! – закричала Хелен Джанетт.
Окутанная вспышками мигалки, из-за угла Ферримэн-роуд вырулила полицейская машина.
– Мы поступим так, – сказал капитан. – Я попрошу мистера Данстэна сесть в патрульную машину и побеседовать с офицером. Миссис Джанетт будет предоставлена возможность высказаться, и она это сделает спокойным тоном. А вы, сэр, пожалуйста, отойдите и постойте на тротуаре.
Хелен кивнула Тайту. Он гордо удалился, а она покрепче запахнулась в халат, готовая к новой схватке.
Из машины выбрались Трехэфт и капитан Мьюллен. Хелен обратилась к ним:
– Я хочу, чтобы вы арестовали этого человека по обвинению в поджоге и убийстве.
Мьюллен проследил взглядом за направлением ее вытянутого пальца:
– Только не вы.
– Хотите верьте, хотите – нет, – развел руками я.
– Мистер Данстэн, вы сеете радость всюду, где только появляетесь.
– Приблизительно до половины второго ночи я находился в отеле «Мерчантс». Ночной портье видел, как я ухо-Аил, однако все только что сказанное может подтвердить Помощник прокурора района Эштон.
– Как же радуют мой слух эти старые песни. – Мьюллен подошел к Хелен Джанетт. – Вы обвиняете этого человека в поджоге?
Поясок стягивал ее халат, как нитка – оболочку сардельки.
– Возможно, вы помните мои беды в ту пору, когда меня звали Хэйзел Янски. Я была наказана за то, что пыталась сделать доброе дело для нескольких беспомощных малышей.
Мьюллен не проявлял никакого оживления:
– Я помню это имя.
– Мистеру Данстэну грязную ложь наплел про меня Тоби Крафт. Я назвала это грязной ложью, потому что так оно и есть, и Тоби Крафт прекрасно это знает. – Хелен содрогнулась. – Послушаешь некоторых, так можно подумать, что я закоренелая преступница, а я всего лишь хотела помочь малышам найти хороших родителей.
Мьюллен устало взглянул на меня:
– Вы не поможете мне здесь разобраться?
– Моя мать думала, что Хэйзел Янски похитила одного из ее детей. Но даже если бы я считал так же, я бы никогда этого не сделал.
Мьюллен прикрыл глаза, открыл заднюю дверь патрульной машины и дал мне знак садиться. Сам он и Трехэфт сели спереди.
– Отель «Мерчантс», – сказал Мьюллен. – Данстэн, зачем вы тратите время, мотаетесь туда-сюда: взяли бы да перебрались жить в «Мерчантс».
– А мне в «Медной голове» хорошо.
– Вам следовало бы знать кое-что о ночном портье, – сказал Мьюллен.
Трехэфт издал зловещий смешок.
Когда мы подъехали к отелю и остановились перед входом, Мьюллен велел Трехэфту спросить, видел ли он после часу ночи мужчину с моими приметами, а если видел – то когда примерно это было.
– Как же мне надоело будить помощника прокурора района Эштон и доставать ее вопросами о местонахождении мистера Данстэна. Если портье не видел его, мы продолжим по привычной схеме.
Мьюллен откинулся затылком на подголовник сиденья.
– Ну, как бы там ни было, это ведь не вы подожгли дом, а?
– Когда я вышел из номера Эшли, там уже вовсю полыхало, – ответил я. – Постоялец, что жил в соседнем номере, частенько засыпал в кресле с непогашенной сигаретой. Вчера он едва не спалил свою комнату.
– Этот пожар не был случайным, – сказал Мьюллен. – Сначала нам позвонили и сообщили, что в задней части здания разбили подвальное окно. Кто-то влез и облил горючей жидкостью все, что там увидел. Затем вылез и поджег. Результаты расследования подготовят позже, но именно это будет написано в протоколе.
– Джо Стэджерс?
– Я его проверю. Да только Джо Стэджерсу сейчас ни до чего, кроме вас, дела нет. Вы случаем не видели, никто там поблизости не околачивался?
– В тот вечер, когда взломали «Дом Кобдена», Френчи Ля Шапель, похоже, шел за мной до самого пансионата.
Вернулся Трехэфт, забрался на водительское сиденье, и машина чуть осела под его весом.
– Портье утверждает, что мистер Данстэн ушел примерно без четверти два.
Мьюллен кивнул:
– Каким, интересно, образом редкий гость нашего города познакомился с самым главным местным бомжом Френчи Ля Шапелем?
Трехэфт резко повернул голову к капитану Мьюллену.
