Ведь у этой женщины почти все на виду, подумал он, потом нахмурил брови и вставил штеккер в гнездо коммутатора, на котором загорелась лампочка. После краткого разговора он разъединился и снова посмотрел на Энн Гилрой, на се провокационно скрещенные ноги и светлые волосы, увенчанные короной из сигаретного дыма, и сообщил: — Он уже спускается вниз, мисс.
— Значит, мне нельзя подняться к нему?
— Он сказал, что спустится вниз.
— Я надеялась увидеть, как выглядит служебный кабинет полицейского.
— Ага,— сказал Мэрчисон, наклонил голову набок и подумал: "Черт возьми, что ты надеялась увидеть там, кроме нескольких полицейских, отсиживающих себе задницы?". На коммутаторе опять загорелась лампочка. Мэрчисон взял трубку и услышал голос разъяренного патрульного с третьей авеню, который был возмущен тем, что уже полчаса назад вызвал машину скорой помощи, что у него там на тротуаре лежит женщина, у которой кровотечение, так когда же собирается приехать эта чертова машина? Мэрчисон сказал ему, чтобы он успокоился, но патрульный заявил, что столько крови он еще ни разу в жизни не видел, что эта женщина вот-вот умрет и что толпа ругает его последними словами. Мэрчисон сказал, что он снова позвонит в больницу, вытащил штеккер и переключился на городскую линию.
Он еще набирал номер больницы, когда Клинг спустился по железной лестнице со второго этажа. Он
выглядел удивленным, хотя Мэрчисон сказал ему, кто его ждет. Возможно, причиной этого была миниюбка. Мэрчисон смотрел, как Клинг подходит к скамье ("Алло, говорит сержант Мэрчисон из 87 участка,— сказал он в трубку.— Где эта чертова машина скорой помощи?"), пожимает руку Энн Гилрой и садится на скамью рядом с ней. Со своего места Мэрчисон все же не мог слышать через всю комнату. ("Ну да, но на меня здесь орет патрульный, у него там собралась толпа, он уже не может справиться с ней, а эта женщина вот-вот истечет кровью на тротуаре, надо же что-то делать"). Клинг теперь, казалось, скорее смущен, чем удивлен, он все время кивал Энн Гилрой, а она смеялась, щурила синие глаза, рот у нес почти не закрывался, и при разговоре она почти касалась губами щеки Клинга, словно хотела прошептать ему на ухо все тайны вселенной. ("Да, черт возьми, когда вы прекратите валять дурака и пошлете туда кого-нибудь?" — заорал Мэрчисон в трубку). Клинг снова кивнул, встал со скамьи и подошел к барьеру. ("Если этот патрульный позвонит еще раз, я доложу непосредственно главному врачу больницы, это я вам обещаю!" — зарычал Мэрчисон и выдернул штеккер из гнезда коммутатора).
— Я выйду на минутку выпить кофе,— сказал Клинг.
— Хорошо,— сказал Мэрчисон,— когда ты вернешься?
— Через полчаса.
— Хорошо,— сказал Мэрчисон и посмотрел, как Клинг возвращаемся к скамье. Энн Гилрой взяла под руку. Клинга, улыбнулась через плечо Мэрчисону и, стуча высокими каблуками, направилась к выходу. Она старательно вертела упругим задом, а ее длинные светлые волосы подпрыгивали на спине. На коммутаторе снова загорелась лампочка. Мэрчисон соединился и выяснил, что это тот же патрульный, который на сей раз был близок к истерике, потому что женщина умерла минуту назад и ее брат начал выкрикивать в толпу, что это преступное неисполнение полицией своих обязанностей. Патрульный хотел знать, что он должен делать. Мэрчисон сказал ему, что он может делать все, что угодно, главное — не вытаскивать пистолет, если ему не будет угрожать серьезная опасность, на что патрульный ответил, что, похоже, ему уже сейчас угрожает серьезная опасность, что толпа начинает орать на него и так далее и что, возможно, ему следует прислать подкрепление. Мэрчисон сказал, что он подумает, что тут можно сделать, и в
этот момент с крыльца полицейского участка донесся какой-то визг.
Мэрчисон был полицейским, привыкшим дежурить в участке, и не отличался особо быстрой реакцией, однако в этом визге было что-то требовательное, и он мгновенно сообразил, что этой визжащей особой не может быть никто иная, как девушка по имени Энн Гилрой, которая секунду назад вышла отсюда, держа под руку Берта Клинга. Он выбежал из-за барьера с максимальной скоростью, на которую способен полный мужчина, которому за пятьдесят, и расстегнул кобуру с пистолетом на бегу к выходу, хотя ему было совершенно непонятно, что могло произойти на крыльце полицейского участка, в особенности, когда девушку сопровождал детектив.
