Лишь пару раз блеснули в лучах луны острые когти.— Осторожней, — прошептал Дэмьен.Он проводил черную птицу взглядом. Проследил за тем, как она поднимается все выше и выше.И лишь много позже — уже заведомо зная, что его не услышат, и все равно тихим голосом — он добавил:— Удачной охоты. 22 На переход через горы у них ушло четыре дня. При желании они могли бы проделать этот путь и за меньшее время, но никакой необходимости спешить не было. Несколько сеансов Познания подсказали Дэмьену, что никто за ними не гонится, и это — впервые за все время путешествия — позволило им несколько расслабиться. И после всего, на что они насмотрелись в протекторатах и что совершили там сами, отдых был им просто необходим для возобновления как физических сил, так и душевных. К счастью, девственная тишина поросших лесом горных склонов в равной мере успокоительно воздействовала и на человека, и на ракханку. Даже лошади вроде бы испытывали благодарность за то, что им на несколько дней предоставили относительный отдых.Дэмьен изо всех сил старался не терзаться по поводу Тарранта. Старался не вспоминать о том, как однажды в прошлом Охотник покинул их общество, а потом не сумел вернуться. Со времени поимки в плен посвященного произошло уже столько событий, что, казалось, все те дела случились в другой жизни… только враг оставался тем же самым. В землях ракхов он принял образ женщины, здесь он может оказаться мужчиной, или ракхом, или демоном в собственном обличий, — но Дэмьен не сомневался в том, что две злокозненные силы напрямую друг с другом связаны. Итак, Дэмьен тревожился за Тарранта, и Хессет тревожилась за Тарранта — и они оба отчаянно старались не делиться друг с дружкой этими страхами, чтобы не приумножать их. Ведь от этого все могло стать еще хуже.«Как же сильно я переменился, — подумал однажды вечером у костра Дэмьен. — Когда-то я просто-напросто повернулся бы к нему спиной, предоставив собственной участи. Когда-то мне казалось, что не может быть ничего хуже того, чтобы освободить Охотника и позволить ему возобновить свой кровавый промысел. А теперь я без колебаний бросаюсь ему на помощь и преспокойно машу ему рукой на прощанье, когда он отправляется на охоту, вознамерившись убить пару-тройку невинных». Но теперь ситуация была принципиально иной, и он осознавал это. Таррант уже несколько раз спасал жизнь ему самому, и хотя Дэмьен понимал, что Владетель делает это из чисто эгоистических побуждений (потому что из других побуждений он не делал вообще ничего), факт оставался фактом. А ведь такое изменяет твое отношение к человеку, независимо от того, нравится это тебе самому или нет. И на этот раз люди, которых он убьет, вовсе не невинны, не так ли? Убийцы заслуживают смерти. И раз уж на них не распространяется правосудие Святой Церкви, то пусть о наказании позаботится Охотник. Что бы он с ними ни сделал, это наверняка будет не хуже и не страшнее того, что они сами сделали с жителями той деревни. Не так ли?«Будь честен, — внушал он самому себе. — Эту миссию невозможно осуществить без его содействия. Вот в чем корень. Он тебе нужен, поэтому ты его и терпишь. И даже оберегаешь. Все это часть темной игры, которую мы ведем.Использовать зло для победы над злом, так написал Пророк. Если тебе повезет, то два зла взаимоуничтожатся. Неужели мне хочется именно этого? Неужели мне хочется, чтобы Таррант погиб в бою, уничтожив и то зло, против которого борется, и то, которое собой представляет?»Он закрыл глаза. Руки у него тряслись.«Не знаю. Ничего не могу сказать. Я ни в чем не уверен…Он сказал, что самим своим присутствием наведет на меня порчу. Неужели это уже началось? Именно так и воспринимается в самоощущении порча?Господи, обереги мой дух, — взмолился он. — Враг может завладеть моим телом, моей жизнью… но душу мою сохрани, молю Тебя. Пойдя на нынешний союз, я подверг ее страшной опасности. Но у меня ведь не было другого выбора. И Тебе это ведомо, правда? Все остальное непременно обернулось бы неудачей».