Овощеподобные бомжи-флористы из Гринписа; казусы с поломанными конечностями и слетевшими с катушек искусственными органами. А еще — бывшие дерекламисты, повернутые на антирекламной идеологии психи. Они не присоединились к группе Одомы после того как направление денежных потоков изменилось так, как того хотели тузы, организовавшие их движение, — добившись своего, бизнесмены тут же перестали его финансировать. Маньяки до сих пор иногда совершали набеги на город, уничтожали бигборды, голо-буйки и пиароботов. Бюро не слишком успешно боролось с ними.
Действия эмошника хватало на некоторое время, а затем взрывная, агрессивная натура Одомы вновь брала верх над наведенным приставкой психомаревом: когда они вылезали из микроавтобуса, плаксивость уже оставила Шунды, рот изогнулся уголками книзу, и он вновь переполнился раздражительной злостью.
— Дрыхнет, урод?
В черных очках отражались две одинаковые выпуклые картинки: колесничие выкатывали живокресло по короткому пандусу.
— Не, без сознания, — возразил Магадан.
Перед этим они долго петляли между развалинами заводов, а после въехали в бетонную трубу, под небольшим уклоном уходящую в землю. В конце ее перегораживали круглые пенометаллические ворота, охраняемые тремя дерекламистами. Дальше находилась ржавая платформа элеватора, опустившая микроавтобус в земные недра.
Тусклый свет пары прожекторов озарял стылый бетонный бункер. Ширина — двадцать метров, длина — тридцать, а потолок, испещренный тонкими трещинами, выбоинами и пупырышками, всего в трех метрах над полом. Магадану всякий раз казалось, что он попал внутрь спичечного коробка, и колесничего одолевал легкий приступ клаустрофобии. Расстегнув ворот, он стал чесаться: из-за динамической татуировки, чьи узоры медленно путешествовали сквозь подкожную клетчатку, грудь часто зудела.
Трое солдат-дерекламистов — обычные, не колесничие, — вышли из будки в углу помещения. Каждый держал автомат, на поясах болтались звуковые кастеты. От будки вдоль стены тянулся глубокий зацементированный ров, его огораживала подрагивающая, тихо гудящая лезвенная цепь.
Магадан отключил живокресло и сбросил Жиля Фнада на пол. Упав, тот остался лежать неподвижно.
— Как прошло? — спросил один из солдат.
— Мы спешим, — объявил Шунды. Под бетонными сводами голос его отдавался коротким холодным эхом. — И так еле успели. Свяжите его покрепче и бросьте туда. Мы сейчас за Машиной, как вернемся — будем его мучить по-всякому. Тишка, связь!
Тишка выкатился из микроавтобуса, так и стоящего на платформе элеватора, и протянул командиру тонк в виде подковки.
— Я его уже вызвал.
— Вомбат! — закричал Одома. — Все сделано, что я сказал? Точно все? Ладно, бывай тогда!
— А зачем связывать, шеф? — подал голос один из дерекламистов. — Там же цепь. Один хер он не вылезет, хоть связанный, хоть...
— Ебало захлопни! — завопил Шунды так, что солдат отпрянул. — Это вам не кто-нибудь — это Фнад! Связать, я сказал!
— Слушаюсь! — выпалил дерекламист и бросился к неподвижному телу.
Они склеили конечности Фнада липучками, затем двое потащили его к яме, а третий вошел в будку и отключил цепь. Тонкие, радужно отблескивающие лезвия, вертикально торчащие вдоль рва, поникли и перестали подрагивать. Дерекламисты не без некоторой опаски подступили к ним, взяли Фнада за руки и за ноги, раскачали и бросили в ров, где уже лежало три тела, не то мертвые, не то при смерти. Когда на нервную систему цепи не подавался раздражающий импульс, она засыпала. Несмотря на это, несколько ближайших лезвий — пронизанный острейшими алмазными волокнами мезофилл, неспособный к фотосинтезу, но зато с краями, прорезающими кость, — дрогнули. Цепь питалась переменным током, но могла добывать энергию из крови, которая для нее была чем-то вроде редкого деликатеса.
Фнад с глухим стуком упал на покрытое бурыми пятнами дно, и дерекламисты поспешно отошли.
— Больше года уже тут, — сказал один, возвращаясь к будке, — а все одно не привыкну к этой хрени.
Он нажал кнопку на пульте, цепь тихо загудела. Лезвия затрепетали и распрямились.
