Гвардейцы, проведшие ночь на посту и ничего не знавшие о происшедших в городе событиях, выбежали навстречу. Даниэль спрыгнула с передней подводы и, вытащив из кармана бутылку с вином, потребовала, чтобы все они выпили «за Республику». Те еще раз посмотрели на окровавленную одежду, усталые лица лжесанкюлотов — и поверили им. К тому же Даниэль принялась красочно описывать события минувшей ночи со всеми подробностями. Ее спутники утвердительно кивали головами. Бутылка ходила по кругу, подогревая общий энтузиазм и доверие гвардейцев.
Лежавшие под соломой беглецы тряслись от страха, каждую секунду ожидая разоблачения. Но вот щелкнул бич, и повозки тронулись. По мере того как подводы набирали скорость, сердца спрятавшихся начинали биться ровнее, дыхание обретало свой обычный ритм…
— Вы зарыли в землю свой талант, Данни, — усмехнулся Джулиан.
— Не понимаю? — подняла на него удивленные глаза Даниэль.
— Ваше место на сцене.
— Да, вы правы. Думаю даже, что эта профессия меня бы увлекла. Но тогда я годилась бы лорду Линтону только в любовницы…
Смех Джулиана далеко разнесся в свежем утреннем воздухе. Другие, слышавшие шутку Даниэль, присоединились к нему. И все же в этом веселье сквозило сильное нервное возбуждение. Впрочем, могло ли быть иначе после оставшейся позади ужасной ночи?..
И вот — они снова в Мервенуэе. Все опасности остались позади, но мысли Даниэль, казалось, продолжали витать где-то далеко.
— Она думает о своем сыне, — уверяла Лавиния Чарльза, когда август сменился сентябрем, а их внучка снова отложила очередную поездку во Францию. Но старая графиня ошибалась. Даниэль ждала мужа. Или хотя бы известий о нем. Граф Марч это отлично понимал и поэтому тут же возразил жене:
— Две недели назад она послала письмо Питту и теперь ждет ответа. Он вот-вот должен прийти.
Большую часть свободного времени Даниэль проводила в розарии, играя с Николасом «в прятки». Оттуда хорошо была видна дорога, на которую графиня Линтон постоянно посматривала. Так было и сегодня. Она сидела на камне, том самом, около которого граф Линтон в свое время сделал предложение шумной дерзкой девчонке. Теперь же здесь играл его сын, поочередно произносивший то английские, то французские слова. Даниэль уже в который раз взглянула на дорогу и вдруг увидела одинокого всадника, направлявшегося к их дому. Издали трудно было разглядеть его фигуру, а тем более лицо, но сердцем Даниэль поняла, что это не тот, кого она ждет. Однако могло случиться, что прискакал вестовой от Питта из Лондона и привез какие-то известия о Джастине. Плохие или хорошие — это для нее уже почти не имело значения. Главное — знать, что с ним и жив ли он.
Даниэль взяла на руки Николаса и побежала в дом. Оказалось, что всадник действительно привез письмо от премьер-министра. Даниэль взяла конверт и долго не решалась его распечатать. Наконец, собравшись с духом, сломала гербовую печать…
Ничего особенно утешительного послание Уильяма Питта не содержало. Премьер сообщал, что никакими сведениями о судьбе Джастина Линтона пока не располагает. Очевидно, желая поддержать Даниэль, он писал, что прошедшие со дня отъезда графа пять месяцев — еще недостаточный срок, чтобы предаваться отчаянию, но одновременно признавал, что основания для беспокойства уже есть. Еще Питт горячо благодарил графиню Линтон за ценные сведения, которые она сообщила ему после возвращения из Парижа, а в конце письма желал ей оставаться такой же мужественной и следить за своим здоровьем.
В тот вечер ужинали все вместе. Когда принесли десерт, Даниэль обвела взглядом сидевших напротив участников последней поездки и с улыбкой сказала:
— Итак, друзья мои, не пора ли нам совершить следующее путешествие во Францию? Мы его уже давно откладываем, а в рыбацком поселке на берегу Бретани, наверное, нас уже с нетерпением ждут. И могут пасть духом. Уильям Питт пишет, что положение в Париже еще больше ухудшилось, если такое вообще возможно. Королевская семья содержится в одном из замков под стражей, ее судьба зависит от людского милосердия. Мадам Гильотина трудится без устали и требует себе все новых жертв.
— Данни, а что, если мы поедем туда без вас? — очень робко задал вопрос Джулиан, хотя уже знал ответ.
