— Вы звонили ему?
— У него нет телефона.— Манди сделала паузу.— В общем-то я звонила в бар, но там мне сказали, что он уже целую неделю не появляется на работе. Поэтому я подумала, что нужно зайти к нему сегодня, чтобы проверить, не случилось ли с ним чего.
— Вы слышали когда-нибудь от него фамилию Лейден?
— Лейтон? Нет.
— Лейден. Л-Е-Й-Д-Е-Н.
— Никогда.
— У него было при себе что-нибудь, когда вы уходили из его квартиры?
— Что вы имеете в виду?
— Это вы должны сказать нам.
— Хорошо, но я не знаю, что вы имеете в виду.
— У него было при себе какое-нибудь огнестрельное оружие?
— По-моему, нет, хотя я знаю, что у него есть пистолет. Такой маленький пистолетик.
— Это должно было быть большое оружие, мисс Поуп...
— Манди.
— ... Манди. Вы бы не смогли его не заметить.
— Я по-прежнему не понимаю вас.
— Мисс Поуп, у него был при себе дробовик?
— Дробовик? Нет. Естественно, нет. Зачем ему мог понадобиться?..
— Вы знаете, как выглядит дробовик?
— Ну... нет... впрочем, знаю — это такая винтовка, да?
— В общем-то, да.
— Нет, я бы заметила, если бы у него было что-то подобное.
— Может, у него был с собой какой-то большой...
— Нет, не было.
— ... сверток, в котором мог быть дробовик, или футляр...
— Нет, у него с собой ничего не было.
— Гм,— сказал Карелла.
— Зачем ему могло понадобиться ружье, если он собирался играть в покер? — спросила Манди и посмотрела на присутствующих.
— Возможно, он не ехал играть в покер, мисс Поуп.
— Манди.
— Возможно, он отправился на эту окраину города, чтобы убить неких людей.
— Ах, нет.
— Неких людей, которых звали Роза и Эндрю Лейден.
— Нет,— повторила Манди.
— Вы уверены, что не видели его с ночи прошлой пятницы?
— Уверена. А Уолли не имеет привычки так поступать, можете мне поверить. Обычно он звонит три-четыре раза в неделю.
— Однако на этой неделе он вообще не звонил вам?
— Пока что нет.
— Он упоминал в вашем присутствии о том, что собирается уехать из города?
— Куда ему было уезжать?
— Может, вы нам это скажете?
— Ему некуда уезжать. Здесь у него есть работа. С чего бы ему уезжать из города?
— Если он убил неких людей, возможно, решил, что для него будет лучше всего, если он исчезнет из города.
— Я точно знаю, что он никого не убивал.
— Вы когда-нибудь выезжали с ним куда-нибудь за город?
— Нет.
— Не знаете, есть ли у него где-нибудь родственники?
— Не знаю. Он никогда не упоминал ни о каких родственниках.
— Мисс Поуп, если...
— Манди.
— ... Дамаскус даст вам знать о себе, вы должны немедленно позвонить к нам в полицейский участок. Заодно предупреждаю вас, что он подозревается в убийстве, и если вам известно, где он находится в эту минуту... -
— Мне это неизвестно.
— ... или вам станет известно это в будущем и вы не сообщите об этом в полицию, вас обвинят в содействии лицу, совершившему уголовное преступление.
— Ах, мне совершенно точно известно, что Уолли никого не убил,— сказала Манди.
— Вас обвинят по статье 2 федерального уголовного законодательства, мисс Поуп... Манди... согласно которой тот, кто предоставил убежище или спрятал лицо, совершившее уголовное преступление, либо помогает ему избежать ареста и суда, обвиняется в совершении преступления, если он знал или имел достаточно данных для того, чтобы знать, что преступник подлежит аресту. Это вам понятно?
— Да, понятно. Но Уолли...
— Мы только что сообщили вам, что намерены арестовать его, как только найдем, так что теперь вы знаете это,— сказал Браун и сделал паузу.— Вы знаете, где он находится?
— Нет, к сожалению, не знаю.
— Вы позвоните нам, если он даст вам знать о себе?
— Конечно, я вам позвоню. Но вы наверняка ошибаетесь. Уолли не способен никого убить.
— О'кей, мисс Поуп, вы свободны и можете уйти, Манди,— сказал Карелла.
— Кто-нибудь, проводите ее к выходу,— сказал Клинг. Эту миссию взял на себя Браун.