— Теперь поехали, — скомандовал Шунды.
Операцию было решено проводить точно на середине пути между космодромом ‘Вмешательства’ и городской чертой. Репетировали несколько раз, все знали, что им делать, но Шунды нервничал. Он подкрутил эго-форминг, повышая агрессивность, затем пальцы пробежали по сенсорам: специальный порт бортового компьютера токамобиля высветил голографическое изображение прямо перед лобовым стеклом.
— Все помните? — с угрозой спросил Шунды.
Схема боевого спецфургона ‘Длеб-Каб’, который вот-вот должен был показаться на дороге, чуть подрагивала. Сенсор тихо зашипел, от отдельных частей схемы в воздухе возникли красные пунктирные стрелки, над которыми зажглись обозначения базовых узлов машины.
Ведущее от космодрома к подсознанию узкое корпоративное шоссе, прямое, как копье, окружали две лезвенные цепи с листьями высотой почти в человеческий рост. Защита лишь от бомжей и хулиганов-байкеров, не от серьезных людей с хорошим оснащением. Но целиком накрывать редко используемую трассу аэрационным пологом — слишком большие затраты даже по меркам ‘Вмешательства’, и потому спецфургон сопровождали две амфибии. Охрана была до смешного мала, если учесть, что именно находилось в кузове ‘Длеб-Каба’. Впоследствии отвечавшие за транспортировку младшие ламы ‘Вмешательства’ объясняли это тем, что не хотели привлекать лишнего внимания к пустынной местности неподалеку от города.
Микроавтобус поставили позади шлакового холма. Когда Шунды Одома и двое колесничих, облаченные в комбинезоны и перчатки из зеленой креп-фольги, в гладких шлемах с черными забралами, приблизились к трассе, лезвенные листья затрепетали. Шунды откинул забрало, разглядывая местность. В круглых очках отразились куски керамики и бетона, завалы песка и рухлядь вокруг шоссе — через все это пришлось перебираться, чтобы приехать сюда. Хорошо, у них не обычный микроавтобус, а натуральный вездеход...
— Ладно, ставьте, — приказал он, кривя рот и чувствуя себя дьявольски крутым и опасным сукиным сыном.
Колесничие притащили два пластиковых ящика с раздвижными стенками, с помощью джипиэсок отмерили отрезок в пятнадцать метров и положили ящики в его концах, возле лезвенной цепи.
— Хоть землей чуток присыпьте! — прокричал Одома. — Тут все ржавое, чтоб они в глаза не бросались!
Сняв с руки браслет, он провернул две составляющие его дуги, превратив в узкую подкову, и набрал код. Шунды испытывал иррациональную боязнь перед имплантами и до сих пор не поставил себе подкожный тонк и клавиатуру в запястье, как у обоих колесничих, и даже не завел псевдоживое устройство. Такие устройства для многих заменили домашних животных после того, как популярность модо-собачек и прочих трансгенных существ прошла.
— Вомбат! — крикнул он, поднеся подкову к лицу. — Мы на месте! Да, ставим как раз... Да, точно по расписанию! Что? Да... Что? Слушай, иди ты в задницу! Делаем все четко, а ночью — остальное, как договаривались. Нет у меня ресурсов, чтоб дважды такую операцию проводить. Да! Ты навигационку контролируешь? Хорошо. Все, давай...
Колесничие, закончив с ящиками, подкатили к нему, и Шунды махнул рукой в сторону холма, соседнего с тем, за которым прятался микроавтобус.
— Теперь гранатомет.
Стараясь не подступать близко к лезвенной цепи, он выглянул на шоссе — темно-серое, идеально ровное и пустое по всей своей длине. Вдоль краев вспыхивали красные огоньки, образовывая две трассерные прямые, сходившиеся у горизонта: где-то далеко шоссе заканчивалось возле бронированных ворот в стене двадцатиметровой высоты, окружающей небольшой космопорт. С другой стороны стоял контрольно-пропускной пункт под охраной нескольких бюриков. По всей границе автономию окружала полоса мин и сигнальные вышки с видеокамерами и гнездами ‘плевательниц’. Любой обошедший мины нарушитель, которому вздумалось проникнуть в автономию, получал плевок нейропарализатором из стрекальных желез, растущих, как какие-то диковинные орхидеи, в органических гнездах на каждой вышке. Если же он исхитрялся избежать яда, который за несколько секунд превращал человека в клубок агонизирующих нервов, его все равно засекали камеры, и тогда с треугольной крыши здания Бюро в центре города взлетали скоростные вертолеты, вооруженные пневмоэлектрическими пушками. Но в районе, где распласталось смрадное, полуразложившееся тело древней индустриальной зоны, вышка уже долгое время находилась под контролем группы Одомы: Вомбат просто-напросто отсек систему связи и запустил на мониторы Бюро свою картинку, показывающую, что здесь все тихо. Мины в этих местах давно не обновлялись, бродяги успели подорваться на тех, что были заложены раньше, и ходить тут можно было спокойно.