— Нет, — решительно отрезала Даниэль. — Одна я здесь просто сойду с ума! Вы предлагаете мне каждый час карабкаться на утес и жадно смотреть на дорогу? Для этого у меня уже есть Линтон… Как раз сейчас мне просто необходимо поехать в Париж. Нас там ждет большая и опасная работа. Все свои силы и энергию я отдам ей, вместо того чтобы лить слезы о муже и готовиться к трауру.
Над столом повисло молчание. Возразить Даниэль не решился никто…
Через три дня они отплыли от берегов Корнуолла, а на девятый — прибыли в Париж, объявленный столицей новорожденной Французской республики. Декретом от 21 сентября была упразднена монархия. Пока свергнутый король Людовик XVI и его семейство терпели в заточении грубости санкюлотских гвардейцев, из тюрем на площадь Революции, где была установлена главная гильотина, непрерывно ехали подводы с осужденными. Убитый шестью неделями раньше шевалье д'Эврон избежал этой участи. Меньше повезло графу де Виру. Его голова скатилась на камни площади под разящим ножом мадам Гильотины, и он так и не узнал, что в этот момент среди глумившейся толпы стояла маленькая женщина в одежде парижского оборванца и жарко молилась за упокой его души.
Даниэль не пропустила ни одной повозки, на которой осужденных везли к месту казни. Она бежала рядом, вглядывалась в лица закованных в цепи людей, со страхом ожидая найти кого-нибудь из знакомых. Конечно, Даниэль не могла бы никого спасти, но само ее присутствие должно было вселить в души несчастных надежду, что их оставшиеся пока в живых друзья имеют шанс избежать страшной участи.
На этот раз они уезжали из Парижа на трех подводах. Третью достал Эстэф. «Девушке из мечты» предстояло принять на борт больше пассажиров. Другого выхода не было: вот-вот должны были грянуть зимние штормы, во время которых даже такой опытный моряк, как капитан Джек, не решился бы выйти в открытое море. А тем более стоять в течение двух недель на якоре у скалистых враждебных берегов в ожиДанни сигнала.
Заставу миновали, как обычно, только Даниэль пришлось особенно убедительно разыграть пошлый флирт с гвардейцами, сдобрив его откровенными танцами. Пока те гоготали от восторга и упрашивали Даниэль приехать еще раз, все три подводы спокойно выехали из города.
— Черт бы вас побрал! — выругался Джулиан, как только первая повозка оказалась на уже знакомой дороге, ведущей в сторону Бретани. — Данни, зачем так рисковать? И чем дальше, тем больше!
— Так нужно, — холодно ответила Даниэль.
В Бретань они приехали чуть раньше назначенного срока, не подозревая, что с разницей в несколько часов в том же направлении скачет Эстэф со своими людьми. Он надеялся наверстать разрыв во времени за счет выбранного им более короткого пути. Кроме того, ехать верхом всегда быстрее, чем тащиться на подводах с тяжелой поклажей.
Но на этот раз Эстэф ошибся в расчете. Он не учел, что придется проезжать через несколько больших городов, у ворот которых его с отрядом ожидала проверка документов. Эта процедура заняла много времени, а как-то раз им пришлось дожидаться не один час: мэру города кругом виделись роялисты, и появление вооруженного и прилично экипированного отряда привело городского голову в состояние паники. Подозрение вызвала также нервозность самого Эстэфа и нетерпение, с которым он отвечал на вопросы гвардейцев. Ему пришлось долго доказывать свою лояльность республиканскому режиму, потрясая охранными грамотами и прочими бумагами. Наконец их пропустили через город, но время опять было потеряно. Итак, план схватить беглецов на берегу еще до того, как на условленном утесе загорится сигнальный огонь, так и не осуществился…
Даниэль и ее друзья беспрепятственно выехали на берег и дали капитану Джеку знать о своем прибытии. Скоро к берегу подошла шлюпка; на этот раз она была единственной. Общими усилиями ее вытащили носом на песок и приступили к погрузке.
— Гребцам придется сделать два рейса, — шепнула Даниэль Уэстмору. — Сначала надо отправить пассажиров.
Она оглянулась и посмотрела на бледных, трясущихся от страха и холода беглецов. Их было девять — семь женщин и двое мужчин. Всю и без того нелегкую дорогу от Парижа до Бретани они беспрестанно стонали и жаловались на неудобства, чем порой доводили своих спасителей до бешенства. Вдобавок мужчины страдали страшным высокомерием и самолюбием, решительно отказываясь признавать авторитет Даниэль, вновь облачившейся в бриджи и темную рубашку.
