А дело обстояло следующим образом. Одна из дам, замужняя женщина, соблазненная Анри, не смогла пережить разлуки с ним и всячески донимала его любовными письмами, якобы случайными встречами и даже пригрозила, что если он не согласится вновь предаться любви с ней, она наложит на себя руки. И Анри не оставалось ничего, как постараться превратить все происшедшее в шутку. Правда, сложность заключалась в том, что женщина не намеревалась шутить. Она и в самом деле покончила бы с собой, еслибы Анри отказал ей во встрече. Но жестокость к многочисленным недостаткам Анри не имела никакого отношения. Виконт с легкой душой отослал Жака с письмом, в котором уведомлял безумно влюбленную женщину, что она сможет приехать к нему с утра.Так оно и произошло. Виконт от самого порога понес влюбленную женщину в спальню. Та была вне себя от счастья, вновь уверившись в неотразимости своих чар. Если бы она только знала, что уготовил ей Анри!В порыве страсти женщина начала сбрасывать с себя одежды. Виконт спокойно помогал ей в этом. Когда они оба остались лишь в одеяниях из воздуха, виконт Лабрюйер набросил на плечи халат и сославшись на жажду, покинул комнату, предварительно спрятав одежды своей возлюбленной и оставив на кровати всего лишь одну подушку. Кровать со всех сторон была окружена пологом и женщина сидела в нем, словно полководец в палатке, ожидая донесения вестового.Анри же, вторично появившись перед своими гостями в халате, пригласил их пройти в спальню.Те, предчувствуя веселое развлечение, повинуясь совету Анри, вели себя тихо. Вот так и оказалась в спальне дюжина человек, средикоторых была и Констанция. Их разделял лишь полог кровати, за которой лишь угадывался силуэт любовницы Анри.Виконт пару раз кашлянул и тут же громко сказал:— Дорогая, я предупреждал тебя, что никогда больше мы не будем вместе. Но ты угрозами заставила меня вновь встретиться с тобой.Среди гостей послышалось хихиканье.— Кто здесь? — испуганно воскликнула женщина.— Я привел своих друзей, — ласково проговорил Анри.Среди присутствующих вновь раздался смех. Женщина принялась лихорадочно искать свою одежду, но не нашла. Простыня, как назло, не хотела покидать матрас, ведь слуга по приказанию виконта пришил ее к обивке кровати. Оставалась лишь только небольшая подушка, но прикрыться ей целиком было невозможно.Женщине оставалось выбрать, закрывать ей лицо, грудь или бедра.— Я считаю до трех, — громко сказал Анри, — и отдергиваю полог, — его рука сжала край материи. — Раз ! Два! Три! — просчитал виконт Лабрюйер и отдернул полог.На простыне, плотно сжав ноги, лежала его любовница. Лишь только кто она, никто из гостей не мог понять, ведь на лице у нее лежала подушка, в которую незадачливая женщина впилась руками, готовая сражаться за нее не на жизнь, а на смерть.— Ну что ж, она действительно прекрасна, — сказал Анри, — но неосмотрительна. Я же предупреждал ее… Кстати, — осведомился он, — как тебя зовут? Я что-то забыл твое имя. Хотя подожди, можешь не говорить, я сейчас сам назову его.Было видно, как мелко дрожит тело женщины, как сжимаются ее пальцы, впиваясь в подушку.А приглашенные плотным кольцом обступили кровать и принялись обсуждать прелести представшие их взорам.— Нет, — продолжал Анри, — я все-таки позабыл твое имя и думаю, ты не решишься вновь прийти ко мне и свою угрозу не решишься выполнить, потому что все узнают, кем ты была на самом деле.Констанцию поразил не столько сам поступок виконта Лабрюйера, сколько реакция его друзей. Они смеялись, рассматривая обнаженную женщину, один из них шутя даже взялся за край подушки, словно хотел ее выдернуть.Девушка не выдержала этого. Она растолкала стоявших возле кровати и зло рванула полог. Затрещала материя. В руках у Констанции остался огромный кусок разорванного пополам полотна.Она бережно накрыла дрожащую от страха женщину, успев шепнутьей на ухо:Не бойтесь, я не позволю ему больше издеваться над вами.— Я сама виновата, — услышала она сдавленный голос из-под подушки.— Ну что ж, — сказал Анри, — благородство чувств всегда побеждает. Я достиг того, чего хотел. Эта особа больше не будет домогаться встреч со мной. Когда-то я любил ее, но теперь был близок к ненависти и единственное, что могло спасти положение — такэто смех.