Странствия по Сибири. Пусть поверит отец, пусть утешится его и
стерзанное болью родительское сердце.
«Ах, папенька! Милый мой! Какой же ныне выдался очаровательный вечер! Ясно
е небо! Звезды горят ярко, а кругом мрак. Окрест нашего стана пылают костры
. В ярком пламени рисуются различные фигуры в различных положениях. Близ
кие деревья освещены, подобно театральным декорациям, одушевленные кар
тины, да и только, и каждая из них носит на себе особый отпечаток. Бальзами
ческий воздух Ц все, все очаровательно! Очаровательно даже и не для узни
ка, которому после тюрьмы и затворов, без сомнения, прелестен божий мир».
Пусть поверит папенька, что она совершенно счастлива даже здесь, в далек
ой и странной Сибири. Пусть поверит…
Спустя четыре недели этап был готов к отправке в Нерчинск. Дни стояли нес
терпимо жаркие, с Китая дул ветер, бросал в лицо пригоршнями песка. Трава с
тала бурой, где-то начали гореть леса, дым стелился по земле.
Генерал Шеин получил подписку с каждой из женщин и отправил документы в
Иркутск. Оттуда уже новый курьер поскачет в Санкт-Петербург. Генерал реш
ил отправить женщин вслед за этапом в повозках на высоких колесах.
Ц Ведь они же, Ц заявил он, Ц теперь такие же бесправные, такие же арест
антки.
Полковник Лобанов повесил мундир на вешалку, отсалютовал ему, затем пере
оделся в гражданское, натянул высокий юхтовый сапог, купленный у бурятов
. А потом попрощался с генералом Шейным.
Ц Вы когда-нибудь покупали всего один сапог? Ц спросил Лобанов. Ц Не па
ру, нет, а только один. Потому что для чего моей деревяшке сапог? А эти торга
ши! «Ваше благородие, кто ж купит у меня непарный сапог?» Я отвечаю: «Поищи
себе еще какого-нибудь одноногого!» А этот жулик кричит: «Так вдруг у него
левой ноги не будет? Я разорен! Вы должны оплатить пару, даже если один воз
ьмете!». Вот и не осталось мне ничего другого, как отдубасить пройдоху по ш
ее этим самым сапогом, положить два рубля и уйти!
Ц Врете вы все, Ц добродушно отозвался Шеин. Ц Сапоги-то рубль стоят. Э
тот жулик и впрямь вас за идиота законченного держал. Хотя вы и есть такой
идиот! Раз в Нерчинск собрались.
Ц Да, собрался. Пару лет, что мне еще остались, я вполне могу провести в лес
у. И кто меня в этом обвинит? Да никто! Я пожертвовал государевой службе до
лгие годы… и ногу. А теперь я на покой хочу. Буду сидеть на солнышке, а зимой
греться у открытой печки, покуривать трубочку и дожидаться в гости костл
явой с косой в руке. Скажите честно, Шеин, разве ж это не чудесно?
Ц Но немного безнадежно, Николай Борисович.
Ц Зато покойно, Ц рассмеялся Лобанов. Ц Не так уж много мест в России, г
де можно жить спокойно.
Этапом в Нерчинск было поручено командовать молоденькому лейтенанту П
олкаеву. Шеин выбрал его специально, прекрасно зная, что юноша пока не дор
ос до сего задания. И Лобанов это тоже знал.
Ц Полкаев, вы Ц зеленый юнец, Ц без обиняков заявил ему полковник, а лей
тенант даже и не подумал обижаться на него. Для Полкаева полковник Лобан
ов был героем войны, а герои Ц они все так с обычными людьми разговариваю
т. Ц Вас назначили командиром, Ц продолжал полковник, Ц но решения при
нимать буду я. Надеюсь, мы поняли друг друга, лейтенант?
Ц Очень даже хорошо, Николай Борисович, Ц Полкаев вытянулся по стойке «
смирно». Ц Я так и думал.
Ц А вы умны не по летам! Ц усмехнулся полковник. Ц Думаю, вам удастся сд
елать карьеру.
