У вас тоже кто-то в интенсивной терапии?
– Моя мать. – Мы подошли к секции закрытых дверей, я нажал на кнопку. – Нэд Данстэн, рад познакомиться.
– Я тоже, Нэд Данстэн, – проговорила она с легким оттенком иронии, а затем взглянула на меня более задумчиво. – Я слышала это имя прежде. Вы местный?
– Нет, я из Нью-Йорка. – Я поднял голову, разглядывая подсвеченные цифры номеров этажей над дверями лифта.
– Надеюсь, с вашей мамой все в порядке.
Кобби переводил взгляд с меня на свою мать и обратно.
– У нее инсульт, – сказал я. Долгое мгновение мы оба внимательно изучали светящуюся желтым стрелку «вверх». – А вашу уборщицу, наверное, зовут миссис Люм?
Она осветила меня удивленной улыбкой:
– Вы ее знаете?
– Нет, но ее знают мои тетушки.
Пока мы беседовали, из вестибюля понемногу подходил народ. Все внимательно наблюдали, как над дверью в левый лифт зажглась сначала цифра 3, затем 2. Когда вспыхнула единица, толпа хлынула влево. Двери раскрылись, обнажив плотно спрессованную группу людей, которые просачивались в вестибюль, в то время как толпа ожидавших начала давить вперед. Лори Хэтч, не выпуская коляски, попятилась назад.
– Как тебя зовут? – спросил меня Кобби.
– Нэд. – Я следил, как справа от нас «двойка» сменилась «единицей».
Двери загруженного лифта закрылись. Через пару секунд справа открылись другие, выпустив тележку, которую толкал санитар. Он задержал взгляд на Лори, потом глянул на Кобби и затем многозначительно ухмыльнулся мне, когда я последовал за ними.
– Не спеши с выводами, приятель, – посоветовал я ему.
– А я и не сужу никогда с бухты-барахты, – ответил он. Мы оба рассмеялись.
Кобби похвастался мишкой:
– Его зовут Нэд. Это медведь по имени Нэд.
– Ох, Кобби. – Лори присела на колени надеть сыну снятую кроссовку.
Кобби навалился грудью на лямку коляски и самым своим низким голосом нараспев повторил:
– С бухты-барахты.
Лифт остановился, двери расползлись в стороны. Лори взволнованно взглянула на меня.
– Не понимаю, откуда это у него. – Толкнув коляску в коридор, она повернула не в том направлении. Я показал ей рукой, где отделение интенсивной терапии. – Он просто автоматически повторяет все, что слышит.
Я опустил взгляд на Кобби. Малыш внимательно посмотрел на меня и, изобразив на мордашке комическую взрослую серьезность, прорычал:
– С БУ-ХТЫ-БАРРАХ-ТЫ!
– У него, наверное, внутри магнитофон, – пожала плечами Лори.
– У него отличный слух, – сказал я, продолжая улыбаться. – Если он не станет комедийным актером, из него может получиться музыкант.
– Его отца хватил бы инфаркт. – Лори испугала меня взглядом, настолько полным негодования, что он обжег меня, как раскаленное клеймо. – Мы разведены.
Не сговариваясь, мы одновременно посмотрели на Кобби – мальчик, прижавшись губами к мишкиному уху, шептал, что никогда не судит с бухты-барахты.
– Он даже не хотел, чтобы я брала с собой в больницу Кобби.
– Ваш муж не испытывает симпатии к «Святой Анне»?
– Стюарт в совете Лаундэйла. Он считает, что достаточно просто заглянуть сюда, как подхватишь вирус.
– Он, наверное, знаком с Гринвиллом Милтоном?
Лори остановилась и удивленно взглянула на меня.
– Только не говорите мне, что вы знакомы с Гринни Милтоном! – Печаль мгновенно смягчила выражение ее лица. – Хотя это, конечно, вряд ли: он нигде не появляется, за исключением разве что университетского клуба и «Лё Мадригаля».
– Да нет, на самом-то деле мы не знакомы. Его жена – старинная подруга моей матери. Минут пять назад я звонил ей, рассказал о маме, и она упомянула, что ее муж в совете Лаундэйла.
– Ваша мать дружила с Рэчел Милтон? И я через пять минут могу с ней встретиться?
– Не исключено.
– Здорово. Так или иначе, это наше отделение. Самый малый вперед.
Я распахнул огромные двери и пропустил Лори. Цвик подняла глаза над конторкой и изготовилась к битве. Объявление под окошком, на которое я в прошлый раз не обратил внимания, объясняло причину.
– Ого, – проговорил я, – планы слегка меняются. – Я показал на объявление: – «Детям вход запрещен».
– О нет! – воскликнула Лори. – Черт возьми! Кобби, детей сюда не пускают. Тебе придется ждать меня здесь. Я быстро, буквально две минутки, хорошо?