Мэрчисон ожидал увидеть хулиганов, которые угрожают девушке, или что-то в этом роде, поэтому его безмерно удивило, когда выяснилось, что это всего лишь какая-то другая блондинка колотила Клинга по голове хозяйственной сумкой. Мэрчисон только через несколько секунд узнал в этой другой блондинке Синди Форрест, которую уже видел несколько раз и знал, что она девушка Клинга. Однако он никогда не видел такого ужасного выражения на се лице. Женщину с таким выражением лица он видел лишь один раз в жизни. Это было тогда, когда тетя Мойра застала дядю Джона с некой дамой на диване в мансарде. Тетя Мойра поднялась наверх за рецептом апельсинов в сахаре, а вместо рецепта обнаружила там своего очкастого супруга в критической ситуации с женщиной, которая являлась одной из есе самых близких подруг. Тетя Мойра выгнала дядю Джона в расстегнутых брюках в коридор и преследовала его по лестнице до первого этажа, причем все время колотила его по голове веником, который подобрала на площадке третьего этажа, и даже выбежала вслед за дядей Джоном на улицу, где в этот момент Мэрчисон с несколькими соседскими ребятишками играл перед бакалейной лавкой старого Бена. У тети Мойры на лице было такое бешеное и ужасное выражение, что он уже никогда не забыл его. Точно такое же выражение он увидел теперь на лице молодой и красивой Синди Форрест, которая неутомимо обрабатмвала Клинга коричневой кожаной сумкой. Блондинка номер один, Энн Гилрой, визжала на нес, чтобы она прекратила это, однако Синди с выражением лица тети Мойры, уже вошла в такой раж, что не испытывала
желания остановиться вплоть до судного дня. Клинг, этот великий детектив с божьим даром, пытался защитить лицо и голову обеими руками, в то время как Синди продолжала свою разрушительную деятельность. Энн Гилрой визжала, как нанятая. Мэрчисон помчался вниз и заорал стопроцентным чистокровным полицейским голосом: "Хватит, прекратите это!" Однако голова Клинга, очевидно, неодолимо притягивала Синди, и Мэрчисону не оставалось ничего другого, как встать между ними, причем сделал он это с большой осмотрительностью, чтобы не схлопотать по голове хозяйственной сумкой, которой Синди орудовала, как опытный молотобоец. Потом он оттолкнул Клинга на пару ступенек ниже, где ему не угрожала непосредственная опасность, и заорал на Синди: "Вы напали на государственного служащего, мисс",— что, впрочем, Синди несомненно знала. Энн Гилрой еще разочек взвизгнула, и потом воцарилась тишина.
— Чертов мерзавец! — заорала Синди на Клинга.
— Все в порядке, Дэйв,— сказал Клинг, стоящий у подножья лестницы.— Спасибо. Теперь я уже могу самостоятельно овладеть ситуацией.
— Да, ты способен овладеть кое-чем, негодяй! — заорала Синди.
— С вами ничего не случилось? — спросила Энн Гилрой.
— Ничего, все в порядке, Энн,— ответил Клинг.
— Так, значит, ты обращаешься к ней по имени, Энн? — закричала Синди и размахнулась хозяйственной сумкой, целясь в девушку. Мэрчисон бесстрашно вмешался, отразил удар локтем, быстро отодвинул Синди от девушки и заорал: "Ну, хватит, Синди! Вы что, хотите попасть в камеру?"
К этому моменту в дверях полицейского участка уже собралась толпа полицейских в форме, что привело Клинга в значительное замешательство, поскольку этот скандал наносил удар по его реноме детектива, а к патрульным он всегда относился довольно высокомерно. Полицейские прекрасно развлекались, глядя, как сержант Мэрчисон пытается удержать двух очаровательных блондинок на некотором расстоянии друг от дружки. Об одной из них они даже знали, что это девушка Клинга, а тем временем сам Клинг с растерянным видом стоял рядом.
— Давайте, расходитесь, расходитесь,— крикнул им Клинг, тоже соответствующим полицейским голосом.
