«За нами гонятся, — как-то отстраненно подумал он. — Или же гонится какая-то одна тварь. А может, и не так. Может, мы случайно оказались у них на дороге». Он подумал о бойцовских рыбках из Нижнего Артерака, подумал об армиях пауков из дельты Камеруна. И тем и другим было совершенно не важно, кто именно встанет у них на пути, лишь бы препятствие оказалось в равной мере съедобным и преодолеваемым. Но и те и другие обитают в богатой экосфере, где для них полным-полно всевозможной пищи. А как поддерживают свое существование тысячи демонических существ практически в пустыне, где людей очень мало и живут они на огромных расстояниях друг от друга?«И кто порождает эти существа, вот в чем вопрос», — задумался он.На лагерь упала какая-то тень. Дэмьен не осмелился поднять глаза и выяснить, что это такое. Таррант перед приземлением описал над поляной несколько кругов, как будто момент предстоящей трансформации в какой-то мере пугал его. Или, не исключено, он проверял окрестности на предмет наличия врагов.Как только он приземлился и принял человеческий образ, Дэмьен сообщил ему:— На нас напали.— Я видел, — чуть ли не насмешливо ответил Таррант.Дэмьен живо представил себе, как Охотник безмятежно кружит над поляной, пока он сам борется с тварями. И вспыхнул от гнева.— Мог бы и помочь!— Не так-то просто воздействовать на Фэа Творением, когда ты в нечеловеческом образе, преподобный Райс. Да и с такой высоты все равно не разживешься необходимым количеством энергии. Но не сомневайтесь, если бы ваша собственная защита не сработала, я непременно придумал бы… что-нибудь.— А что вы видели? — спросила Хессет.Таррант на мгновение задумался. Ракханка задала вопрос не о внешней событийной канве, которая была самоочевидна, а о его интерпретации происшедшего.— Это были новорожденные, — в конце концов сказал он. — Несомые энергией своего рождения, но еще не привыкшие питаться человеком. Прожили они какие-то сутки, так бы я сказал. Если даже не меньше.Что-то в голосе Охотника заставило Дэмьена остро взглянуть на него.— Вы с такими уже сталкивались?Тот кивнул:— Несколько раз. Я вспоминаю город Уландра сразу после того, как цунами разнесло его береговые ограждения и затопило весь город. Я вспоминаю поля Йора, когда после долгой осады пала крепость Гастингс и армия вторжения перебила всех ее защитников. И вспоминаю особенно неприятный случай, когда герцог Мореи, измученный осадой, пустил на жаркое всех своих придворных. — Он мрачно усмехнулся. — К несчастью, его высочество не учел того, что твари, порожденные предсмертными воплями его жертв, сожрут всех вооруженных защитников крепости, так что наутро ему пришлось покончить с собой. Что несколько обессмыслило обильную трапезу накануне.На мгновение Дэмьен молча уставился на него. Он мучительно подыскивал точную формулировку.— Значит, массовые убийства?— Или массовые убийства, или стихийные бедствия. Точно так же, как отчаянный страх, испытываемый одним человеком, может породить одно демоническое существо, ужас тысяч может дать жизнь… тому, что вы видели. И вам еще очень повезло, — добавил посвященный. — Они еще не обезумели от голода, как это непременно произойдет через пару ночей. И у них еще не развились в достаточной мере интеллектуальные способности, присущие порождениям Фэа.— Они пришли оттуда. — Хессет махнула рукой. — Это что-нибудь может значить?Охотник кивнул:— Источник должен быть в той стороне. На расстоянии менее одного ночного перехода, если я правильно понимаю. — Посмотрев на Дэмьена, он сухо добавил: — Полагаю, вам хочется туда попасть?Дэмьен задумался:— Это все равно по дороге. И если там возникла какая-нибудь опасность…— Это уж как пить дать.— То нам необходимо выяснить, что это такое, не правда ли? — А когда Охотник ничего не ответил, он надавил на него. — Или вы со мной не согласны?Таррант вяло улыбнулся. Он был мрачен, хотя, пожалуй, и не без иронии.— А если и не согласен, — фыркнул он, — какое это имеет значение?Деревня была заброшена.Или, по крайней мере, так казалось.