Кобби поднял на маму глаза – в них плескалась тревога.
– Я могу посадить тебя у окошка, и тебе будет меня все время видно.
– Давайте я посижу с Кобби, – предложил я. – Делов-то.
– Нет, я не могу…
– А я хочу остаться с Нэдом и Нэдом, – заявил Кобби. – С этим Нэдом и с тем Нэдом.
– Сначала вы сделались моим гидом, потом вам пришлось выслушивать мои жалобы, а теперь становитесь нашей нянькой.
Неожиданно выскочила тетя Нетти и резко остановилась, задержав руку на дверной створке.
– Не помешала?
– Какие глупости, тетя Нетти. Этот миссис Хэтч. Она пришла навестить миссис Люм. Мы только что познакомились внизу, и я пообещал ей посторожить ее сына, пока она побудет в палате. Лори, это моя тетя, миссис Рутлидж. – Не удержавшись, я улыбнулся абсурдности того, что пришлось оправдываться.
– Здравствуйте, миссис Рутлидж! – Лори удалось скрыть ощущение неловкости куда лучше меня. – Не покажи мне ваш племянник дорогу сюда, я бы наверняка заблудилась.
Кобби воспользовался моментом для того, чтобы выступить со своим: «Я никогда не сужу с БУХТЫ-БАРАХТЫ!»
Лори простонала что-то вроде: «О Кобби!» Нетти вознамерилась было выплеснуть свое негодование на мальчика, но почти сразу смягчилась.
– Устами младенца… Малыш, как тебя зовут?
– КОБДЕН КАРПЕНТЕР ХЭТЧ! – выкрикнул Кобби и, откинувшись на спинку коляски, захихикал.
– Замечательное имя. – Нетти с королевским достоинством повернулась к Лори. – Уверена, миссис Люм будет рада вашему приходу.
Через окошко я наблюдал, как Лори Хэтч подходит к боксу миссис Люм, а тетя Мэй ковыляет к сестринскому посту. Я опустился на корточки у коляски. Динозавры были любимыми животными Кобби, а любимым динозавром был тираннозавр реке. Тетя Нетти ретировалась внутрь отделения. Тетя Мэй придирчиво оглядела сестринский пост, оперлась на стойку и схватила степлер со стола. Затем сунула его себе в сумку.
– О господи… – проговорил я, поняв, что Вине Хардтке все это видел.
– О ГОСПАДИИ, – пропел Кобби, – О ГОСПАДИИ, мамочка идет!
Тетя Мэй навалилась на стойку и взяла блокнот и ручку с другого стола.
Из дверей вышла Лори:
– Ну, как вы тут без меня?
– Как миссис Люм?
– Ей получше, но еще очень слаба. Я заскочу к ней еще разок, когда ее переведут в обычную палату. – Глаза Лори сверкнули, и она легко рассмеялась. – А вы, похоже, чувствуете себя перед тетушкой как школьник, да?
Что бы я ни собирался ответить на это, слова тут же растаяли во внезапно закружившем меня вихре чувственных видений. Женское тело накрывает меня. Волосы скользят по лицу, и зубы прижимаются к основанию шеи. Запах пота и духов наполняет ноздри. Улыбка Лори гаснет. Руки мои, вытянутые вдоль тела, массируют ягодицы лежащей сверху женщины. Ее грудь приближается к моему рту. Язык быстро обводит сосок. Женщина на мне чуть раздвигает бедра, я вхожу в нее и начинаю двигаться в ней…
– Нэд, вам нехорошо?
Я попытался что-то сказать.
– Нет, я…
Я прижал руки к лицу, и женщина, только что слившаяся со мной в единое тело, обратилась в дым Я опустил руки.
– Простите… Все в порядке. – Я прочистил горло, провел носовым платком по лбу и послал Лори, как мне показалось, ободряющий взгляд. – Наверное, не выспался.
– Мне не хотелось бы оставлять вас, если вам нехорошо. А я очень хотел остаться один.
– Ничего, ничего, я уже в порядке. Честное слово.
Я подошел к двери в коридор и открыл ее, пропуская Лори. Все еще озадаченная, она обошла коляску, и мое помраченное сознание стало чуть проясняться. Я вспомнил, как она представилась мне большой сияющей золотой пантерой.
– У вас было такое лицо… Словно вы ели самое восхитительное в мире мороженое, но это приносило вам жестокую головную боль. Удовольствие и боль.
– Неудивительно, что я показался вам больным, – сказал я.
