Но я что-то не помню, чтобы я просила об этом, – медленно сказала девушка.
– Вам и незачем было просить. Я прочел ваши мысли. Попробуйте, может быть, слишком крепко или слишком слабо?
Она окинула его испытующим взглядом и с подчеркнутым равнодушием отхлебнула из бокала.
– В самый раз, – сказала она.
Эрик кивнул.
– Я так и знал. Если вам еще чего-нибудь захочется – не стесняйтесь, подумайте об этом про себя.
Наступила пауза, может быть чуточку затянувшаяся; он повернулся и отошел. Одна из девушек засмеялась и сказала: «Какой славный!» Эти слова повисли в воздухе, затем их покрыл шум голосов. Но потом Эрик, переходя с места на место, несколько раз ловил на себе взгляд темноволосой девушки.
В последнее время им иногда овладевало беспричинное волнение; он не находил себе места и, бросив работу, часами бродил один по Риверсайд-Драйв или по Бродвею.
Он смотрел на парочки, сидящие на уединенных скамейках или шагающие под ветром, прижавшись друг к другу, и мечтал, что когда-нибудь встретит девушку, одиноко сидящую на скамейке; она повернет к нему голову, и ему станет ясно, что она ждет именно его.
Глядя на Сабину, Эрик вспомнил о своем одиночестве, потому что в ней было то, чего он, сам не сознавая, искал в других. Обидно было только, что он встретил ее в такой толчее и давке; ему не хотелось знакомиться с ней под взглядами окружающих.
Рано или поздно он найдет возможность заговорить с ней один на один. И если не сегодня, то, быть может, на следующий день произойдет чудо, которое так легко представить себе в мечтах: он встретит ее на улице.
Его остановил Максуэл.
– Ну как, Эрик? Все в порядке? – спросил он. Максуэл с тех пор, как женился, стал выглядеть гораздо моложе, но с Эриком он держался по-отечески, словно чувствовал себя ответственным за его моральное благополучие и хотел перед разлукой наградить его удвоенной дозой внимания.
– Макс, кто эта девушка, вон там? Этот тип с брелоками на жилете, похожий на адвоката, действительно ее приятель?
– Черт его знает, понятия не имею! Я здесь почти ни с кем не знаком. Да ты плюнь на него. Ступай к ней.
Тут внимание Макса отвлекла сказанная кем-то фраза, и он присоединился к другому кружку – для этого ему пришлось только повернуть голову.
3
Пробираясь сквозь толпу, девушка очутилась рядом с Эриком. Она была на голову ниже его и стояла так близко, что ему ничего не стоило поцеловать ее. Толпа сдавила их со всех сторон, и рука Эрика уже лежала на ее стройной талии.
– Знаете, вы обманщик, – сказала она. – Из-за вас я могла бы умереть с голоду. Я уже десять минут думаю только о сандвиче. Я ведь поверила, что вы умеете читать мысли.
– Конечно, умею, – настаивал он. – Клянусь вам, умею. А сандвичи я вам не принес, так как знал, что еще через десять минут вы захотите вафель, вот я и решил подождать, пока вы выйдете в кухню, и добыть вам все сразу.
Сабина засмеялась.
– Я не могу выйти, – сказала она. – Пробивайтесь вы, а я за вами.
Эрик взял ее за руку и повел. Протискиваясь сквозь толпу, он почти не замечал толкотни, говора и мелькавших перед ним лиц, остро ощущая легкое пожатие ее прохладных пальцев. В кухне было пусто, и он с сожалением отпустил ее руку. Голоса, доносившиеся из гостиной, как бы подчеркивали их уединение.
– Я и вам сделаю сандвич, – сказала Сабина, и Эрику показалось, что она немного смущена и избегает встречаться с ним взглядом. – Вам с ростбифом или с языком?
– С ростбифом. Меня зовут Эрик. Эрик Горин. А вас – Сабина, правда?
– Верно. Маслом намазать?
– Пожалуйста. А кто этот молодой человек в темном костюме?
– Арни О'Хэйр. А горчицей?
– И горчицей. Что это за имя – Сабина?
– Оно часто встречается в Новой Англии, но я-то итальянка. Меня зовут Сабина Вольтерра.
Сабина протянула ему сандвич и, прислонясь к буфету, стала есть, а Эрик, вылив остатки из бутылок, сделал два коктейля.
– У вас это очень ловко выходит, – заметила она. – Признайтесь, вы до кризиса служили в богатом доме дворецким?
Он стоял перед нею и в первый раз мог рассмотреть ее с головы до ног. Сабина была стройна и хорошо сложена; на ней было темно-синее платье с красными пуговицами и красным гофрированным воротничком. Эрик очень внимательно рассматривал ее всю, но больше всего его привлекало лицо Сабины. В ее взгляде то и дело мелькали какие-то неспокойные искорки, – Эрик сразу определил, что природная сдержанность борется в ней с жадной пытливостью. Он догадался об этом по той причине, что такой внутренний конфликт был хорошо знаком ему самому.
Заложив руки в карманы, Эрик прислонился к плите и сказал с той простотою, которая вызывает на откровенность:
– Без шуток, Сабина, я целый вечер жду случая поговорить с вами.
– Ну что ж, – сказала она. – Давайте поговорим о вас. Я не люблю пустой болтовни. Чем вы занимаетесь?
– Я физик.
– Это звучит очень гордо, – в голосе ее снова послышалась насмешка.