Они молча прошли сквозь главные ворота, провели лошадей на привязи. Здесь у ворот не вились порождения Фэа, в отличие от того, как обстояло бы дело у городских ворот. Все здесь было не так, чудовищным образом не так. Выйдя на небольшую площадь сразу за воротами, Дэмьен почувствовал, что сам воздух здесь тих до неестественности. В кустах не жужжали насекомые, даже трава не шелестела. В ненатуральной ночной тишине он слышал шум собственного дыхания — и это само по себе внушало страх.— Чувствуете запах? — прошептала Хессет.Само это место как бы призывало к тому, чтобы разговаривать шепотом.Дэмьен принюхался. Сперва он почувствовал лишь какой-то слабый запашок, какой стоит над болотами или над уже засыпанными выгребными ямами. Но тут ветер подул чуть в другую сторону, и Дэмьен учуял и нечто иное. Здесь пахло разлагающейся человеческой плотью. Пахло свернувшейся кровью. Пахло смертью.Насторожившись, они пересекли улочку. Оглядываясь по сторонам, они ловили малейшие признаки возможной опасности. Но ничего не замечали. По улице катились сухие листья, гонимые ветром, а больше ничего не было.— Таррант, — шепнул Дэмьен.Охотник оглянулся — прищуренными глазами, предельно сосредоточившись.— Жизни здесь нет, — объявил он. — Вообще нет жизни… И не-жизни нет тоже, — поспешил он добавить, давая тем самым понять, что осознает собственный уникальный статус, равно как и право своих спутников задаваться в связи с этим статусом определенными вопросами.Дэмьен посмотрел на дома по обе стороны узкой улочки. Примитивные строения из древесины и кирпича, давным-давно покрашенные не слишком ярко и не слишком мрачно. Трудно было сказать, что за народ здесь живет или жил.— Надо бы заглянуть в дома.Хессет шипением выразила свое согласие.— Если вам угодно, — спокойно согласился Охотник. — А я побуду возле лошадей.Дэмьен остро взглянул на спутника, подумав, уж не кроется ли здесь что-нибудь, на что Тарранту не хотелось бы глядеть собственными глазами. Нет, тот пристально наблюдал за Фэа, и огонь, сквозивший во взгляде серебряных глаз, подсказал священнику, что Охотник занят разгадкой здешней тайны ничуть не меньше его самого.Прихватив с собой пару маленьких фонарей, Дэмьен с Хессет вошли в ближайший дом.Дверь оказалась не заперта — она распахнулась при первом прикосновении. Однако, отворившись на пару футов, она обо что-то застопорилась, и Дэмьену, чтобы открыть, пришлось навалиться на нее всем телом.Сундук. Кто-то подтащил к двери тяжелый сундук в надежде на то, что ее не откроют снаружи.Что означало: кто-то по-прежнему находится в доме.Дэмьену захотелось крикнуть что-нибудь ободряющее — на тот случай, если кто-нибудь из обитателей дома еще жив. Но даже если Охотник иногда ошибался в каких-то других отношениях, Дэмьен целиком и полностью доверял его чутью применительно ко всему, связанному со смертью. Поэтому он осторожно прошел по гостиной, перешагивая через мебель и всякий домашний скарб, разбросанные повсюду, как после хорошей потасовки. По мере того, как он продвигался в глубину дома, запах становился все сильнее. В дальней стене зияла щель полуоткрытой дубовой двери. Он настороженно подошел к ней и заглянул в следующую комнату.В спальне лежали, а точнее, валялись, как поломанные и выброшенные игрушки, пять мертвых тел. Один мертвец привалился к подоконнику, и на лице у этого молодого мужчины Дэмьен увидел выражение бесконечного ужаса. Это, равно как и вонь мочи и кала, висевшая в маленькой спальне, подсказали Дэмьену, что убивали здесь быстро и внаглую.Приглядевшись к мертвецам, он так и не смог определить причину смерти. Пусть Таррант, применив Познание, определит. Он выскочил из спальни, плотно закрыл за собою дверь и, избавившись от самой острой вони, почувствовал, что ему малость полегчало. Пока он пытался продышаться, вокруг его лица роились мухи. Один вдох. Потом второй. Третий.Он поискал глазами Хессет. В гостиной ее не оказалось, но он заметил еще одну дверь. Еще пробираясь туда, священник услышал ее шипение, звучавшее скорее испуганно, чем враждебно.Он нашел ракханку в задней комнате: она стояла на коленях в узком дверном проеме. Поглядев через ее плечо, Дэмьен увидел примитивную ванную, стены и пол которой были сплошь залиты кровью.— Что же тут произошло? — шепотом спросил он.