23
Ну, точно, переутомился, признался я себе. Когда я думал о чем-либо другом, кроме состояния Стар, это вызывало во мне чувство вины, и в то же время прекрасная незнакомка по имени Лори Хэтч бессознательно затронула во мне некие струны и вызвала десятисекундное помрачение. С другой стороны, очень может быть, близился очередной припадок. Силуэт доктора Барнхилла то расплывался, то появлялся в фокусе. Глядя поверх его инопланетянской головы, я увидел, что в отделение входит женщина, присутствие которой показалось бы более уместным на углу Десятой стрит и Второй авеню. Темные, чуть рыжеватые волосы развевались вокруг ее славного круглого лица с шаловливо-лукавым выражением глаз, опаловая туника была застегнута от талии до шеи над широкими черными брюками. Мне отчего-то стало легче на душе еще до того, как я понял, кто она. Сьюки Титер выглядела как магарани Maharanee (инд.) – супруга магараджи.
. Доктор Барнхилл быстро шел вдоль боксов, и магарани энергично устремилась вперед. Глядя ей вслед, я мысленно слышал аккомпанемент множества тоненьких колокольчиков.
Как океанские лайнеры, Нетти и Мэй грациозно и величаво развернулись и направились к пологу.
– Полагаю, вы Сьюки Титер? – Я протянул руку.
– Мальчик мой, здравствуй. – Она крепко обняла меня. От ее волос исходил едва уловимый аромат мяты и сандала. – Я бы, конечно, давно уже примчалась, но мне, представляешь, надо было повторить наизусть «Геттисбергскую речь» Самая знаменитая речь президента Линкольна, которую он произнес 19 ноября 1863 года на открытии национального кладбища в Геттисберге; вошла в энциклопедии как образец мудрости и выразительности.
, а потом забрать машину из ремонта! – Она отступила на шаг. – Я так благодарна тебе за звонок. А сам ты… Ты невероятно… Бог мой! Ты просто чудо, вот ты кто!
– Вы тоже чудо.
Доброжелательное лицо Сьюки покрылось румянцем. Широко поставленные, лучистые глаза были разного цвета: правый – зеленовато-голубой, левый – зеленый, как нефрит.
– Рассказывай все-все.
Я почти закончил говорить, когда Нетти отдернула полог в сторону и выплыла из бокса, а за ней следовала Мэй.
– Тетя Нетти, – сказал я, – вам приходилось встречаться с давней подругой Стар Сьюки Титер?
– Приходилось. Вы мне все крыльцо засыпали сигаретным пеплом.
– Мне искренне жаль, что со Стар такое случилось, тетя Нетти, – сказала Сьюки и прошла в бокс.
Немного погодя Нетти резко кивнула и словно обратилась в камень:
– Все ясно.
– Что ясно?
Нетти обожгла меня взглядом, который обычно называют убийственным:
– Ты звонил Тоби Крафту.
– По-моему, ему следует знать, – сказал я.
К нам приближался мужчина с серым, щербатым лицом, в очках с темно-коричневыми стеклами, одетый в отвратительный клетчатый, явно не по сезону теплый пиджак. Его туловище напоминало сигарный окурок. Зачесанные назад – в стиле Джорджа Вашингтона – седые волосы на несколько дюймов не доставали до плеч. Под строгим, неправдоподобно маленьким узлом невообразимого галстука морщился гармошкой воротник рубашки, которую он носит уже как минимум неделю.
– Кто следующий? – спросила Нетти. – Мистер Джон Диллинджер?
– О, а вот и Тоби Крафт, – сказала Мэй. – Легок на помине…
Сьюки Титер раздвинула в стороны полог, и тетушки как по команде разом посторонились. Горе словно затуманило присущую Сьюки блистательность.
– Позвони мне вечерком, хорошо? А если вдруг что-то изменится раньше – тоже звони. – Она вытерла слезы, не отрывая от меня взгляда. Своеобразие цвета ее глаз создавало впечатление, будто я смотрю одновременно на двух людей, заключенных в одно тело.
Сьюки кивнула и пошла по проходу. Глаза Тоби, увеличенные оптикой до размеров куриных яиц, не отрывались от блузки на ее груди.
– Сорви эти крышки люков с его носа, он станет еще страшней, – пробурчала Мэй.
При ближайшем рассмотрении лицо Тоби напоминало домашний сыр.
– Славная девочка. На редкость хороша. Ну, здравствуй, молодой человек! Рад тебя видеть. Спасибо, что позвонил.
Он протянул белую пухлую лапу, обильно покрытую серебристым пушком.
– Каков молодец, приехал, да? – Тетушки не ответили. Он выпустил мою занемевшую руку. – Эх, мне бы твою молодость на двадцать четыре часа. Больше не прошу – только на двадцать четыре часа. Ладно, черт, – по крайней мере, хоть волосы я сохранил. Ну, как Стар?
Я вкратце описал ему ситуацию.
– Хреново дело. – Он провёл рукой по волосам. – Надо бы показаться ей.
– Я пойду с тобой, – сказала Мэй, взяла его за руку, и оба скрылись за пологом.