Глава 9
В субботу люди развлекались по-разному.Мейер с Хейвсом отправились на вечер поэзии, Карелла схлопотал по голове, а Берту Клингу надавали тумаков.Это была особенно удачная суббота.Вечер поэзии должен был начаться за час до полуночи в помещении Лиги молодых христиан на Батлер-стрит, однако первые признаки того, что нечто будет происходить, начали проявляться только в четверть двенадцатого, когда коренастый молодой мужчина с косматыми бакенбардами до самого подбородка, в коричневом твидовом костюме вышел из-за занавеса и сообщил собравшейся публике — всего было около пятидесяти человек — что сегодняшний вечер, как всем известно, посвящен памяти Маргарет Райдер, похороны которой состоялись вчера. Затем коренастый молодой мужчина сообщил, что десять самых близких друзей Марджи и ее коллег-поэтов написали элегию в ее честь, которую сейчас, в первые часы нового дня, прочтут сами авторы в сопровождении гитариста Луи-Иосафата-Гарзона. Потом коренастый мужчина представил Гарзона, джентльмена с желтоватой кожей и в темно-сером облачении. Гарзон торжественно уселся на черный стул с левой стороны сцены, занавес поднялся, и первый поэт вышел к зрителям и начал читать стихи, посвященные мертвой женщине. В своем стихотворении поэт сравнивал Марджи Райдер с воробушком, бесхитростно налетевшим на неожиданное препятствие, которое сокрушило крошечное тельце, так что он "уже не взлетит". Потом он опустил лист бумаги со стихотворением, опустил глаза, опустил голову. Последовала краткая пауза, и Мейер совершенно серьезно ждал, что все начнут аплодировать. Он был почти благодарен им за проявленное благородство, за то, что они не етали это делать. Второй поэт назвал свое стихотворение "Голос", и в нем говорилось о невероятно очаровательном голосе, который заставили замолчать.
После того, как он закончил декламировать, последовала новая пауза. Хейвс хотел высморкаться, но боялся это сделать. Луи-Иосафат-Гарзон заиграл короткую жалобную импровизацию на гитаре, чтобы заполнить паузу, вызванную запоздалым выходом третьего поэта, высокого тощего юноши в темных очках, с усами и бородой. Его стихотворение, Хейвс почувствовал это, было как минимум третьим отваром чего-то не слишком оригинального, тем не менее публика слушала с уважением, а во время декламации то тут, то там раздавался плач.
Декламация продолжалась подобным образом в течение всей этой странной послеполуночной панихиды. В отличие от поэтов, которые, как считается, должны быть такими, вовсе не казалось, что публика состоит преимущественно из индивидуалов, смахивающих на хиппи. Мимолетного взгляда на собравшихся хватило, чтобы Хейвс и Мейер узнали хорошо знакомые типичные лица, какие можно найти по-соседству: торговцы, домохозяйки, люди свободных профессий и даже один патрульный из их собственного полицейского участка, который сидел в штатском и внимательно слушал. Хейвс и Мейер находились здесь, естественно, не для фона, а пришли с намерением хорошенько посмотреть вблизи на "десять самых близких друзей Марджи", кто-то из которых мог быть убийцей женщины, которую они любили.
Если временно не принимать во внимание таинственного мужчину, с которым Марджи познакомилась в баре "У Перри" на Дебак-авеню и который позднее вернулся в заведение и отчаянно попытался выяснить ее фамилию, если временно не принимать во внимание его как главного подозреваемого, поскольку вокруг этого эпизода было слишком много "если" (если он наконец вспомнил ее фамилию, если он отправился к ней домой, если она впустила его в квартиру в столь ранний час), оставалась вероятность, что человек, пронзивший ножом Марджи, в действительности принадлежал к ее хорошим друзьям, что это был некто, кто мог находиться у нес в квартире в четыре часа утра или еще позже. Поэтому Мейер и Хейвс, хочешь не хочешь, выдержали два часа и десять минут плохой поэзии (включая несколько стихотворений, которые якобы написала сама Маргарет Райдер) и выглядели так, словно они на полицейском осмотре подозрительных мечтателей, развлечении, которое в наше время уже не устраивают, и ни один из них никогда с таким не сталкивался.
Поэты действительно отличались большой пестротой, но вряд ли им это о чем-то говорило. Когда декламация закончилась, Мейер и Хейвс отправились за кулисы, чтобы поговорить с десятью подающими надежды рифмоплетами и гитаристом Гарзоном. К огромному удивлению, они выяснили, что в ту ночь, когда убили Марджи, дома у Гарзона была вечеринка и "большая часть деток" (как выразился Гарзон на своем курьезном английском языке) принимала в ней участие.