Она указала в дальний угол ванной, где вповалку лежали друг на друге мертвые тела. На шее у одного из детей темнела рваная рана, и Дэмьен осторожно повернул мертвую головку, чтобы получше рассмотреть ее. Порез был глубоким и длинным — именно он наверняка и оказался смертельным. Шея второго ребенка была видна и так, и Дэмьен осмотрел и ее. Кивнул самому себе, убедившись в том, что обнаружил тот же самый почерк. Затем надолго застыл над мертвым телом женщины: две глубокие раны на запястьях и окровавленный нож в руке. Он вывел Хессет из ванной.— Она сама убила их, — тихо сказал Дэмьен. — Скорее всего, это ее собственные дети и она убила их во избежание… этого. — Он кивнул в сторону спальни, не желая словами описывать ужас увиденного. Время для этих слов еще не настало. — Перерезанная сонная артерия обеспечивает быструю и почти безболезненную смерть. Она прекрасно понимала, что делает.— Но что же здесь случилось? — прошептала ракханка.Он покачал головой:— Не знаю, Хессет. Но то, что происходило здесь, совершалось медленно и мучительно.Относительно свежий воздух на улице принес после омерзительной затхлости в доме некоторое облегчение; Дэмьен глубоко дышал, пытаясь прочистить легкие.Лишь через пару минут он вопросительно глянул на Тарранта. Владетель ничего не сказал, только молча кивнул в сторону дома через дорогу. На вывеске значилось: «Клуб».— Ступайте посмотрите, — сказал Охотник, и его слова не содержали ничего более.С откровенным и нескрываемым отвращением Дэмьен и Хессет направились к зданию клуба. Запах здесь был еще гуще и отвратительней, от него кружилась голова. Внутренне собравшись, священник повернул тусклую бронзовую ручку, отворил дверь, шагнул внутрь, огляделся по сторонам…— О Господи!Он выскочил на улицу так стремительно, словно его вышвырнули из клуба сильнейшим ударом по лицу. Но остаточный образ только что увиденного горел перед его мысленным взором — свет и тени истинного кошмара, скульптурно подсвеченные непогашенными лампами. Тела, пригвожденные к дощатому полу и выпотрошенные. Человеческие внутренности, вываленные на письменный стол, сам человек тут же, рядом, одна кишка еще торчит из его живота. Уничтожение, более грубое и злокозненное, чем все, с чем ему доводилось сталкиваться до сих пор. И на каждом лице, в каждой паре застывших глаз — выражение беспредельного ужаса, безошибочно подсказавшее Дэмьену, что над этими людьми глумились еще при жизни. Возможно, их пытали одного за другим — так что находящаяся на очереди жертва на живом примере наблюдала, какая страшная участь ей уготована, отчаянно пытаясь вырваться из пут и не отрывая смятенного взгляда от картины пыток…Это было чересчур. Явно чересчур. Он наклонился, его вытошнило на мостовую, вытошнило несколько раз сплошной желчью, все его тело сотрясалось в мучительных судорогах. В желудке у него уже ничего не оставалось, а рвотные позывы следовали один за другим, во рту горело и мерзко пахло.Он не поднимал глаз на Тарранта. Ему не хотелось сейчас заглядывать в эти глаза — холодные и бесчеловечные, — взгляд которых упивался его беспомощностью. Ему не хотелось признавать и осознавать то, что он в глубине души уже знал, а именно: что даже такой ужас, свидетелями которого они сейчас стали, не может ни потрясти, ни хотя бы взволновать Охотника. Да разве Джеральд Таррант не обошелся с собственной женой и детьми аналогичным образом? И разве в будущем он не пойдет без малейших колебаний на дела, еще более отвратительные, если только будет знать, что от этого зависит его дальнейшее выживание?Поэтому Дэмьен поискал глазами Хессет. Но ее нигде не было видно. Он уже начал было беспокоиться, когда ракханка неверным шагом вышла из дверей клуба, сжимая что-то в руке. Если не считать красных пятен солнечного ожога, ее лицо было сейчас смертельно бледным, а углы рта безвольно обвисли, словно у нее не было сил произнести хоть что-нибудь.Она подошла к священнику. Медленно-медленно. Подобно ему, она не хотела глядеть на Тарранта. Когда их с Дэмьеном разделяла всего какая-то пара футов, она неторопливо разжала руку. Ладонь ее была вся в почерневшей крови, из-за чего непросто было разглядеть, что именно она держит. Тонкий изогнутый предмет с клочьями мяса на одном конце. Было видно, что это часть тела, с невероятной силой от этого тела оторванная.