– Тетя Нетти, – зашептал я, – вы должны быть в курсе: ваша сестра стащила кое-какие вещи со стола медсестер. Что происходит?
Она взглянула на меня скорее огорченно, чем разгневанно, и потянула в дальний конец помещения.
– Тебе следовало бы знать, дружок: то, что делает твоя тетя Мэй, абсолютно тебя не касается. Она сорока-воровка. Только и всего. И никому от этого особого вреда нет. Что там она взяла?
– Степлер, – доложил я, – несколько ручек, блокнот. Но это не…
– Все эти люди, если им требуются канцелярские товары, идут на склад и набирают бесплатно все, за что нам приходится платить по десять долларов в магазине. Мэй помогает сохранять равновесие. Помни – ты Данстэн. Ты должен стоять горой за своих.
Мне в голову не приходило абсолютно никаких возражений.
Силовое поле Нетти почти утратило интенсивность:
– Позволь, я тебе кое-что разъясню. Сестру мою ноги, может, слушаются плохо, зато руки у нее очень проворные. Мэй – лучшая в мире сорока. С тех самых пор, как умерла Куинни.
– Куинни?
– Королева сорок. А как, думаешь, она заработала себе эту кличку? Твоя бабушка могла преспокойно выйти из магазина с цветным телевизором под мышкой, другой рукой толкая посудомоечную машину на тележке, причем менеджер отдела открывал и придерживал для нее дверь, желая хорошего дня.
Мы вернулись к боксу номер пятнадцать в подобии согласия. Лицо Нетти сияло удовлетворением от успешного выполнения трудного задания, я же с трудом сохранял невозмутимый вид.
Из бокса появился Тоби, потирая пальцами щербатую щеку. Выражение его лица могло сойти за меланхолическое.
– Держи меня в курсе, слышишь? Хочу знать обо всем, что происходит. Твоя матушка работала на меня, еще когда ты был стручком, ты знаешь об этом?
– Я помню, – сказал, я. – Как ваша сделка с недвижимостью? – Глаза его потемнели, и я добавил: – Вы мне по телефону о ней говорили.
– А, да Двигается потихоньку. – Глянув искоса на меня, он повернул к выходу. – Остановился у Нетти?
Я кивнул.
– Если придется туго, могу подыскать тебе приемлемое опрятное жилье, скажи, не стесняйся. А если вдруг захочешь малость подзаработать, место в моей лавке тебе найдется. – Потому что ты напоминаешь мне свою матушку.
– Учту, – откликнулся я.
Он кивнул мне, я – ему, словно мы только что заключили сделку. Тоби положил руку на мое плечо и притянул меня ближе к ядовитым испарениям никотина и геля для волос.
– Между нами, ты подметил, что Мэй делает кое-какие вещи, которые не подобают пожилой леди? Советую притвориться, что не замечаешь. Умный понимает с полуслова.
– Она уже смахнула все, что не приколочено, – сообщил я.
Тоби потрепал меня по затылку и хихикнул.
– Нетти говорит, это наследственное.
– Куинни! Вот кто был настоящим виртуозом. Кларк поднес пушистую ладонь ко рту и поцеловал кончики пальцев.
24
На ужин были в точности такие же, как и на ленч, бутерброды, маринованные огурцы и картофельный салат. Кларк аккуратно пристроил на своей вилке крошечный белый комочек салата и проговорил:
– Слышал тут о тебе, сынок. Я молча выжидал.
– Помнишь, я говорил о Пайни Вудсе? Сегодня днем я совершенно случайно встретился с ним. Он сказал, шестьсот долларов.
– Вот как?
– Парень по имени Джо Стэджерс и три его дружка ломают голову, как бы отыграться. – Кларк мельком глянул на меня. – Это ребята из Маунтри. С ребятами из Маунтри лучше не связываться.
– Дядя Кларк, – сказал я. – В следующий раз, когда вы совершенно случайно встретитесь с Пайни Вудсом, сделайте мне одолжение, а? Скажите ему, что никогда ни у кого по имени Джо Стэджерс я не брал шестисот долларов. Никогда в жизни я не встречал человека по имени Джо Стэджерс. В карты я не играю, и вообще мне надоело слушать все это.
Кларк погрузил вилку в картофельный салат:
– Ну, так я ему почти то же самое и сказал. А Пайни ответил, что сам говорил бы так же, будь он на твоем месте.
Незадолго до смены персонала я подошел к конторке и заметил, что молния на моем рюкзаке застегнута не до конца. Во время одной из своих грабительских вылазок Мэй вскрыла рюкзак и стащила что-то, привлекшее ее сорочий глаз, – она не знала, что рюкзак мой. Опустившись на корточки, я вытащил блейзер, который затолкал туда кто-то, кто еще меньше меня боялся измять его, и проверил сложенную внутри одежду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Моя мать. – Мы подошли к секции закрытых дверей, я нажал на кнопку. – Нэд Данстэн, рад познакомиться.