— Готово, командир, — прокричал сзади Магадан.
Шунды посмотрел на старинные часы, прикрепленные кожаным ремешком к его тонкому детскому запястью, затем выглянул на шоссе. Что-то, пока еще едва видимое, с большой скоростью приближалось...
— Ой, бля! — креп-фольга тихо заскрипела, когда он помчался к холму, за которым стоял микроавтобус. — Готовьтесь! Магадан, ты на гранатомете! По центру шмаляй! Тишка — в машину!
В управляемом компьютером ‘Длеб-Кабе’ люди отсутствовали, а в амфибиях, кроме водителей, находилось по семь хорошо вооруженных охранников. Теоретически жизнеобеспечивающая система машин имела замкнутый регенеративный цикл, но в действительности это уже было не так: Вомбат подключился к ней и нарушил ход воздушного потока.
Когда кортеж оказался между ящиками, из них выскочили раструбы пульверизаторов и выстрелили двумя белыми струями. Прозрачное облако быстродействующего смертельного газа окутало участок дороги.
И тут же Магадан с короткими интервалами трижды пальнул из гранатомета.
Визг, грохот и скрежет быстро стихли. Колесничий, положив оружие на плечо, скатился по склону. Из-за соседнего холма вылетел микроавтобус. Посреди лезвенной цепи зияла прореха — след взрыва плазменной гранаты. Приличных размеров яма, на дне которой на боку лежал ‘Длеб-Каб’ с развороченной кабиной, еще курилась дымком. Яму окружал пузырящийся, но быстро остывающий невысокий черный вал, которым стало покрытие трассы. Микроавтобус влетел в прореху, давя обугленные лезвенные листья, развернулся и встал. Обе амфибии были уже далеко впереди, на большой скорости приближаясь к автономии: водители в них погибли вместе с охраной, и навигационная система шоссе, определив критическое изменение курса, взяла на себя управление. По идее, она должна была остановить машины, после чего дать сигнал на космодром, но трудяга-Вомбат и тут показал себя во всей красе: красные огни навигационки вдоль шоссе всполошено перемигивались, однако сделать она ничего не могла. Амфибии, увеличивая скорость, мчались дальше.
— Быстро, быстро! — орал Шунда, брызгая слюной.
Тишка, раскрыв задние дверцы, опустил пандус; Магадан вытащил наружу и потолкал к яме куб плазменного резака на воздушной подушке. Прихватив большой белый сверток, Одома выбрался из микроавтобуса.
Резаком быстро вскрыли заднюю часть спецфургона. Помимо прочего в самый последний момент спецы ‘Вмешательства’ установили сигнальный модуль, наличие которого не успели зафиксировать в технической документации, скопированной Вомбатом. Выявив внеплановую остановку и нарушение герметизации, модуль активировал радиомаяк, и через мгновение волна СоУ, сигнала-об-угрозе, затопила эфир.
Сигнал приняла аппаратура парящего над шоссе в средних слоях атмосферы милитари-острова тибетцев. Там отреагировали — в необъятном дне острова раскрылись люки, из стартовых шахт вылетело три модуля, крупногабаритный «Орлан» и два небольших «Махаона». В нижней части «Орлана» темнели жерла шести импульсных гидродинамических лазеров, управляемых компьютером.
Магадан, отключив электроннолучевую защиту багажного отсека, выпучил глаза на то, что стояло в кузове.
— А как ты ею управлять будешь, командир? — спросил он.
— Потом разберемся... — Шунды, развернув белый сверток, набросил на Машину липкую сетку. — Помогай! С другой стороны держи! Оборачивай! Давай, теперь тянем ее!
Они отволокли Машину к микроавтобусу, кое-как втащили по пандусу и поставили внутри, приторочив сетку к торчащим из стенок карабинам. Магадан покатил было к яме за резаком, но Шунды выкрикнул:
— Все, время! Пусть лежит, там наших отпечатков нет!