– Мне указал на него мой дядя Кларк, когда Френчи и Кэсси Литтл пришли навестить Клайда Прентисса в больнице Святой Анны. Я всего лишь хотел сказать вам, что он следил за мной до пансиона на Честер-стрит.
– Френчи шел за вами от самого Мерчантс-парка?
– Похоже на то, – ответил я.
– У вас есть какие-нибудь идеи относительно того, почему один из наших самых дрянных мусорных мешков проявляет к вам интерес, мистер Данстэн?
– Ни малейшей.
Лицо Мьюллена растянулось в зевке:
– Офицер Трехэфт, мы с мистером Данстэном хотели бы отойти на пару слов.
Мьюллен неторопливо двинулся мимо входа в отель, кивнул головой в сторону полированного камня, и я прислонился спиной к стене здания. Густой запах дыма тянул в нашу сторону. Мьюллен вздохнул и застегнул пиджак. Затем сунул руки в карманы и опустил глаза на свои туфли. Снова вздохнул.
– Слушаю вас, – сказал я.
Мьюллен обернулся и посмотрел через улицу. Плотный столб дыма как будто сгущал воздух над Честер-стрит.
– Я всегда к вам очень хорошо относился, мистер Данстэн. Вы постоянно возникаете на местах преступлений, вы постоянно подпадаете то под одно обвинение, то под другое, однако все это время я не позволял правосудию прижать вас к ногтю.
– Я заметил, – кивнул я, – и благодарен за это.
– Скажите, нет ли у вас каких-либо служебных отношений с помощником прокурора района Эштон?
– Нет.
– Не являетесь ли вы сотрудником какого-либо федерального ведомства?
– Нет.
– Не имеете ли вы отношения к какому-нибудь профессиональному правоохранительному объединению?
– Нет, конечно, – покачал я головой.
– И вы не частный детектив?
– Я разрабатываю компьютерные программы для компании «Вижн Инк.». Я не работаю ни в ФБР, ни в ЦРУ, ни в министерстве финансов, ни в какой другой организации, которая может проявлять интерес к Стюарту Хэтчу.
– Полагаю, вы не будете возражать, если я проверю, нет ли на вас микрофона?
– Валяйте.
Он обхлопал мою грудь, спину и, присев, пробежался пальцами по моим ногам.
– Распахните пиджак.
Я подчинился, и Мьюллен прощупал у меня под мышками и под воротником рубашки.
– Ну ладно, – сказал он. – Возможно, вы просто частное лицо и по пути в Эджертон случайно познакомились с помощником прокурора из Кентукки. Возможно, вы по воле случая подружились с женой Хэтча. Но вне зависимости от того, кем бы вы, черт вас дери, ни были, я очень хочу сказать вам кое-что и очень хочу, чтобы вы меня выслушали. Мне не нравится лейтенант Роули. Такие копы, как Роули, позорят нас. Что он сделал – ударил вас?
– Он ни с того ни с сего ударил меня в живот, – сказал я. – Затем сбил меня на землю и ударил ногой. Он требовал, чтобы я уехал из города, а я не соглашался. После этого он украл сто долларов из тех денег, что были найдены у меня при обыске в отделении.
– Почему вы не подали жалобу?
– Потому что решил, что жалоба только навредит мне.
– Могли бы обратиться ко мне, мистер Данстэн. Ну да ладно. Сегодня утром вы намекнули, что лейтенант Роули имеет какую-то договоренность со Стюартом Хэтчем. Скорее всего, так и есть. Когда я еще работал патрульным, капитан сыскного отдела и шеф полиции жили в домах, которые оплачивал Стюарт Хэтч. Свой дом я купил себе сам, мистер Данстэн. Весь мой доход составляет зарплата, которую мне платит муниципалитет города Эджертона, но я еще и живу здесь, и если вы не тот человек, за которого себя выдаете, вам придется целую милю ползти на карачках по битому стеклу, прежде чем вы сможете получить работу.
– В среду похороны моей матери, – сказал я. – На следующий день – мой день рождения. В пятницу я возвращаюсь в Нью-Йорк. Вы никогда больше меня не увидите.
Мьюллен развернулся и пошел к полицейской машине.
77
Оставшиеся пожарные направляли струи брандспойтов на тлеющий под кучей бетонных блоков курган. Похожая на сгоревшую кухонную спичку, торчала обугленная угловая опора. Где-то там, под курганом, был погребен Отто Бремен или то, что от него осталось. Безжалостно сверкала вспышка фотографа, выхватывая из темноты остатки рухнувшей стены, картинную раму, скрученную огнем металлическую ногу торшера. Перед капотом пожарной машины бок о бок стояли Хелен Джанетт с мистером Тайтом и оцепенело наблюдали за пробивающимися из развалин язычками пламени.