– Я тоже, Нэд Данстэн, – проговорила она с легким оттенком иронии, а затем взглянула на меня более задумчиво. – Я слышала это имя прежде. Вы местный?
– Нет, я из Нью-Йорка. – Я поднял голову, разглядывая подсвеченные цифры номеров этажей над дверями лифта.
– Надеюсь, с вашей мамой все в порядке.
Кобби переводил взгляд с меня на свою мать и обратно.
– У нее инсульт, – сказал я. Долгое мгновение мы оба внимательно изучали светящуюся желтым стрелку «вверх». – А вашу уборщицу, наверное, зовут миссис Люм?
Она осветила меня удивленной улыбкой:
– Вы ее знаете?
– Нет, но ее знают мои тетушки.
Пока мы беседовали, из вестибюля понемногу подходил народ. Все внимательно наблюдали, как над дверью в левый лифт зажглась сначала цифра 3, затем 2. Когда вспыхнула единица, толпа хлынула влево. Двери раскрылись, обнажив плотно спрессованную группу людей, которые просачивались в вестибюль, в то время как толпа ожидавших начала давить вперед. Лори Хэтч, не выпуская коляски, попятилась назад.
– Как тебя зовут? – спросил меня Кобби.
– Нэд. – Я следил, как справа от нас «двойка» сменилась «единицей».
Двери загруженного лифта закрылись. Через пару секунд справа открылись другие, выпустив тележку, которую толкал санитар. Он задержал взгляд на Лори, потом глянул на Кобби и затем многозначительно ухмыльнулся мне, когда я последовал за ними.
– Не спеши с выводами, приятель, – посоветовал я ему.
– А я и не сужу никогда с бухты-барахты, – ответил он. Мы оба рассмеялись.
Кобби похвастался мишкой:
– Его зовут Нэд. Это медведь по имени Нэд.
– Ох, Кобби. – Лори присела на колени надеть сыну снятую кроссовку.
Кобби навалился грудью на лямку коляски и самым своим низким голосом нараспев повторил:
– С бухты-барахты.
Лифт остановился, двери расползлись в стороны. Лори взволнованно взглянула на меня.
– Не понимаю, откуда это у него. – Толкнув коляску в коридор, она повернула не в том направлении. Я показал ей рукой, где отделение интенсивной терапии. – Он просто автоматически повторяет все, что слышит.
Я опустил взгляд на Кобби. Малыш внимательно посмотрел на меня и, изобразив на мордашке комическую взрослую серьезность, прорычал:
– С БУ-ХТЫ-БАРРАХ-ТЫ!
– У него, наверное, внутри магнитофон, – пожала плечами Лори.
– У него отличный слух, – сказал я, продолжая улыбаться. – Если он не станет комедийным актером, из него может получиться музыкант.
– Его отца хватил бы инфаркт. – Лори испугала меня взглядом, настолько полным негодования, что он обжег меня, как раскаленное клеймо. – Мы разведены.
Не сговариваясь, мы одновременно посмотрели на Кобби – мальчик, прижавшись губами к мишкиному уху, шептал, что никогда не судит с бухты-барахты.
– Он даже не хотел, чтобы я брала с собой в больницу Кобби.
– Ваш муж не испытывает симпатии к «Святой Анне»?
– Стюарт в совете Лаундэйла. Он считает, что достаточно просто заглянуть сюда, как подхватишь вирус.
– Он, наверное, знаком с Гринвиллом Милтоном?
Лори остановилась и удивленно взглянула на меня.
– Только не говорите мне, что вы знакомы с Гринни Милтоном! – Печаль мгновенно смягчила выражение ее лица. – Хотя это, конечно, вряд ли: он нигде не появляется, за исключением разве что университетского клуба и «Лё Мадригаля».
– Да нет, на самом-то деле мы не знакомы. Его жена – старинная подруга моей матери. Минут пять назад я звонил ей, рассказал о маме, и она упомянула, что ее муж в совете Лаундэйла.
– Ваша мать дружила с Рэчел Милтон? И я через пять минут могу с ней встретиться?
– Не исключено.
– Здорово. Так или иначе, это наше отделение. Самый малый вперед.
Я распахнул огромные двери и пропустил Лори. Цвик подняла глаза над конторкой и изготовилась к битве. Объявление под окошком, на которое я в прошлый раз не обратил внимания, объясняло причину.
– Ого, – проговорил я, – планы слегка меняются. – Я показал на объявление: – «Детям вход запрещен».
– О нет! – воскликнула Лори. – Черт возьми! Кобби, детей сюда не пускают. Тебе придется ждать меня здесь. Я быстро, буквально две минутки, хорошо?