Лейтенант помог Лобанову взобраться в седло; повозки и тарантасы жен дек
абристов, доверху груженные всевозможным багажом, были готовы к отправк
е. Из острога выехали широкие телеги арестантов. Сюда же были погружены м
атериалы и инструменты, амуниция и провиант, сами же арестанты марширова
ли рядом. Но очень скоро все изменится. Дорога на север была отвратительн
а. Довольно скоро она превратится в тропинку, а под конец и тропинки-то не
будет. Сибирь еще покажет, какова она на самом-то деле: прекрасная, но опас
ная.
Ц Колонна, шагом марш! Ц закричал Лобанов, вскидывая руку.
Маленькие, бурые лохматые лошаденки неторопливо затрусили вперед. Куче
ра ругались, раздавались удары плетей, обрывки песен. Женщины оглядывали
сь на Читу, исчезнувшую в клубах пыли. Генерал Шеин в одиночестве стоял на
обочине дороги, держа в поводу лошадь. Он казался ожившим памятником, пос
ледним бастионом цивилизации.
Ниночка, а ей все не сиделось в повозке, которой правил верный Мирон, перео
делась в брюки и сапоги и гарцевала на лошади во главе колонны.
Ц Ну прямо мальчишка, Ц весело улыбнулся полковник Ниночке, и в самом д
еле напоминавшей в этом наряде молоденького юношу. Ц Что дальше-то напр
идумываешь? Лучше скажи, когда ребеночка-то родишь?
Ц Коли Бог захочет, месяцев через девять, батюшка, Ц ответила Ниночка. О
на уже привыкла величать Лобанова так, он и в самом деле казался ей чем-то
незыблемым и надежным, многим напоминая отца. Ц Я очень молюсь об этом. Р
ебенок придаст Борису силы.
Ц А известно ли вам всем, сударыни, что в Нерчинске еще нет никакого докт
ора? Возможно, что таковой и не появится никогда.
Ц И что ж с того, Николай Борисович! Если бурятки рожают детей без доктор
ов, почему бы и мне не попробовать?
И летела впереди этапа песня, трогательная песня, только что сочиненная
неуместным в Сибири Кюхлей и подхваченная всеми без исключения. Даже Лоб
анов подпевал весело.
Что за кочевья чернеются
Средь пылающих огней? Ц
Идут под затворы молодцы
За святую Русь.
За святую Русь неволя и казни Ц
Радость и слава!
Весело ляжем живые
За святую Русь.
Спите, равнины угрюмые!
Вы забыли, как поют.
Пробудитесь!..
Песни вольные
Оглашают вас.
Славим нашу Русь, в неволе поем
Вольность святую.
Весело ляжем живьем
В могилу да за святую Русь.
Слушали эту песню густые заросли карликовой ивы и березы. Крапива, непре
менная спутница покинутых человеком дорог, тоже вслушивалась в голоса э
тапа. В густой траве, таясь, слушали зверьки малые.
Слушали крутые увалы. Вслушивались тропы звериные, по всей видимости мед
вежьи. Испуганно взлетали рябчики, разбегалась какая-то мелкая лесная ж
ивность, мелькнет по стволу белка, в кустах шумно и тяжело взлетит копалу
ха.
А вот песня оборвалась, уткнувшись в прибрежные кусты неширокой, но бурн
ой и глубокой речки. От некогда деревянного моста осталась лишь длинная
плаха, чудом державшаяся на двух сваях. Брод, брод придется искать. И с пес
ней направились на поиски. Они шли, как вдруг почувствовала Ниночка стра
нное удушье, тревога сковала сердце, и ей нестерпимо захотелось как можн
о быстрее покинуть это страшное, гиблое место. Впечатление усугубляли мр
ачные, поросшие темным лесом горы, болото в стороне, покрытое низкоросло
й рыжей травой. Очевидно, остальные тоже испытывали те же чувства, перегл
ядываясь, перестали улыбаться привычно, а только отводили глаза в сторон
у.
В воздухе витало нечто гнетущее, давящее пронзительным холодом и ненави
стью. Может быть, это духи сибирские шалят. Иначе откуда здесь такая конце
нтрация гигантской отрицательной энергии?
