Глава 8
1 ноября в десять часов утра в 87 полицейский участок позвонил лейтенант Сэм Гроссман из полицейской лаборатории и сказал, что хочет поговорить со Стивом Кареллой. Когда Карелла взял трубку, Гроссман рассказал ему анекдот о человеке, открывшем пиццерию на улице напротив Ватикана, а потом перешел к служебным делам.
— Мы обследовали электробритву,— сказал он.
— Какую электробритву?
— Ту, которую мы обнаружили в квартире Лсйденов в ванной.
— Ах да, понял.
— Мы посыпали ее порошком для снятия отпечатков пальцев и обнаружили нечто весьма любопытное.
— Что именно?
— Эти отпечатки пальцев принадлежат убийце.
— Дамаскусу?
— Этого типа так зовут?
— Мы считаем, что в настоящий момент это наш главный подозреваемый.
— Так почему ты не надавишь на него?
— Для этого его сперва нужно найти,— сказал Карелла.
— Ага. Ну так вот, отпечатки пальцев на электробритве идентичны отпечаткам, которые мы обнаружили на дробовике. Что ты на это скажешь?
— Я в растерянности,— ответил Карелла.
— Я тоже. Ты бы мог шлепнуть двух человек, а потом побриться электробритвой покойника?
— Нет. А ты?
— Нет. Так зачем же он это сделал?
— Возможно, ему нужно было побриться,— предположил Карелла.
— Возможно. Я слышал и не о таких удивительных вещах,— сказал Гроссман.
— Я тоже.
— Но зачем ему понадобилось так безрассудно рисковать? Ведь дробовик наделал дьявольский шум, грохот был, как будто стреляли из пушки. Стив, ты можешь представить себе человека, который целых четыре раза выстрелил из дробовика, а потом спокойно отправился бриться в ванную? Более того, электробритвой. Ведь проходит час, пока человек обдерет себя таким барахлом.
— Ну, наверное, все же не так долго.
— Но достаточно долго,— сказал Гроссман.— После того, как ты укокошишь двух человек, первое, что инстинктивно придет тебе в голову, так это то, что ты должен исчезнуть, рвануть из этого места с третьей космической скоростью. Тебе даже в кошмарном сне не придет в голову пойти побриться электробритвой.
— В том случае, если тебе неизвестно, что старая дама, живущая напротив в том же коридоре, глухая, как пень, а в третьей квартире на этаже никого нет.
— Ты хочешь мне сказать, что во всем доме никто не слышал эти выстрелы?
— Да нет, их слышали.
— Ну и...?
— Как обычно. В полицию никто не позвонил.
— Но все равно этот убийца должен был знать, что наделал много шуму. Логично было бы, если бы он сразу удрал.
— Однако ты говоришь, что он не удирал.
— Я говорю, что он отправился бриться.
— Ну, и что же ты обо всем этом думаешь?
— Что ты имеешь дело с каким-то психом,— сказал Гроссман.
Глория Лейден жила в многоэтажном доме в центре города на берегу Ривер-Дикс. В вестибюле был швейцар, который остановил Кареллу и Клинга, предварительно позвонил наверх миссис Лейден и доложил, кто пришел ее навестить. Она без колебаний сказала ему, чтобы он пропустил их, и они поднялись в лифте на семнадцатый этаж в сопровождении мальчика-лифтера, который без устали фальшиво насвистывал "Я свободен".
Из квартиры открывался вид на реку — из широкой раздвижной застекленной двери, ведущей на маленькую террасу. Мебель была в стиле модерн, стены белые, ковры бежевые. Всюду чисто, во всем абсолютный порядок. Четыре кошки, с которыми миссис Лейден разделяла квартиру, казалось, подобраны под окраску, чтобы их шубки гармонировали с цветовой гаммой комнаты. Когда детективы задавали вопросы миссис Лейден, кошки друг за дружкой с подозрительным видом прошмыгивали в гостиную, останавливались, чтобы обнюхать манжеты Клинга и башмаки Карсллы, словно сами были детективами, изучали сомнительные вещественные доказательства и тут же исчезали. Они уже начали действовать на нервы Клингу. Ему пришла в голову мысль, что кошки, возможно, учуяли духи Энн Гилрой.
— Мы хотим спросить вас всего лишь о кое-каких мелочах, миссис Лейден,— сказал Карслла.
— Пожалуйста,— сказала миссис Лейден и кивнула. Было одиннадцать часов утра. На ней был стянутый пояском халат, а под ним, очевидно, еще и корсет. Ее волосы не пахли так резко лавандой, как в тот день, когда она пришла в морг для опознания. Она присела на краешек кресла с коричневой обивкой и наклонилась вперед. Она сидела, повернувшись спиной к застекленной двери.