– Разве я произнес это слово с большой буквы? – спросил он.
– Вы выделили его курсивом. А что, собственно, такое физик? Я в первый раз вижу физика. Я знаю, что такое химия и химики, биология и биологи. Но физик – это мне непонятно, потому что я не знаю, что такое физика. Кроме того, мне всегда казалось, что физики – это маленькие худосочные человечки с огромными лысыми головами. Или же они обязательно должны быть похожи на Эйнштейна. Вы уверены, что вы действительно физик?
– Сразу видно, что вы не любите пустой болтовни.
– О, это просто такая манера. Не обращайте внимания. В магазине невольно привыкаешь к этому.
– Вы работаете продавщицей?
– Да, в универсальном магазине Мэйси. Перед рождеством на время предпраздничной торговли туда наняли несколько человек, и мне удалось там зацепиться. В нашем отделе отличный подбор продавцов, – сухо добавила она. – Адвокат, две учительницы, инженер и я. Мы продаем кухонную утварь. Кстати, это очень утешительно – встретить человека, который работает по своей специальности.
Услышав, что кто-то вошел в кухню, они быстро, почти виновато обернулись. На пороге стоял плотный молодой человек в темном костюме.
– Хэлло, Арни, – сказала Сабина. – Хочешь съесть что-нибудь?
– Нет, спасибо, – сказал тот.
У него оказался удивительно звучный басок. Он был ниже Эрика, но шире в плечах и гораздо массивнее. «Ему, наверное, уже лет двадцать семь», – подумал Эрик. У Арни были круглые, красные щеки, черные и блестящие, как агат, волосы и холодные светло-голубые глаза, придававшие его лицу жесткое выражение. Он выглядел очень нарядным. На нем был темно-синий костюм, голубая рубашка и белый крахмальный воротничок, благодаря которому его толстая шея не казалась слишком короткой. Он держался надменно и напряженно, отчего вся его фигура походила на поднятый кверху большой палец.
– Арни, познакомься, это мистер Горин. Мистер О'Хэйр.
Молодые люди, не подав друг другу руки, обменялись кивками. О'Хэйр, не поворачивая головы, взглянул на Сабину.
– Через полчаса я собираюсь уходить, – сказал он отрывисто. – Нам ведь нужно еще в одно место.
– Да, я знаю, Арни. Ты в самом деле ничего не хочешь съесть?
– Нет, не хочу.
Он снова кивнул Эрику и вышел так же внезапно, как и вошел.
Эрик и Сабина с минуту молчали.
– Вы так и не сказали, что приобрел в вашем лице отдел кухонной утвари, – заметил он.
Она пожала плечами.
– Ничего, разве только общую культуру. Я училась на английском отделении в колледже Барнарда. А вы не сказали мне, что такое физика.
– Это слишком долго, и тут чересчур шумно. Завтра суббота. Я вам скажу об этом завтра вечером.
– Я буду занята.
– Тогда в воскресенье.
– Тоже, вероятно, буду занята.
– И все мистер О'Хэйр?
– Да, все Арни.
– Вы с ним часто встречаетесь?
Она окинула Эрика холодным взглядом, но постепенно выражение ее глаз изменилось.
– Более или менее, – сказала она.
– Все-таки можно вам позвонить? А вдруг ваш мистер О'Хэйр сломает себе завтра ногу или его продует ветром, который поднимает брелоки, что болтаются у него на животе?
Сабина невольно улыбнулась.
– Ничего не выйдет, – сказала она. – У него железное здоровье.
– Как знать! Какой ваш номер телефона?
– Вы уже съели сандвич? Может быть, вернемся туда?
– Вы не скажете?
Она нетерпеливо повела головой, но голос ее прозвучал мягко, почти виновато:
– К чему? Все равно встретиться с вами я не смогу.
– Мне хочется просто поговорить с вами.
В его голосе послышалась грусть, и глаза девушки стали совсем прозрачными; она поглядела на него, как бы прося сказать ей что-то такое, что может оценить только она одна, затем отвела взгляд и пошла к двери. На пороге она обернулась.
– Мой телефон: Одюбон, пять-пять-один шесть-два, – сказала она. – Я прихожу домой около шести.
Она вышла, а Эрик так и остался стоять у плиты, не замечая, что его со всех сторон толкают нахлынувшие в кухню гости. Тихая радость охватила его. Ему хотелось улыбаться, хотелось поделиться с кем-нибудь своей чудесной новостью, но тут же он вспомнил, что, кроме Макса, не знает ни души, а Максу сейчас не до него.
Так и не сказав никому ни слова и улыбаясь про себя, Эрик разыскал шляпу, пальто и вышел.
Мартовская ночь обдала его холодом, он плотнее запахнул пальто. Перед ним вздымались массивные громады университетских корпусов; в северном углу университетского городка виднелось здание физического факультета. На самом верхнем этаже, где помещались лаборатории, светилось несколько окон. Эрик не знал, кто там работает, но вдруг почувствовал зависть и угрызения совести – как он мог позволить себе хоть на время забыть о своем деле!
4
На следующий день мысли о Сабине то и дело отвлекали его от работы. Он позвонил ей в шесть пятнадцать – ему не терпелось позвонить как можно скорее, но он допускал, что она может задержаться на работе, поэтому в качестве компромисса выждал четверть часа. Сабина ответила после первого же звонка.
– Сабина? Это говорит Эрик. Как поживаете?
– Отлично. А вы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67