Ц Здесь раньше лихие люди пошаливали, кровушку человеческую лили без м
еры, Ц вздохнул Лобанов и перекрестился. Ц Места эти много человечески
х смертей, унижений да злобы насмотрелись.
Ветер посвистывал в ветвях, и Ниночка внезапно поняла, что только этот зв
ук сиротливый нарушает странное безмолвие, поглотившее таежную местно
сть. Здесь молчали птицы, неумолчно свиристевшие до того в тайге, здесь не
шумели вершины деревьев, не шелестела трава. Только монотонный, тоскливы
й звук ветра бился, как память о жутком человеческом бытии.
Лобанов взглянул на помрачневший этап:
Ц Гиблое, страшное место, смертью пахнет и горем! Сколько же здесь бедола
г полегло, одному Богу ведомо! Давайте-ка поспешать. Нам на север надобно…
Обойдя место страшное, вздохнули свободно. Здесь царила радость, весна ж
изни. Пахло холодной, чистой водой, пряными травами, только-только пошедш
ими в рост. Тайга дышала молодой, прозрачно-зеленой листвой. В долине подл
е Читы уже отцвели и черемуха, и рябина, а здесь же они едва набрали цвет. Из
-под ног выбивались ярко-розовые венчики бадана, острые стрелки черемши.
Это время в тайге Ц время появления на белый свет детенышей маралов, кос
уль, кабарги. Медвежата уже вовсю бегают за своими косолапыми мамашами. П
тичьи гнезда полны разноцветных комочков юных жизней. Резкий запах тайг
и будоражит все сущее. И вновь несется сочиненная только что песня:
Что за кочевья чернеются
Средь пылающих огней? Ц
Идут под затворы молодцы
За святую Русь.
За святую Русь неволя и казни Ц
Радость и слава!
Весело ляжем живые
За святую Русь.
Лошади, мерно покачивая головами, трусят на север дружно, без понуканий.
Тропа свернула вправо, пошла дорога круче. Теперь шли гуськом, изредка по
крикивая на лошадей, на ходу пытавшихся ухватить пучки молодой травы. До
рога метнулась в кедровый лес. Кажется, здесь совсем недавно прошла силь
ная буря, уж слишком много деревьев поваленными оказались. Ветром выворо
тило многие кедры, при падении захватившие корнями огромные пласты земл
и. Повсюду лежал валежник, огромные обломки старых деревьев, а «пол» кедр
ового леса покрывал зеленый влажный мох. Поглощавший все, что падает на з
емлю. Мох сей не терпел в соседях ни трав, ни цветов, не давал росту листвен
ным деревьям, Ц поэтому все в кедровом лесу показалось женщинам так одн
ообразно, одноцветно. Разве только лучи солнца сибирского, проскользнув
сквозь пушистые, густые кроны деревьев, скрашивали скучный фон причудли
вым узором, сотканным из света и теней.
Они уже порядком все устали. То и дело приходилось поддерживать тюки со с
карбом, чтобы не заваливались они набок. Пальцы болели, вдавленные в твер
дые носки сапог. Привал, поскорее привал…
Ниночка почти не чувствовала усталости, но так хотелось поскорее остано
виться, за подруг волновалась. Как-то они перенесут все это? Лобанов тоже
тревожно оглядывался на спутниц и, хотя на ночлег останавливаться было в
сякий раз рановато, он приказывал отдыхать этапу.
Выпустив лошадей из тарантасов и стреножив их, отгоняли на небольшие пол
янки, густо поросшие молодой травой. Хлопоты вокруг костров, приготовлен
ие нехитрого обеда. Солнце вечернее украдкой поглядывало на них. От земл
и, камней, травы поднимался легкий пар. Красотища!
Ночи были холодные. Немая тишь звездного неба висела над ними. Все выше по
днималось огненное пламя, разгоняя мрак, даря живительное тепло. Вот в ог
онь попадались пихтовые веточки, вспыхивали моментально, осыпая солдат,
каторжан и женщин фейерверком искр.