Полицейские считали это хорошим развлечением, но никто из них не рассмеялся. Никто также не собирался уходить. Напротив, их количество в дверях полицейского участка увеличивалось, они разглядывали девушку в красно-синей полосатой миниюбке, а также разглядывали Синди (хотя она была одета намного скромнее, на ней было просторное синее платье), а потом переводили взгляды на Клинга и Мэрчисона, чтобы не упустить ничего, если кто-нибудь из них что-то предпримет.
Однако никто из них ничего не предпринял.Вместо этого Синди повернулась, оскорбленно вздернула нос, спустилась с крыльца и прошла мимо Клинга, не удостоив его взглядом.
— Синди! Подожди, я должен объяснить тебе! — крикнул Клинг, очевидно, питая иллюзии, что он играет в каком-то старом фильме с Дорис Дэй, и побежал по улице вслед за Синди.
— Я бы хотела подать жалобу. Причем немедленно,— сказала Энн Гилрой Мэрчисону.
— Э... лучше бегите домой, мисс,— сказал Мэрчисон, поднялся по лестнице, отодвинул полицейских в дверях и возвратился к своей стойке и коммутатору, где самым худшим, с чем ему нужно было суметь справиться, была какая-то женщина, которая истекла кровью на тротуаре.
Карелла никогда не понимал — когда читал об этом — почему люди, потерявшие сознание, приходят в себя постепенно, как если бы они выныривали из глубины на поверхность. Он сразу пришел в себя — ниоткуда не выныривал, ни по какой крутой спирали, никаких подобных глупостей — как только открыл глаза и уже точно знал, где находится, встал и почувствовал, что у него огромная шишка на темени; сперва он ощущал ее как стреляющий болевой узел на черепе, потом попытался ощупать се кончиками пальцев, но ему стало еще больнее. Крови он не обнаружил — слава Богу — напавший избавил его от необходимости латать пробитый череп. Он заглянул за дверь, чтобы убедиться, что там его не подстерегает еще один небольшой сюрприз, потом вытащил пистолет и осмотрел все помещения в квартире, поскольку никогда не мешает закрыть ворота конюшни, даже если конь убежал. Убедившись в том, что в квартире никого нет, он вернулся в спальню.
Верхний ящик комода был закрыт.Ящик был выдвинут, когда Карелла вошел в квартиру, поэтому имелись все основания полагать, что он помешал неизвестному в тот момент, когда тот рылся в ящике. Теперь Карелла подошел к комоду и сам принялся рыться в ящике. Ящик был четко разделен на две половины: женскую и мужскую. В той, которая принадлежала Розе Лейден, были нейлоновые чулки, колготки, пояса, бюстгальтера, носовые платки и круглая жестяная коробочка, в которой когда-то были таблетки от кашля, а теперь здесь лежали непарные серьги, заколки для волос и пуговицы. В той части, которая принадлежала Эндрю Лейдену, были носки (синие, черные и серые), носовые платки, трусы, майки, эспандер и у самой задней стенки цепочка с полудолларом, выпущенным в память Кеннеди. Карелла задвинул ящик и осмотрел другие ящики и отделения' комода. На половине Розы Лейден лежали джемперы, блузки, комбинации, платья и несколько ночных рубашек. На половине Эндрю Лейдена были выглаженные рубашки и тенниски и не менее тщательно сложенные джемперы. Карелла закрыл последний ящик и подощел к шкафу.
Оказалось, что здесь такая же система, как в комоде. Плечики тоже были разделены, однако платья, брюки и костюмы Розы Лейден занимали добрых две трети шкафа, в то время как для костюмов, брюк и спортивных курток Эндрю Лейдена оставалась лишь одна треть. Галстуки висели на проволочном держателе, привинченном к дверце изнутри. Всю нижнюю часть шкафа заполняла обувь. Под висящей одеждой были видны туфли и домашние тапочки Розы, а обувь Эндрю стояла на полочках под одеждой. Все было в безупречном порядке и чистоте, и сразу было ясно, что принадлежит хозяину и что хозяйке.
Но что же в таком случае искал неизвестный в верхнем ящике комода? И был ли этим неизвестным Уолтер Дамаскус?
Головная боль у Кареллы чуточку усилилась.Клинг отпер дверь собственным ключом, потом нажал на ручку и толкнул дверь внутрь. Оказалось, что Синди приняла меры предосторожности и закрылась на цепочку, поэтому дверь со звяканьем остановилась. Образовалась
щель в какие-то семь дюймов, но дальше дверь не поддавалась ни на дюйм.
— Синди,— сказал Клинг,— сними эту цепочку! Я хочу поговорить с тобой.
— А я не хочу разговаривать с тобой! — крикнула она.
