А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

..
Конечно, ничего этого он не сказал. Зачем? Все бессмысленно.
— Знаешь, а и вправду, езжай на свою экскурсию, — предложил он, кладя руки Нате на плечи. — Ну что ты будешь мучаться здесь?
— Без тебя? — спросила она.
Он виновато кивнул.
— Без тебя мне не хочется.
— Ну не могу, пойми! — взмолился Данислав, заглядывая в большие, ясные и — сейчас — грустные глаза. — Мне надо переговорить с некоторыми людьми, что-то обсудить... А ты съезди, отдохни. Поглядишь на всяких дикарей. Там безопасно, такие караваны не через геовэб программистами управляются, а живыми водителями, и охрана там всегда хорошая. До утра вернетесь. Где этот твой билет, дай сюда...
У Наты была сумочка, неизменный женский генитальный символ, крошечная, с ладонь, висящая на почти невидимом прозрачном шнурочке. Она раскрыла ее и достала прямоугольный листок пластика.
— Так... — протянул Данислав, читая медленно ползущий текст сначала на одной стороне, потом на другой. — Смотри, отправляется меньше чем через час. Маршрут стандартный для таких круизов... Место отправления... Ну, это возле той станции, на которой мы со струнника сошли. Клики у тебя остались?
Ната кивнула: у нее была карточка и счет в банке, открытый Даниславом.
— Ну так, сейчас выйдешь, возьмешь любой челомобиль и скажешь адрес: Струнная-1. Там сядешь на этот караван. Вся экскурсия займет часов шесть. Тонк у тебя есть, в случае чего позвонишь. Как вернетесь, опять такси возьмешь и доедешь до гостиницы ‘Парадигма’. Я скорее всего еще спать буду, код замка помнишь? Вот и хорошо...
Они смущенно посмотрели друг на друга. Это было первый раз за все время знакомства, когда они собирались провести столько времени порознь. И хорошо, решил Дан. Пусть привыкает потихоньку, потом легче будет...
Он поцеловал Нату в щеку, ободряюще улыбнулся.
— Все нормально?
— Да, — сказала она.
Данислав видел, очень ясно видел все одолевающие ее чувства — детская радость, что она все-таки поедет туда, куда хочет поехать, и огорчение, что они не едут вместе, и недавно зародившееся опасение: что-то меняется... Мужчины не такие, а женщины способны сразу представить все последующие отношения, решить, как оно будет дальше — короткий ли это роман или на всю жизнь, замужество, дети... Ната была уверена, что это навсегда — ‘до самой смерти, и чтоб умереть в объятиях друг друга’, — а теперь вот впервые, может, не прямо сейчас, но совсем недавно, возможно, когда они летели на острове, — впервые почувствовала, что созданная в мечтах картина неверна...
— Я тогда пойду, — сказала она.
— Но ты точно не потеряешься?
— Нет, Даник... Ну что я, по-твоему, совсем уж дурочка?
Он энергично потряс головой.
— Я так не думаю! Просто ты не привыкла еще пока...
Она ушла, а Данислав из-за ограждения смотрел, как ее прическа движется среди множества других и исчезает в дверях холла, — смотрел, охваченный иррациональным тревожным чувством, что никогда больше Нату не увидит; чувством, порожденным, конечно, правым полушарием его асимметрично работающего мозга.
Лифт напоминал обрезок стеклянной трубы, рассеченный вдоль вертикальной оси и прилипший плоской частью к направляющим штангам. Множество кабин, пущенных в этот вечер с небольшой скоростью, чтобы гости могли разглядывать то, что проползало за прозрачными покатыми колпаками, поднимались и опускались по центральному стрежню.
Данислав все еще не понимал — что такого особенного в этой общаге? Дом как дом, разве что большой... Когда холл остался внизу, он увидел другие кабины, поднимающиеся и опускающиеся вдоль стен колодца, сквозь который протянулись линии коммуникаций, узкие лесенки и длинные, растянутые на пружинных распорках, сетки. Иногда по ним пробегало что-то призрачное, плохо различимое в тусклом свете.
Оказалось, что вечеринка по случаю открытия делится даже не на два уровня — нижний, дискотечно-молодежный, и верхний, солидно-буржуазный, — а на три. Лифт остановился примерно на середине высоты здания, и большинство пассажиров вышло. Весь этаж был занят залом, формой напоминающим хоккейную шайбу, где веселилась публика покруче, чем студенты, но пожиже, чем руководители крупных фирм. Дан кивнул сам себе: ну да, то-то он удивлялся, что слишком много солидно прикинутых господ поднимается в лифтах. Не может быть, чтобы вечеринка для VIPов состояла из полутора сотен человек.
