— К сожалению.
— Тогда спасибо, — я отступил от лестницы и вновь опустился на стул. — Только ты можешь не суетиться так. Время есть. Можно даже еще выспаться.
— А мы разве не торопимся? — Рядом с пистолетом брякнулся знакомый уже мне обрез и высыпалась пригоршня патронов. Я поднял один из них… Серебряная дробь. Ничего себе! Откуда такие ценности?
— Нет, не торопимся. Сейчас ночь — время нечисти. Мы пойдем днем.
— Ты, кажется, забыл: мы идем не против нечисти. Сегодня против нас будут люди.
— Какая разница, — переваривая внезапно стукнувшее меня облегчение, тем более непонятное, что мы еще не только не спасли Ирину, но даже и не начинали, я перешел на короткие рубленые фразы: — Мы идем днем.
— С тобой все ясно, стратег… — Махнув рукой, Хмырь скрылся в полумраке, превратившись в смутную, едва различимую тень. — Вот ты скажи: за каким чертом я это делаю?
— Заслуживаешь прощение в глазах Господа.
— Это еще бабушка надвое сказала, — буркнул бывший инквизитор. — Прощение или наказание. Не факт, что вы с ней на пару не учудите что-нибудь такое, после чего Господу останется только скинуть нас всех в геенну огненную и забыть, где находится ключ от нее. Если вы вместе со своей подружкой вдруг вздумаете идти поперек воли Божьей, пострадают все, кто так или иначе принимал в этом участие.
Я вяло пожал плечами.
— Вряд ли будет справедливо наказывать человека за то, что он не совершал. Если мы что и сделаем, это будет наша вина. Не твоя. Тебе нечего опасаться на этот счет.
Хмырь резко вынырнул из темноты, сыпанув на стол еще пригоршню патронов:
— Ты не путай, друг Алексей, человеческую справедливость и божественную. Это абсолютно разные вещи. И сравнивать их между собой все равно, что равнять песчинку и гору. Вроде бы и то и другое — камень, но вот только суть-то кроется совсем даже не в этом.
— Ага. Я понял в чем. Только если ты думал, что это меня остановит, то это не так. Время рассказывать притчи прошло. И мне все равно, что скажет потом Бог— свой долг я исполню.
Вздохнув, Хмырь опустился в кресло. Подался вперед, в свете трепещущего на кончике фитиля огонька разглядывая мое лицо.
— Я мог бы спросить, что ты подразумеваешь под долгом, но, раз ты решил, что время притч окончено, спрошу другое: объясни мне, Алексей, куда ты со своей подружкой отправишься, если — дай-то Господи — нам повезет ее вытащить?
— Слушай, хватит уже! Она мне не подружка. Хмырь торопливо и явно издевательски закивал:
— Ага. Да-да, конечно. Я вижу. Не подружка… И все-таки?
— Куда-куда… В пригороды, естественно. Здесь, в городе, как бы я ни тужился, нас выловят быстро. Армия, инквизиция, церковь — это система, а бороться вдвоем против системы бесполезно. Но за периметром, где власть есть, только у Управления, я с ними могу потягаться. По крайней мере, зная устав чистильщиков и их основные приемы и ухищрения, два-три дня я протяну спокойно. А больше и не надо.
— Как это печально: бежать от людей к нелюдям, — вздохнул Хмырь. — И ты серьезно считаешь, что на самом деле вам следует немедленно бежать за город?
— Да.
— Ясно, — негромко сказал бывший инквизитор. И тут же уточнил: — То есть прибавляется еще одна задача: вывести твою подружку за периметр?
— Да.
— И ты знаешь ведущие наружу пути? Теперь пришла моя очередь вздыхать:
— Знаю… Вот только провести через них Ирину без предварительной подготовки и с сидящей на плечах погоней — а погоня, несомненно, будет — не смогу.
— То есть это значит?.. — Хмырь умолк, предоставляя мне возможность закончить фразу.
Я же только поморщился.
Значит, значит… Ничего это не значит. Проход через канализацию потребует массу времени и не факт, что даст желаемый результат. Река тоже не годится — я не уверен, что Ирина умеет плавать. Трубу, по которой я пробрался в город, уверен, уже обнаружили и наверняка зацементировали. С этим у армейцев строго — им не нужны прорвавшие периметр твари, и потому все подобные дыры находятся и заделываются моментально. А эту тем более я им фактически сам указал, когда прошел. Всякие натянутые между домами тросики и канатики отпадают. Во-первых, там сейчас охраны по самые уши. А во-вторых, даже если бы ее и не было, как бы я стал тащить Ирину по тросу на высоте трех или даже четырех этажей, да еще и под вполне вероятным пулеметным огнем снизу? А если еще она высоты боится…
Один я мог пройти практически везде. Даже по той же канализации или по реке, хотя удовольствия бы мне это и не доставило. Но я бы прошел. С Ириной же на руках…
Кстати, надо было спросить, каким путем она вышла наружу в прошлый раз. Может быть, тот путь еще годится. Но теперь, конечно, уже поздно, и рассчитывать на него я не могу.