— Прежде всего я хочу спросить вас, слышали ли вы когда-нибудь, чтобы ваш сын или ваша сноха говорили о мужчине по имени Уолтер Дамаскус?
— Уолтер ... как?
— Дамаскус.
— Нет. Никогда.
— Они не говорили ни о каком Уолтере?
— Нет. Никого из их друзей не звали Уолтер.
— Вы знали многих из их друзей?
— Несколько.
— И ваш сын никогда не упоминал?..
— Нет.
— И ваша сноха?
— Со снохой я разговаривала лишь изредка,- сказала миссис Лейден.
— Должны ли мы понимать...
— У нас никогда не было доверительных разговоров.
— Но вы ведь разговаривали друг с другом, верно?
— Да, разговаривали.
— Вы были в плохих отношениях, миссис Лейден?
— Вовсе нет. Мы всегда ладили, по крайней мере, я так думаю. Вас интересует любила ли я ее?
— Вы любили ее?
— Нет, не любила.
— Понятно.
— Уверяю вас, молодые люди, что с дробовиком я обращаться не умею.
— Но ведь никто не утверждает...
— Вместе с ней убили моего сына, об этом вы забываете?
— А с ним вы были в хороших отношениях, миссис Лейден?
— В превосходных.
— А ваша сноха — нет?
— Нет. У них не заладилось с самого начала.
— А когда это было?
— Он привез ее домой из одной командировки. Семь или восемь лет назад.
— Откуда она была родом?
— Из Алабамы. Он привез домой южанку. Вам надо было бы ее видеть. Это было летом, она вошла сюда, именно в эту комнату, на ней было полосатое желтое платье, точно такое же, как на Скарлетт О'Хара из . "Унесенных ветром". Таким было мое первое впечатление
о ней.
— Какая у нее была девичья фамилия?
— Роза Хилари Бордсн. Там, на юге, используют все три имени, сами знаете. Она постоянно рассказывала мне о всех своих племянниках и племянницах, и у всех были три имени — Элис Мэри Бордсн, Дэвид Грэхам Борден, Гораций Фрэнк Бордсн — ну, точь-в-точь, как Скарлетт О'Хара, вам бы стоило ее послушать. Сама она была в семье единственным ребенком, но у нес были тысячи двоюродных братьев и сестер. Там, на юге, в деревнях ими просто кишмя кишело, и сами они тоже деревенские, из тех, что набивают себе желудок кукурузными хлопьями и фасолью. Я сразу сказала сыну, что она мне не нравится. Но... что он мог поделать? Он сказал мне, что любит ее. Скорее всего она обвела его вокруг пальца, когда он был там у них на юге в служебной поездке и чувствовал себя одиноким. Все мужчины одинаковые.
Карелла взглянула на Клинга. Ни. один из них ничего не сказал. Миссис Лейден кивнула, словно в знак согласия со своей собственной философией, и потом сказала: — Мой сын был очень красивый парень, он мог иметь любую девушку, какую захотел. Когда он уезжал в служебные поездки, телефон звонил каждые десять минут и всякий раз какая-нибудь новая девушка спрашивала, когда Эндрю вернется. Ну а потом он привел домой Розу Хилари Борден в полосатом желтом платье.
— Он жил здесь, с вами, до того как женился? — спросил Клинг.
— Да, естественно. Муж — золотой человек — к сожалению, навсегда покинул меня, когда Эндрю был еще подростком. Надеюсь, вы не думаете, что он был способен бросить свою овдовевшую мать и оставить ее в полном одиночестве?
— Сколько ему было лет, когда он женился? — спросил Карелла.
— Это было восемь лет назад, значит, ему было... тридцать два.
— Вы сказали, что он познакомился с Розой на юге. В Алабаме?
— Да, в Монтгомери.
— Насколько нам известно, его торговым регионом было Западное побережье.
— Тогда еще нет. На запад его перевели три или четыре года назад. Он уже давно был женат.
— Скажите, миссис Лейден, вы знали, что ваш сын должен был вернуться домой в прошлый уик-энд?
— Нет.
— Он не звонил вам?
— Нет.
— На прошлой неделе вы разговаривали со своей снохой в субботу или воскресенье?
— Когда Эндрю уезжал, моя сноха никогда не звонила мне,— сказала миссис Лейден.— Я тоже никогда не звонила ей.
— Нас интересует, сообщил ли он ей, что возвращается. Очевидно, что-то заставило его изменить планы...