Теперь в кабине, кроме него, остались лишь две юные дамочки в похожих платьях-сеточках и высокий мужчина, облаченный в бледно-синий, поскрипывающий при каждом движении костюмчик из креп-фольги в обтяжку. Правый зрачок мужчины казался немного светлее левого — словно два кружочка покрашенной дешевым красителем ткани, один из которых долго лежал на солнце. Стикерсмэн, вот что это значит. Средняя стадия вырождение сетчатки из-за регулярного употребление ‘лепестков’. Пассажиры о чем-то тихо разговаривали, не обращая внимания на Данислава, дамы при этом были убийственно серьезны, их спутник иногда тонко хихикал.
А кабина ползла и ползла, и только теперь Дан начал по-настоящему осознавать истинные размеры здания. Он, наконец, разобрался со структурой. Все просто: каждый этаж — вроде горизонтального колеса с широким отверстием в центре и радиальными коридорами. Кабины ездили по шахте, пронизывающей этажи; комнаты студентов, всякие столовки, кафешки, библиотечные архивы и прочее шли кольцами ближе к внешней стене, а ближе к центру располагались служебные помещения.
Одна из девиц, вскрикнув, словно раненая птица, закатила спутнику звонкую оплеуху. Голова того откинулась, он ухватился за щеку — Дан решил, что сейчас они подерутся, и на всякий случай отступил к стене — но стикерсмэн вдруг пронзительно захохотал, а вторая дама вцепилась в его локоть и тоже стала смеяться, но голосом низким, грудным.
Центральный колодец исчез из виду, кабина въехала в узкую трубу. Еще несколько этажей, и она встала. Тут же открылись двери, но не те, через которые пассажиры вошли, а на противоположной, плоской стороне.
Внутрь всунулись головы двух охранников — не бюриков, а, судя по шлемам и остальному, сенсор-солдат корпоративного дивизиона ‘Фурнитуры’. Позади них виднелась стена очень тускло освещенного изгибающегося коридора.
— Проверка сетчатки.
Голос глухо донесся из-под шлема. Показалась рука, сжимающая сканер с овальным окошком в окружении черных резиновых губок. Юные дамы, чуть наклоняясь и отставляя попки под сеточкой платьев, по очереди приставили к сканерам лица, затем, хихикая и что-то бормоча, их примеру последовал господин.
Данислав прошел проверку, и солдат равнодушно сказал: ‘Добро пожаловать, сэр’. Экипированные, естественно, ‘Фурнитурой’, оба напоминали боевых киборгов-пингвинов из оплаченного Гринписом фильма: сегментированная ‘мягкая броня’ черно-белой окраски, сбруя, увешанная всякими специфическими прибамбасами для убиения ближнего, слоты под антенны и мини-радары на покатых, вытянутых вперед шлемах... Это были сенсолдаты, через геовэб объединенные в локальную сетку, по которой они почти мгновенно обменивались информацией, так что каждый всегда знал, что происходит с остальными — обычно такие команды состояли из трех, семи или двенадцати живых сенсоров, значит, где-то дальше находился еще как минимум один. Данислав пересек коридор, на ходу разглядев короткие пулеметные стволы под потолком, ощущая особую давящую атмосферу — где-то здесь был спрятан работающий в холостом режиме, но готовый включиться по первому сигналу охраны репрессивный генератор — сделал еще несколько шагов... Да! Вот теперь он точно попал куда хотел: на вечеринку Больших Боссов, Крутейших Среди Крутых, Главных Мудаков Планеты — на фоне плывущего волнами мутного света перед ним стоял настоящий, всамделишный аякс.
II
В первую секунду Дан даже слегка испугался: хотя клон никаких угрожающих движений не делал и вообще стоял неподвижно, выглядел он как-то очень резко, будто снятая высококлассной камерой фигура, наложенная на фон из фильма столетней давности.