— Я был бы чертовски рад больше никогда их не видеть, — проворчал Уэстмор, — но эти стоны и капризы будут сопровождать нас всю дорогу!
Даниэль грустно засмеялась. Тем временем на берегу произошла очередная заминка. Несмотря на то что дорога была каждая секунда, беглецы принялись спорить, кому из них ехать первым рейсом. Это привело в ярость Филиппа:
— Первыми поедут дети и женщины! — теряя самообладание, закричал он. — А мужчины останутся пока с нами.
Одна в высшей степени аристократично выглядевшая дама, прижимая к груди ребенка, заявила, что никуда не поедет без мужа.
— Как вам будет угодно, мадам, — ледяным тоном ответил Филипп, — но остальных прошу, ради Бога, поторопиться.
Имевшийся в виду муж разразился отчаянной бранью в адрес Даниэль, а заодно и своей жены. Тем временем организаторы побега чуть ли не по пояс в воде сталкивали лодку с песка. Наконец это им удалось, двое гребцов взмахнули веслами, и шлюпка исчезла в темноте. «Покинутый» муж продолжал браниться и обвинять всех в грубом отношении к себе. Даниэль не выдержала:
— Месье, может быть, лезвие ножа мадам Гильотины кажется вам более нежным? Или…
— Не надо, Данни, — тихо сказал Джулиан, обняв ее за плечи. — Вы же видите, что они до смерти напуганы…
— А разве мы — нет? — буркнула в ответ Даниэль, но взяла себя в руки.
Шлюпка вернулась через два часа. На этот раз, чтобы не терять времени, ее не стали вытаскивать на песок.
— Вы позволите, мадам? — галантно спросил Джулиан у оставшейся на берегу женщины с ребенком и, не дожидаясь согласия, поднял ее на руки и перенес в лодку. Уэстмор проделал то же самое с ребенком, который царапался и бился в его руках, оглашая берег отчаянным криком. Помочь его отцу не захотел никто; тот в очередной раз чертыхнулся и, съежившись, вошел в холодную воду. Остальные, включая Даниэль, последовали за ним.
Все было готово к отплытию, когда неожиданно раздался отчаянный крик ребенка, сидевшего на руках у матери:
— Ма-а-а! Где моя кукла?! Она осталась там! Вели ее принести!
Даниэль негромко выругалась, выпрыгнула из лодки в холодную воду и, выйдя на берег, побежала к утесу, рядом с которым должна была лежать злосчастная кукла.
Случившегося в следующий момент поначалу никто из сидевших в лодке не понял: узкую тропинку, по которой Даниэль с куклой в руках уже спускалась к берегу, вдруг перекрыли неведомо откуда взявшиеся вооруженные люди. Сухо щелкнул мушкетный выстрел, затем на несколько мгновений наступила жуткая тишина. Джулиан и три его товарища вскочили на ноги, резко накренив лодку. Раздался испуганный женский крик, но двое гребцов дружно взялись за весла, и шлюпка устремилась в сторону моря. С берега по ней открыли беглый огонь.
Крошечная фигурка Даниэль металась из стороны в сторону, пытаясь проскользнуть к берегу, броситься в воду и добраться до шлюпки. И вдруг Данни застыла на месте: в высокой фигуре, стоявшей на самом берегу и смотревшей прямо на нее, она узнала…
Во всю силу своих легких она выкрикнула имя предателя. Ее голос долетел до слуха стоявшего на корме шлюпки Джулиана, и он громко повторил имя подлеца:
— Эстэф!
Крик боли раздался рядом с Джулианом, это кричал один из гребцов, раненный в плечо… Джулиан обернулся и, увидев, что тот другой рукой зажимает рану, изо всех сил пнул носком сапога прятавшегося на дне лодки француза:
— Вставайте и займите его место! Быстро! Если хотите остаться в живых.
Француз тут же поднялся, сел на поперечную скамью и взял в руки весло. Джулиан повернулся к другому гребцу:
— Скажите Джеку, чтобы он отвел яхту подальше от берега и ждал нашего сигнала. Понятно?
Тот утвердительно кивнул головой. Тогда Джулиан перевел взгляд на своих друзей:
— Быстро, все в воду. Только тихо. Их слишком много, поэтому единственная наша надежда — на внезапность.