Ночью, когда они устроили привал, он попытался рассказать Хессет о земной Фэа. Хотя бессознательно сама Хессет — как и все аборигены — манипулировала Фэа, она не видела голубых потоков, во всяком случае, не видела в том смысле, в котором видел Таррант. Поэтому она выслушала его рассказ в немом удивлении, подобно тому, как ребенок слушает волшебную сказку. А он попытался объяснить ей все. И то, как земное Фэа вырывается из-под коры планеты с силой, достаточной для убийства. И как вскоре после этого оседает и растекается по поверхности, подобно водам, как разбегается потоками и течениями, которые можно увидеть и замерить, — от самых могучих цунами до крошечной, едва заметной ряби. И поскольку люди используют земное Фэа, обращая на эту силу Творение, пояснил он ей, то все их Творения должны совпадать с потоками. Поэтому и сейчас ему самому или Тарранту доступно обратить на врага Познание — другими словами, истолковать эффект его присутствия по воздействию на земное Фэа, — но какие бы то ни было активные действия против течения Фэа потребовали бы мощи, которой они не обладают. А враг, наоборот, действует против течения — и в этом их преимущество. Так что представляется практически немыслимым извлечение информации на расстоянии в несколько сотен миль против течения, тогда как любое сообщение — или покушение, — исходящее с юга, по течению, их ни в коем случае не минует. Поэтому-то так встревожился Таррант, распознав чужое присутствие в потоках возле перевала. Если это было связано с попыткой разыскать их, то за такой попыткой наверняка стоит нечто очень могущественное и очень страшное.И, завершив все эти объяснения, он решился задать вопрос о приливной Фэа. Впервые за все время с тех пор, как они покинули землю ракхов, он осмелился задать этот вопрос напрямую. Он не был уверен и сейчас, что Хессет правильно поймет его, — в прошлом она встречала подобные расспросы с нескрываемой враждебностью, но хотя ракханка и теперь на какое-то время погрузилась в молчание, он понял, что произошло это вовсе не из-за того, что она оскорблена его вопросом, а потому, что пытается подыскать слова для того, чтобы описать нечто, не поддающееся описанию.— Это подобно сердцебиению, — в конце концов сказала она. — Как будто бьется сердце всего мира — очень медленно и очень громко. Иногда, когда мне хочется совершить Творение, я ощущаю, как кровь планеты протекает сквозь все на свете: сквозь небо и землю, сквозь меня, и моя мысль оказывает воздействие на эти потоки, как бы формируя их… а иногда мир безмолвен — и ничего не удается сформировать. Вообще ничего. И никогда не знаешь заранее, как повернется дело на этот раз. Ничего никогда не бывает предсказуемо. Потому что — хоть и говорю я о сердцебиении — речь идет не об одном ударе, а о многих тысячах, и решающее значение имеет ритм… включая биение моего собственного пульса. И все остальные ритмы моего тела. Понимаешь? Так трудно объяснить то, над чем сама даже не задумываешься. То, что люди не воспринимают.— А ты видишь это в какой-нибудь определенной форме?— Иногда. Вспышка света, если несколько ударов прозвучат одновременно. Ослепительная, как молния, если задействовано много энергии. Иногда пламенем охватывает все небо — но лишь на мгновение, — как будто весь мир превратился в разбитый стеклянный сосуд и на каждой грани и призме вспыхивает сияние. Этот свет разбивается на тысячи цветов и оттенков. И это так красиво… — Она закрыла глаза, припоминая. — Но это может быть и опасным. Я знала по меньшей мере одну ракханку, охотившуюся, когда пульсировало приливное Фэа… Свет ослепил ее — и в тот же миг она из охотницы превратилась в добычу… так что мы стараемся этим не пользоваться… стараемся этого не замечать… Это, понимаешь, вопрос выживания.Он тихо спросил:— И тебе это удается?Хессет улыбнулась:— По большей части. Но это так красиво. А именно этому мы и научились у людей: испытывать потребность в прекрасном. — Говоря, она начертила когтем на земле рисунок, представляющий собой круг, вписанный в круг, вписанный в круг, и так далее. — И это часть того, что отличает в нашем племени самцов от самок. И наоборот. Решающее различие, как бы вы это сформулировали. — Она посмотрела ему в глаза. — А ваши женщины этого не воспринимают?— Таррант говорил, что иногда кое-кто из них с трудом воспринимает. А мужчины видят порой на мгновение — и не более того.