Кобби поднял на маму глаза – в них плескалась тревога.
– Я могу посадить тебя у окошка, и тебе будет меня все время видно.
– Давайте я посижу с Кобби, – предложил я. – Делов-то.
– Нет, я не могу…
– А я хочу остаться с Нэдом и Нэдом, – заявил Кобби. – С этим Нэдом и с тем Нэдом.
– Сначала вы сделались моим гидом, потом вам пришлось выслушивать мои жалобы, а теперь становитесь нашей нянькой.
Неожиданно выскочила тетя Нетти и резко остановилась, задержав руку на дверной створке.
– Не помешала?
– Какие глупости, тетя Нетти. Этот миссис Хэтч. Она пришла навестить миссис Люм. Мы только что познакомились внизу, и я пообещал ей посторожить ее сына, пока она побудет в палате. Лори, это моя тетя, миссис Рутлидж. – Не удержавшись, я улыбнулся абсурдности того, что пришлось оправдываться.
– Здравствуйте, миссис Рутлидж! – Лори удалось скрыть ощущение неловкости куда лучше меня. – Не покажи мне ваш племянник дорогу сюда, я бы наверняка заблудилась.
Кобби воспользовался моментом для того, чтобы выступить со своим: «Я никогда не сужу с БУХТЫ-БАРАХТЫ!»
Лори простонала что-то вроде: «О Кобби!» Нетти вознамерилась было выплеснуть свое негодование на мальчика, но почти сразу смягчилась.
– Устами младенца… Малыш, как тебя зовут?
– КОБДЕН КАРПЕНТЕР ХЭТЧ! – выкрикнул Кобби и, откинувшись на спинку коляски, захихикал.
– Замечательное имя. – Нетти с королевским достоинством повернулась к Лори. – Уверена, миссис Люм будет рада вашему приходу.
Через окошко я наблюдал, как Лори Хэтч подходит к боксу миссис Люм, а тетя Мэй ковыляет к сестринскому посту. Я опустился на корточки у коляски. Динозавры были любимыми животными Кобби, а любимым динозавром был тираннозавр реке. Тетя Нетти ретировалась внутрь отделения. Тетя Мэй придирчиво оглядела сестринский пост, оперлась на стойку и схватила степлер со стола. Затем сунула его себе в сумку.
– О господи… – проговорил я, поняв, что Вине Хардтке все это видел.
– О ГОСПАДИИ, – пропел Кобби, – О ГОСПАДИИ, мамочка идет!
Тетя Мэй навалилась на стойку и взяла блокнот и ручку с другого стола.
Из дверей вышла Лори:
– Ну, как вы тут без меня?
– Как миссис Люм?
– Ей получше, но еще очень слаба. Я заскочу к ней еще разок, когда ее переведут в обычную палату. – Глаза Лори сверкнули, и она легко рассмеялась. – А вы, похоже, чувствуете себя перед тетушкой как школьник, да?
Что бы я ни собирался ответить на это, слова тут же растаяли во внезапно закружившем меня вихре чувственных видений. Женское тело накрывает меня. Волосы скользят по лицу, и зубы прижимаются к основанию шеи. Запах пота и духов наполняет ноздри. Улыбка Лори гаснет. Руки мои, вытянутые вдоль тела, массируют ягодицы лежащей сверху женщины. Ее грудь приближается к моему рту. Язык быстро обводит сосок. Женщина на мне чуть раздвигает бедра, я вхожу в нее и начинаю двигаться в ней…
– Нэд, вам нехорошо?
Я попытался что-то сказать.
– Нет, я…
Я прижал руки к лицу, и женщина, только что слившаяся со мной в единое тело, обратилась в дым Я опустил руки.
– Простите… Все в порядке. – Я прочистил горло, провел носовым платком по лбу и послал Лори, как мне показалось, ободряющий взгляд. – Наверное, не выспался.
– Мне не хотелось бы оставлять вас, если вам нехорошо. А я очень хотел остаться один.
– Ничего, ничего, я уже в порядке. Честное слово.
Я подошел к двери в коридор и открыл ее, пропуская Лори. Все еще озадаченная, она обошла коляску, и мое помраченное сознание стало чуть проясняться. Я вспомнил, как она представилась мне большой сияющей золотой пантерой.
– У вас было такое лицо… Словно вы ели самое восхитительное в мире мороженое, но это приносило вам жестокую головную боль. Удовольствие и боль.
– Неудивительно, что я показался вам больным, – сказал я.