Завидев меня, Хелен вздрогнула и отступила назад. Мистер Тайт встал между нами:
– И что нам теперь делать? Есть ответ на этот вопрос?
– Ну, кто-нибудь вас, наверное, приютит, – предположил я. – Вы не первые в этом мире погорельцы.
Взъярившись, Хелен Джанетт выскочила из-за его спины:
– По тебе тюрьма плачет, ты, придурок! Ты сжег мой дом, ты оставил меня без крова!
– Это не я сжег ваш дом и не я оставил вас без крова, миссис Джанетт. – Она что-то процедила, но я не разобрал. – Вы можете рассказать, как это произошло?
– Раз уж тебе так интересно. Я проснулась и услышала запах дыма. Вышла из комнаты. Горел пол в коридоре, огонь шел вверх по лестнице. Ничего не видно было из-за дыма. Я замолотила в дверь мистера Тайта, мы побежали вниз, чтобы помочь выбраться мисс Карпентер, мисс Бержесс и миссис Фельдман через черный ход. Меня чуть кондрашка не хватила, пока миссис Фельдман искала свою шубу, – чтоб я еще раз когда-нибудь сделала что-то хорошее для этой женщины! Девушки выбрались из своей комнаты через окно, мы все собрались и попытались разбудить мистера Бремена. Пожарных вызвал, скорее всего, кто-то из жильцов, потому что машины были тут уже минуты через две. К тому времени горел уже весь дом.
– Пожар начался с подвала, – сказал я.
– Вам лучше знать, – прошипела она. – А вот что я хотела бы знать, так это куда мне податься? Все мои наличные были в этой берлоге, вместе с кредитками и чековой книжкой.
– Я тут на днях немного заработал, – сказал я. – Четыреста восемьдесят долларов. Я поделюсь с вами. Вы с мистером Тайтом сможете снять комнату на двоих, а утром купить себе что-нибудь из одежды.
– Шутите.
Я достал бумажник и отсчитал двести сорок долларов.
– Мы не берем грязные деньги, – заявил мистер Тайт.
– Говори за себя, Фрэнк. – Хелен протянула руку, и я вложил в нее деньги. – Я не такая гордая, от милостыни не откажусь.
– Я рад, что могу помочь вам, – сказал я. – И буду очень благодарен, если вы расскажете мне о той ночи, когда я родился.
Пару секунд она обдумывала.
– Триста. Одежда тоже денег стоит. Я отсчитал еще три двадцатки.
– В ту ночь вы должны были вынести ребенка. Но разразилась буря, началась суматоха, и ребенок умер.
– Ребенок родился мертвым.
– Знаю. Но тут мать моя неожиданно родила двойню, и второй ребенок так быстро вышел следом за вторым, что можно было подумать, что это плацента.
– Он вышел вместе с плацентой. Была такая темень, что я не понимала, что происходит, пока не взяла его в руки. Я сказала про себя: я подарю тебе хорошую семью.
– С помощью Тоби Крафта. Который устроил вам доходный дом после того, как вы отсидели свое.
– О чем вы, черт возьми, треплетесь, а? – встрял мистер Тайт. – В ту ночь, когда была буря, никакого второго ребенка не было.
– Ты не в курсе, – сказала Хелен. – Я тебе не рассказывала, зато теперь могу говорить, что вздумается. Я отсидела. – Она перевела взгляд на меня, глаза были темны от гнева. – У нас была налажена целая система. И система наша спасала невинных младенцев от неблагополучных семей. Между прочим, судья этот факт признал.
– Все делалось детям во благо, – заявил мистер Тайт. Я чуть было не рассмеялся.
– В самый разгар бури вы забрали из родильной палаты второго младенца. Куда вы его понесли?
– Туда же, куда и вас. В палату новорожденных.
– Только не донесла, – вставил мистер Тайт. Хелен Джанетт резко развернулась к нему:
– Ты в какой тюрьме сидел, Фрэнк? Что-то я запамятовала. – Она вновь повернулась ко мне. – В темноте я обмыла его, так же как и вас. В палате новорожденных стояла люлька, на ней была бирка «Данстэн», я ее отыскала при помощи фонарика, потом вынула вас и положила его. Затем отнесла вас к вашей матери. «У меня же двойня, – забеспокоилась она, – где второй?» Я сказала ей, что второго не было, была плацента. Потом включили свет. Я пошла, отчиталась перед доктором Доложила ему то, что сказала ваша мать, – чтобы он потом не удивлялся. Затем вернулась в палату новорожденных. Чуть не умерла от разрыва сердца. Колыбелька Данстэна была пуста. Я было решила, что положила ребенка не в ту колыбель, однако кроватки слева и справа тоже пустовали.