— Сними эту цепочку, или я вышибу дверь!
— Беги вышибать дверь к этой твоей зазнобе! Почему ты не бежишь?
— Она вовсе не моя зазноба!
— Не ври, негодяй! — заорала Синди.
— Синди, предупреждаю тебя, что я вышибу эту дверь!
— Только попробуй. Я вызову полицейских!
— Я сам полицейский.
— Ну так беги на дежурство к этой твоей зазнобе, негодяй!
— Послушай милая. Я тебя предупредил.
— Лучше беги получи санкцию на обыск квартиры,— крикнула она,— а не то я подам жалобу на тебя, на городские власти и дойду даже до...
Клинг вышиб дверь мастерски и без всяких усилий. Синди, сжав кулаки, стояла перед ним.
— Не входи сюда,— сказала она.— Тебя сюда не приглашают. И никогда уже больше не пригласят. Беги домой. Убирайся. Убирайся ко всем чертям.
— Я хочу поговорить с тобой.
— А я не хочу разговаривать с тобой, до самой смерти, и это мое последнее слово.
— Что тебя так разозлило?
— Я не выношу лгунов и тупых завравшихся позеров. Убирайся, Берт, я говорю серьезно.
— А кто лгун?
— Ты.
— Так, значит, я...
— Ты говорил, что любишь меня.
— Я действительно люблю тебя.
— Ха-ха-ха!
— Эта девушка...
— Эта вертихвостка...
— Она вовсе не вертихвостка.
— Нет, вертихвостка, это твоя драгоценная ирландочка. Беги подержись с ней за ручку. Почему ты не идешь? Убирайся, Берт, прежде, чем я снова не ударила тебя.
— Послушай, в этом вовсе нет...
— Ну, ясно, в этом вовсе ничего нет, между нами двумя тоже вовсе ничего нет, убирайся.
— Ты хоть не ори так, а не то соберется весь этот чертов дом.
— Она ворковала, как голубка, держала тебя за ручку, щурила на тебя глазки...
— У нее была информация...
— Ну, у нее, конечно, имеется информация.
— ... о деле супругов Лейден. Она пришла в полицейский участок...
— У нее, конечно, имеется информация,— повторила Синди, чуть истерично, подумал Клинг.— Информация, которая не снилась даже Клеопатре. Почему ты не уберешься отсюда? Почему не оставишь меня одну? Пожалуйста, уходи. Беги за этой информацией, которой она так вертит под юбкой, может она еще тепленькая... Убирайся.
— Синди...
— Я думала, что мы любим друг друга...
— Мы действительно любим друг друга.
— Я думала, что...
— Черт возьми, мы ведь действительно любим друг друга!
— Я думала, что мы хотим пожениться, хотим, чтобы у нас были дети, хотим жить за городом...
— Синди..
— И оказывается, достаточно, чтобы тебе подмигнула какая-то дура...
— Синди, это вполне приятная девушка и...
— Прекрати! — крикнула Синди.— Если ты явился сюда защищать эту потаскуху...
— Я не пришел защищать ее!
— Так что же ты здесь делаешь?
— Я пришел сказать, что люблю тебя.
— Ха-ха-ха!
— Я люблю тебя,— сказал Клинг.
— Ну да!
— Точно, люблю.
— Ну да!
— Я люблю тебя.
— Так почему же...
— Мы шли выпить кофе. Больше ничего.
— Так я тебе и поверила.
— Мне нужна только ты и больше никто,— сказал Клинг.
Синди не ответила.
— Я говорю серьезно. Она продолжала молчать.
— Я люблю тебя, милая,— сказал он.— Иди сюда.— Он ждал. Синди стояла, наклонив голову, и смотрела на пол. Он не решался подойти к ней поближе.— Ну, иди,— сказал он.
— Мне хотелось убить тебя,— мягко сказала Синди.— Когда я увидела тебя с ней, мне захотелось убить тебя.— Она начала всхлипывать, по-прежнему глядя на пол, по-прежнему не поднимая глаз. Он подошел и обнял Синди, ее голова лежала у него на плече, как в колыбели, его пальцы нежно поглаживали ее волосы, ее слезы увлажняли ему куртку и рубашку.
— Я так люблю тебя, что мне хотелось убить тебя,— сказала Синди.
Глава 10
В воскресенье днем мистер Джордж Пимм с супругой вернулся из отпуска в Пуэрто-Рико, и его без промедления навестила полиция.
