Мы уехали... так что этот Тин мог получить книгу и тут же ее продать, – предположила Сьюзан.
Я опять промолчал.
– Но там было послание от полковника Манга, – продолжала она. – Он желает мне приятного путешествия и выражает надежду, что фотографии мне понравились.
И снова я не ответил.
– Еще он говорит, что обнаружил в моем номере купальники. И очень переживает, что я их забыла.
Мы приближались к развилке, от которой уходила дорога к месту рождения Хо Ши Мина и куда только что повернули два микроавтобуса с западными туристами. Я остановился, вынул из седельной сумки фотоаппарат Сьюзан и на случай, если пленка попадет в руки местной полиции, щелкнул указатель.
– А меня тут разглядывал коп в джипе, – сообщил я ей. – И принял за француза. Я его убедил, что участвую в гонках, и мой парижский прононс его покорил.
– Северные вьетнамцы испытывают определенную симпатию к французам.
– Почему?
– Точно не знаю. Но сама видела, как в Ханое люди среднего возраста носят береты и среди них считается шиком немного говорить по-французски, поражать парижскими манерами и читать французскую литературу. В Ханое думают, что французы – культурный народ, а американцы – неотесанные материалисты, капиталисты и агрессоры.
– Но это отнюдь не означает, что мы плохой народ.
Сьюзан попыталась улыбнуться, но сразу посерьезнела.
– Я расстроилась по поводу этих фотографий.
– А я по поводу того, что не принесли путеводитель.
Она посмотрела на меня и кивнула:
– Извини. Что же нам теперь делать?
Я уже думал об этом. Не исключено, что мистер Анх провел некоторое время прикрученным к столу, а полковник Манг приставлял к его яйцам электроды и вершил правосудие. В таком случае Анх мог сказать и про Дьенбьенфу, и про Банхин, и все, что хотелось услышать Мангу.
– Что ты собираешься делать? – снова спросила Сьюзан.
– Ну, мы можем доехать до Ханоя и попытаться улететь из страны первым рейсом куда угодно. Или двигаться дальше в Дьенбьенфу. Но только не сидеть здесь целый день.
Она подумала и сказала:
– Дьенбьенфу.
– Ты говорила, что мое вьетнамское везение кончилось, – напомнил я ей.
– Кончилось, – подтвердила она. – Тебя приняли за француза. Но с моим все в порядке. Если не считать разворот в «Плейбое». Поехали.
Я врубил скорость и выкатил на шоссе. Сьюзан перегнулась через мое плечо и взглянула на указатель топлива.
– Надо долить бензина. Мы только что проехали заправку. Поворачивай назад.
– Впереди должна быть другая. Знаешь, здесь бесплатно дают миску риса, если покупаешь полный бак.
– Пол, разворачивайся.
Я повернул в обратную сторону, въехал на заправку и подрулил к колонке. Заглушил двигатель, и мы слезли с мотоцикла.
Заправщик сидел в открытой бетонной кабинке. Он смотрел на нас, но не двинулся с места. Судя по всему, это была государственная станция. Ничего подобного по ту сторону ДМЗ я не наблюдал. Здесь до сих пор царил социализм, и благая весть о капиталистической алчности и потребительском рынке еще не долетела до территории дядюшки Хо.
Я крутил ручной насос, а Сьюзан держала пистолет в баке.
– Качай быстрее.
– Качаю быстро, как только способен европейский социалист.
– Когда будешь платить этому типу, притворись французом.
– Bon Хорошо (фр.).
.
Я втиснул в бак тридцать пять литров и посмотрел на сумму.
– Две тысячи сто донгов. Недурно. Всего два бакса.
– Счетчик показывает в сотнях, – поправила меня Сьюзан. – Больше двухсот тысяч. Все равно дешево.
– Вот и отлично. Ты и плати.
Заправщик наконец вылез из своей будки.
– Bonjour, monsieur Здравствуйте, месье (фр.).
, – поздоровалась с ним Сьюзан.
– Comment ga va? Как поживаете? (фр.)
– добавил я на всякий случай.
Он не ответил ни на каком языке и, пока Сьюзан отсчитывала банкноты с портретом дядюшки Хо, не отрываясь смотрел на наш мотоцикл. Я показал на лик и сказал:
– Numero uno hombre, – и сам понял, что с грамматикой я не в ладах. Сьюзан ударила меня ногой по лодыжке.
Заправщик окинул нас взглядом и опять уставился на мотоцикл. Мы сели в седла, и Сьюзан повернулась к вьетнамцу:
– Le tour de Hue – Hanoi.