— У вас это колдовство. — Она грустно покачала головой. — Вы, люди, такие чужие в этом мире. Приходите и начинаете перестраивать его, и даже наши собственные тела лепите заново, будто они из глины, и буквально на каждом шагу и при каждом вздохе порождаете тысячи самых невероятных чудовищ… но вы здесь так и не прижились. После всех этих лет. Вы живете на нашей планете, но вы так и не стали ее частью.— Это верно, — пробормотал он. — Что уж там говорить.Дни в переходах, ночи на привалах. Роскошный распорядок, хотя и возможный только в отсутствие Тарранта. На третью ночь настала — пусть и всего на пять минут — истинная тьма. Та, в которой солнце, звезды и все три луны заходят за саму планету. Дэмьен подумал: «А уж не воспользуется ли Таррант этим редкостным феноменом?» Истинная ночь означала для большинства людей пору беспредельного ужаса, ибо в такой тьме возникают и воплощаются в жизнь самые кромешные, самые гибельные фантазии, но для Охотника она знаменовала собой время подлинного могущества и колоссального потенциала. «Возможно, — подумал Дэмьен, рассекая пополам мелкую гадину, порожденную во тьме земной Фэа, — Таррант сумеет распорядиться этим временем так, чтобы наложить руки на того, или на ту, или на то, по чью душу они сюда прибыли». Бог знает, насколько пригодилась бы любая полученная им таким образом информация.На третий день они перевалили через последнюю горную гряду и наконец увидели саму долину. Огромная, мрачная, таинственная, она не походила ни на что из виденного ими ранее. Он привык к долинам, уютно расположившимся в своего рода колыбели посреди окружающих гор, к плоским плато, которыми рано или поздно заканчиваются любые хребты. Но здесь его взору предстало нечто совершенно иное. Выглядело все так, будто земля внезапно треснула пополам — и между скалистыми горами, которые они только что миновали, и высокими гранитными пиками на восточной стороне возник глубокий разлом — может быть, на уровне моря или того ниже, — со стенами, настолько крутыми, что спуск по ним представлялся чрезвычайно трудным делом, а дно ущелья терялось в тени гор и было вдобавок скрыто от взгляда пышными кронами деревьев. Белый туман застилал, казалось, всю долину, свиваясь возле верхушек деревьев подобно белым змеям. Позднее послеполуденное солнце практически не проникало сквозь толщу этого тумана, сияя, вместо этого, в той стороне, где высились голые гранитные скалы, так что вершины утесов, казалось, были охвачены пламенем, глубины же ущелья по контрасту становились от этого еще темнее. В течение дня, должно быть, всего несколько часов солнце светило прямо в ущелье, но даже тогда густой туман оставался непроницаем, как накинутый на гигантскую долину саван.В эти часы было еще довольно тепло, и тем не менее Дэмьен почувствовал, что дрожит.— Ничего себе местечко, а?— Он выбрал именно это.Дэмьен вгляделся в даль и в глубь, попытался примериться к ним взглядом. Как будто в результате что-то здесь могло измениться.— Или пройти этой долиной, или проделать весь путь на юг по горам.— Или повернуть обратно в протектораты.— Да уж… — Их обдало зябким ветром. — Спасибо, не надо.Он обхватил себя за плечи, сделал глубокий вдох и вошел в Познание. На протяжении целой минуты Фэа никак не реагировало на это, и он испугался, что находится на слишком большом расстоянии от долины для того, чтобы проникнуть в ее секреты. Но вот появились знакомые ему очертания, и он осторожно вгляделся в них. Он не нашел никаких доказательств тому, что кто-то следит за ними, равно как и тому, что кто-то устроил на них засаду. Пока не нашел. Но повсюду здесь витало некое смутное ощущение, которое ему отнюдь не понравилось, и он испытал едва ли не разочарование, когда Фэа отказалось развеять его подозрения. Лучше уж враг, которого можно назвать по имени, нежели холодное неведение, когтистою лапою проводящее тебе по спине.— Все в порядке? — спросила Хессет.Он, вздохнув, убрал Познание.— Вроде бы да. — Он поглядел в ту сторону, где паслись лошади, увидел, как вороной Тарранта щиплет какую-то отвратительную на вид траву. Лошадь Хессет, как всегда, оказалась куда более разборчивой. — Мне кажется, что дальше нам без Тарранта идти нельзя. Лучше останемся здесь и подождем его.