– Кто-то другой стянул ребенка? – поинтересовался мистер Тайт.
– Во всяком случае, сам он встать и уйти не мог. Я думаю, что это миссис Лэндон, та самая, у которой был мертворожденный. Прошмыгнула в палату, взяла ребенка и спрятала его в своем постельном белье. Она выписалась из госпиталя сразу после того, как стихла буря. Эта мысль пришла мне в голову только на следующий день. В записи регистрации больных значился ее адрес – отель «Париж», однако она выехала оттуда в то же самое утро, когда выписалась из больницы.
– И вы пытались разыскать ее, – предположил я.
– Меня волновало здоровье и благополучие ребенка. Волновало ее благополучие собственного бумажника.
И тут я подумал: «А может, и так: Роберт сам выбрался из колыбели и ушел восвояси».
– Так что, если вы спалили дом, чтобы отомстить мне, это было напрасно.
Потянув за рукав халата мистера Тайта, она повела его к полицейскому, усевшемуся на крыло патрульного автомобиля. Перебросившись с ними парой слов, тот посадил их в машину, включил фары и поехал по улице мимо меня. Хелен Джанетт смотрела только вперед. Я провожал взглядом красные габаритные огни до Евангельской улицы.
Минуту-другую после того, как я вошел на первую улочку, меня кольнуло то же чувство, которое я испытал, когда увидел, как Френчи Ля Шапель изображал из себя мирного пешехода. Я оглянулся: вокруг пусто, окна дома закрыты ставнями. Повернув на Кожевенную, я прибавил шагу. То ли из-за того, что один из «главных бомжей» Мьюллена заинтересовался мной, то ли из-за всех последних событий я стал чрезмерно пугливым. Второе больше походило на правду.
С другой стороны, Френчи довел меня до самого пансионата. Возможно, это он устроил пожар, а затем обнаружил, что убил не того человека Там, где Рыбная пересекала Овечью, я остановился подле уличного фонаря с перегоревшей лампой и оглянулся на темный, бесконечный коридор, в котором могла скрыться и дюжина людей. Редкие машины скользили по Евангельской. В соседнем проулке кто-то отхаркивался. Больше никаких звуков я не слышал, однако затылок мой будто что-то покалывало.
Рыбная пересекала Малиновую и Пуговичную, прежде чем встретить пятьдесят футов Восковой, выводившей к Телячьему Двору. В обычную ночь это было бы краткой и скучной прогулкой; с предчувствием же крадущегося за мной Френчи место казалось мне бесконечной пустыней. Я прибавил шагу и углубился в узкий коридор следующей улочки.
Почти неслышный, напоминающий легкую поступь звук раздался за спиной. Если б я шел по Торговой при свете дня, я бы его наверняка не услышал. В самом конце Рыбной какой-то шорох заставил меня резко обернуться: увидел я только пустые дома и слабые отблески света звезд на булыжниках мостовой. Я вспомнил, что Джо Стэджерс продолжал искать меня.
Весь остаток пути до Малиновой я бежал, ускорившись на перекрестке и поднажав в направлении серой неопределенности, обозначавшей пересечение Рыбной и Пуговичной. Хоть в эти мгновения шагов за спиной я не слышал, зато чувствовал приближение преследователя. Я рванулся через Пуговичную и вновь услышал звук легких шагов. Сердце едва не выскочило из груди. Я опять побежал и оглянулся за мгновение до того, как свернуть на Восковую.
Не знаю, что именно это было – образ исчез прежде, чем я успел убедиться, что вообще что-то увидел. Мне показалось, что я различил полы черного плаща, взметнувшиеся и тут же скрывшиеся в потайном закоулке. В тот момент я мог думать лишь о том, что мой старинный враг, которого я прозвал Мистером Иксом, только что скрылся из виду. Скованный ужасом, я застыл на месте. Когда я обрел способность двигаться, я пробежал пятьдесят футов по Восковой, выскочил на Телячий Двор и буквально влетел в вестибюль «Медной головы». Лысый ночной портье с вытатуированным над правым ухом топориком оторвался от книги и поднял на меня глаза.
Пересекая вестибюль, я изо всех сил старался выглядеть нормальным человеком. Портье не отрывал от меня взгляда до тех пор, пока я не начал подниматься по лестнице. На втором этаже я достал ключ от номера двести пятнадцать. Лампа, которую я оставил включенной, роняла круг желтого света на изножье кровати и вытоптанный зеленый ковер. У круглого стола, вытянув скрещенные ноги, сидел Роберт. Он закрыл «Потустороннее» и улыбнулся мне.