Я рванул с места, пока он нас не расколол. А на шоссе мы снова надели наши горские шарфики и кожаные ушанки.
– Какого дьявола ты полез с этим «Numero uno hombre»? – спросила меня Сьюзан.
– А как же? Дядюшка Хо – мужчина номер один.
– Но это же испанский.
– Какая разница? Ты француженка. Я испанец.
– Иногда ты шутишь в неподходящих ситуациях.
– Старая привычка, – ответил я. – Пехотинцы всегда шутят, когда становится туго. И полицейские тоже. Наверное, это мужская особенность.
– Твои выпендрежные замечания только усугубляют наше незавидное положение – как с полковником Мангом, как с Биллом, когда ты заявил, что учился с ним в Принстоне.
Сьюзан пребывала в стервозном настроении. Оставалось надеяться, что это предменструальный синдром, а не подхваченная хворь.
Шоссе № 1 было единственной артерией, которая связывала север и юг. И хотя продолжались праздники и не следовало ожидать большого движения, казалось, половина населения страны вышла на эти два жалких ряда с плохим покрытием. Нам не удавалось разогнаться быстрее шестидесяти километров в час, и каждый дюйм дороги давался как большое испытание.
Потребовалось два часа, чтобы проехать сто километров до главного города Тханьхоа. Время близилось к трем. Становилось холодно. Небо насупилось серыми тучами, и мы то и дело ныряли в полосы дождя.
– Это, должно быть, Тханьхоа, – обернулся я к Сьюзан. – Первая точка, где мы можем свернуть на север, на шоссе номер шесть.
– Тебе решать, – ответила она.
Я посмотрел на счетчик: мы проехали почти 560 километров. На это у нас ушло восемь часов. Теперь было 15.15 – светового дня оставалось меньше четырех часов.
Я прикинул различные варианты и решил: раз пока нет дождя, лучше свернуть на плохую дорогу сразу и до захода солнца насколько возможно приблизиться к шоссе № 6. Завтра может пойти дождь и следующая дорога к шоссе № 6 станет непроезжей, о чем мне во время краткого инструктажа втолковывал Анх.
– Свернем в Тханьхоа, – объявил я Сьюзан. – Не понравится, вернемся и попробуем другую.
Мы въехали в город в горских шарфиках и кожаных ушанках. Тханьхоа не был снесен с лица земли во время войны и сохранил некоторое очарование. Я заметил на улицах пожилых людей в беретах и несколько гостиниц и кафе, которые строили явно не восточные немцы.
На нас косились, и у полицейского участка проводили взглядом копы.
– Здесь, на побережье, горцы появляются не часто, – предположила Сьюзан. – Мы вызываем любопытство, но не подозрение. Это вроде как американские индейцы, если они приезжают в город на Западе.
– Твоя придумка?
– Да.
Мы проехали город, и я увидел съезд на боковую дорогу с асфальтовым покрытием. На указателе стояло слово «Донгшон» и надпись по-вьетнамски. Я сбросил газ и показал на него Сьюзан.
– Место археологических раскопок, – перевела она. – Культура Донгшон... тысяча лет до нашей эры... дорогу, я думаю, проложили позднее.
Я свернул с шоссе, проехал сотню метров, остановился и вытащил карту.
– Вот эта дорога. Через пятнадцать километров будет деревня Бай-как-ее-там, дальше на север по шоссе номер пятнадцать к шоссе номер шесть.
– Дай посмотреть.
Я протянул ей карту. Сьюзан некоторое время молча вглядывалась в нее, затем положила к себе в куртку.
– Поехали.
Я включил скорость, и мы тронулись в путь. По бокам замелькали археологические раскопки, а потом асфальт кончился. Грязная грунтовка была разбита машинами и повозками – приходилось держать мотоцикл посередине колеи, где земля была немного тверже.
Нас немилосердно подкидывало, и мне не удавалось разогнаться быстрее сорока километров в час – чуть больше двадцати миль. А временами приходилось ехать еще медленнее.
Местность оставалась ровной, но постепенно повышалась. Сначала шли рисовые поля, но затем их сменили посадки овощей.
«БМВ» «Париж – Дакар» оказался в самом деле хорошей машиной для грязи, однако сама грязь была уж слишком плоха. Я едва удерживал руль, а моя задница чаще парила в воздухе, чем опиралась на седло. Сьюзан крепко обхватила меня руками.
– Утром мы это прочувствуем, – сказал я ей.
– Я уже чувствую, – откликнулась она.
На сорок километров нам потребовалось почти два часа. Но наконец мы оказались в деревеньке Бай-как-ее-там и дорога уперлась в Т-образное пересечение. Я свернул направо, на шоссе № 15, где грязь была не такой откровенно засасывающей. Здесь даже оказалась подсыпка из щебенки и кюветы по сторонам.