Нужно было придумать что-то еще…
— Незаметно вывести не смогу, — сказал я. — Но в каждый четный день из юго-восточных городских ворот примерно в семь утра выходит караван в Караганду. Периметр будет открыт.
— Ты хочешь затесаться в караван и выйти вместе с ним?
— Это не пройдет. Караванщиков и их груз всегда проверяют особо тщательно. Тем более они там все друг друга знают уже давно. Любой посторонний будет замечен сразу.
— А если за взятку?.. Я покачал головой:
— Достаточно большой взятки, чтобы она окупила возможный риск, мы не соберем, даже если продадим все свое имущество вплоть до последних штанов. Нет. Я хочу сделать немного иначе: воспользоваться тем, что ворота будут открыты, а большинство солдат на стене будут заняты осмотром груза. Нужно дождаться, когда первые машины выйдут за периметр, и тогда под их прикрытием можно будет попробовать проскользнуть…
Бывший инквизитор сосредоточенно внимал, с каждой минутой хмурясь все больше и больше.
— Нас, конечно, заметят — не могут не заметить. Но я все же надеюсь, что немедленной стрельбы не начнется: во-первых, основную опасность представляют не те, кто выходят из города, а те, кто в него входят. Во-вторых, там же будут машины, и стрелять по ним — это фактически стрелять по гражданским людям. Ни армейское командование, ни даже церковные власти этого не одобрят. И наконец, в-третьих, — тут я судорожно сглотнул в ужасе от подобной перспективы, — они же не захотят ненароком подстрелить мессию… Короче говоря, я надеюсь на всеобщую неразбериху и раздолбайское состояние нашей доблестной армии.
Я замолчал, мрачно глядя в сторону и истово молясь, чтобы весь этот дурацкий план не сорвался. Кому я молился, сам не знаю. Но Господа я не поминал, потому что глупо уповать на Его помощь, выступая против Его же воли. И Люцифера тоже не звал — несмотря на все мои недостатки, до низменного сатанизма я еще не опустился. Я просто беззвучно шевелил губами, уповая на ту изначальную высшую справедливость, не связанную ни с Раем, ни с Адом, которой, конечно же, не существует. Я надеялся на обычную земную удачу, которой тоже на самом деле не существует, и еще на ту призрачную высшую ценность, которую смертные называют свободой воли…
— Нет, ты точно сумасшедший, — после недолгой паузы потрясение выдохнул Хмырь. — Это не план — это безумие какое-то! И зачем я только с тобой связался?.. Когда выходим?
— На рассвете.
* * *
Мы действительно вышли на рассвете. Двое сумасшедших, бросивших вызов не только человеческой системе, но и самому Господу Богу. Что нас вело? Бывшего верховного инквизитора, наверное, дружба… Хотя какая дружба может вырасти всего за три дня знакомства?.. Скорее всего — долг и надежда. Мной же руководила… и хотя я не признался бы в этом никому — даже самому себе, — но любовь действительно горела в моей душе. Любовь и та же самая надежда.
Но, самое главное, нас вела высшая ценность. Тот самый величайший и последний Божий дар, который Он вдохнул в грудь человека. То, что превыше долга, надежды, веры и даже любви, потому что без него ни одно из этих чувств не существует.
Свобода воли.
Мы спустились по забросанной мусором лестнице, разминувшись на одном из пролетов с бандой Жирдяя. Ни Иван, ни я на них даже не взглянули. Но бандюги расступились и потом, стоя на лестнице, проводили нас взглядами, в которых помимо безысходной ненависти горело еще и густо замешанное на страхе недоумение.
Рукоять меча спокойно покачивалась у меня за плечом. Заткнутый под ремень пистолет успокаивающе тыкался в бедро при каждом шаге. Мне было все равно, какими взглядами они на меня смотрят.
Я обладал свободой воли. И я избрал свой путь.