Она кивнула.Священник подошел к вороному и взял его под уздцы.— Пора, хватит тебе!Рядом с ним Хессет заторопила собственную лошадь, и вот уже оба животных, повернувшись задом к горе, уставились на внушительную панораму долины.Они не сказали друг другу ни слова. Это и было самым интересным. Не сказали ни слова, но действовали слаженно и согласованно. Оба понимали, что надо вновь подняться к ближайшему перевалу и миновать его, чтобы разбить лагерь на противоположном склоне горы, где их лагерь не смогли бы обнаружить обитатели злополучной долины, кем бы они ни были.Но им пришлось возвращаться, а это недоброе предзнаменование, подумал Дэмьен. Очень недоброе.Таррант вернулся на четвертую ночь — и с первого взгляда на него стало ясно, что, каковой бы ни была резня, которую он предпринял, в результате ему удалось восстановиться полностью — как физически, так и духовно. Бледные глаза горели тихой злобой, которую Дэмьен научился распознавать; и возненавидел еще в краю ракхов, а движения представляли собой безукоризненное сочетание важности и изящества. Но, вопреки неприятию, испытанному им в связи с новым великолепием Охотника, Дэмьен был рад увидеть, что тот пришел в себя. Эта метаморфоза означала исцеление, а исцеление означало силу — возможно, даже большую, чем та, которой обладал Таррант, только-только высадившись на Востоке, — а сила была именно тем, в чем они нуждались прямо сейчас, и все остальное не имело значения.Охотник занял свое место в компании так, словно не отлучался ни на минуту, однако и не подумал о том, чтобы поведать спутникам, как он провел несколько последних ночей. Да Дэмьен и не спрашивал его об этом. Если долгие месяцы общения с Охотником и научили его чему-нибудь, то главным образом тому, что есть вещи, о которых самому священнику лучше не знать.Владетель окинул внимательным взглядом весь лагерь, пригляделся также к потокам Фэа (на что ему сейчас не потребовалось практически никаких усилий), а затем объявил:— Вы здесь стоите целый день, не меньше. Исходя из этого, я не сомневаюсь в том, что вы нашли долину.— Прямо за этой грядой. — Дэмьен кивнул на восток. — И зрелище не из приятных.Охотник отправился в указанном направлении и скоро потерялся из виду. Дэмьен снял с огня котелок с кипятком и бросил туда несколько чайных листьев. Ожидание могло затянуться на неопределенный срок.Чай заварился, и Дэмьен успел выпить полкотелка к тому времени, как Таррант вернулся. Не произнеся ни слова, он подошел к костру и подсел к ним с таким изяществом, какого священник давно не видел в его повадках.«Черт тебя побери! Сколько же народу ты уничтожил!»— Ну, и что скажете? — поинтересовалась Хессет.— Сперва расскажите, что удалось увидеть вам обоим.Они переглянулись; Дэмьен заговорил первым:— Отвратительная сырая долина, практически лишенная солнечного света. Зато там, судя по всему, полно неприятных сюрпризов. Вам, впрочем, это должно понравиться.— Мне и понравилось. Солнечный свет напрямую проникает в эти глубины всего на несколько часов в сутки, а это означает, что я смогу оставаться с вами дольше обычного. Если туман не рассеивается и днем, то не исключено, что я — в случае крайней необходимости — смогу выйти из укрытия даже в полдень. А это, знаете ли, немало.— Я об этом не подумал, — согласился Дэмьен.— В потоках нет признаков нашего врага, что может означать одно из двух: или на этот раз он потерял нас из виду, или здешнее течение Фэа не позволяет ему приблизиться к нам. Будем надеяться, что имеет место и то и другое. Впрочем, с учетом интенсивности и направленности течения мне не составило бы труда Затемнить нас.— А как насчет Терата? — вмешалась Хессет.Таррант на мгновение задумался.— Я не обнаружил следов пребывания никаких существ… но и мне присуще то же коренное неведение, что и вам. Необходимо или подойти к ним поближе, или начать хотя бы приблизительно представлять себе, что это такое… а пока не произошло ни того, ни другого, мои умения не больно-то нам помогут. А вот запах человека я уловил.— Человека? — Дэмьен не смог скрыть изумления. — А мне казалось, что здесь нет никаких людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50