Судя по карте, шоссе имело протяженность свыше ста километров и вело к шоссе № 6. На такой скорости, чтобы добраться до пересечения, мы потратим не меньше четырех часов, а солнце уже склонялось за вершины гор.
Дорога тянула вверх. Впереди виднелись холмы, а за ними настоящие горы. Мы почти не разговаривали: мотоцикл так подбрасывало, что было трудно открыть рот и не прикусить язык.
Почти стемнело, и я высматривал место, где можно остановиться на ночлег. Мы уже поднялись на взгорье. Вьетнамцы не любили селиться за пределами городов, деревень и зон земледелия, и здесь было совершенно безлюдно. К самой дороге подступили сосны, и все сделалось призрачным. Я решил передохнуть и остановил мотоцикл.
– Нет ли здесь где-нибудь приюта лыжников?
Сьюзан посмотрела на карту.
– В двадцати километрах есть деревня Лангчан.
– Мне что-то не хочется затемно въезжать во вьетнамскую деревню, – сказал я, немного поразмыслив.
– Мне тоже, – ответила она.
– Тогда давай найдем место, где можно укрыться и спрятать мотоцикл.
– Пол, по этой дороге никто не ездит. Можно заночевать прямо на середине.
– Ценное замечание. – Я отвел мотоцикл от дороги и прислонил к стволу сосны.
Сьюзан открыла седельную сумку и достала два последних банана, последнюю бутылку воды и две плащ-накидки. Мы сели у мотоцикла, прислонились спинами к соснам, и я принялся чистить банан.
– Для тебя хорошая новость, – начал я. – В сосновом лесу не бывает кровососов.
– Зато есть всякие клещи и песчаные блохи.
Мы ели бананы, пили воду и смотрели, как меркнет свет. Небо закрывали плотные облака, стало совершенно темно. Мы слышали звуки хвойного леса – это где-то рядом сновали по земле мелкие зверушки.
Сьюзан закурила и принялась при свете зажигалки разглядывать карту.
– До Дьенбьенфу еще четыреста километров.
Мы помолчали, прислушиваясь к звукам ночи.
– Ты в детстве ходила в походы, ночевала в лесу? – спросил я.
– Нет, если только могла отвертеться. А ты?
– Когда жил в Южном Бостоне – нет. Зато наверстал в армии. Как-то подсчитал, что провел под звездами шестьсот ночей. И иногда мне это нравилось.
По горам прокатился раскат грома. Поднялся ветер. Стало зябко, или я успел слишком много времени провести во Вьетнаме.
– А бывало, что и не нравилось, – добавил я.
Сьюзан закурила новую сигарету.
– Хочешь? Отбивает аппетит.
– Я уже съел банан.
Начал накрапывать дождь, и мы натянули на головы плащи. Чтобы сохранить тепло, прижались друг к другу и запахнулись покрепче.
– Crachin Мелкий моросящий пронизывающий дождь (фр.).
, дождевая пыль, – сказал я.
– Как бы не так! Настоящий ливень.
Дождь усилился.
– Сколько тебе за все это заплатили? – спросила Сьюзан.
– Только дорожные расходы.
Она рассмеялась.
Мы оба промокли и начинали дрожать. Такие холодные влажные вечера я помнил по зиме 68-го. Никакого укрытия, кроме плащ-палатки, в небе полно пиротехники, и этот салют на фоне черного дождя поражал своей страшной красотой.
Сьюзан, видимо, думала о том же.
– Тогда было так же? – спросила она.
– Вроде того... только хуже, потому что мы знали, что точно так же будет завтра и послезавтра – каждую ночь дождь, пока не наступит март и не кончится зима. И еще одна проблема: повсюду рыскали люди, которые хотели тебя убить. – Я помолчал и добавил: – Хватит о войне, Сьюзан. Она кончилась. Навсегда.
– Хорошо. Хватит о войне. Конец.
Мы завернулись в дождевики и легли на землю под сосны. Дождь шел всю ночь. Мы дрожали и прижимались друг к другу так крепко, как только могли.
Завтра, если мы одолеем путь, будет Дьенбьенфу, потом деревня Банхин, и в ней Тран Ван Вин – либо собственной персоной, либо в могиле.
Глава 39
Серый рассвет просочился сквозь роняющие капли ветви сосен.
Мы освободились от дождевиков, встали и потянулись. Оба промокли и замерзли, озноб пробирал до самых костей. Сьюзан выглядела не ахти.