* * *
Церковь Святой великомученицы Анастасии была по-настоящему красива той спокойной и чистой красотой, которой всегда отличаются храмы. Сияющие в лучах восходящего солнца золоченые купола тянулись в небо с вершины искусственно насыпанного холмика и были видны чуть ли не с другого конца города. Витражи. Ухоженная лужайка. Цветы на клумбах. Многочисленные кресты. Решетчатая металлическая ограда с пущенной поверху ниточкой колючей проволоки. Все атрибуты современных церквей присутствовали в полной мере.
Машины, на которых приехали за Ириной инквизиторы, все еще стояли неподалеку. Остановившись на тротуаре, я коротким кивком указал на них Хмырю. И, получив в ответ неопределенное пожатие плечами, продолжил осмотр места будущих боев… А в том, что бои будут, я практически не сомневался. Если нам повезет, туда мы сможем войти тихо и спокойно. Но вот выйти обратно, да еще и вытащить с собой величайшее сокровище всей церкви…
Сомнительно, чтобы это было так просто. И драка нас ожидала неминуемо. Просто хотелось бы начать ее как можно позже… Например, когда Ирина будет уже с нами.
Улицы были практически безлюдны. Ни людей, ни машин. Раннее утро. Самое спокойное время. Ночная суета уже схлынула. Дневная — еще не началась.
Тишина и спокойствие…
И смутная фигура, ночным призраком мелькнувшая вдоль прячущейся в тени стены церкви. Я ухватил Хмыря за рукав, обращая его внимание на прокравшуюся вдоль стены тень, но человек уже скрылся за углом, и потому мне достался лишь удивленный взгляд.
— Что?..
— Не знаю… Ты ничего не чувствуешь?
— Тьмой тянет, — холодно буркнул бывший инквизитор. И после небольшой паузы нехотя добавил: — От тебя. Зря ты свой бесценный ножичек сюда притащил.
— А куда мне было его девать? — огрызнулся я. — Бросить, что ли?
Хмырь вяло пожал плечами:
— Инквизиция взбеленится, когда почует его. Артефакт зла на священной земле… Они камень грызть будут, но тебя возьмут.
— Ну и черт с ними.
Бывший инквизитор покачал головой:
— Зря ты так. У нас и без того шансов немного, а ты еще их снижаешь. Святые отцы засекут нас сразу же, едва только ты со своим ножичком переступишь порог. Демаскировка.
Я понимал, что он прав. Кругом прав. Нельзя было тащить творение нижнего мира в храм. Никак нельзя… Но и оставить я его не мог.
— Зато оружие отличное. Пока оно со мной, я могу разделать любого.
— В рукопашной — может быть. — Хмырь картинно приподнял бровь. — Но неужели ты думаешь, что кто-то будет с тобой драться? Полоснут очередью из-за угла и спокойных снов, чтоб тебе на том свете не нашлялось да в мертвяки не тянуло.
— Слушай, — не выдержал я, — если ты так и собираешься меня подкалывать, то лучше мотай домой! Справлюсь как-нибудь и без тебя!
Вспышка ярости улеглась почти сразу, оставив после себя только сухое раздражение. Да еще, пожалуй, тонкий аромат страха: если он сейчас уйдет, мои шансы вытащить Ирину, и без того мизерные, вообще падают практически до нуля…
— Ох-хо-хо, — коротко вздохнул бывший инквизитор, — какие мы горячие… Ладно, пошли. И молись, если ты еще помнишь хоть одну молитву.
По-детски несерьезную шпильку я пропустил мимо ушей — у всех нас есть нервы. И естественно, что натянуты они сейчас до предела.
А молиться сейчас было бы бесполезно. Просить Господа, чтобы он помог нам вломиться в собственный храм? Несерьезно… Вот Люцифер мог бы помочь. Но обращаться за помощью к Князю Лжи — не лучший способ позаботиться о своей душе в преддверии неминуемого конца света.
В парадную дверь заходить было глупо. И потому, ни на минуту не забывая о мельком замеченной тени, я осторожно прокрался вдоль чистенькой свежевыбеленной стены, обходя церковь по кругу. Держа руку на пистолете, заглянул за угол…
Человек в белой рясе инквизитора с вышитым на спине черным крестом. Он лежал ничком, уткнувшись носом в асфальт и раскинув руки, будто собирался обнять всю землю. Утренний ветерок слабо ерошил небрежно — под горшок — остриженные волосы. Ряса бестолково задралась, и из-под нее выглядывали потрепанные джинсовые брюки и армейские ботинки.
По асфальту медленно расползалось темное, почти черное пятно.
— Кто это его так? — потрясенно присвистнул выглянувший из-за моего плеча Хмырь.