Она подержала его в руке, давая всмотреться, держа при этом собственные когти так, чтобы он мог сравнить одно с другим. Изгиб и форма были почти одинаковыми, разве что оторванный коготь оказался чуть больших размеров. Но сомнений относительно того, существу какой породы принадлежал этот коготь, возникнуть не могло.— Это сделал мой народ, — хрипло прошептала она. — Это сделали ракхи. — Ее рука затряслась так сильно, что ей пришлось вновь стиснуть ладонь в кулак, не то она выронила бы свою ужасную находку. — Но зачем? — выдохнула она. — Зачем?Дэмьен притянул Хессет к себе, потому что ему показалось, что ей это необходимо, и осторожно, бережно обнял. Правда, на какое-то мгновение он испугался, что ракханка скверно воспримет это, что ее врожденное отвращение к человеку возьмет верх над потребностью к утешению. Но Хессет сама припала к его груди; ее всю колотило, поэтому он обнял ее крепче. Слезы не катились из янтарных глаз: ракхи не способны плакать, этого не позволяет их анатомия. Но она дрожала от горя столь же страстно и естественно, как вела бы себя на ее месте земная женщина, и он утешал ее как земную женщину.— Пошли отсюда, — шепнул он.Таррант не согласился:— Сперва запасемся здесь кое-каким оружием, а уж потом уйдем.Дэмьен поневоле посмотрел на посвященного. В бледных глазах нельзя было прочитать ни презрения, ни нетерпения, лишь нечто такое, что в другой жизни можно было бы назвать сочувствием.— Возможно, это наш единственный шанс, — надавил Охотник.После минутного колебания Дэмьен кивнул. Осторожно выпустил Хессет из объятий.— Пошли, — мягко сказал он. — Нам нужно кое-что прихватить. Управимся с этим и сразу же уйдем отсюда.— А что, если они вернутся?Дэмьен посмотрел на Тарранта, потом перевел взгляд на клуб:— Не думаю. Им тут нечего искать. Теперь уже нечего.И поскольку Хессет была не способна плакать, он заплакал вместо нее. Несколько слезинок выкатились из углов его глаз. Он чувствовал себя отвратительно, демонстрируя такую слабость в присутствии Тарранта, но еще более ему был отвратителен Таррант из-за того, что тот не заплакал, из-за того, что он настолько избавился от человеческих эмоций, что даже эта бойня не произвела на него естественного впечатления.— Пошли, — пробормотал он. И заставил себя сдвинуться с места. Заставил себя действовать. — Давайте займемся делом.Прошло несколько часов. Сколько? Время и расстояние слились в сплошное бесформенное пятно; каждая минута, перетекая в другую, становилась неотличима от первой, каждый шаг тонул в трясине глубокой скорби. Возможно, несколько ярдов. Возможно, много миль. Возможно, всю ночь. Кто взялся бы определить?В конце концов они спешились. На востоке уже едва заметно брезжила заря — не так чтобы Тарранту уже пришла пора прятаться, но первый звоночек уже прозвучал. Путники машинально разбили лагерь, поставили палатку, которую Хессет удалось смастерить из нескольких одеял. Они собрали припасы в разоренной деревне, но были не в силах прикоснуться к еде. Пока еще не в силах.Когда костер разгорелся, когда лошадей расседлали и напоили у ближайшего ручья, волей-неволей пришла пора поговорить. Но давалось это с большим трудом.— Зачем? — прошептала Хессет.— Как известно, ваши соплеменники ненавидят людей сверх всякой меры, — напомнил ей Таррант. Он заговорил впервые с тех пор, как они вышли из деревни. — Что же невероятного в том, что эта ненависть нашла такой выход?Она вспыхнула.— Мои соплеменники не таковы.Таррант промолчал. Она отвернулась. Ее поросшие щетиной руки сжались в кулаки.— Мои соплеменники, конечно, с радостью перебили бы всех людей. Подобно тому, как они захотели убить вас, когда вы попали на их землю. Но это было бы по-другому. Это было бы…— Лучше? — сухо подсказал Таррант. — Чище?Ракханка тут же повернулась к нему, ее янтарные глаза пылали.— Животные убивают, чтобы добыть себе пропитание или чтобы защититься. Или чтобы избавиться от чего-либо нежелательного. Они не мучают живые существа из садизма, им не нравится наблюдать за тем, как страдают другие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50