Мы сняли и скатали накидки. Открыли седельные сумки, взяли из рюкзаков сухие носки, белье и одежду. Переоделись, а мокрые вещи забросили в лес. На оставшиеся дни нам одежды хватит. Может быть, и дней-то у нас было меньше, чем мы рассчитывали.
В седельных сумках лежал целый запас горских шарфиков. Старыми мы вытерли мотоцикл, а надели другие и таким образом поменяли принадлежность к племени.
Быстро сверились с картой и сели на «БМВ». Мотор завелся легко, и мы тронулись по шоссе № 15 к шоссе № 6.
Дорога представляла собой размокшую красную глину с кусочками сланца, которые и обеспечивали сцепление с колесами, если я не слишком газовал.
Через километр я заметил небольшой водопад – поток стремился со скалы в журчащую вдоль дороги речушку. Я остановился. И мы умылись, намыливаясь куском оранжевого мыла, который Сьюзан предусмотрительно купила на рынке. А потом сделали по глотку холодной и, как искренне надеялись, чистой воды.
Сели и поехали дальше. На дороге, кроме нас, ничто не двигалось, но я все равно не мог разогнаться больше шестидесяти километров в час, не рискуя потерять управление. Каждая косточка и каждая мышца ныли, тело ломило. Последний раз я по-настоящему ел в шестнадцатигранном ресторане. Это было в воскресенье, в день Нового года. А сегодня уже наступила среда.
Показалась небольшая деревушка Лангчан, за ней плато, а дальше в плотных облаках и тумане тонули горные пики.
Я снизил скорость, и мы оказались среди жалкого скопища бамбуковых хижин и бревенчатых развалюх. Было начало восьмого, но я ощущал запах риса и рыбы – жители начали готовить еду. Людей вокруг домов было немного, но зато много кур.
– Надо достать что-нибудь поесть, – сказал я Сьюзан.
– Ты же вчера съел банан. – Она улыбнулась и шутливо сжала мне пальцами горло. А затем обняла и положила голову на плечо. Я заметил, что ее пальцы ослабели. Да, надо раздобыть какую-нибудь пищу.
Мы оставили Лангчан позади и поехали вперед. Подъем пошел круче, но «БМВ» оказался потрясающей машиной – продолжал подминать грязь и уверенно карабкался на кручу.
– Как интересно. Мне нравится, – сказала мне в ухо Сьюзан.
Хорошенькое развлечение – посреди неизвестно чего по дороге в никуда. У меня не было приборов, чтобы измерить высоту, но, судя по карте, мы поднялись на полторы-две тысячи метров над уровнем моря. Значит, одолели половину подъема. По-прежнему донимал холод, но дождь перестал моросить, хотя в облаках не появилось ни единого просвета. Время от времени в окружении сосняка попадались посадки горного бамбука, и я вспомнил кукурузные поля среди лесов белых сосен в Виргинии. Я еще в прошлый раз заметил: если то, что совсем не похоже на дом, начинает напоминать дом, значит, пора восвояси.
Счетчик показывал, что мы отъехали от Лангчан на сорок километров, значит, вот-вот покажется деревня Туок. Последний отрезок отнял у нас час, но я решил, что сумею нагнать время на шоссе № 6, которое было обозначено на карте как дорога с усовершенствованным покрытием, хотя сам по себе этот термин во Вьетнаме был весьма относителен.
Шоссе резко вильнуло влево, и через несколько минут я тормозил на въезде в деревню. Она ничем не отличалась от Лангчан, только кур здесь было меньше.
На улице нас провожали глазами. Я не сомневался, что здешние жители не впервые видели грязный мотоцикл, и был уверен, что они не могут догадаться, кто мы такие. Но зато я узнал их по внешности – коренные вьетнамцы. Значит, мы пока не на территории горских племен. И никаких вигвамов поблизости.
Мы проехали еще двадцать – тридцать километров и все время поднимались вверх. Дорога шла вдоль реки, а впереди нависали горные вершины. Я хорошо ориентировался на местности и, хотя солнце не показывалось, догадывался, что мы двигались не в том направлении.
Пришлось прижаться к обочине, остановиться и изучать карту. Стараясь определить наше местонахождение, я сравнивал ее с окружающим пейзажем. Я умею хорошо читать карту, но эта не отличалась достоверностью, а на дороге мы не встретили ни одного указателя.
– Слушай, на какой стороне дерева растет мох? – спросил я у Сьюзан.
– Мы что, заблудились?
– Нет, как говорили в армии, временно потеряли ориентировку.
– Значит, заблудились.
– Можно назвать как угодно.