В отличие от корпоративных солдатиков, аякс одет был легко, чересчур легко для того, чья главная функция — убивать, оставаясь живым. Свободные бежевые брюки из хлопка да рубашка с короткими рукавами. И оружие... никаких тебе сбруй с мега-ультра-девайсами, никаких сканеров для выявления ‘потока агрессии’. На поясе болталась короткая трубка слабенькой болевой жерди, а в правой руке был пневмоэлектрический пистолет-пулемет. Оно, конечно, штуковина мощная, способная изрыгать до двух десятков начиненных сжатым кислородом ‘злых пуль’ в секунду, но все равно — лишь скорострельный пистолет да оружие из разряда нелетального...
Но остановился Дан не только из-за аякса. Для оформления зала VIP-вечеринки наняли, как выяснилось, знаменитого дизайнера, фамилию которого Данислав не помнил, известного тем, что всем прочим видам мебели он предпочитал жидкую. Зал купался в медленно плывущем, блеклом синем свете, маломощные источники которого находились в разных местах, зачастую — под поверхностью воды, что создавало такой эффект, будто ты попал в огромный аквариум, полный мутноватой, начиненной планктонной кашей и останками водорослей жидкости, а свет льется в него снаружи, из-за толстых стеклянных стенок. Управляемая текучесть превратила отдельные водяные массивы в покатые кресла, округлые столы и изгибающиеся барные стойки — нигде ни одного прямого угла или четкой грани.
— Мы использовали тот же принцип, что и в обычных токамобилях... — голос донесся от небольшой группы людей, как раз проходивших мимо. Дан узнал того маленького подвижного человечка с неестественно-радостным личиком, который встречал гостей в аэропорту. Видимо, это был распорядитель-тамада, нанятый ЭА для мероприятия, или, быть может, какой-нибудь их штатный сотрудник из отдела внешних связей.
— Как вы знаете, токамобили работают от стандартных теслараторов, настроенных, так сказать, в резонанс с электромагнитным полем, то есть с его колебаниями примерно в семь с половиной герц, и то же самое — в нашем Общежитии, но только два наших тесларатора неизмеримо мощнее...
Фигуры двигались мимо вставшего под стеной Дана. Из-за плывущего света, который скользил по ним, то ярче, то тусклее высвечивая ткань костюмов и платьев, кожу и волосы, казалось, что они пульсируют, отодвигаются на несколько метров и придвигаются ближе; попеременно то истончаются, то наливаются жизненными соками, материальностью.
Данислав медленно пошел вперед, разглядывая обширное круглое углубление в центре зала. В нем маячили фигуры, парили, презрев гравитацию, как большие вялые рыбы или медленно шли по дну, покачиваясь, будто анемоны. Дан оглянулся на аякса: истукан истуканом, лишь зрачки движутся, беспрерывно сканируя зал. Переполнен убийственной взрывной энергией, готовой в любое мгновение вырваться на свободу — словно это и не человек вовсе, а дыра в форме человеческого силуэта, прореха, ведущая на объятый пожаром военный склад, заполненный цистернами и ящиками с напалмом, гексогеном, пластитом и тринитротолуолом. В поединке на свободном пространстве аяксу могла нормально противостоять только сетка из семи очень хорошо вооруженных и обученных сенсолдат, которая справлялась с ним едва-едва, теряя при этом обычно пятерых-шестерых, а иногда и не справлялась вовсе. Дюжина не успевала — мгновение, которые требовались большему количеству сенсолдат для принятия совместного решения, оказывались решающими, — ну а тройка даже не могла взять в перекрестный огонь. Правда, недавно ‘Фурнитура’ объявила, что посредством сверхширокополостных нейро-кремниевых преобразователей добилась объединение солдат не только в информационную, но и в когнитивную сеть, в общую рационально-ментальную сферу, своеобразный коллективный боевой разум, распределенный на несколько тел, и такие сенсолдаты смогут завалить аякса в каком угодно количестве свыше двух. Впрочем, Дан слышал скептические замечания о невозможности создание хорошо откалиброванной когнитивной сети — у каждого сенсолдата, как бы ни был он сосредоточен на выполнении задания, все равно будут возникать случайные, посторонние мысли, собственные интерпретации происходящего и личные ассоциации. В когнитивной сети они станут мгновенно передаваться напарникам — вроде статики, сбивающей всех с толку и нарушающей целость сенсети. Спецы ‘Фурнитуры’ утверждали, что разработали ментальный экран, вроде фильтра, пропускающего команды, но блокирующего статические мысли, однако Данислав подозревал, что это всего лишь пустая реклама.