— Об этом мне ничего неизвестно,— сказала миссис Лейден.— Она даже не сказала мне, что она беременна. Я узнала об этом только тогда, когда у нес случился выкидыш, да и то лишь потому, что об этом упомянул Эндрю.
— Когда это было?
— В мае.
— Она была беременна, и у нес случился выкидыш?
— Да, на втором месяце.
— Забудьте теперь временно об Уолтере Дамаскусе, миссис Лейден. Знаете ли вы кого-либо из их друзей, кто бы...
— Нет.
— ... мог испытывать к ним чувство ненависти или...
— Нет.
— ... по какой-либо причине — по какой угодно — мог совершить нечто подобное?
— Нет,— сказала миссис Лейден.
— И вы действительно никогда не слышали ни о каком Уолтере Дамаскусе?
— Нет.
На этом вопросы исчерпались. Кошки еще несколько минут обнюхивали детективов, миссис Лейден на прощание рассказала им, каким чудовищем была се сноха, и незаметно подошло время ланча.
Они допускали — возможно ошибочно,— что Уолтер Дамаскус может вернуться в свою квартиру, чтобы взять чек, оставленный в ящике комода в ту ночь, когда убили супругов Лейден. Это допущение вытекало из простой логики: человеку, который сбежал, который скрывается, нужны, деньги. Поэтому детектив Артур Браун получил приказ дежурить в запущенной квартире Дамаскуса и в пятницу днем сидел там один, высокий могучий негр, чернее, чем темнота вокруг него. На нем была синяя спортивная рубашка, синий вязаный жилет и серые фланелевые брюки. Плащ он перебросил через спинку стула, а пистолет держал в руке.
Браун недолюбливал такое дежурство в одиночку, а на этот раз оно действовало ему на нервы сильнее, чем когда бы то ни было, потому что в квартире стояла вонь и там не на что было смотреть, кроме невероятного свинушника, который оставил Дамаскус. Когда Браун следил за кем-то в автомобиле, люди постоянно ходили туда-сюда, он мог наблюдать за ними, и это было интересно. Даже когда он сидел в засаде в подсобке магазина, он слышал голоса покупателей, у него было чувство, что жизнь движется вперед по накатанной колес, и это успокаивало. А здесь не было ничего, только темнота и тишина. Кем бы ни был Дамаскус, это наверняка был
свинтус высшей категории, а вонь в квартире в сочетании с темнотой и одиночеством вызывала у Брауна запоздалое сожаление, что он стал полицейским, а не мусорщиком. В эту минуту он, вероятно, сидел бы за рулем огромной мусороуборочной машины, которая наверняка воняет не так гнусно, как эта квартира, и кроме того он был бы снаружи, на солнышке, пусть даже это ноябрьское солнышко. У него в голове промелькнула мысль, не поднять ли шторы, однако он решил, что это делать не стоит, с комфортом устроился на деревянном табурете у кухонного стола и уже почти задремал, когда услышал, что кто-то вставил ключ в замок.
Браун мгновенно очнулся и насторожился, как гончая.Он встал и прижался к кухонной стене, когда дверь открылась. Потом стало тихо. Дверь закрылась и стерла полосу света, падающего в квартиру из коридора. В комнате раздались шаги. Они приближались к кухонной двери.
Браун колебался лишь мгновение, потом, выставив вперед пистолет, он вынырнул из дверного проема и заорал: "Стоять! Руки вверх!".
Он смотрел на изумленное лицо красивой блондинки.Ее звали Аманда Поуп, и она спокойно предложила детективам называть ее Манди. Она охотно согласилась поехать в полицейский участок, причем желтый бьюик вела сама, а Браун сидел рядом с ней, держа пистолет на коленях. Во время этой короткой поездки она доверительно беседовала с ним, а теперь мило сидела в кабинете в окружении трех полицейских, которые, казалось, поражены и смущены, и предлагала им называть ее Манди. Когда ее проинформировали о ее правах, она сказала, что никакой адвокат ей не нужен, поскольку она не совершила ничего плохого.
— Что вы делали в этой квартире? — спросил Карелла.
— Я пришла навестить Уолли,— ответила она.
— Какого Уолли?
— Дамаскуса.
— Кто вам дал ключ?
— Уолли.
— Когда?
— Ах, еще несколько месяцев назад.