Мы слезли с мотоцикла и голова к голове уставились в карту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
Я опять промолчал.
– Но там было послание от полковника Манга, – продолжала она. – Он желает мне приятного путешествия и выражает надежду, что фотографии мне понравились.
И снова я не ответил.
– Еще он говорит, что обнаружил в моем номере купальники. И очень переживает, что я их забыла.
Мы приближались к развилке, от которой уходила дорога к месту рождения Хо Ши Мина и куда только что повернули два микроавтобуса с западными туристами. Я остановился, вынул из седельной сумки фотоаппарат Сьюзан и на случай, если пленка попадет в руки местной полиции, щелкнул указатель.
– А меня тут разглядывал коп в джипе, – сообщил я ей. – И принял за француза. Я его убедил, что участвую в гонках, и мой парижский прононс его покорил.
– Северные вьетнамцы испытывают определенную симпатию к французам.
– Почему?
– Точно не знаю. Но сама видела, как в Ханое люди среднего возраста носят береты и среди них считается шиком немного говорить по-французски, поражать парижскими манерами и читать французскую литературу. В Ханое думают, что французы – культурный народ, а американцы – неотесанные материалисты, капиталисты и агрессоры.
– Но это отнюдь не означает, что мы плохой народ.
Сьюзан попыталась улыбнуться, но сразу посерьезнела.
– Я расстроилась по поводу этих фотографий.
– А я по поводу того, что не принесли путеводитель.
Она посмотрела на меня и кивнула:
– Извини. Что же нам теперь делать?
Я уже думал об этом. Не исключено, что мистер Анх провел некоторое время прикрученным к столу, а полковник Манг приставлял к его яйцам электроды и вершил правосудие. В таком случае Анх мог сказать и про Дьенбьенфу, и про Банхин, и все, что хотелось услышать Мангу.
– Что ты собираешься делать? – снова спросила Сьюзан.
– Ну, мы можем доехать до Ханоя и попытаться улететь из страны первым рейсом куда угодно. Или двигаться дальше в Дьенбьенфу. Но только не сидеть здесь целый день.
Она подумала и сказала:
– Дьенбьенфу.
– Ты говорила, что мое вьетнамское везение кончилось, – напомнил я ей.
– Кончилось, – подтвердила она. – Тебя приняли за француза. Но с моим все в порядке. Если не считать разворот в «Плейбое». Поехали.
Я врубил скорость и выкатил на шоссе. Сьюзан перегнулась через мое плечо и взглянула на указатель топлива.
– Надо долить бензина. Мы только что проехали заправку. Поворачивай назад.
– Впереди должна быть другая. Знаешь, здесь бесплатно дают миску риса, если покупаешь полный бак.
– Пол, разворачивайся.
Я повернул в обратную сторону, въехал на заправку и подрулил к колонке. Заглушил двигатель, и мы слезли с мотоцикла.
Заправщик сидел в открытой бетонной кабинке. Он смотрел на нас, но не двинулся с места. Судя по всему, это была государственная станция. Ничего подобного по ту сторону ДМЗ я не наблюдал. Здесь до сих пор царил социализм, и благая весть о капиталистической алчности и потребительском рынке еще не долетела до территории дядюшки Хо.
Я крутил ручной насос, а Сьюзан держала пистолет в баке.
– Качай быстрее.
– Качаю быстро, как только способен европейский социалист.
– Когда будешь платить этому типу, притворись французом.
– Bon Хорошо (фр.).
.
Я втиснул в бак тридцать пять литров и посмотрел на сумму.
– Две тысячи сто донгов. Недурно. Всего два бакса.
– Счетчик показывает в сотнях, – поправила меня Сьюзан. – Больше двухсот тысяч. Все равно дешево.
– Вот и отлично. Ты и плати.
Заправщик наконец вылез из своей будки.
– Bonjour, monsieur Здравствуйте, месье (фр.).
, – поздоровалась с ним Сьюзан.
– Comment ga va? Как поживаете? (фр.)
– добавил я на всякий случай.
Он не ответил ни на каком языке и, пока Сьюзан отсчитывала банкноты с портретом дядюшки Хо, не отрываясь смотрел на наш мотоцикл. Я показал на лик и сказал:
– Numero uno hombre, – и сам понял, что с грамматикой я не в ладах. Сьюзан ударила меня ногой по лодыжке.
Заправщик окинул нас взглядом и опять уставился на мотоцикл. Мы сели в седла, и Сьюзан повернулась к вьетнамцу:
– Le tour de Hue – Hanoi.
Я рванул с места, пока он нас не расколол. А на шоссе мы снова надели наши горские шарфики и кожаные ушанки.