Они распаковывали багаж, когда пришли Карелла и Клинг. Было нелегко заставить супругов Пимм говорить по делу. Впервые в жизни они провели отпуск на Карибском море и, естественно, хотели рассказать кому-то — кому угодно — как они провели там время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
— Значит, мне нельзя подняться к нему?
— Он сказал, что спустится вниз.
— Я надеялась увидеть, как выглядит служебный кабинет полицейского.
— Ага,— сказал Мэрчисон, наклонил голову набок и подумал: "Черт возьми, что ты надеялась увидеть там, кроме нескольких полицейских, отсиживающих себе задницы?". На коммутаторе опять загорелась лампочка. Мэрчисон взял трубку и услышал голос разъяренного патрульного с третьей авеню, который был возмущен тем, что уже полчаса назад вызвал машину скорой помощи, что у него там на тротуаре лежит женщина, у которой кровотечение, так когда же собирается приехать эта чертова машина? Мэрчисон сказал ему, чтобы он успокоился, но патрульный заявил, что столько крови он еще ни разу в жизни не видел, что эта женщина вот-вот умрет и что толпа ругает его последними словами. Мэрчисон сказал, что он снова позвонит в больницу, вытащил штеккер и переключился на городскую линию.
Он еще набирал номер больницы, когда Клинг спустился по железной лестнице со второго этажа. Он
выглядел удивленным, хотя Мэрчисон сказал ему, кто его ждет. Возможно, причиной этого была миниюбка. Мэрчисон смотрел, как Клинг подходит к скамье ("Алло, говорит сержант Мэрчисон из 87 участка,— сказал он в трубку.— Где эта чертова машина скорой помощи?"), пожимает руку Энн Гилрой и садится на скамью рядом с ней. Со своего места Мэрчисон все же не мог слышать через всю комнату. ("Ну да, но на меня здесь орет патрульный, у него там собралась толпа, он уже не может справиться с ней, а эта женщина вот-вот истечет кровью на тротуаре, надо же что-то делать"). Клинг теперь, казалось, скорее смущен, чем удивлен, он все время кивал Энн Гилрой, а она смеялась, щурила синие глаза, рот у нес почти не закрывался, и при разговоре она почти касалась губами щеки Клинга, словно хотела прошептать ему на ухо все тайны вселенной. ("Да, черт возьми, когда вы прекратите валять дурака и пошлете туда кого-нибудь?" — заорал Мэрчисон в трубку). Клинг снова кивнул, встал со скамьи и подошел к барьеру. ("Если этот патрульный позвонит еще раз, я доложу непосредственно главному врачу больницы, это я вам обещаю!" — зарычал Мэрчисон и выдернул штеккер из гнезда коммутатора).
— Я выйду на минутку выпить кофе,— сказал Клинг.
— Хорошо,— сказал Мэрчисон,— когда ты вернешься?
— Через полчаса.
— Хорошо,— сказал Мэрчисон и посмотрел, как Клинг возвращаемся к скамье. Энн Гилрой взяла под руку. Клинга, улыбнулась через плечо Мэрчисону и, стуча высокими каблуками, направилась к выходу. Она старательно вертела упругим задом, а ее длинные светлые волосы подпрыгивали на спине. На коммутаторе снова загорелась лампочка. Мэрчисон соединился и выяснил, что это тот же патрульный, который на сей раз был близок к истерике, потому что женщина умерла минуту назад и ее брат начал выкрикивать в толпу, что это преступное неисполнение полицией своих обязанностей. Патрульный хотел знать, что он должен делать. Мэрчисон сказал ему, что он может делать все, что угодно, главное — не вытаскивать пистолет, если ему не будет угрожать серьезная опасность, на что патрульный ответил, что, похоже, ему уже сейчас угрожает серьезная опасность, что толпа начинает орать на него и так далее и что, возможно, ему следует прислать подкрепление. Мэрчисон сказал, что он подумает, что тут можно сделать, и в
этот момент с крыльца полицейского участка донесся какой-то визг.
Мэрчисон был полицейским, привыкшим дежурить в участке, и не отличался особо быстрой реакцией, однако в этом визге было что-то требовательное, и он мгновенно сообразил, что этой визжащей особой не может быть никто иная, как девушка по имени Энн Гилрой, которая секунду назад вышла отсюда, держа под руку Берта Клинга. Он выбежал из-за барьера с максимальной скоростью, на которую способен полный мужчина, которому за пятьдесят, и расстегнул кобуру с пистолетом на бегу к выходу, хотя ему было совершенно непонятно, что могло произойти на крыльце полицейского участка, в особенности, когда девушку сопровождал детектив.