Над корпоративным шоссе нарастал пронзительный вой снижающихся с предельной скоростью модулей «Вмешательства». «Махаоны» на бреющем полете разлетались веером, окружая место событий. По темно-серому полотну от космодрома уже неслись амфибии корпоративного дивизиона.
У импульсных лазеров видимые лучи отсутствуют, и для прицеливания используются маломощные лазеры непрерывного действия с неодимовой накачкой, дающей зеленую гармонику. Сенсоры «Орлана» засекли микроавтобус. Сервомоторы оружейных турелей синхронно переместили стволы, и шесть зеленых точек на мониторе в кабине модуля слились в одну.
«Солнечная батарея» на крыше микроавтобуса приподнялась, из круглых ячеек, прорвав имитационную металлопленку, выстрелило три десятка микроракет. Они разлетелись, оставляя за собой белые дымные следы. «Махаоны», уже окружившие похитителей, и висящий над шоссе «Орлан» взорвались. А впереди амфибии, полные мертвых тел, врезались в «Супер-Ворота от ФУРНИТУРЫ», установленные на контрольно-пропускном пункте, взорвали их вместе с двумя выскочившими из будки охранниками и расчистили проезд. До квартала, тянувшегося вокруг общежитий Красного Корпуса, звук взрывов, конечно, не долетел.
— Истеблишмент — это... ну как бы правящая верхушка. В данном случае это те, кто формируют идеологию современной науки, понимаешь? — с умным видом разъяснял Данислав. — Он здесь сосредоточен. Вообще у нас наука слегка застопорилась, потому что затраты на нее стали очень уж большими, эксперименты, чтоб что-то новое узнать, суперсложные теперь. Но все равно всяким корпорациям образованные спецы нужны. А спецы эти обучаются в Университетах. Потому подсознание здесь богатое, и Ректоры влияние имеют.
Ната, держащая его под руку, рассеяно лизала мороженное и вовсю глазела по сторонам.
— Молодые все... Смотри, почти совсем стариков нету.
— Ясное дело. Сюда из обоих Сознаний подростков отправляют учиться. В Дублине вроде как свои Университеты имеются, конкурирующие, но они пожиже будут.
— И что, всех берут?
— Нет, ну не всех подряд, конечно.
Мимо проехал человек в громоздком транспортном костюме, потом, держась за руки, пронеслась парочка молодых колесничих. Ната сбилась с шага, провожая их взглядом, и Дан спросил:
— Что такое?
— Не могу привыкнуть к этим... — пожаловалась она.
— Давно пора. Что с ними не так?
— Разве ты сам не видишь? Ног нет! Что они со своим телом сделали, зачем так?
— Надругательство над плотью? — спросил Дан.
— Что? Да! Надругательство... Это — грех.
— Грех? — удивился он. — Гм... Ты имеешь в виду, насильственное изменение того, что создано «по образу и подобию»?..
Неужто она верующая? Они ни разу не разговаривали на эти темы, да и не замечал Данислав в Нате никогда склонности к религии. Собственно, какая теперь религия? Бог, кто бы он ни был, давно убит технологиями, зачастую настолько сложными, что они напоминают чудо. Были люди, почитающие электронный Парк, как новую землю обетованную, были те, кто всерьез утверждал, что в Антарктиде есть воронка, покрытая слоем льда, на дне которой, в центре земли, сидит плененный Люцифер, и организовывали экспедиции с целью найти и освободить его — потому что поклонялись Несущему Свет и верили, что свет этот есть избавление; были герметики, раскапывающие руины Эль-Харры, чтобы найти погребенные останки и возродить Триждывеличайшего. Радикальное крыло Гринписа провозгласило, что вся планетарная флора есть «разобщенный творец», и превращала своих адептов в овощеподобные тела, лишенные разума — в, соответственно, «клетки творца» (хотя она не являлась самой радикальной группой в Гринписе, ультра-радикалы из этой организации утверждали, что на самом деле никакой флоры не существует — впрочем, и эти не переплюнули Метагениев из церкви Новой Дискордии, провозгласивших, что не существует Земли). Была автономия ивактов, которые полагали, что люди и боги равны, множество богов обитает на планете, каждая вещь — это бог, который сознательно сделал свою плоть доступной людям. Культ Неукротимого Зулуса поклонялся невидимому чернокожему великану (Земля была правым яичком в мошонке этого великана, а Луна — недоразвитым левым, люди же являлись сперматозоидами), а Иллюуилсоняне утверждали, что на самом деле человечество погибло еще в 1908 году, когда планета столкнулась с гигантской кометой из антивещества, и теперь люди, сами того не ведая, обитают в Чистилище, расположенном на дне черной дыры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Действия эмошника хватало на некоторое время, а затем взрывная, агрессивная натура Одомы вновь брала верх над наведенным приставкой психомаревом: когда они вылезали из микроавтобуса, плаксивость уже оставила Шунды, рот изогнулся уголками книзу, и он вновь переполнился раздражительной злостью.