– Какого дьявола ты полез с этим «Numero uno hombre»? – спросила меня Сьюзан.
– А как же? Дядюшка Хо – мужчина номер один.
– Но это же испанский.
– Какая разница? Ты француженка. Я испанец.
– Иногда ты шутишь в неподходящих ситуациях.
– Старая привычка, – ответил я. – Пехотинцы всегда шутят, когда становится туго. И полицейские тоже. Наверное, это мужская особенность.
– Твои выпендрежные замечания только усугубляют наше незавидное положение – как с полковником Мангом, как с Биллом, когда ты заявил, что учился с ним в Принстоне.
Сьюзан пребывала в стервозном настроении. Оставалось надеяться, что это предменструальный синдром, а не подхваченная хворь.
Шоссе № 1 было единственной артерией, которая связывала север и юг. И хотя продолжались праздники и не следовало ожидать большого движения, казалось, половина населения страны вышла на эти два жалких ряда с плохим покрытием. Нам не удавалось разогнаться быстрее шестидесяти километров в час, и каждый дюйм дороги давался как большое испытание.
Потребовалось два часа, чтобы проехать сто километров до главного города Тханьхоа. Время близилось к трем. Становилось холодно. Небо насупилось серыми тучами, и мы то и дело ныряли в полосы дождя.
– Это, должно быть, Тханьхоа, – обернулся я к Сьюзан. – Первая точка, где мы можем свернуть на север, на шоссе номер шесть.
– Тебе решать, – ответила она.
Я посмотрел на счетчик: мы проехали почти 560 километров. На это у нас ушло восемь часов. Теперь было 15.15 – светового дня оставалось меньше четырех часов.
Я прикинул различные варианты и решил: раз пока нет дождя, лучше свернуть на плохую дорогу сразу и до захода солнца насколько возможно приблизиться к шоссе № 6. Завтра может пойти дождь и следующая дорога к шоссе № 6 станет непроезжей, о чем мне во время краткого инструктажа втолковывал Анх.
– Свернем в Тханьхоа, – объявил я Сьюзан. – Не понравится, вернемся и попробуем другую.
Мы въехали в город в горских шарфиках и кожаных ушанках. Тханьхоа не был снесен с лица земли во время войны и сохранил некоторое очарование. Я заметил на улицах пожилых людей в беретах и несколько гостиниц и кафе, которые строили явно не восточные немцы.
На нас косились, и у полицейского участка проводили взглядом копы.
– Здесь, на побережье, горцы появляются не часто, – предположила Сьюзан. – Мы вызываем любопытство, но не подозрение. Это вроде как американские индейцы, если они приезжают в город на Западе.
– Твоя придумка?
– Да.
Мы проехали город, и я увидел съезд на боковую дорогу с асфальтовым покрытием. На указателе стояло слово «Донгшон» и надпись по-вьетнамски. Я сбросил газ и показал на него Сьюзан.
– Место археологических раскопок, – перевела она. – Культура Донгшон... тысяча лет до нашей эры... дорогу, я думаю, проложили позднее.
Я свернул с шоссе, проехал сотню метров, остановился и вытащил карту.
– Вот эта дорога. Через пятнадцать километров будет деревня Бай-как-ее-там, дальше на север по шоссе номер пятнадцать к шоссе номер шесть.
– Дай посмотреть.
Я протянул ей карту. Сьюзан некоторое время молча вглядывалась в нее, затем положила к себе в куртку.
– Поехали.
Я включил скорость, и мы тронулись в путь. По бокам замелькали археологические раскопки, а потом асфальт кончился. Грязная грунтовка была разбита машинами и повозками – приходилось держать мотоцикл посередине колеи, где земля была немного тверже.
Нас немилосердно подкидывало, и мне не удавалось разогнаться быстрее сорока километров в час – чуть больше двадцати миль. А временами приходилось ехать еще медленнее.
Местность оставалась ровной, но постепенно повышалась. Сначала шли рисовые поля, но затем их сменили посадки овощей.
«БМВ» «Париж – Дакар» оказался в самом деле хорошей машиной для грязи, однако сама грязь была уж слишком плоха. Я едва удерживал руль, а моя задница чаще парила в воздухе, чем опиралась на седло. Сьюзан крепко обхватила меня руками.
– Утром мы это прочувствуем, – сказал я ей.
– Я уже чувствую, – откликнулась она.
На сорок километров нам потребовалось почти два часа. Но наконец мы оказались в деревеньке Бай-как-ее-там и дорога уперлась в Т-образное пересечение. Я свернул направо, на шоссе № 15, где грязь была не такой откровенно засасывающей. Здесь даже оказалась подсыпка из щебенки и кюветы по сторонам.