23
Ну, точно, переутомился, признался я себе. Когда я думал о чем-либо другом, кроме состояния Стар, это вызывало во мне чувство вины, и в то же время прекрасная незнакомка по имени Лори Хэтч бессознательно затронула во мне некие струны и вызвала десятисекундное помрачение. С другой стороны, очень может быть, близился очередной припадок. Силуэт доктора Барнхилла то расплывался, то появлялся в фокусе. Глядя поверх его инопланетянской головы, я увидел, что в отделение входит женщина, присутствие которой показалось бы более уместным на углу Десятой стрит и Второй авеню. Темные, чуть рыжеватые волосы развевались вокруг ее славного круглого лица с шаловливо-лукавым выражением глаз, опаловая туника была застегнута от талии до шеи над широкими черными брюками. Мне отчего-то стало легче на душе еще до того, как я понял, кто она. Сьюки Титер выглядела как магарани Maharanee (инд.) – супруга магараджи.
. Доктор Барнхилл быстро шел вдоль боксов, и магарани энергично устремилась вперед. Глядя ей вслед, я мысленно слышал аккомпанемент множества тоненьких колокольчиков.
Как океанские лайнеры, Нетти и Мэй грациозно и величаво развернулись и направились к пологу.
– Полагаю, вы Сьюки Титер? – Я протянул руку.
– Мальчик мой, здравствуй. – Она крепко обняла меня. От ее волос исходил едва уловимый аромат мяты и сандала. – Я бы, конечно, давно уже примчалась, но мне, представляешь, надо было повторить наизусть «Геттисбергскую речь» Самая знаменитая речь президента Линкольна, которую он произнес 19 ноября 1863 года на открытии национального кладбища в Геттисберге; вошла в энциклопедии как образец мудрости и выразительности.
, а потом забрать машину из ремонта! – Она отступила на шаг. – Я так благодарна тебе за звонок. А сам ты… Ты невероятно… Бог мой! Ты просто чудо, вот ты кто!
– Вы тоже чудо.
Доброжелательное лицо Сьюки покрылось румянцем. Широко поставленные, лучистые глаза были разного цвета: правый – зеленовато-голубой, левый – зеленый, как нефрит.
– Рассказывай все-все.
Я почти закончил говорить, когда Нетти отдернула полог в сторону и выплыла из бокса, а за ней следовала Мэй.
– Тетя Нетти, – сказал я, – вам приходилось встречаться с давней подругой Стар Сьюки Титер?
– Приходилось. Вы мне все крыльцо засыпали сигаретным пеплом.
– Мне искренне жаль, что со Стар такое случилось, тетя Нетти, – сказала Сьюки и прошла в бокс.
Немного погодя Нетти резко кивнула и словно обратилась в камень:
– Все ясно.
– Что ясно?
Нетти обожгла меня взглядом, который обычно называют убийственным:
– Ты звонил Тоби Крафту.
– По-моему, ему следует знать, – сказал я.
К нам приближался мужчина с серым, щербатым лицом, в очках с темно-коричневыми стеклами, одетый в отвратительный клетчатый, явно не по сезону теплый пиджак. Его туловище напоминало сигарный окурок. Зачесанные назад – в стиле Джорджа Вашингтона – седые волосы на несколько дюймов не доставали до плеч. Под строгим, неправдоподобно маленьким узлом невообразимого галстука морщился гармошкой воротник рубашки, которую он носит уже как минимум неделю.
– Кто следующий? – спросила Нетти. – Мистер Джон Диллинджер?
– О, а вот и Тоби Крафт, – сказала Мэй. – Легок на помине…
Сьюки Титер раздвинула в стороны полог, и тетушки как по команде разом посторонились. Горе словно затуманило присущую Сьюки блистательность.
– Позвони мне вечерком, хорошо? А если вдруг что-то изменится раньше – тоже звони. – Она вытерла слезы, не отрывая от меня взгляда. Своеобразие цвета ее глаз создавало впечатление, будто я смотрю одновременно на двух людей, заключенных в одно тело.
Сьюки кивнула и пошла по проходу. Глаза Тоби, увеличенные оптикой до размеров куриных яиц, не отрывались от блузки на ее груди.
– Сорви эти крышки люков с его носа, он станет еще страшней, – пробурчала Мэй.
При ближайшем рассмотрении лицо Тоби напоминало домашний сыр.
– Славная девочка. На редкость хороша. Ну, здравствуй, молодой человек! Рад тебя видеть. Спасибо, что позвонил.
Он протянул белую пухлую лапу, обильно покрытую серебристым пушком.
– Каков молодец, приехал, да? – Тетушки не ответили. Он выпустил мою занемевшую руку. – Эх, мне бы твою молодость на двадцать четыре часа. Больше не прошу – только на двадцать четыре часа. Ладно, черт, – по крайней мере, хоть волосы я сохранил. Ну, как Стар?
Я вкратце описал ему ситуацию.
– Хреново дело. – Он провёл рукой по волосам. – Надо бы показаться ей.
– Я пойду с тобой, – сказала Мэй, взяла его за руку, и оба скрылись за пологом.