Констанция чувствовала, что это еще не все, Анри что-то припас и для своих гостей, посмевших смеяться над его возлюбленной, пусть и былой.— Простите, что задаю бестактный вопрос: быть может, она женакого-нибудь из присутствующих здесь? Ведь ее муж сказал, что должен покинуть дом рано утром, потому что спешит по делам. Никто не признал в ней свою жену?Все смолкли, вопрос повис в воздухе. Каждому из мужчин еще разхотелось взглянуть на обнаженное тело, чтобы отыскать там какую-нибудь примету, родинку, еле видный шрам. Вернее, чтобы не найти их.Но женщина была накрыта обрывком полога, и Констанция в душе ликовала. Ей удалось — таки бессознательно помочь Анри Лабрюйеру сбить спесь с этих надменных вельмож. Ведь они пришли посмеятьсянад другим человеком, а Анри смог посмеяться над ними. Да и даме под покрывалом вздохнулось легче, хоть так, но она поквиталась с мужчинами.Молча мужчины покидали дом виконта Лабрюйера. Констанцию же Анри попросил задержаться в гостиной.Девушка сидела у невысокого столика, ожидая, пока несчастная девушка в соседней комнате оденется и покинет спальню. Сперва до слуха Констанции доносился громкий плач и немного резкие слова виконта, потом послышался смех. Женщина смеялась сама над собой, над своей любовью, над безумием, охватившим ее. Все было кончено.Она могла возвращаться домой, понимая, что никогда больше не сможет ступить ногой в этот дом.Констанция не удержалась от любопытства и выглянула в окно.Открылась дверь черного хода и из нее почти бегом появилась молодая женщина в шляпе с накинутой на лицо вуалью. «Кто она, Констанция так и не смогла узнать. А может, она и вовсе с ней не была знакома.Анри выглянул в гостиную и улыбнулся, застав Констанцию у окна.— Ты хочешь знать, кто она? — спросил он девушку.— Нет, это всего лишь женщина, несчастная от любви, а ты сделал ее счастливой.— Ты не права, — ответил ей Анри, — я всего лишь не дал ей сделать себя несчастной. И думаю, вскоре мы будем встречаться с ней где-нибудь в гостях даже не краснея.— Ты боишься покраснеть, Анри? — спросила Констанция.— Нет, я боюсь улыбнуться.— Сперва ты показался мне жестоким, — сказала Констанция, — а теперь я вижу — ты справедлив.— Но я ничего не мог поделать, — взмолился Анри, — она вбила вголову, что может стать моей любовницей до конца своих дней. Но этоже невозможно, пойми.— По-моему, не смеялась только я одна.— Я это заметил, — вздохнул Анри, — и чем больше я тебя узнаю, Констанция, тем больше ты мне нравишься.— Но ты же понимаешь, Анри, после того, что я увидела, у меняне появится ни малейшего желания становиться твоей любовницей. Поэтому брось глупые разговоры об этом, сердце мое принадлежит другому.— Мертвых нельзя любить, — сказал Анри, обращаясь к Констанции, — иначе и сам становишься мертвым. ГЛАВА 8 После отъезда из Парижа старой графини Аламбер, Констанциянемного грустила. Ей не с кем было поговорить, некому было доверить свои секреты. Бабушка являлась последней нитью, связывающей Констанцию с прошлой жизнью. И вот эта ниточка оборвалась.Правда, изредка приходили письма из далекого Мато, где писалось всегда одно и то же: каким предвидится урожай, шли или нетдожди, какие цветы графиня Аламбер высадила на клумбе. В конце неизменно задавался вопрос, как поживает Констанция.Конечно, этим вопросом подразумевалось, что хорошо.Констанция отвечала на эти трогательные письма с завидной регулярностью. Она откладывала все — дела, встречи и садилась к секретеру. Ее рука уверенно и быстро выводила заученные фразы. Эта переписка превратилась в своеобразный ритуал, не отнимавший много времени. А его с тех пор, как графиня Аламбер покинула Париж, прошло немало — целых три года, в которые, наверное, единственным настоящим другом Констанции оставался виконт Лабрюйер.Он конечно же не мог допустить, чтобы Констанция не влюбилась в него. Он делал все для этого, то тщетно. Девушка оставалась равнодушной к его внешности и лишь дружба связывала их.Но Анри Лабрюйер оказался не так-то прост. Он понял: Констанция жадно впитывает в себя советы, житейские мудрости и решил: если не я, то пусть кто-то другой, но по моему желанию.