Судя по карте, шоссе имело протяженность свыше ста километров и вело к шоссе № 6. На такой скорости, чтобы добраться до пересечения, мы потратим не меньше четырех часов, а солнце уже склонялось за вершины гор.
Дорога тянула вверх. Впереди виднелись холмы, а за ними настоящие горы. Мы почти не разговаривали: мотоцикл так подбрасывало, что было трудно открыть рот и не прикусить язык.
Почти стемнело, и я высматривал место, где можно остановиться на ночлег. Мы уже поднялись на взгорье. Вьетнамцы не любили селиться за пределами городов, деревень и зон земледелия, и здесь было совершенно безлюдно. К самой дороге подступили сосны, и все сделалось призрачным. Я решил передохнуть и остановил мотоцикл.
– Нет ли здесь где-нибудь приюта лыжников?
Сьюзан посмотрела на карту.
– В двадцати километрах есть деревня Лангчан.
– Мне что-то не хочется затемно въезжать во вьетнамскую деревню, – сказал я, немного поразмыслив.
– Мне тоже, – ответила она.
– Тогда давай найдем место, где можно укрыться и спрятать мотоцикл.
– Пол, по этой дороге никто не ездит. Можно заночевать прямо на середине.
– Ценное замечание. – Я отвел мотоцикл от дороги и прислонил к стволу сосны.
Сьюзан открыла седельную сумку и достала два последних банана, последнюю бутылку воды и две плащ-накидки. Мы сели у мотоцикла, прислонились спинами к соснам, и я принялся чистить банан.
– Для тебя хорошая новость, – начал я. – В сосновом лесу не бывает кровососов.
– Зато есть всякие клещи и песчаные блохи.
Мы ели бананы, пили воду и смотрели, как меркнет свет. Небо закрывали плотные облака, стало совершенно темно. Мы слышали звуки хвойного леса – это где-то рядом сновали по земле мелкие зверушки.
Сьюзан закурила и принялась при свете зажигалки разглядывать карту.
– До Дьенбьенфу еще четыреста километров.
Мы помолчали, прислушиваясь к звукам ночи.
– Ты в детстве ходила в походы, ночевала в лесу? – спросил я.
– Нет, если только могла отвертеться. А ты?
– Когда жил в Южном Бостоне – нет. Зато наверстал в армии. Как-то подсчитал, что провел под звездами шестьсот ночей. И иногда мне это нравилось.
По горам прокатился раскат грома. Поднялся ветер. Стало зябко, или я успел слишком много времени провести во Вьетнаме.
– А бывало, что и не нравилось, – добавил я.
Сьюзан закурила новую сигарету.
– Хочешь? Отбивает аппетит.
– Я уже съел банан.
Начал накрапывать дождь, и мы натянули на головы плащи. Чтобы сохранить тепло, прижались друг к другу и запахнулись покрепче.
– Crachin Мелкий моросящий пронизывающий дождь (фр.).
, дождевая пыль, – сказал я.
– Как бы не так! Настоящий ливень.
Дождь усилился.
– Сколько тебе за все это заплатили? – спросила Сьюзан.
– Только дорожные расходы.
Она рассмеялась.
Мы оба промокли и начинали дрожать. Такие холодные влажные вечера я помнил по зиме 68-го. Никакого укрытия, кроме плащ-палатки, в небе полно пиротехники, и этот салют на фоне черного дождя поражал своей страшной красотой.
Сьюзан, видимо, думала о том же.
– Тогда было так же? – спросила она.
– Вроде того... только хуже, потому что мы знали, что точно так же будет завтра и послезавтра – каждую ночь дождь, пока не наступит март и не кончится зима. И еще одна проблема: повсюду рыскали люди, которые хотели тебя убить. – Я помолчал и добавил: – Хватит о войне, Сьюзан. Она кончилась. Навсегда.
– Хорошо. Хватит о войне. Конец.
Мы завернулись в дождевики и легли на землю под сосны. Дождь шел всю ночь. Мы дрожали и прижимались друг к другу так крепко, как только могли.
Завтра, если мы одолеем путь, будет Дьенбьенфу, потом деревня Банхин, и в ней Тран Ван Вин – либо собственной персоной, либо в могиле.
Глава 39
Серый рассвет просочился сквозь роняющие капли ветви сосен.
Мы освободились от дождевиков, встали и потянулись. Оба промокли и замерзли, озноб пробирал до самых костей. Сьюзан выглядела не ахти.