– Тетя Нетти, – зашептал я, – вы должны быть в курсе: ваша сестра стащила кое-какие вещи со стола медсестер. Что происходит?
Она взглянула на меня скорее огорченно, чем разгневанно, и потянула в дальний конец помещения.
– Тебе следовало бы знать, дружок: то, что делает твоя тетя Мэй, абсолютно тебя не касается. Она сорока-воровка. Только и всего. И никому от этого особого вреда нет. Что там она взяла?
– Степлер, – доложил я, – несколько ручек, блокнот. Но это не…
– Все эти люди, если им требуются канцелярские товары, идут на склад и набирают бесплатно все, за что нам приходится платить по десять долларов в магазине. Мэй помогает сохранять равновесие. Помни – ты Данстэн. Ты должен стоять горой за своих.
Мне в голову не приходило абсолютно никаких возражений.
Силовое поле Нетти почти утратило интенсивность:
– Позволь, я тебе кое-что разъясню. Сестру мою ноги, может, слушаются плохо, зато руки у нее очень проворные. Мэй – лучшая в мире сорока. С тех самых пор, как умерла Куинни.
– Куинни?
– Королева сорок. А как, думаешь, она заработала себе эту кличку? Твоя бабушка могла преспокойно выйти из магазина с цветным телевизором под мышкой, другой рукой толкая посудомоечную машину на тележке, причем менеджер отдела открывал и придерживал для нее дверь, желая хорошего дня.
Мы вернулись к боксу номер пятнадцать в подобии согласия. Лицо Нетти сияло удовлетворением от успешного выполнения трудного задания, я же с трудом сохранял невозмутимый вид.
Из бокса появился Тоби, потирая пальцами щербатую щеку. Выражение его лица могло сойти за меланхолическое.
– Держи меня в курсе, слышишь? Хочу знать обо всем, что происходит. Твоя матушка работала на меня, еще когда ты был стручком, ты знаешь об этом?
– Я помню, – сказал, я. – Как ваша сделка с недвижимостью? – Глаза его потемнели, и я добавил: – Вы мне по телефону о ней говорили.
– А, да Двигается потихоньку. – Глянув искоса на меня, он повернул к выходу. – Остановился у Нетти?
Я кивнул.
– Если придется туго, могу подыскать тебе приемлемое опрятное жилье, скажи, не стесняйся. А если вдруг захочешь малость подзаработать, место в моей лавке тебе найдется. – Потому что ты напоминаешь мне свою матушку.
– Учту, – откликнулся я.
Он кивнул мне, я – ему, словно мы только что заключили сделку. Тоби положил руку на мое плечо и притянул меня ближе к ядовитым испарениям никотина и геля для волос.
– Между нами, ты подметил, что Мэй делает кое-какие вещи, которые не подобают пожилой леди? Советую притвориться, что не замечаешь. Умный понимает с полуслова.
– Она уже смахнула все, что не приколочено, – сообщил я.
Тоби потрепал меня по затылку и хихикнул.
– Нетти говорит, это наследственное.
– Куинни! Вот кто был настоящим виртуозом. Кларк поднес пушистую ладонь ко рту и поцеловал кончики пальцев.
24
На ужин были в точности такие же, как и на ленч, бутерброды, маринованные огурцы и картофельный салат. Кларк аккуратно пристроил на своей вилке крошечный белый комочек салата и проговорил:
– Слышал тут о тебе, сынок. Я молча выжидал.
– Помнишь, я говорил о Пайни Вудсе? Сегодня днем я совершенно случайно встретился с ним. Он сказал, шестьсот долларов.
– Вот как?
– Парень по имени Джо Стэджерс и три его дружка ломают голову, как бы отыграться. – Кларк мельком глянул на меня. – Это ребята из Маунтри. С ребятами из Маунтри лучше не связываться.
– Дядя Кларк, – сказал я. – В следующий раз, когда вы совершенно случайно встретитесь с Пайни Вудсом, сделайте мне одолжение, а? Скажите ему, что никогда ни у кого по имени Джо Стэджерс я не брал шестисот долларов. Никогда в жизни я не встречал человека по имени Джо Стэджерс. В карты я не играю, и вообще мне надоело слушать все это.
Кларк погрузил вилку в картофельный салат:
– Ну, так я ему почти то же самое и сказал. А Пайни ответил, что сам говорил бы так же, будь он на твоем месте.
Незадолго до смены персонала я подошел к конторке и заметил, что молния на моем рюкзаке застегнута не до конца. Во время одной из своих грабительских вылазок Мэй вскрыла рюкзак и стащила что-то, привлекшее ее сорочий глаз, – она не знала, что рюкзак мой. Опустившись на корточки, я вытащил блейзер, который затолкал туда кто-то, кто еще меньше меня боялся измять его, и проверил сложенную внутри одежду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65