— Дрыхнет, урод?
В черных очках отражались две одинаковые выпуклые картинки: колесничие выкатывали живокресло по короткому пандусу.
— Не, без сознания, — возразил Магадан.
Перед этим они долго петляли между развалинами заводов, а после въехали в бетонную трубу, под небольшим уклоном уходящую в землю. В конце ее перегораживали круглые пенометаллические ворота, охраняемые тремя дерекламистами. Дальше находилась ржавая платформа элеватора, опустившая микроавтобус в земные недра.
Тусклый свет пары прожекторов озарял стылый бетонный бункер. Ширина — двадцать метров, длина — тридцать, а потолок, испещренный тонкими трещинами, выбоинами и пупырышками, всего в трех метрах над полом. Магадану всякий раз казалось, что он попал внутрь спичечного коробка, и колесничего одолевал легкий приступ клаустрофобии. Расстегнув ворот, он стал чесаться: из-за динамической татуировки, чьи узоры медленно путешествовали сквозь подкожную клетчатку, грудь часто зудела.
Трое солдат-дерекламистов — обычные, не колесничие, — вышли из будки в углу помещения. Каждый держал автомат, на поясах болтались звуковые кастеты. От будки вдоль стены тянулся глубокий зацементированный ров, его огораживала подрагивающая, тихо гудящая лезвенная цепь.
Магадан отключил живокресло и сбросил Жиля Фнада на пол. Упав, тот остался лежать неподвижно.
— Как прошло? — спросил один из солдат.
— Мы спешим, — объявил Шунды. Под бетонными сводами голос его отдавался коротким холодным эхом. — И так еле успели. Свяжите его покрепче и бросьте туда. Мы сейчас за Машиной, как вернемся — будем его мучить по-всякому. Тишка, связь!
Тишка выкатился из микроавтобуса, так и стоящего на платформе элеватора, и протянул командиру тонк в виде подковки.
— Я его уже вызвал.
— Вомбат! — закричал Одома. — Все сделано, что я сказал? Точно все? Ладно, бывай тогда!
— А зачем связывать, шеф? — подал голос один из дерекламистов. — Там же цепь. Один хер он не вылезет, хоть связанный, хоть...
— Ебало захлопни! — завопил Шунды так, что солдат отпрянул. — Это вам не кто-нибудь — это Фнад! Связать, я сказал!
— Слушаюсь! — выпалил дерекламист и бросился к неподвижному телу.
Они склеили конечности Фнада липучками, затем двое потащили его к яме, а третий вошел в будку и отключил цепь. Тонкие, радужно отблескивающие лезвия, вертикально торчащие вдоль рва, поникли и перестали подрагивать. Дерекламисты не без некоторой опаски подступили к ним, взяли Фнада за руки и за ноги, раскачали и бросили в ров, где уже лежало три тела, не то мертвые, не то при смерти. Когда на нервную систему цепи не подавался раздражающий импульс, она засыпала. Несмотря на это, несколько ближайших лезвий — пронизанный острейшими алмазными волокнами мезофилл, неспособный к фотосинтезу, но зато с краями, прорезающими кость, — дрогнули. Цепь питалась переменным током, но могла добывать энергию из крови, которая для нее была чем-то вроде редкого деликатеса.
Фнад с глухим стуком упал на покрытое бурыми пятнами дно, и дерекламисты поспешно отошли.
— Больше года уже тут, — сказал один, возвращаясь к будке, — а все одно не привыкну к этой хрени.
Он нажал кнопку на пульте, цепь тихо загудела. Лезвия затрепетали и распрямились.
— Теперь поехали, — скомандовал Шунды.
Операцию было решено проводить точно на середине пути между космодромом ‘Вмешательства’ и городской чертой. Репетировали несколько раз, все знали, что им делать, но Шунды нервничал. Он подкрутил эго-форминг, повышая агрессивность, затем пальцы пробежали по сенсорам: специальный порт бортового компьютера токамобиля высветил голографическое изображение прямо перед лобовым стеклом.