78
– Папаша-то наш был писателем паршивеньким, а?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Окутанная вспышками мигалки, из-за угла Ферримэн-роуд вырулила полицейская машина.
– Мы поступим так, – сказал капитан. – Я попрошу мистера Данстэна сесть в патрульную машину и побеседовать с офицером. Миссис Джанетт будет предоставлена возможность высказаться, и она это сделает спокойным тоном. А вы, сэр, пожалуйста, отойдите и постойте на тротуаре.
Хелен кивнула Тайту. Он гордо удалился, а она покрепче запахнулась в халат, готовая к новой схватке.
Из машины выбрались Трехэфт и капитан Мьюллен. Хелен обратилась к ним:
– Я хочу, чтобы вы арестовали этого человека по обвинению в поджоге и убийстве.
Мьюллен проследил взглядом за направлением ее вытянутого пальца:
– Только не вы.
– Хотите верьте, хотите – нет, – развел руками я.
– Мистер Данстэн, вы сеете радость всюду, где только появляетесь.
– Приблизительно до половины второго ночи я находился в отеле «Мерчантс». Ночной портье видел, как я ухо-Аил, однако все только что сказанное может подтвердить Помощник прокурора района Эштон.
– Как же радуют мой слух эти старые песни. – Мьюллен подошел к Хелен Джанетт. – Вы обвиняете этого человека в поджоге?
Поясок стягивал ее халат, как нитка – оболочку сардельки.
– Возможно, вы помните мои беды в ту пору, когда меня звали Хэйзел Янски. Я была наказана за то, что пыталась сделать доброе дело для нескольких беспомощных малышей.
Мьюллен не проявлял никакого оживления:
– Я помню это имя.
– Мистеру Данстэну грязную ложь наплел про меня Тоби Крафт. Я назвала это грязной ложью, потому что так оно и есть, и Тоби Крафт прекрасно это знает. – Хелен содрогнулась. – Послушаешь некоторых, так можно подумать, что я закоренелая преступница, а я всего лишь хотела помочь малышам найти хороших родителей.
Мьюллен устало взглянул на меня:
– Вы не поможете мне здесь разобраться?
– Моя мать думала, что Хэйзел Янски похитила одного из ее детей. Но даже если бы я считал так же, я бы никогда этого не сделал.
Мьюллен прикрыл глаза, открыл заднюю дверь патрульной машины и дал мне знак садиться. Сам он и Трехэфт сели спереди.
– Отель «Мерчантс», – сказал Мьюллен. – Данстэн, зачем вы тратите время, мотаетесь туда-сюда: взяли бы да перебрались жить в «Мерчантс».
– А мне в «Медной голове» хорошо.
– Вам следовало бы знать кое-что о ночном портье, – сказал Мьюллен.
Трехэфт издал зловещий смешок.
Когда мы подъехали к отелю и остановились перед входом, Мьюллен велел Трехэфту спросить, видел ли он после часу ночи мужчину с моими приметами, а если видел – то когда примерно это было.
– Как же мне надоело будить помощника прокурора района Эштон и доставать ее вопросами о местонахождении мистера Данстэна. Если портье не видел его, мы продолжим по привычной схеме.
Мьюллен откинулся затылком на подголовник сиденья.
– Ну, как бы там ни было, это ведь не вы подожгли дом, а?
– Когда я вышел из номера Эшли, там уже вовсю полыхало, – ответил я. – Постоялец, что жил в соседнем номере, частенько засыпал в кресле с непогашенной сигаретой. Вчера он едва не спалил свою комнату.
– Этот пожар не был случайным, – сказал Мьюллен. – Сначала нам позвонили и сообщили, что в задней части здания разбили подвальное окно. Кто-то влез и облил горючей жидкостью все, что там увидел. Затем вылез и поджег. Результаты расследования подготовят позже, но именно это будет написано в протоколе.
– Джо Стэджерс?
– Я его проверю. Да только Джо Стэджерсу сейчас ни до чего, кроме вас, дела нет. Вы случаем не видели, никто там поблизости не околачивался?
– В тот вечер, когда взломали «Дом Кобдена», Френчи Ля Шапель, похоже, шел за мной до самого пансионата.
Вернулся Трехэфт, забрался на водительское сиденье, и машина чуть осела под его весом.
– Портье утверждает, что мистер Данстэн ушел примерно без четверти два.
Мьюллен кивнул:
– Каким, интересно, образом редкий гость нашего города познакомился с самым главным местным бомжом Френчи Ля Шапелем?
Трехэфт резко повернул голову к капитану Мьюллену.
– Мне указал на него мой дядя Кларк, когда Френчи и Кэсси Литтл пришли навестить Клайда Прентисса в больнице Святой Анны. Я всего лишь хотел сказать вам, что он следил за мной до пансиона на Честер-стрит.