Люди, проведя долгий день на свежем воздухе в тайге, засыпали быстро. Их не
тревожила ни бессонница, ни сновидения, они не слышали ночных шорохов и з
вуков, не замечали кочек и шишек под собственными боками. Такова уж тайга
сибирская, за день силушки человеческие измотает, но и восстановит их бы
стрее!
Ночью все они спали крепко. Не колыхались мохнатые вершины кедров, словн
о боясь нарушить тишину холодной ночи, дремали ручьи, и даже костры засып
али по ночам, прикрывшись толстым слоем пепла.
А утром их будил зычный голос полковника Лобанова:
Ц А ну, подъем, господа хорошие! Нам вперед надобно, на север…
Они шли на север уже двадцать дней. Двадцать дней борьбы с лесом, жарой, не
прекращающимся ни на минуту дождем, вновь превратившим землю в первобыт
ное болото.
Впервые им пришлось рыть могилу для двух мужчин, бывших «черниговцев» и
их жен. Нет-нет, женщины эти ничем не болели, но, взглянув на спокойные мерт
вые лица мужей, они просто ушли в лес и повесились. Мужья были их жизнью, и в
от теперь они были мертвы, так что же им, их супругам, ждать теперь от Сибир
и? Для них жизнь оборвалась.
Их похоронили рядом, помолились, а потом пошли дальше. Каждая остановка т
олько усугубляла их плачевное положение, они и без того устали, а им еще пр
едстояло готовиться к зиме.
Ц Вперед! Ц кричал Лобанов. Ц Вперед! Мы скоро уже доберемся! Не так уж и
много этих верст осталось.
Версты… Вся их жизнь превратилась в отмерянные и еще не пройденные верст
ы… И этот дождь, дождь, дождь. Тайга плакала.
Уже давно женщины шли в ногу со своими мужьями, выталкивали из непролазн
ой грязи повозки, готовили на кострах пищу, перевязывали раны. Они были ан
гелами-хранителями осужденных царем и страной, один лишь их взгляд всел
ял в людей новые силы.
Еще немного! Всего-то несколько верст с гаком! А гак еще на полверсты потя
нет. Ветер становился все холоднее и холоднее, завывал угрожающе в крона
х деревьев. Скоро зима! Уже совсем скоро! Быстрее, быстрее!
Четвертого августа они добрались до Нерчинска. Лобанов вздохнул облегч
енно: бега наперегонки с непогодой они все-таки выиграли.
Украдкой смахнул полковник слезу. Он уже успел полюбить этих подруг по н
есчастью Ц и Ниночку, и Александру Григорьевну Муравьеву, юную, белокур
ую, гибкую станом и прекрасную лицом и сердцем, и Елизавету Петровну Нары
шкину, гордую, надменную двадцатитрехлетнюю красавицу, схоронившую доч
ь еще до осуждения мужа, и Александру Васильевну Ентальцеву, круглую сир
оту, никогда не имевшую детей, и княгиню Волконскую, и Полину Анненкову, эт
у жизнерадостную француженку, никогда не оставлявшую веселости даже в с
амых трудных обстоятельствах. Но все чаще взгляд его останавливался на Т
рубецкой, которую даже за глаза Лобанов не осмеливался называть Катеньк
ой, Катюшей…
Нерчинские рудники на первый взгляд казались безутешным пятном на теле
земли, местом, о котором позабыл Господь в дни Творения. Но при более точно
м рассмотрении становилось понятно, что к этому местечку стоит приложит
ь руки. Текла куда-то широкая и спокойная Олекма, речонка, в которой рыбе т
есно было, вода ее была прозрачной, вкусной и очень холодной. А вокруг стоя
ли леса, полные разного дикого зверья, бобры строили на реке свои хатки, ол
ени безбоязненно выходили на зеленые лужайки, лисы, барсуки, рыси и росом
ахи жили в тех лесах, а если встать на камни в одной из бухточек, можно увид
еть, как выпрыгивает из воды лосось, длинные, откормленные рыбы мелькают
в воде, почти что плывя к человеку в рот, словно в сказочной стране с молоч
ными реками и кисельными берегами.