— Все помните? — с угрозой спросил Шунды.
Схема боевого спецфургона ‘Длеб-Каб’, который вот-вот должен был показаться на дороге, чуть подрагивала. Сенсор тихо зашипел, от отдельных частей схемы в воздухе возникли красные пунктирные стрелки, над которыми зажглись обозначения базовых узлов машины.
Ведущее от космодрома к подсознанию узкое корпоративное шоссе, прямое, как копье, окружали две лезвенные цепи с листьями высотой почти в человеческий рост. Защита лишь от бомжей и хулиганов-байкеров, не от серьезных людей с хорошим оснащением. Но целиком накрывать редко используемую трассу аэрационным пологом — слишком большие затраты даже по меркам ‘Вмешательства’, и потому спецфургон сопровождали две амфибии. Охрана была до смешного мала, если учесть, что именно находилось в кузове ‘Длеб-Каба’. Впоследствии отвечавшие за транспортировку младшие ламы ‘Вмешательства’ объясняли это тем, что не хотели привлекать лишнего внимания к пустынной местности неподалеку от города.
Микроавтобус поставили позади шлакового холма. Когда Шунды Одома и двое колесничих, облаченные в комбинезоны и перчатки из зеленой креп-фольги, в гладких шлемах с черными забралами, приблизились к трассе, лезвенные листья затрепетали. Шунды откинул забрало, разглядывая местность. В круглых очках отразились куски керамики и бетона, завалы песка и рухлядь вокруг шоссе — через все это пришлось перебираться, чтобы приехать сюда. Хорошо, у них не обычный микроавтобус, а натуральный вездеход...
— Ладно, ставьте, — приказал он, кривя рот и чувствуя себя дьявольски крутым и опасным сукиным сыном.
Колесничие притащили два пластиковых ящика с раздвижными стенками, с помощью джипиэсок отмерили отрезок в пятнадцать метров и положили ящики в его концах, возле лезвенной цепи.
— Хоть землей чуток присыпьте! — прокричал Одома. — Тут все ржавое, чтоб они в глаза не бросались!
Сняв с руки браслет, он провернул две составляющие его дуги, превратив в узкую подкову, и набрал код. Шунды испытывал иррациональную боязнь перед имплантами и до сих пор не поставил себе подкожный тонк и клавиатуру в запястье, как у обоих колесничих, и даже не завел псевдоживое устройство. Такие устройства для многих заменили домашних животных после того, как популярность модо-собачек и прочих трансгенных существ прошла.
— Вомбат! — крикнул он, поднеся подкову к лицу. — Мы на месте! Да, ставим как раз... Да, точно по расписанию! Что? Да... Что? Слушай, иди ты в задницу! Делаем все четко, а ночью — остальное, как договаривались. Нет у меня ресурсов, чтоб дважды такую операцию проводить. Да! Ты навигационку контролируешь? Хорошо. Все, давай...
Колесничие, закончив с ящиками, подкатили к нему, и Шунды махнул рукой в сторону холма, соседнего с тем, за которым прятался микроавтобус.
— Теперь гранатомет.
Стараясь не подступать близко к лезвенной цепи, он выглянул на шоссе — темно-серое, идеально ровное и пустое по всей своей длине. Вдоль краев вспыхивали красные огоньки, образовывая две трассерные прямые, сходившиеся у горизонта: где-то далеко шоссе заканчивалось возле бронированных ворот в стене двадцатиметровой высоты, окружающей небольшой космопорт. С другой стороны стоял контрольно-пропускной пункт под охраной нескольких бюриков. По всей границе автономию окружала полоса мин и сигнальные вышки с видеокамерами и гнездами ‘плевательниц’. Любой обошедший мины нарушитель, которому вздумалось проникнуть в автономию, получал плевок нейропарализатором из стрекальных желез, растущих, как какие-то диковинные орхидеи, в органических гнездах на каждой вышке. Если же он исхитрялся избежать яда, который за несколько секунд превращал человека в клубок агонизирующих нервов, его все равно засекали камеры, и тогда с треугольной крыши здания Бюро в центре города взлетали скоростные вертолеты, вооруженные пневмоэлектрическими пушками. Но в районе, где распласталось смрадное, полуразложившееся тело древней индустриальной зоны, вышка уже долгое время находилась под контролем группы Одомы: Вомбат просто-напросто отсек систему связи и запустил на мониторы Бюро свою картинку, показывающую, что здесь все тихо. Мины в этих местах давно не обновлялись, бродяги успели подорваться на тех, что были заложены раньше, и ходить тут можно было спокойно.