– Френчи шел за вами от самого Мерчантс-парка?
– Похоже на то, – ответил я.
– У вас есть какие-нибудь идеи относительно того, почему один из наших самых дрянных мусорных мешков проявляет к вам интерес, мистер Данстэн?
– Ни малейшей.
Лицо Мьюллена растянулось в зевке:
– Офицер Трехэфт, мы с мистером Данстэном хотели бы отойти на пару слов.
Мьюллен неторопливо двинулся мимо входа в отель, кивнул головой в сторону полированного камня, и я прислонился спиной к стене здания. Густой запах дыма тянул в нашу сторону. Мьюллен вздохнул и застегнул пиджак. Затем сунул руки в карманы и опустил глаза на свои туфли. Снова вздохнул.
– Слушаю вас, – сказал я.
Мьюллен обернулся и посмотрел через улицу. Плотный столб дыма как будто сгущал воздух над Честер-стрит.
– Я всегда к вам очень хорошо относился, мистер Данстэн. Вы постоянно возникаете на местах преступлений, вы постоянно подпадаете то под одно обвинение, то под другое, однако все это время я не позволял правосудию прижать вас к ногтю.
– Я заметил, – кивнул я, – и благодарен за это.
– Скажите, нет ли у вас каких-либо служебных отношений с помощником прокурора района Эштон?
– Нет.
– Не являетесь ли вы сотрудником какого-либо федерального ведомства?
– Нет.
– Не имеете ли вы отношения к какому-нибудь профессиональному правоохранительному объединению?
– Нет, конечно, – покачал я головой.
– И вы не частный детектив?
– Я разрабатываю компьютерные программы для компании «Вижн Инк.». Я не работаю ни в ФБР, ни в ЦРУ, ни в министерстве финансов, ни в какой другой организации, которая может проявлять интерес к Стюарту Хэтчу.
– Полагаю, вы не будете возражать, если я проверю, нет ли на вас микрофона?
– Валяйте.
Он обхлопал мою грудь, спину и, присев, пробежался пальцами по моим ногам.
– Распахните пиджак.
Я подчинился, и Мьюллен прощупал у меня под мышками и под воротником рубашки.
– Ну ладно, – сказал он. – Возможно, вы просто частное лицо и по пути в Эджертон случайно познакомились с помощником прокурора из Кентукки. Возможно, вы по воле случая подружились с женой Хэтча. Но вне зависимости от того, кем бы вы, черт вас дери, ни были, я очень хочу сказать вам кое-что и очень хочу, чтобы вы меня выслушали. Мне не нравится лейтенант Роули. Такие копы, как Роули, позорят нас. Что он сделал – ударил вас?
– Он ни с того ни с сего ударил меня в живот, – сказал я. – Затем сбил меня на землю и ударил ногой. Он требовал, чтобы я уехал из города, а я не соглашался. После этого он украл сто долларов из тех денег, что были найдены у меня при обыске в отделении.
– Почему вы не подали жалобу?
– Потому что решил, что жалоба только навредит мне.
– Могли бы обратиться ко мне, мистер Данстэн. Ну да ладно. Сегодня утром вы намекнули, что лейтенант Роули имеет какую-то договоренность со Стюартом Хэтчем. Скорее всего, так и есть. Когда я еще работал патрульным, капитан сыскного отдела и шеф полиции жили в домах, которые оплачивал Стюарт Хэтч. Свой дом я купил себе сам, мистер Данстэн. Весь мой доход составляет зарплата, которую мне платит муниципалитет города Эджертона, но я еще и живу здесь, и если вы не тот человек, за которого себя выдаете, вам придется целую милю ползти на карачках по битому стеклу, прежде чем вы сможете получить работу.
– В среду похороны моей матери, – сказал я. – На следующий день – мой день рождения. В пятницу я возвращаюсь в Нью-Йорк. Вы никогда больше меня не увидите.
Мьюллен развернулся и пошел к полицейской машине.
77
Оставшиеся пожарные направляли струи брандспойтов на тлеющий под кучей бетонных блоков курган. Похожая на сгоревшую кухонную спичку, торчала обугленная угловая опора. Где-то там, под курганом, был погребен Отто Бремен или то, что от него осталось. Безжалостно сверкала вспышка фотографа, выхватывая из темноты остатки рухнувшей стены, картинную раму, скрученную огнем металлическую ногу торшера. Перед капотом пожарной машины бок о бок стояли Хелен Джанетт с мистером Тайтом и оцепенело наблюдали за пробивающимися из развалин язычками пламени.