Мэрчисон ожидал увидеть хулиганов, которые угрожают девушке, или что-то в этом роде, поэтому его безмерно удивило, когда выяснилось, что это всего лишь какая-то другая блондинка колотила Клинга по голове хозяйственной сумкой. Мэрчисон только через несколько секунд узнал в этой другой блондинке Синди Форрест, которую уже видел несколько раз и знал, что она девушка Клинга. Однако он никогда не видел такого ужасного выражения на се лице. Женщину с таким выражением лица он видел лишь один раз в жизни. Это было тогда, когда тетя Мойра застала дядю Джона с некой дамой на диване в мансарде. Тетя Мойра поднялась наверх за рецептом апельсинов в сахаре, а вместо рецепта обнаружила там своего очкастого супруга в критической ситуации с женщиной, которая являлась одной из есе самых близких подруг. Тетя Мойра выгнала дядю Джона в расстегнутых брюках в коридор и преследовала его по лестнице до первого этажа, причем все время колотила его по голове веником, который подобрала на площадке третьего этажа, и даже выбежала вслед за дядей Джоном на улицу, где в этот момент Мэрчисон с несколькими соседскими ребятишками играл перед бакалейной лавкой старого Бена. У тети Мойры на лице было такое бешеное и ужасное выражение, что он уже никогда не забыл его. Точно такое же выражение он увидел теперь на лице молодой и красивой Синди Форрест, которая неутомимо обрабатмвала Клинга коричневой кожаной сумкой. Блондинка номер один, Энн Гилрой, визжала на нес, чтобы она прекратила это, однако Синди с выражением лица тети Мойры, уже вошла в такой раж, что не испытывала
желания остановиться вплоть до судного дня. Клинг, этот великий детектив с божьим даром, пытался защитить лицо и голову обеими руками, в то время как Синди продолжала свою разрушительную деятельность. Энн Гилрой визжала, как нанятая. Мэрчисон помчался вниз и заорал стопроцентным чистокровным полицейским голосом: "Хватит, прекратите это!" Однако голова Клинга, очевидно, неодолимо притягивала Синди, и Мэрчисону не оставалось ничего другого, как встать между ними, причем сделал он это с большой осмотрительностью, чтобы не схлопотать по голове хозяйственной сумкой, которой Синди орудовала, как опытный молотобоец. Потом он оттолкнул Клинга на пару ступенек ниже, где ему не угрожала непосредственная опасность, и заорал на Синди: "Вы напали на государственного служащего, мисс",— что, впрочем, Синди несомненно знала. Энн Гилрой еще разочек взвизгнула, и потом воцарилась тишина.
— Чертов мерзавец! — заорала Синди на Клинга.
— Все в порядке, Дэйв,— сказал Клинг, стоящий у подножья лестницы.— Спасибо. Теперь я уже могу самостоятельно овладеть ситуацией.
— Да, ты способен овладеть кое-чем, негодяй! — заорала Синди.
— С вами ничего не случилось? — спросила Энн Гилрой.
— Ничего, все в порядке, Энн,— ответил Клинг.
— Так, значит, ты обращаешься к ней по имени, Энн? — закричала Синди и размахнулась хозяйственной сумкой, целясь в девушку. Мэрчисон бесстрашно вмешался, отразил удар локтем, быстро отодвинул Синди от девушки и заорал: "Ну, хватит, Синди! Вы что, хотите попасть в камеру?"
К этому моменту в дверях полицейского участка уже собралась толпа полицейских в форме, что привело Клинга в значительное замешательство, поскольку этот скандал наносил удар по его реноме детектива, а к патрульным он всегда относился довольно высокомерно. Полицейские прекрасно развлекались, глядя, как сержант Мэрчисон пытается удержать двух очаровательных блондинок на некотором расстоянии друг от дружки. Об одной из них они даже знали, что это девушка Клинга, а тем временем сам Клинг с растерянным видом стоял рядом.
— Давайте, расходитесь, расходитесь,— крикнул им Клинг, тоже соответствующим полицейским голосом.
Полицейские считали это хорошим развлечением, но никто из них не рассмеялся. Никто также не собирался уходить. Напротив, их количество в дверях полицейского участка увеличивалось, они разглядывали девушку в красно-синей полосатой миниюбке, а также разглядывали Синди (хотя она была одета намного скромнее, на ней было просторное синее платье), а потом переводили взгляды на Клинга и Мэрчисона, чтобы не упустить ничего, если кто-нибудь из них что-то предпримет.