— Готово, командир, — прокричал сзади Магадан.
Шунды посмотрел на старинные часы, прикрепленные кожаным ремешком к его тонкому детскому запястью, затем выглянул на шоссе. Что-то, пока еще едва видимое, с большой скоростью приближалось...
— Ой, бля! — креп-фольга тихо заскрипела, когда он помчался к холму, за которым стоял микроавтобус. — Готовьтесь! Магадан, ты на гранатомете! По центру шмаляй! Тишка — в машину!
В управляемом компьютером ‘Длеб-Кабе’ люди отсутствовали, а в амфибиях, кроме водителей, находилось по семь хорошо вооруженных охранников. Теоретически жизнеобеспечивающая система машин имела замкнутый регенеративный цикл, но в действительности это уже было не так: Вомбат подключился к ней и нарушил ход воздушного потока.
Когда кортеж оказался между ящиками, из них выскочили раструбы пульверизаторов и выстрелили двумя белыми струями. Прозрачное облако быстродействующего смертельного газа окутало участок дороги.
И тут же Магадан с короткими интервалами трижды пальнул из гранатомета.
Визг, грохот и скрежет быстро стихли. Колесничий, положив оружие на плечо, скатился по склону. Из-за соседнего холма вылетел микроавтобус. Посреди лезвенной цепи зияла прореха — след взрыва плазменной гранаты. Приличных размеров яма, на дне которой на боку лежал ‘Длеб-Каб’ с развороченной кабиной, еще курилась дымком. Яму окружал пузырящийся, но быстро остывающий невысокий черный вал, которым стало покрытие трассы. Микроавтобус влетел в прореху, давя обугленные лезвенные листья, развернулся и встал. Обе амфибии были уже далеко впереди, на большой скорости приближаясь к автономии: водители в них погибли вместе с охраной, и навигационная система шоссе, определив критическое изменение курса, взяла на себя управление. По идее, она должна была остановить машины, после чего дать сигнал на космодром, но трудяга-Вомбат и тут показал себя во всей красе: красные огни навигационки вдоль шоссе всполошено перемигивались, однако сделать она ничего не могла. Амфибии, увеличивая скорость, мчались дальше.
— Быстро, быстро! — орал Шунда, брызгая слюной.
Тишка, раскрыв задние дверцы, опустил пандус; Магадан вытащил наружу и потолкал к яме куб плазменного резака на воздушной подушке. Прихватив большой белый сверток, Одома выбрался из микроавтобуса.
Резаком быстро вскрыли заднюю часть спецфургона. Помимо прочего в самый последний момент спецы ‘Вмешательства’ установили сигнальный модуль, наличие которого не успели зафиксировать в технической документации, скопированной Вомбатом. Выявив внеплановую остановку и нарушение герметизации, модуль активировал радиомаяк, и через мгновение волна СоУ, сигнала-об-угрозе, затопила эфир.
Сигнал приняла аппаратура парящего над шоссе в средних слоях атмосферы милитари-острова тибетцев. Там отреагировали — в необъятном дне острова раскрылись люки, из стартовых шахт вылетело три модуля, крупногабаритный «Орлан» и два небольших «Махаона». В нижней части «Орлана» темнели жерла шести импульсных гидродинамических лазеров, управляемых компьютером.
Магадан, отключив электроннолучевую защиту багажного отсека, выпучил глаза на то, что стояло в кузове.
— А как ты ею управлять будешь, командир? — спросил он.
— Потом разберемся... — Шунды, развернув белый сверток, набросил на Машину липкую сетку. — Помогай! С другой стороны держи! Оборачивай! Давай, теперь тянем ее!
Они отволокли Машину к микроавтобусу, кое-как втащили по пандусу и поставили внутри, приторочив сетку к торчащим из стенок карабинам. Магадан покатил было к яме за резаком, но Шунды выкрикнул:
— Все, время! Пусть лежит, там наших отпечатков нет!
Над корпоративным шоссе нарастал пронзительный вой снижающихся с предельной скоростью модулей «Вмешательства». «Махаоны» на бреющем полете разлетались веером, окружая место событий. По темно-серому полотну от космодрома уже неслись амфибии корпоративного дивизиона.