— Марджи Райдер была там? — спросил Хейвс.
— Конечно,— ответил Гарзон.
— Сколько было времени, когда она ушла?
— Она пробыла недолго.
— Как долго?
— Она пришла около десяти, а ушла где-то около полуночи.
— Одна?
— Perdonе?
— Она ушла с вечеринки одна?
— Ах, si, si. Solo. Одна.
— Она не уделяла внимания кому-то из гостей больше, чем другим?
— Ну, она прохаживалась. Comprende? Там были в основном друзья. Она ходила взад-вперед, останавливалась, пила, смеялась, она, Марджи, была muy ком-па-ней-ская... Ее вес любили.
Мейср и Хейвс поблагодарили всех и вышли на улицу немного подышать свежей ноябрьской прозой.Стив Карелла должен был снимать занавески, но вместо этого он решил посетить квартиру Лейденов и поэтому схлопотал по голове. Разумеется, ушибить голову он с таким же успехом мог, снимая занавески, но в работе полицейского имеется четкая граница между возможностью и вероятностью, и шансы были почти шестьдесят к одному, что он не ощупывал бы в этот вечер шишку на макушке, если бы посвятил день текущему ремонту семейного очага и не отправияся в город шарить в чужой квартире.
Поводом совершить новый визит в квартиру убитых не оыло, как полагала Тедди, желание уклониться от снимания занавесок. (Да, верно, он не находил снимание занавесок особо приятным развлечением, точно так же,
как и их развешивание, однако меньше всего его развлекло бы, если бы его ударили по голове). За долголетнюю службу в полиции он понял, что очень часто человек не видит лес за деревьями, следовательно, справедлива старая и затертая банальная формула, что иногда человек должен отступить на шаг, чтобы получить лучше обзор, либо подойти на шаг ближе, чтобы не упустить ни одной детали, если он хочет видеть дело в истинной перспективе.
В мозгу Кареллы убийство было безмолвно зафиксировано как импульс, приводящий в действие дискредитированную рутину полицейского аппарата. Частенько, когда он разбирался в рапортах, написанных в трех экземплярах, когда разгадывал каббалистическую медицинскую терминологию в протоколах вскрытия, когда задерживал подозреваемого или допрашивал свидетеля, когда сосредоточенно изучал соответствующие документы, либо данные балластической экспертизы, он был способен совершенно забыть, зачем занимается всеми этими делами, почему, собственно, все это делает; забыть, что вначале действительно был труп, который как следует запустил весь этот механизм. И когда с ним происходило нечто такое, то он считал полезным вернуться на место преступления и попытаться представить себе во всех деталях, что могло произойти в действительности, когда было совершено преступление.
Кроме того, он не любил снимать занавески.Лифт поднял его на третий этаж. Лифтера здесь не было, и убийца мог с удобствами и безопасно воспользоваться им в любое время дня и ночи — но воспользовался ли? Он стал бы рисковать, если его может увидеть — предположим какая-нибудь супружеская пара, возвращающаяся домой с затянувшейся вечеринки? Или, что намного правдоподобнее, он воспользовался лестницей, ведущей прямо к кухонной двери квартиры, лестницей, предназначенной для уборщиц и доставщиков продуктов. В конце концов молочник Новелло обнаружил открытую кухонную дверь. Разве не было правдоподобно, что убийца вошел и вышел в ту же дверь? Карелла остановился в коридоре, посмотрел на закрытую дверь квартиры миссис Лейбовиц, и услышал, как за ней поет ее чернокожая служанка, потом направился по коридору к квартире супругов Пимм. У двери он прислушался. В квартире было тихо.
Он вернулся на лестничную площадку к квартире Лейденов, но решил, что будет лучше, если он войдет через кухонную дверь, и направился к маленькому cul-de-sac в конце коридора. На небольшой площадке стояли мусорные бачки для всех трех квартир. Задние двери в квартиру миссис Лейбовиц и квартиру супругов Пимм находились по одну сторону площадки, задняя дверь в квартиру Лейденов — напротив. Не размышляя долго над тем, как выглядит сложный архитектурный план дома, Карелла полез в карман за ключом, который под расписку взял в прокуратуре еще вчера (с заранее обдуманным намерением, как квалифицировала бы это Тедди: 'Так, значит, ты уже знал, что уклонишься от снимания занавесок"), и подошел к двери, за которой находилась кухня Лсйдснов. Повернуть ключ в замке оказалось довольно трудно (если бы я мог взять с собой мою старую проверенную отмычку, подумал он), но в конце концов ему удалось открыть дверь. Ему пришлось приложить некоторые усилия, чтобы вытащить ключ из замка, наконец он выдернул ключ, положил его обратно в карман и закрыл дверь за собой.