Ц Что за земля! Ц восторженно повторял Лобанов. Ц А ее еще боятся в этой
вашей Европе! Ц И победно глянул на женщин, стоявших вместе с ним на бере
гу Олекмы. Ц Ну, кто из вас еще тоскует по каменным мостовым Петербурга? К
то мечтает о шелковых обоях на стенах? Кто плачет по гобеленовым креслам?
Только не я!
Княгиня Трубецкая звонко рассмеялась.
Ц Я заказала в Иркутске два кресла с гобеленовой обивкой. Их как раз везу
т в Читу. А уж оттуда и к нам доставят. Одно я мужу подарю, а второе Ц вам, Ник
олай Борисович.
И Лобанов впервые покраснел от смущения, отвел глаза в сторону.
Первые недели были заполнены суетой. Мужчины Ц жившие теперь в остроге
за высоким деревянным тыном Ц начали валить лес. До снега было еще далек
о, ветер уж был пронизывающим, но все-таки не ледяным. Холодно им пока что н
е было.
Те, кто жил в Нерчинске, вели себя поначалу выжидающе: буряты, тридцать два
помилованных, но оставленных в Сибири на поселении арестантов и несколь
ко охотников, доставлявших меха в государственную факторию, где царил то
лстяк-купец Порфирий Евдокимович Бирюков. Он-то и был настоящим хозяино
м Нерчинска. Он назначал цену, он представлял торговые интересы царя и ра
здавал водку. Одно это превращало его в полудержавного властелина.
Лобанов сразу же по прибытии нанес купцу официальный визит, осмотрел его
с ног до головы и проговорил спокойно:
Ц Послушай-ка ты, висельник! У тебя есть два варианта… или ты делаешь, что
я скажу, или я делаю то, что я хочу. Что выберешь?
Порфирий Евдокимович решал недолго и, глядя на деревянный протез полков
ника, уточнил:
Ц А разве это не одно и то же, отец любезноверный?
Ц В общем-то, нет. Если будешь делать, что я захочу, жизнь твоя будет споко
йна. А если я начну делать все, что мне заблагорассудится, будешь молить Го
спода Бога о каждой, выдавшейся спокойной, минутке.
Ц Лучше договориться, Ц дипломатично отозвался Бирюков.
Они выпили за дружбу четыре граненых стакана водки, находя друг друга кр
айне отвратительными рожами, но были готовы ужиться.
Женщин распределили по деревянным баракам. Там жили вольнопоселенцы, и э
то было сущей бедой. Эти помилованные, не имеющие права покидать Сибирь д
о конца жизни, большей частью были личностями криминальными, в свое врем
я «щипали» честных прохожих на темных улицах, занимались воровством и ду
шегубством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
стерзанное болью родительское сердце.
«Ах, папенька! Милый мой! Какой же ныне выдался очаровательный вечер! Ясно
е небо! Звезды горят ярко, а кругом мрак. Окрест нашего стана пылают костры
. В ярком пламени рисуются различные фигуры в различных положениях. Близ
кие деревья освещены, подобно театральным декорациям, одушевленные кар
тины, да и только, и каждая из них носит на себе особый отпечаток. Бальзами
ческий воздух Ц все, все очаровательно! Очаровательно даже и не для узни
ка, которому после тюрьмы и затворов, без сомнения, прелестен божий мир».
Пусть поверит папенька, что она совершенно счастлива даже здесь, в далек
ой и странной Сибири. Пусть поверит…
Спустя четыре недели этап был готов к отправке в Нерчинск. Дни стояли нес
терпимо жаркие, с Китая дул ветер, бросал в лицо пригоршнями песка. Трава с
тала бурой, где-то начали гореть леса, дым стелился по земле.
Генерал Шеин получил подписку с каждой из женщин и отправил документы в
Иркутск. Оттуда уже новый курьер поскачет в Санкт-Петербург. Генерал реш
ил отправить женщин вслед за этапом в повозках на высоких колесах.
Ц Ведь они же, Ц заявил он, Ц теперь такие же бесправные, такие же арест
антки.
Полковник Лобанов повесил мундир на вешалку, отсалютовал ему, затем пере
оделся в гражданское, натянул высокий юхтовый сапог, купленный у бурятов
. А потом попрощался с генералом Шейным.