У импульсных лазеров видимые лучи отсутствуют, и для прицеливания используются маломощные лазеры непрерывного действия с неодимовой накачкой, дающей зеленую гармонику. Сенсоры «Орлана» засекли микроавтобус. Сервомоторы оружейных турелей синхронно переместили стволы, и шесть зеленых точек на мониторе в кабине модуля слились в одну.
«Солнечная батарея» на крыше микроавтобуса приподнялась, из круглых ячеек, прорвав имитационную металлопленку, выстрелило три десятка микроракет. Они разлетелись, оставляя за собой белые дымные следы. «Махаоны», уже окружившие похитителей, и висящий над шоссе «Орлан» взорвались. А впереди амфибии, полные мертвых тел, врезались в «Супер-Ворота от ФУРНИТУРЫ», установленные на контрольно-пропускном пункте, взорвали их вместе с двумя выскочившими из будки охранниками и расчистили проезд. До квартала, тянувшегося вокруг общежитий Красного Корпуса, звук взрывов, конечно, не долетел.
— Истеблишмент — это... ну как бы правящая верхушка. В данном случае это те, кто формируют идеологию современной науки, понимаешь? — с умным видом разъяснял Данислав. — Он здесь сосредоточен. Вообще у нас наука слегка застопорилась, потому что затраты на нее стали очень уж большими, эксперименты, чтоб что-то новое узнать, суперсложные теперь. Но все равно всяким корпорациям образованные спецы нужны. А спецы эти обучаются в Университетах. Потому подсознание здесь богатое, и Ректоры влияние имеют.
Ната, держащая его под руку, рассеяно лизала мороженное и вовсю глазела по сторонам.
— Молодые все... Смотри, почти совсем стариков нету.
— Ясное дело. Сюда из обоих Сознаний подростков отправляют учиться. В Дублине вроде как свои Университеты имеются, конкурирующие, но они пожиже будут.
— И что, всех берут?
— Нет, ну не всех подряд, конечно.
Мимо проехал человек в громоздком транспортном костюме, потом, держась за руки, пронеслась парочка молодых колесничих. Ната сбилась с шага, провожая их взглядом, и Дан спросил:
— Что такое?
— Не могу привыкнуть к этим... — пожаловалась она.
— Давно пора. Что с ними не так?
— Разве ты сам не видишь? Ног нет! Что они со своим телом сделали, зачем так?
— Надругательство над плотью? — спросил Дан.
— Что? Да! Надругательство... Это — грех.
— Грех? — удивился он. — Гм... Ты имеешь в виду, насильственное изменение того, что создано «по образу и подобию»?..
Неужто она верующая? Они ни разу не разговаривали на эти темы, да и не замечал Данислав в Нате никогда склонности к религии. Собственно, какая теперь религия? Бог, кто бы он ни был, давно убит технологиями, зачастую настолько сложными, что они напоминают чудо. Были люди, почитающие электронный Парк, как новую землю обетованную, были те, кто всерьез утверждал, что в Антарктиде есть воронка, покрытая слоем льда, на дне которой, в центре земли, сидит плененный Люцифер, и организовывали экспедиции с целью найти и освободить его — потому что поклонялись Несущему Свет и верили, что свет этот есть избавление; были герметики, раскапывающие руины Эль-Харры, чтобы найти погребенные останки и возродить Триждывеличайшего. Радикальное крыло Гринписа провозгласило, что вся планетарная флора есть «разобщенный творец», и превращала своих адептов в овощеподобные тела, лишенные разума — в, соответственно, «клетки творца» (хотя она не являлась самой радикальной группой в Гринписе, ультра-радикалы из этой организации утверждали, что на самом деле никакой флоры не существует — впрочем, и эти не переплюнули Метагениев из церкви Новой Дискордии, провозгласивших, что не существует Земли). Была автономия ивактов, которые полагали, что люди и боги равны, множество богов обитает на планете, каждая вещь — это бог, который сознательно сделал свою плоть доступной людям. Культ Неукротимого Зулуса поклонялся невидимому чернокожему великану (Земля была правым яичком в мошонке этого великана, а Луна — недоразвитым левым, люди же являлись сперматозоидами), а Иллюуилсоняне утверждали, что на самом деле человечество погибло еще в 1908 году, когда планета столкнулась с гигантской кометой из антивещества, и теперь люди, сами того не ведая, обитают в Чистилище, расположенном на дне черной дыры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28