И он принялся учить Констанцию тому, что знал сам. Жизненная философия виконта сводилась к немногочисленным, довольно банальным на взгляд истинам, но мало бы нашлось людей, способных придерживаться их.А Констанция в этом смысле являлась чистым листом бумаги, накотором можно было написать какие угодно слова, запечатлеть самыенезатейливые мысли.— Во-первых, — учил Констанцию Анри, — ты должна любить себя больше всех остальных и тогда никто не сможет тебя предать. Ни один мужчина не посмеет оставить тебя первым, ведь ты почувствуешь его охлаждение, а главное в любви — первому разорвать отношения.С этим Констанция была согласна, но любовью, по ее мнению, было нечто другое — неосязаемое и эфемерное. А в представлении Анри, как убедилась Констанция, присутствовало больше плотского, нежели духовного.Но и этот недостаток Анри быстро восполнил. Он научил Констанцию тому, что называл во — вторых.— Любовь — это мираж, — говорил виконт, — она существует только в разлуке, когда влюбленные не видят друг друга. Лишь только они остаются вместе, тут-же над чувствами возобладает похоть и сладострастие. Любовь — это не постель. То, чем обладаешь, невозможно любить, потому что ты к нему привычен. Лишь только первый миг близости — это еще любовь, но дальше… — и тут Анри картинно прикрывал глаза и восклицал, — я не настолько развратен, чтобы продолжать отношения с женщиной после первой ночи.— По-моему, Анри, — резонно замечала Констанция, — ты занимаешься этим и днем, и утром.— Ночь — это если выражаться фигурально, ведь все равно я задергиваю шторы и зажигаю свечи.В общем, и со вторым Констанция согласилась. Ей было легко сделать это, потому что она продолжала еще любить Филиппа и найдяутешение в мысли, что любовь возможна только на расстоянии, Констанция смирилась со своей теперешней участью. Конечно же, ее не раз прочили замуж, но она так и не решилась предстать перед алтарем.Но молодость требовала своего и Анри понимал, что если не муж — то значит, любовник.— А вот теперь в-третьих. Главное, в-третьих, — уговаривал он Констанцию выучить еще один постулат. — Ты подумай сама, что лучше — муж или любовник.— По-моему, и то и то не так уж привлекательно, — возражала ему Констанция.— Нет, ты ошибаешься. Насчет мужа или жены я полностью с тобой согласен, а вот любовник, любовница — совсем другое дело.— И в чем же заключается это иное? — интересовалась Констанция.— Муж — это любовник в прошлом. Став мужем, он и остается им, ведь невозможно же быть одновременно двумя разными людьми. Согласись, Констанция!Девушка задумчиво смотрела на своего собеседника и понимала, что спор здесь неравный. Ведь виконт знает о причудах любви больше, чем она. Но здравый рассудок подсказывал Констанции — здесь что-то не так.— Но и любовник, став любовником, теряет свою суть, — говорила девушка.А у виконта Лабрюйера был готов уже ответ:— Да, но он им и остается. Он не претендует больше ни на что ни на твои деньги, ни на верность. Он изначально поставлен в условия, когда измена не влечет последствий.— Ты говоришь, любовник, — отвечала Констанция, — но мало ли существует ревнивых любовников, готовых убить женщину, если она посмотрит на другого мужчину!— Главное, чтобы он был безумно влюблен и тогда с него можновзять любое обещание. А если учесть, что он к тому же и человекслова, то опасаться нечего.Констанция скептично выслушивала подобные рассуждения своего друга, но больше не возражала ему. Общество виконта в больших количествах утомляло Констанцию, ведь ей приходилось больше слушать, чем говорить самой, а для женщины это смертельно. И как-то незаметно, месяц за месяцем, она уже стала проводить часть своего времени в обществе шевалье де Мориво. Он-то как раз и был скуп на слова, зато являлся благодарным слушателем. Сразу было видно, что он обожает Констанцию и готов выслушивать любую ерунду, лишь бы она исходила от нее.И вот виконт Лабрюйер сумел воспользоваться этими сложившимися между Констанцией и Эмилем отношениями. Он как-то невзначай соврал своему знакомому, что Констанция, дескать, проговорилась, она по уши влюблена в шевалье. Тот, как человек военный, привыкший повиноваться приказам и долго не раздумывать, хотел было двинуться с визитом к Констанции.