Мы сняли и скатали накидки. Открыли седельные сумки, взяли из рюкзаков сухие носки, белье и одежду. Переоделись, а мокрые вещи забросили в лес. На оставшиеся дни нам одежды хватит. Может быть, и дней-то у нас было меньше, чем мы рассчитывали.
В седельных сумках лежал целый запас горских шарфиков. Старыми мы вытерли мотоцикл, а надели другие и таким образом поменяли принадлежность к племени.
Быстро сверились с картой и сели на «БМВ». Мотор завелся легко, и мы тронулись по шоссе № 15 к шоссе № 6.
Дорога представляла собой размокшую красную глину с кусочками сланца, которые и обеспечивали сцепление с колесами, если я не слишком газовал.
Через километр я заметил небольшой водопад – поток стремился со скалы в журчащую вдоль дороги речушку. Я остановился. И мы умылись, намыливаясь куском оранжевого мыла, который Сьюзан предусмотрительно купила на рынке. А потом сделали по глотку холодной и, как искренне надеялись, чистой воды.
Сели и поехали дальше. На дороге, кроме нас, ничто не двигалось, но я все равно не мог разогнаться больше шестидесяти километров в час, не рискуя потерять управление. Каждая косточка и каждая мышца ныли, тело ломило. Последний раз я по-настоящему ел в шестнадцатигранном ресторане. Это было в воскресенье, в день Нового года. А сегодня уже наступила среда.
Показалась небольшая деревушка Лангчан, за ней плато, а дальше в плотных облаках и тумане тонули горные пики.
Я снизил скорость, и мы оказались среди жалкого скопища бамбуковых хижин и бревенчатых развалюх. Было начало восьмого, но я ощущал запах риса и рыбы – жители начали готовить еду. Людей вокруг домов было немного, но зато много кур.
– Надо достать что-нибудь поесть, – сказал я Сьюзан.
– Ты же вчера съел банан. – Она улыбнулась и шутливо сжала мне пальцами горло. А затем обняла и положила голову на плечо. Я заметил, что ее пальцы ослабели. Да, надо раздобыть какую-нибудь пищу.
Мы оставили Лангчан позади и поехали вперед. Подъем пошел круче, но «БМВ» оказался потрясающей машиной – продолжал подминать грязь и уверенно карабкался на кручу.
– Как интересно. Мне нравится, – сказала мне в ухо Сьюзан.
Хорошенькое развлечение – посреди неизвестно чего по дороге в никуда. У меня не было приборов, чтобы измерить высоту, но, судя по карте, мы поднялись на полторы-две тысячи метров над уровнем моря. Значит, одолели половину подъема. По-прежнему донимал холод, но дождь перестал моросить, хотя в облаках не появилось ни единого просвета. Время от времени в окружении сосняка попадались посадки горного бамбука, и я вспомнил кукурузные поля среди лесов белых сосен в Виргинии. Я еще в прошлый раз заметил: если то, что совсем не похоже на дом, начинает напоминать дом, значит, пора восвояси.
Счетчик показывал, что мы отъехали от Лангчан на сорок километров, значит, вот-вот покажется деревня Туок. Последний отрезок отнял у нас час, но я решил, что сумею нагнать время на шоссе № 6, которое было обозначено на карте как дорога с усовершенствованным покрытием, хотя сам по себе этот термин во Вьетнаме был весьма относителен.
Шоссе резко вильнуло влево, и через несколько минут я тормозил на въезде в деревню. Она ничем не отличалась от Лангчан, только кур здесь было меньше.
На улице нас провожали глазами. Я не сомневался, что здешние жители не впервые видели грязный мотоцикл, и был уверен, что они не могут догадаться, кто мы такие. Но зато я узнал их по внешности – коренные вьетнамцы. Значит, мы пока не на территории горских племен. И никаких вигвамов поблизости.
Мы проехали еще двадцать – тридцать километров и все время поднимались вверх. Дорога шла вдоль реки, а впереди нависали горные вершины. Я хорошо ориентировался на местности и, хотя солнце не показывалось, догадывался, что мы двигались не в том направлении.
Пришлось прижаться к обочине, остановиться и изучать карту. Стараясь определить наше местонахождение, я сравнивал ее с окружающим пейзажем. Я умею хорошо читать карту, но эта не отличалась достоверностью, а на дороге мы не встретили ни одного указателя.
– Слушай, на какой стороне дерева растет мох? – спросил я у Сьюзан.
– Мы что, заблудились?
– Нет, как говорили в армии, временно потеряли ориентировку.
– Значит, заблудились.
– Можно назвать как угодно.
Мы слезли с мотоцикла и голова к голове уставились в карту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79