Ц Вы когда-нибудь покупали всего один сапог? Ц спросил Лобанов. Ц Не па
ру, нет, а только один. Потому что для чего моей деревяшке сапог? А эти торга
ши! «Ваше благородие, кто ж купит у меня непарный сапог?» Я отвечаю: «Поищи
себе еще какого-нибудь одноногого!» А этот жулик кричит: «Так вдруг у него
левой ноги не будет? Я разорен! Вы должны оплатить пару, даже если один воз
ьмете!». Вот и не осталось мне ничего другого, как отдубасить пройдоху по ш
ее этим самым сапогом, положить два рубля и уйти!
Ц Врете вы все, Ц добродушно отозвался Шеин. Ц Сапоги-то рубль стоят. Э
тот жулик и впрямь вас за идиота законченного держал. Хотя вы и есть такой
идиот! Раз в Нерчинск собрались.
Ц Да, собрался. Пару лет, что мне еще остались, я вполне могу провести в лес
у. И кто меня в этом обвинит? Да никто! Я пожертвовал государевой службе до
лгие годы… и ногу. А теперь я на покой хочу. Буду сидеть на солнышке, а зимой
греться у открытой печки, покуривать трубочку и дожидаться в гости костл
явой с косой в руке. Скажите честно, Шеин, разве ж это не чудесно?
Ц Но немного безнадежно, Николай Борисович.
Ц Зато покойно, Ц рассмеялся Лобанов. Ц Не так уж много мест в России, г
де можно жить спокойно.
Этапом в Нерчинск было поручено командовать молоденькому лейтенанту П
олкаеву. Шеин выбрал его специально, прекрасно зная, что юноша пока не дор
ос до сего задания. И Лобанов это тоже знал.
Ц Полкаев, вы Ц зеленый юнец, Ц без обиняков заявил ему полковник, а лей
тенант даже и не подумал обижаться на него. Для Полкаева полковник Лобан
ов был героем войны, а герои Ц они все так с обычными людьми разговариваю
т. Ц Вас назначили командиром, Ц продолжал полковник, Ц но решения при
нимать буду я. Надеюсь, мы поняли друг друга, лейтенант?
Ц Очень даже хорошо, Николай Борисович, Ц Полкаев вытянулся по стойке «
смирно». Ц Я так и думал.
Ц А вы умны не по летам! Ц усмехнулся полковник. Ц Думаю, вам удастся сд
елать карьеру.
Лейтенант помог Лобанову взобраться в седло; повозки и тарантасы жен дек
абристов, доверху груженные всевозможным багажом, были готовы к отправк
е. Из острога выехали широкие телеги арестантов. Сюда же были погружены м
атериалы и инструменты, амуниция и провиант, сами же арестанты марширова
ли рядом. Но очень скоро все изменится. Дорога на север была отвратительн
а. Довольно скоро она превратится в тропинку, а под конец и тропинки-то не
будет. Сибирь еще покажет, какова она на самом-то деле: прекрасная, но опас
ная.
Ц Колонна, шагом марш! Ц закричал Лобанов, вскидывая руку.
Маленькие, бурые лохматые лошаденки неторопливо затрусили вперед. Куче
ра ругались, раздавались удары плетей, обрывки песен. Женщины оглядывали
сь на Читу, исчезнувшую в клубах пыли. Генерал Шеин в одиночестве стоял на
обочине дороги, держа в поводу лошадь. Он казался ожившим памятником, пос
ледним бастионом цивилизации.
Ниночка, а ей все не сиделось в повозке, которой правил верный Мирон, перео
делась в брюки и сапоги и гарцевала на лошади во главе колонны.
Ц Ну прямо мальчишка, Ц весело улыбнулся полковник Ниночке, и в самом д
еле напоминавшей в этом наряде молоденького юношу. Ц Что дальше-то напр
идумываешь? Лучше скажи, когда ребеночка-то родишь?
Ц Коли Бог захочет, месяцев через девять, батюшка, Ц ответила Ниночка. О
на уже привыкла величать Лобанова так, он и в самом деле казался ей чем-то
незыблемым и надежным, многим напоминая отца. Ц Я очень молюсь об этом. Р
ебенок придаст Борису силы.