Но Анри тут же предостерег его:— Что ты, она же тебе сама ни за что в этом не признается. Ты должен ошарашить ее, удивить, и тогда она тебе расскажет обо всем.Эмиль сам никогда бы не додумался до подобного. Ведь он считал себя не способным возбудить пылкие чувства в сердце такой красавицы. Но слова виконта подействовали на него чрезвычайно.И вот, под покровом темноты, шевалье де Мориво пробрался в сад дворца Констанции. Он не раз бывал в этом доме, прекрасно представлял себе расположение комнат. Половину ночи он простоял под окном в надежде, что Констанция выглянет на улицу, чтобы полюбоваться ночным небом и заметит его, тоскующего под окнами спальни.Но Констанция, ничего не подозревая, преспокойно спала.Наконец, терпению шевалье пришел конец. Он отыскал в саду длинную лестницу, с которой обычно садовник спиливал сухие ветви сдеревьев, и установил ее у окна.Теперь-то шевалье де Мориво почувствовал себя гораздо увереннее. Это было похоже на осаду крепости, когда нужно по приставной лестнице штурмовать стену.И он стал карабкаться по не очень-то надежному сооружению к комнате Констанции, уверяя себя, что свершает благое дело. Прогнившие ступеньки несколько раз обламывались под грузным лейтенантом, но он упрямо взбирался вверх, точно и впрямь шел наштурм крепости.Когда его голова со всклокоченным париком показалась в окне, Констанция все так же мирно спала. Даже Шарлотта в своей комнатке не слышала, как Эмиль соскочил на пол и подошел к кровати ее госпожи, хоть дверь была приоткрыта. Утомленная за день эфиопка спала как убитая.Месье де Мориво долго стоял, любуясь спящей Констанцией и незная, как обратиться к ней. Ведь это не воин, заснувший у погасшегокостра, которому можно положить руку на плечо и громко крикнутьна самое ухо» В атаку!«Если бы не долгие размышления, то можетбыть, он и придумал бы достойный выход. Но чем дольше стоял Эмиль, то более нелепыми становились его планы.На Констанции была надета только легкая полупрозрачная ночная сорочка, и Эмиль почувствовал себя неуютно в кожаном жилете, в сапогах и форменных штанах. От отцепил шпагу, положил ее в кресло и снял сапоги.» Будь что будет»— решил шевалье де Мориво и лег рядом с Констанцией на широкую кровать.Он конечно же коснулся плеча девушки и тихо прошептал ей на ухо:— Я люблю вас, Констанция!Та даже не просыпаясь, думая, что все происходящее — сон, потянулась к нему руками и Эмиль крепко обнял девушку.Он гладил ее по волосам и шептал почти незнакомые ему слова:любовь, нежность.Когда Констанция пришла в себя, было уже глупо что-либо менять, да им этого особо и не хотелось.Перед рассветом Эмиль де Мориво тем же путем, что и проник, покинул спальню Констанции. Но теперь, спускаясь по приставной лестнице, он уже не представлял себя воином, отступавшим после неудачной осады. Он был на седьмом небе от блаженства и сейчас спускался на землю.А Констанция, сидя у зеркала, плакала и слушала утешения Шарлотты. Та, конечно же, недолго спала после того, как Эмиль улегся рядом с Констанцией. Но выйти и выдать свое присутствие служанка, конечно, не могла, ведь Констанция даже и не попыталась звать ее на помощь.— На меня словно затмение нашло, и я не знаю, радоваться этомуили плакать, — говорила Констанция.— Рано или поздно это должно было случиться, — пожала плечами Шарлотта, — к тому же шевалье де Мориво человек не болтливый, известный своим мужеством.— Но я же никогда не любила его, — изумлялась Констанция, — и почему, когда оказалась в его объятиях, не смогла ничего с собой поделать, словно рассудок покинул меня и вернулся — только сейчас.Чтобы как-то успокоить Констанцию, Шарлотта принялась рассказывать о том, что случилось с ней, о том, как первый раз оказалась с мужчиной. И после этого собственная история показаласьКонстанции лишенной цвета, вкуса и запаха. Ведь в самом деле, нельзя же сравнить рыночного грузчика, к тому же пьяного, с лейтенантом королевской гвардии.И Констанция перестала себя укорять.А шевалье де Мориво уже знал дорогу в ее спальню и поэтому сперва каждый день, потом немного реже его голова в сбитом на бок парике появлялась у Констанции в спальне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26