Однако никто из них ничего не предпринял.Вместо этого Синди повернулась, оскорбленно вздернула нос, спустилась с крыльца и прошла мимо Клинга, не удостоив его взглядом.
— Синди! Подожди, я должен объяснить тебе! — крикнул Клинг, очевидно, питая иллюзии, что он играет в каком-то старом фильме с Дорис Дэй, и побежал по улице вслед за Синди.
— Я бы хотела подать жалобу. Причем немедленно,— сказала Энн Гилрой Мэрчисону.
— Э... лучше бегите домой, мисс,— сказал Мэрчисон, поднялся по лестнице, отодвинул полицейских в дверях и возвратился к своей стойке и коммутатору, где самым худшим, с чем ему нужно было суметь справиться, была какая-то женщина, которая истекла кровью на тротуаре.
Карелла никогда не понимал — когда читал об этом — почему люди, потерявшие сознание, приходят в себя постепенно, как если бы они выныривали из глубины на поверхность. Он сразу пришел в себя — ниоткуда не выныривал, ни по какой крутой спирали, никаких подобных глупостей — как только открыл глаза и уже точно знал, где находится, встал и почувствовал, что у него огромная шишка на темени; сперва он ощущал ее как стреляющий болевой узел на черепе, потом попытался ощупать се кончиками пальцев, но ему стало еще больнее. Крови он не обнаружил — слава Богу — напавший избавил его от необходимости латать пробитый череп. Он заглянул за дверь, чтобы убедиться, что там его не подстерегает еще один небольшой сюрприз, потом вытащил пистолет и осмотрел все помещения в квартире, поскольку никогда не мешает закрыть ворота конюшни, даже если конь убежал. Убедившись в том, что в квартире никого нет, он вернулся в спальню.
Верхний ящик комода был закрыт.Ящик был выдвинут, когда Карелла вошел в квартиру, поэтому имелись все основания полагать, что он помешал неизвестному в тот момент, когда тот рылся в ящике. Теперь Карелла подошел к комоду и сам принялся рыться в ящике. Ящик был четко разделен на две половины: женскую и мужскую. В той, которая принадлежала Розе Лейден, были нейлоновые чулки, колготки, пояса, бюстгальтера, носовые платки и круглая жестяная коробочка, в которой когда-то были таблетки от кашля, а теперь здесь лежали непарные серьги, заколки для волос и пуговицы. В той части, которая принадлежала Эндрю Лейдену, были носки (синие, черные и серые), носовые платки, трусы, майки, эспандер и у самой задней стенки цепочка с полудолларом, выпущенным в память Кеннеди. Карелла задвинул ящик и осмотрел другие ящики и отделения' комода. На половине Розы Лейден лежали джемперы, блузки, комбинации, платья и несколько ночных рубашек. На половине Эндрю Лейдена были выглаженные рубашки и тенниски и не менее тщательно сложенные джемперы. Карелла закрыл последний ящик и подощел к шкафу.
Оказалось, что здесь такая же система, как в комоде. Плечики тоже были разделены, однако платья, брюки и костюмы Розы Лейден занимали добрых две трети шкафа, в то время как для костюмов, брюк и спортивных курток Эндрю Лейдена оставалась лишь одна треть. Галстуки висели на проволочном держателе, привинченном к дверце изнутри. Всю нижнюю часть шкафа заполняла обувь. Под висящей одеждой были видны туфли и домашние тапочки Розы, а обувь Эндрю стояла на полочках под одеждой. Все было в безупречном порядке и чистоте, и сразу было ясно, что принадлежит хозяину и что хозяйке.
Но что же в таком случае искал неизвестный в верхнем ящике комода? И был ли этим неизвестным Уолтер Дамаскус?
Головная боль у Кареллы чуточку усилилась.Клинг отпер дверь собственным ключом, потом нажал на ручку и толкнул дверь внутрь. Оказалось, что Синди приняла меры предосторожности и закрылась на цепочку, поэтому дверь со звяканьем остановилась. Образовалась
щель в какие-то семь дюймов, но дальше дверь не поддавалась ни на дюйм.
— Синди,— сказал Клинг,— сними эту цепочку! Я хочу поговорить с тобой.
— А я не хочу разговаривать с тобой! — крикнула она.
— Сними эту цепочку, или я вышибу дверь!
— Беги вышибать дверь к этой твоей зазнобе! Почему ты не бежишь?
— Она вовсе не моя зазноба!