В квартире было тихо.Здесь должен был стоять убийца, подумал он. Убийца должен был войти в эту дверь и немного постоять в кухне, прежде чем смог точно определить, где находятся жертвы. Несомненно, Роза Лейден что-то услышала и вошла в гостиную, чтобы выяснить, что происходит; в этот момент убийца дважды выстрелил в нес в упор и разнес ей лицо.
Карелла перешел в гостиную.На ковре по-прежнему были пятна, однако кровь высохла и была теперь грязно-коричневого цвета. Он посмотрел на огромное пятно в том месте, где лежала голова Розы Лейден, а потом взглянул в сторону спальни. Эндрю Лейден, очевидно, спал, утомленный долгой дорогой домой, но его вырвали из сна два громких выстрела, убивших его жену. Судя по всему, он вскочил с постели, возможно, позвал се по имени (это был тот крик, который слышал один из жильцов) и побежал в гостиную, а убийца встретил его в дверях спальни.
Карелла кивнул и пересек комнату.Вероятно, убийца остановился именно здесь, подумал он, и выстрелил Лейдену в лицо. Человек действительно должен смертельно ненавидеть кого-то, чтобы выстрелить ему прямо в лицо практически с нулевого расстояния. Причем выстрелить дважды. Карелла вошел в спальню. Он заметил, что верхний ящик комода выдвинут и тут же вспомнил, что утром после убийства ящик был закрыт. Он подумал, что, возможно, его оставили открытым ребята из лаборатории, и направился к комоду, чтобы взглянуть вблизи, но в этот момент кто-то выскочил из-за двери и ударил его по голове.
Когда он падал на пол в спальне, у него еще успела промелькнуть мысль, что человек становится дураком, если его слишком часто бить по голове, а потом, совершенно одурев, он потерял сознание.
Можно легко расследовать дело об убийстве,. если человек бодр.Однако с такой же легкостью можно получить порядочною взбучку, если человек теряет осторожность. В этот день Берт Клинг не отличался особенной бодростью, так что неудивительно, что он не продвинулся ни на шаг в расследовании дела Лсйдснов. А поскольку он был неосторожен, то получил взбучку.
Эту взбучку ему устроила женщина.Энн Гилрой вошла в полицейский участок без десяти три. На ней была красно-синяя полосатая миниюбка, длинные светлые волосы она стянула на затылке красной лентой с бантом. Она была в синих туфлях, блестящих на ноябрьском солнце, когда она поднималась на крыльцо и проходила мимо зеленых шаров с двух сторон входной двери. Она направилась прямо к высокой стойке, за которой сидел сержант Дэйв Мэрчисон, одарила его солнечной улыбкой, превратила свои синие глаза в семафор, понятный даже находящемуся при исполнении служебных обязанностей сержанту, и мелодичным голосом спросила: — Детектив Клинг на месте?
— Да,— ответил Мэрчисон.
— Простите, могла бы я увидеть его?
— Как мне доложить? — спросил Мэрчисон.
— Энн Гилрой,— сказала она и отплыла от стола, чтобы взглянуть на объявления о розыске, вывешенные на стене, а йотом на настенные часы. Наконец, она уселась на деревянную скамью напротив барьера, вытащила из синей сумочки сигарету и бросила вопросительный взгляд на Мэрчисона перед тем, как закурить (он показал кивком, что она может курить), а потом, чтобы предложить ему какое-нибудь зрелище, положила ногу на ногу и спокойно курила, в то время как сержант пытался дозвониться до Клинга, который в настоящий момент находился в кабинете лейтенанта.
— Он сейчас очень занят,— сказал Мэрчисон.— Вы можете немного подождать?
— Конечно, благодарю вас,— ответила Энн Гилрой и покачала ногой в синей туфле. Мэрчисон посмотрел на ее ноги и принялся размышлять над тем, куда идет весь этот мир и позволит ли он своей двенадцатилетней дочери, подающему надежды худющему подростку, носить такую короткую юбку, когда она достигнет критического возраста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17