Проигнорировав вопрос, на который все равно не мог дать ответа, я медленно вытащил из-за пояса пистолет. Держа оружие наготове, присел рядом с телом на корточки. Прикоснулся к тощей, испуганно вытянутой шее, щупая пульс. Помотал головой.
— Мертв… Совсем недавно. Может быть, минут десять — не больше.
Хмырь уже стоял рядом, обшаривая взглядом окрестности. Глаза его перебегали с аккуратно, как по линеечке, высаженных деревьев на ровные линии кустов. Пробегали по рядам балконов и окон ближайших домов. Пистолет он тоже держал в руке.
— Пуля? — коротко спросил он.
Я осторожно перевернул тело, поморщившись при виде младенчески невинного лица. Убитый был совсем еще мальчишкой. Возможно, только в этом году закончил семинарию. И наверное, мечтал о великом Служении, о грядущей карьере, об искоренении ереси.
И вот итог…
— Нож, — сухо ответил я, проведя рукой по гладкому подбородку — парень, похоже, еще даже не начинал бриться. Мрачно посмотрел на вымазанные в крови кончики пальцев. — Хороший удар. Умелый и точный. Под челюсть и прямо в мозг. Умер мгновенно.
Удар действительно был хорош. Такой не каждому под силу и по способностям. Я бы так не смог. Впрочем, подобные приемы обращения с ножом как-то не входили в программу подготовки чистильщиков по причине их полной бесполезности против нечисти: мертвяка все равно таким способом завалить невозможно, а обниматься с вампиром или тем паче с оборотнем, пытаясь в партерной борьбе пырнуть их ножичком под подбородок, — верное самоубийство. Такой фокус, может быть, прошел бы с навьей, но и то не факт…
Нет, тот, кто это сделал, умел работать прежде всего с людьми. И значит… Армия или инквизиция. Но белорясым вроде бы незачем убивать своего же. И получается…
— Армейцы, — прошептал Хмырь, видимо придя к тому же выводу, что и я. — Что будем делать?
— Идти дальше, — коротко ответил я, вставая.
— Если тут начнется неразбериха…
— Если начнется неразбериха — нам это будет только на руку. Пошли.
И тут, будто ставя последнюю точку под моими словами, сухо щелкнул выстрел.
Моментально выдернув пистолет, я уже через секунду стоял прижимаясь спиной к стене. Бывший инквизитор отстал от меня всего на полсекунды.
Еще один выстрел. И почти сразу же — короткий треск автоматной очереди. Стреляли внутри здания.
Как весело…
— Ты уверен, — Хмырь вздрогнул, когда вслед за очередным хлопком выстрела до нас донесся чей-то вопль, — ты уверен, что хочешь туда зайти?
— Да, — я кивнул. Мне было все равно, что там творится. Я собирался вытащить Ирину. И я это сделаю.
— Ты псих, — выдохнул Хмырь. — Ты псих, Алексей. И я — тоже… Пошли!
Пинком распахнув дверь черного хода, я влетел внутрь. Пистолет в моей руке искал цели. Я был готов стрелять. Неважно в кого: в инквизиторов или в их таинственных врагов. Я был готов стрелять.
Но никого не было. Зал оказался пустым. Не то чтобы я об этом сожалел, но все же было как-то странно: столько шума и… никого.
Где-то сравнительно недалеко — может быть, в соседнем коридоре — грохотнул выстрел. За ним почти сразу — второй… Мне показалось, или он действительно был ближе?
— Идем, — шепнул Хмырь.
— Куда?
— Направо — там должна быть лестница. Потом вниз.
— Откуда ты знаешь?
— Неважно… Я здесь когда-то был. Давно. Лестница действительно была. Мы спустились вниз: я первый с пистолетом наготове, Хмырь — следом за мной.
У подножия лестницы лежал труп. На этот раз не в инквизиторской хламиде, а в обычной одежде. Брюки, свитер, туфли — все самое обычное. На городских улицах этот человек не выделялся бы ничем. Только вот теперь в его откинутой руке был зажат короткий тупорылый револьвер. А на груди красовалось темное пятно. Кровь пропитывала одежду. Темными каплями скатывалась на отмытый до блеска пол.
На этот раз щупать пульс я не стал. С первого взгляда было видно, что бедолага мертв.
Понять бы еще, кто его застрелил. И что он тут делал…
— Как ты думаешь, сколько их здесь? — спросил я, рассматривая застывшее в предсмертной судороге лицо.
— Кого? Вот этих? Представления не имею. Я поморщился.
— Да нет. Я об инквизиторах. Сколько их здесь может быть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38