— Не ври, негодяй! — заорала Синди.
— Синди, предупреждаю тебя, что я вышибу эту дверь!
— Только попробуй. Я вызову полицейских!
— Я сам полицейский.
— Ну так беги на дежурство к этой твоей зазнобе, негодяй!
— Послушай милая. Я тебя предупредил.
— Лучше беги получи санкцию на обыск квартиры,— крикнула она,— а не то я подам жалобу на тебя, на городские власти и дойду даже до...
Клинг вышиб дверь мастерски и без всяких усилий. Синди, сжав кулаки, стояла перед ним.
— Не входи сюда,— сказала она.— Тебя сюда не приглашают. И никогда уже больше не пригласят. Беги домой. Убирайся. Убирайся ко всем чертям.
— Я хочу поговорить с тобой.
— А я не хочу разговаривать с тобой, до самой смерти, и это мое последнее слово.
— Что тебя так разозлило?
— Я не выношу лгунов и тупых завравшихся позеров. Убирайся, Берт, я говорю серьезно.
— А кто лгун?
— Ты.
— Так, значит, я...
— Ты говорил, что любишь меня.
— Я действительно люблю тебя.
— Ха-ха-ха!
— Эта девушка...
— Эта вертихвостка...
— Она вовсе не вертихвостка.
— Нет, вертихвостка, это твоя драгоценная ирландочка. Беги подержись с ней за ручку. Почему ты не идешь? Убирайся, Берт, прежде, чем я снова не ударила тебя.
— Послушай, в этом вовсе нет...
— Ну, ясно, в этом вовсе ничего нет, между нами двумя тоже вовсе ничего нет, убирайся.
— Ты хоть не ори так, а не то соберется весь этот чертов дом.
— Она ворковала, как голубка, держала тебя за ручку, щурила на тебя глазки...
— У нее была информация...
— Ну, у нее, конечно, имеется информация.
— ... о деле супругов Лейден. Она пришла в полицейский участок...
— У нее, конечно, имеется информация,— повторила Синди, чуть истерично, подумал Клинг.— Информация, которая не снилась даже Клеопатре. Почему ты не уберешься отсюда? Почему не оставишь меня одну? Пожалуйста, уходи. Беги за этой информацией, которой она так вертит под юбкой, может она еще тепленькая... Убирайся.
— Синди...
— Я думала, что мы любим друг друга...
— Мы действительно любим друг друга.
— Я думала, что...
— Черт возьми, мы ведь действительно любим друг друга!
— Я думала, что мы хотим пожениться, хотим, чтобы у нас были дети, хотим жить за городом...
— Синди..
— И оказывается, достаточно, чтобы тебе подмигнула какая-то дура...
— Синди, это вполне приятная девушка и...
— Прекрати! — крикнула Синди.— Если ты явился сюда защищать эту потаскуху...
— Я не пришел защищать ее!
— Так что же ты здесь делаешь?
— Я пришел сказать, что люблю тебя.
— Ха-ха-ха!
— Я люблю тебя,— сказал Клинг.
— Ну да!
— Точно, люблю.
— Ну да!
— Я люблю тебя.
— Так почему же...
— Мы шли выпить кофе. Больше ничего.
— Так я тебе и поверила.
— Мне нужна только ты и больше никто,— сказал Клинг.
Синди не ответила.
— Я говорю серьезно. Она продолжала молчать.
— Я люблю тебя, милая,— сказал он.— Иди сюда.— Он ждал. Синди стояла, наклонив голову, и смотрела на пол. Он не решался подойти к ней поближе.— Ну, иди,— сказал он.
— Мне хотелось убить тебя,— мягко сказала Синди.— Когда я увидела тебя с ней, мне захотелось убить тебя.— Она начала всхлипывать, по-прежнему глядя на пол, по-прежнему не поднимая глаз. Он подошел и обнял Синди, ее голова лежала у него на плече, как в колыбели, его пальцы нежно поглаживали ее волосы, ее слезы увлажняли ему куртку и рубашку.
— Я так люблю тебя, что мне хотелось убить тебя,— сказала Синди.
Глава 10
В воскресенье днем мистер Джордж Пимм с супругой вернулся из отпуска в Пуэрто-Рико, и его без промедления навестила полиция.
Они распаковывали багаж, когда пришли Карелла и Клинг. Было нелегко заставить супругов Пимм говорить по делу. Впервые в жизни они провели отпуск на Карибском море и, естественно, хотели рассказать кому-то — кому угодно — как они провели там время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17