Это в самом деле была очень красивая молодая женщина, она хорошо знала, что у нее выдающаяся внешность, умело пользовалась ею, чтобы получить преимущество, и очаровывала полицейских так, что у них от этого просто глаза разбегались. Ее волосы играли ярким рыжим пламенем, контрастирующим с алебастровой кожей и большими зелеными глазами. Носик у нее был совершенной формы, чуть курносый и кокетливый, губы мягкие и без помады. Она сидела на стуле с прямой спинкой в зеленом шерстяном платье, возбуждающе обтягивающем грудь и бедра. Она закинула ногу за ногу, и это были фантастические ноги, обутые в зеленые кожаные лодочки на высоких каблуках, подчеркивающих хрупкую стройность щиколоток. С сияющей улыбкой она смотрела на полицейских, и у каждого мелькала мысль, что он охотно допросил бы се с глазу на глаз в отдельном кабинете, а не в таком большом помещении, которое он разделяет с бесстыжими коллегами.
— Какие отношения у вас с Дамаскусом? — спросил Клинг.
— Ах, вы сами знаете,— сказала она и жеманно потупила глаза.
— Мы бы хотели, чтобы вы сами нам это сказали,— заявил Браун.
— Ну, мы иногда встречаемся,— сказала Манди.
— Что значит "иногда"?
— Ну, часто.
— Вы живете с ним?
— Неофициально.
— Что вы имеете в виду?
Они постепенно понимали, что трудно быть строгим с Амандой Поуп, поскольку она действительно была такая очаровательная, что у них перехватывало дыхание, и еще потому, что женская красота связана с хрупкостью, а никому не хотелось брать на себя риск разбить нечто такое хрупкое, расколоть и случайно даже поцарапать. Они начали чересчур стыдиться непривлекательной обстановки, в которую привезли ее, этой мрачной серо-зеленой краски, которой были выкрашены стены полицейского участка, поцарапанных письменных столов, запыленного охладителя питьевой воды, ржавых железных решеток на всех окнах, темного шкафа с картотекой и клетки из металлических прутьев для особо буйных клиентов, которая в эту минуту, к счастью, была пустая. Нечасто
случалось, чтобы в этой жалкой обстановке появлялась Красота с большой буквы "К", поэтому они стояли вокруг нес, задавали ей вопросы напрямик, так строго, как только могли, но были совершенно ошарашены и находились почти под гипнозом.
— Так вы жили с ним или не жили? — спросил Карелла.
— У каждого из нас есть собственная квартира,— сказала Манди.
— Где находится ваша квартира, мисс Поуп?
— Ах, называйте меня Манди. Клинг кашлянул.
— Где находится ваша квартира? — повторил он.
— Манди,— сказала она, словно разучивала с ребенком трудное слово.
— Манди,— повторил вслед за ней Клинг и снова кашлянул.
— Я живу на углу Рэндалл-стрит и Пятой авеню,— сказала она. Ее голос был почти такой же драгоценный, как и ее красота, она произносила слова четко, но нежно. Она бросала взгляды на детективов, на ее губах играла улыбка, и вела она себя так, словно наслаждалась изысканной беседой на каком-то вечернем приеме в присутствии троих очаровательных и предупредительных джентльменов.
— Итак, Манди,— сказал Карелла,— когда вы видели Дамаскуса последний раз?
— На прошлой неделе,— ответила она.
— Когда на прошлой неделе? — спросил Браун.
— В прошлую пятницу ночью.
— Где вы его видели?
— Я заехала за ним в "Волшебный уголок". Это такой бар. Он там работает. Выставляет гостей, которые перебрали.
— В котором часу вы заехали туда за ним?
— Когда закрывали. В два.
— Куда вы потом отправились?
— К нему домой.
— Как долго вы там пробыли?
— У него в квартире?
— Да.
— Около часа.
— Что вы там делали?
— Ну... вы ведь знаете,— сказала Манди и снова потупила глаза.
— А потом? — спросил Клинг.
— Я отвезла его на окраину города.
— Куда на окраину города?
— На Саут-Энгелс-стрит.
— Зачем?
— Он сказал, что ему нужно туда.
— Он сказал вам, зачем?
— Да. Сказал, что какие-то старички собираются там на покер, и что он обещал им прийти сыграть.
— Так, значит, вы отвезли его туда.
— Да.
— Вначале вы поехали к нему домой, там... вступили в связь, а потом вы отвезли его на окраину города, чтобы он мог сыграть в покер.
— Да.
— В котором часу это было?
— Ах, я точно не знаю. Между тремя и четырьмя утра.
— И тогда вы видели его последний раз?
— Да. Когда он вышел из автомобиля.
— С тех пор вы уже его не видели?
— Нет.
— И не разговаривали с ним? — Нет.
— Он не звонил вам?
— Нет, не звонил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17