Завидев меня, Хелен вздрогнула и отступила назад. Мистер Тайт встал между нами:
– И что нам теперь делать? Есть ответ на этот вопрос?
– Ну, кто-нибудь вас, наверное, приютит, – предположил я. – Вы не первые в этом мире погорельцы.
Взъярившись, Хелен Джанетт выскочила из-за его спины:
– По тебе тюрьма плачет, ты, придурок! Ты сжег мой дом, ты оставил меня без крова!
– Это не я сжег ваш дом и не я оставил вас без крова, миссис Джанетт. – Она что-то процедила, но я не разобрал. – Вы можете рассказать, как это произошло?
– Раз уж тебе так интересно. Я проснулась и услышала запах дыма. Вышла из комнаты. Горел пол в коридоре, огонь шел вверх по лестнице. Ничего не видно было из-за дыма. Я замолотила в дверь мистера Тайта, мы побежали вниз, чтобы помочь выбраться мисс Карпентер, мисс Бержесс и миссис Фельдман через черный ход. Меня чуть кондрашка не хватила, пока миссис Фельдман искала свою шубу, – чтоб я еще раз когда-нибудь сделала что-то хорошее для этой женщины! Девушки выбрались из своей комнаты через окно, мы все собрались и попытались разбудить мистера Бремена. Пожарных вызвал, скорее всего, кто-то из жильцов, потому что машины были тут уже минуты через две. К тому времени горел уже весь дом.
– Пожар начался с подвала, – сказал я.
– Вам лучше знать, – прошипела она. – А вот что я хотела бы знать, так это куда мне податься? Все мои наличные были в этой берлоге, вместе с кредитками и чековой книжкой.
– Я тут на днях немного заработал, – сказал я. – Четыреста восемьдесят долларов. Я поделюсь с вами. Вы с мистером Тайтом сможете снять комнату на двоих, а утром купить себе что-нибудь из одежды.
– Шутите.
Я достал бумажник и отсчитал двести сорок долларов.
– Мы не берем грязные деньги, – заявил мистер Тайт.
– Говори за себя, Фрэнк. – Хелен протянула руку, и я вложил в нее деньги. – Я не такая гордая, от милостыни не откажусь.
– Я рад, что могу помочь вам, – сказал я. – И буду очень благодарен, если вы расскажете мне о той ночи, когда я родился.
Пару секунд она обдумывала.
– Триста. Одежда тоже денег стоит. Я отсчитал еще три двадцатки.
– В ту ночь вы должны были вынести ребенка. Но разразилась буря, началась суматоха, и ребенок умер.
– Ребенок родился мертвым.
– Знаю. Но тут мать моя неожиданно родила двойню, и второй ребенок так быстро вышел следом за вторым, что можно было подумать, что это плацента.
– Он вышел вместе с плацентой. Была такая темень, что я не понимала, что происходит, пока не взяла его в руки. Я сказала про себя: я подарю тебе хорошую семью.
– С помощью Тоби Крафта. Который устроил вам доходный дом после того, как вы отсидели свое.
– О чем вы, черт возьми, треплетесь, а? – встрял мистер Тайт. – В ту ночь, когда была буря, никакого второго ребенка не было.
– Ты не в курсе, – сказала Хелен. – Я тебе не рассказывала, зато теперь могу говорить, что вздумается. Я отсидела. – Она перевела взгляд на меня, глаза были темны от гнева. – У нас была налажена целая система. И система наша спасала невинных младенцев от неблагополучных семей. Между прочим, судья этот факт признал.
– Все делалось детям во благо, – заявил мистер Тайт. Я чуть было не рассмеялся.
– В самый разгар бури вы забрали из родильной палаты второго младенца. Куда вы его понесли?
– Туда же, куда и вас. В палату новорожденных.
– Только не донесла, – вставил мистер Тайт. Хелен Джанетт резко развернулась к нему:
– Ты в какой тюрьме сидел, Фрэнк? Что-то я запамятовала. – Она вновь повернулась ко мне. – В темноте я обмыла его, так же как и вас. В палате новорожденных стояла люлька, на ней была бирка «Данстэн», я ее отыскала при помощи фонарика, потом вынула вас и положила его. Затем отнесла вас к вашей матери. «У меня же двойня, – забеспокоилась она, – где второй?» Я сказала ей, что второго не было, была плацента. Потом включили свет. Я пошла, отчиталась перед доктором Доложила ему то, что сказала ваша мать, – чтобы он потом не удивлялся. Затем вернулась в палату новорожденных. Чуть не умерла от разрыва сердца. Колыбелька Данстэна была пуста. Я было решила, что положила ребенка не в ту колыбель, однако кроватки слева и справа тоже пустовали.