Позади аякса в стене была едва заметная дверь. Надо полагать, охранник караулил зашедшего в нее хозяина. Предтечей клонов стал Сури Аякасаки, знаменитый победитель всех существующих легальных и нелегальных боев чуть ли не во всех возможных единоборствах. Аякасаки имел какую-то совершенно уж запутанную родословную: не то новогвинеец японско-тайваньского происхождения, не то китаец с примесью малазийской и монгольской крови. С головой у Сури было, конечно, не в порядке, что компенсировалось небывалыми рефлексами и прочими достоинствами, необходимыми для выдающегося спортивного драчуна. Он умер на Луне, в хранилище ДНК, при странных обстоятельствах, как раз когда террористы-антиевгеники попытались это хранилище к чертовой матери взорвать. То ли Аякасаки сам участвовал в теракте, то ли случайно оказался на спутнике в неподходящее время — для широкой публики осталось загадкой. Так или иначе, его жена и дети объявили, что в их распоряжении имеются образцы тканей, компьютерная томография мозга и голограммная копия тела покойного супруга и отца, а так же его разрешение на производство клонов. С разрешением дело тоже было темным, но, в общем, ‘Аякс-трест’ существовал уже три года и распадаться не собирался: теперь около тысячи клонированных аяксов несли службу по охране как отдельных персон, так и целых объектов, и лишь то, что Трест драл за них баснословные клики, мешало клонам вытеснить все остальные частные охранные структуры.
Дверь отъехала, и в зал, поблескивая очками, вывалился пресс-секретарь ‘Силикон Индастрис’ Никита Аквидзе собственной долговязой нескладной персоной — в длинных, до колен, желтых трусах с антибактериальной трихлозановой пропиткой, и больше ни в чем.
— Дани, малыш! — качнувшись, он шагнул к Даниславу и обнял его за плечи. Никита часто ездил по делам в Тихоокеанскую империю и выучил новогвин — новогвинейский, на котором имя Данислава звучало именно так, ‘Дани’. ‘Дан’ — так оно произносилось на орьенском, языке Восточного Сознания, а по-окасски, то есть на языке Запада, Дан был ‘Данисом’. К примеру, оружие по-орьенски называется стреляло, пиаробот — рекламат, системный блок компьютера — итель, Искусственный Интеллект — разумник, модо-собачка — футурекс. А вот злая пуля, по-орьенски — зуля, на окасском называется — ебуля, от ‘evil bullet’.
— Привет, — сказал Дан.
Они были на ‘ты’, потому что Аквидзе считался другом семьи и, как подозревал Данислав, подкатывал, — возможно, безуспешно, а возможно и успешно — к матери до того, как она вышла замуж за отца.
— Ну ты как? — слегка пошатываясь, Никита повел его вглубь зала сквозь изменчивый свет. Аякс неслышно шел за ними.
— Где твоя... а, ты ж нас так и не познакомил. Барышня твоя где?
Зал наполняли плеск, бульканье и отзвуки голосов, приходилось говорить громко.
— На экскурсию поехала.
К ним приблизилась официантка, одетая лишь в узкий короткий передник из серебристой чешуи, и плавным движением подвела к Дану поднос с бокалами, один из которых он взял.
Когда официантка повернулась и, качая задом, пошла прочь, Аквидзе попытался ущипнуть ее, но лишь мазнул пальцами по гладкой ягодице.
— А, шалавко чешуйча! — выругался он на новогвине. — Там столько силикона — не ухватить, вроде пузырь резиновый... И зачем они вообще их сюда притащили, девок этих? Для понту, точно. Тут же бокалы всякие сами собой как из-под земли вырастают... Знаешь, Дани, как они тренируются, чтоб задом мотать туда-сюда, вот как эта, сексуально чтоб так вилять им?..
Дан этого знать не хотел и промолчал, но Аквидзе все равно стал рассказывать:
— Карандаш туда всунула и голая возле стенки... Типа идет... ну так, на одном месте ноги переставляет. Потом смотрит — если карандаш на стене восьмерку... нет, эту... бесконечность если он на стене нарисовал, — значит, правильная походка. Во! — он помахал перед носом Дана длинным указательным пальцем с часиками-имплантами в ногте. — А, да ладно, бред это все. Ты где остановился, Дани?
Никите всегда была свойственна эта манера перескакивать с одной темы на другую, этакая умственная неопрятность, сумбурность.
— Гостиница какая-то, — сказал Дан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28