Мужчины сбросили с ног тяжелые сапоги и сложили на дно лодки плащи, шпаги и пистолеты, оставив себе лишь острые кинжалы. Затем они осторожно соскользнули в воду. В этом месте было уже глубоко, к тому же пришлось бороться с подводным течением, но под покровом темноты всем четверым удалось благополучно и, главное, незаметно добраться до берега.
Эстэф злобно выругался, увидев, что его план наполовину рухнул. Ничего сделать уже было нельзя. Хотя шлюпка находилась еще в пределах досягаемости мушкетного выстрела, ее почти полностью поглотила тьма. В ночном мраке преследование представлялось совершенно бессмысленным.
Зато в руках у него осталась Даниэль. Почему она в последний момент выпрыгнула из лодки, Эстэфа не интересовало. Птичка попала в клетку, а это было главное. И он быстрыми шагами направился к ней, по пути вытащив из кармана скомканный лоскут материи.
Три рослых гвардейца с величайшим трудом связали руки Даниэль за спиной, однако унять ее ядовитый язык так и не смогли. Поток отборной площадной брани обрушился на них, а когда Эстэф подошел совсем близко, он получил плевок в лицо.
— За это вы заплатите мне чуть позже, — злобно улыбнулся он, вытираясь тыльной стороной ладони. И вдруг крепко прижал скомканный лоскут к носу и губам Даниэль. Сладкий, дурманящий запах хлороформа мгновенно затуманил ее сознание. Последнее, что она запомнила, была улыбка Эстэфа и его бесцветные глаза. Но они уже не были похожи на рыбьи: так смотрит на свою жертву готовая к броску кобра…
Прятавшиеся за утесом друзья Данни не могли видеть подробностей этой омерзительной сцены. Но в любом случае они были бессильны что-либо сделать. Четверо с кинжалами в руках против одиннадцати хорошо вооруженных гвардейцев… Слишком неравными оказались бы силы, ввяжись они в бой.
Только когда Эстэф и его люди поднялись на самую вершину утеса, четверо англичан рискнули выйти из своего укрытия и, прячась за большими валунами, осторожно последовали за ними. Они наблюдали, как французы сели на коней, как привязали поперек седла Эстэфа потерявшую сознание Даниэль, а затем поскакали в глубь тянувшегося от самого берега поля.
— Они не собираются сразу же возвращаться в Париж, — задумчиво сказал Джулиан. — Это дает нам надежду. Хотя мы мало что можем сделать без одежды и лошадей, но теперь нам, по крайней мере, известно, в каком направлении они поскакали. Найти же одиннадцать вооруженных всадников в таком уединенном месте, как это, будет нетрудно.
— Но что с Данни? — встревожено спросил Тони.
— Если бы Эстэф хотел ее просто убить, он бы это уже сделал. И уж во всяком случае, не стал бы таскать у себя за спиной бездыханное тело. Скорее всего у него имеются в отношении графини Линтон еще какие-то планы. А пока он будет держать ее взаперти. Но где? Вот это нам и надо в первую очередь выяснить. Потом мы попытаемся освободить Данни. Теперь идемте в поселок, заберем у Леграна наших лошадей и попытаемся найти приличную одежду.
Речь Джулиана была до того здравой, что никто и не подумал с ним спорить. В рыбацком поселке у них уже были друзья, готовые оказать гостеприимство всей четверке. Естественно, потом хозяевам будет щедро заплачено. Итак, переодевшись и получив лошадей, они уже через час-другой собирались пуститься вдогонку за похитителями Даниэль…
…Графиня Линтон очнулась от ощущения, словно ее бьют тяжелым молотком по голове. Удары ритмично следовали один за другим, и после каждого казалось, что череп вот-вот расколется. Острый приступ тошноты заставил ее уткнуться головой в подушку: хлороформ все еще действовал. Никакого другого движения Даниэль сделать не могла, поскольку руки ее были накрепко связаны за спиной. Полежав так несколько минут, она снова потеряла сознание.
В следующий раз Даниэль пришла в себя оттого, что кто-то омывал теплой водой ее лицо, отводил упавшие на лоб волосы и, поддерживая ладонями голову, вытаскивал из-под нее залитую рвотой подушку.
— Тошноты больше не будет, — донесся откуда-то издалека голос Эстэфа. — Оставьте ее в покое, пусть она немного отдохнет. А вы пока можете идти. Когда будет нужно, я позову.
Даниэль слегка приоткрыла один глаз и увидела, что эти слова относятся к молоденькой девушке с очень усталым лицом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58