– Кто-то другой стянул ребенка? – поинтересовался мистер Тайт.
– Во всяком случае, сам он встать и уйти не мог. Я думаю, что это миссис Лэндон, та самая, у которой был мертворожденный. Прошмыгнула в палату, взяла ребенка и спрятала его в своем постельном белье. Она выписалась из госпиталя сразу после того, как стихла буря. Эта мысль пришла мне в голову только на следующий день. В записи регистрации больных значился ее адрес – отель «Париж», однако она выехала оттуда в то же самое утро, когда выписалась из больницы.
– И вы пытались разыскать ее, – предположил я.
– Меня волновало здоровье и благополучие ребенка. Волновало ее благополучие собственного бумажника.
И тут я подумал: «А может, и так: Роберт сам выбрался из колыбели и ушел восвояси».
– Так что, если вы спалили дом, чтобы отомстить мне, это было напрасно.
Потянув за рукав халата мистера Тайта, она повела его к полицейскому, усевшемуся на крыло патрульного автомобиля. Перебросившись с ними парой слов, тот посадил их в машину, включил фары и поехал по улице мимо меня. Хелен Джанетт смотрела только вперед. Я провожал взглядом красные габаритные огни до Евангельской улицы.
Минуту-другую после того, как я вошел на первую улочку, меня кольнуло то же чувство, которое я испытал, когда увидел, как Френчи Ля Шапель изображал из себя мирного пешехода. Я оглянулся: вокруг пусто, окна дома закрыты ставнями. Повернув на Кожевенную, я прибавил шагу. То ли из-за того, что один из «главных бомжей» Мьюллена заинтересовался мной, то ли из-за всех последних событий я стал чрезмерно пугливым. Второе больше походило на правду.
С другой стороны, Френчи довел меня до самого пансионата. Возможно, это он устроил пожар, а затем обнаружил, что убил не того человека Там, где Рыбная пересекала Овечью, я остановился подле уличного фонаря с перегоревшей лампой и оглянулся на темный, бесконечный коридор, в котором могла скрыться и дюжина людей. Редкие машины скользили по Евангельской. В соседнем проулке кто-то отхаркивался. Больше никаких звуков я не слышал, однако затылок мой будто что-то покалывало.
Рыбная пересекала Малиновую и Пуговичную, прежде чем встретить пятьдесят футов Восковой, выводившей к Телячьему Двору. В обычную ночь это было бы краткой и скучной прогулкой; с предчувствием же крадущегося за мной Френчи место казалось мне бесконечной пустыней. Я прибавил шагу и углубился в узкий коридор следующей улочки.
Почти неслышный, напоминающий легкую поступь звук раздался за спиной. Если б я шел по Торговой при свете дня, я бы его наверняка не услышал. В самом конце Рыбной какой-то шорох заставил меня резко обернуться: увидел я только пустые дома и слабые отблески света звезд на булыжниках мостовой. Я вспомнил, что Джо Стэджерс продолжал искать меня.
Весь остаток пути до Малиновой я бежал, ускорившись на перекрестке и поднажав в направлении серой неопределенности, обозначавшей пересечение Рыбной и Пуговичной. Хоть в эти мгновения шагов за спиной я не слышал, зато чувствовал приближение преследователя. Я рванулся через Пуговичную и вновь услышал звук легких шагов. Сердце едва не выскочило из груди. Я опять побежал и оглянулся за мгновение до того, как свернуть на Восковую.
Не знаю, что именно это было – образ исчез прежде, чем я успел убедиться, что вообще что-то увидел. Мне показалось, что я различил полы черного плаща, взметнувшиеся и тут же скрывшиеся в потайном закоулке. В тот момент я мог думать лишь о том, что мой старинный враг, которого я прозвал Мистером Иксом, только что скрылся из виду. Скованный ужасом, я застыл на месте. Когда я обрел способность двигаться, я пробежал пятьдесят футов по Восковой, выскочил на Телячий Двор и буквально влетел в вестибюль «Медной головы». Лысый ночной портье с вытатуированным над правым ухом топориком оторвался от книги и поднял на меня глаза.
Пересекая вестибюль, я изо всех сил старался выглядеть нормальным человеком. Портье не отрывал от меня взгляда до тех пор, пока я не начал подниматься по лестнице. На втором этаже я достал ключ от номера двести пятнадцать. Лампа, которую я оставил включенной, роняла круг желтого света на изножье кровати и вытоптанный зеленый ковер. У круглого стола, вытянув скрещенные ноги, сидел Роберт. Он закрыл «Потустороннее» и улыбнулся мне.
78
– Папаша-то наш был писателем паршивеньким, а?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65