Ц А известно ли вам всем, сударыни, что в Нерчинске еще нет никакого докт
ора? Возможно, что таковой и не появится никогда.
Ц И что ж с того, Николай Борисович! Если бурятки рожают детей без доктор
ов, почему бы и мне не попробовать?
И летела впереди этапа песня, трогательная песня, только что сочиненная
неуместным в Сибири Кюхлей и подхваченная всеми без исключения. Даже Лоб
анов подпевал весело.
Что за кочевья чернеются
Средь пылающих огней? Ц
Идут под затворы молодцы
За святую Русь.
За святую Русь неволя и казни Ц
Радость и слава!
Весело ляжем живые
За святую Русь.
Спите, равнины угрюмые!
Вы забыли, как поют.
Пробудитесь!..
Песни вольные
Оглашают вас.
Славим нашу Русь, в неволе поем
Вольность святую.
Весело ляжем живьем
В могилу да за святую Русь.
Слушали эту песню густые заросли карликовой ивы и березы. Крапива, непре
менная спутница покинутых человеком дорог, тоже вслушивалась в голоса э
тапа. В густой траве, таясь, слушали зверьки малые.
Слушали крутые увалы. Вслушивались тропы звериные, по всей видимости мед
вежьи. Испуганно взлетали рябчики, разбегалась какая-то мелкая лесная ж
ивность, мелькнет по стволу белка, в кустах шумно и тяжело взлетит копалу
ха.
А вот песня оборвалась, уткнувшись в прибрежные кусты неширокой, но бурн
ой и глубокой речки. От некогда деревянного моста осталась лишь длинная
плаха, чудом державшаяся на двух сваях. Брод, брод придется искать. И с пес
ней направились на поиски. Они шли, как вдруг почувствовала Ниночка стра
нное удушье, тревога сковала сердце, и ей нестерпимо захотелось как можн
о быстрее покинуть это страшное, гиблое место. Впечатление усугубляли мр
ачные, поросшие темным лесом горы, болото в стороне, покрытое низкоросло
й рыжей травой. Очевидно, остальные тоже испытывали те же чувства, перегл
ядываясь, перестали улыбаться привычно, а только отводили глаза в сторон
у.
В воздухе витало нечто гнетущее, давящее пронзительным холодом и ненави
стью. Может быть, это духи сибирские шалят. Иначе откуда здесь такая конце
нтрация гигантской отрицательной энергии?
Ц Здесь раньше лихие люди пошаливали, кровушку человеческую лили без м
еры, Ц вздохнул Лобанов и перекрестился. Ц Места эти много человечески
х смертей, унижений да злобы насмотрелись.
Ветер посвистывал в ветвях, и Ниночка внезапно поняла, что только этот зв
ук сиротливый нарушает странное безмолвие, поглотившее таежную местно
сть. Здесь молчали птицы, неумолчно свиристевшие до того в тайге, здесь не
шумели вершины деревьев, не шелестела трава. Только монотонный, тоскливы
й звук ветра бился, как память о жутком человеческом бытии.
Лобанов взглянул на помрачневший этап:
Ц Гиблое, страшное место, смертью пахнет и горем! Сколько же здесь бедола
г полегло, одному Богу ведомо! Давайте-ка поспешать. Нам на север надобно…
Обойдя место страшное, вздохнули свободно. Здесь царила радость, весна ж
изни. Пахло холодной, чистой водой, пряными травами, только-только пошедш
ими в рост. Тайга дышала молодой, прозрачно-зеленой листвой. В долине подл
е Читы уже отцвели и черемуха, и рябина, а здесь же они едва набрали цвет. Из
-под ног выбивались ярко-розовые венчики бадана, острые стрелки черемши.
Это время в тайге Ц время появления на белый свет детенышей маралов, кос
уль, кабарги. Медвежата уже вовсю бегают за своими косолапыми мамашами. П
тичьи гнезда полны разноцветных комочков юных жизней. Резкий запах тайг
и будоражит все сущее. И вновь несется сочиненная только что песня:
Что за кочевья чернеются
Средь пылающих огней? Ц
Идут под затворы молодцы
За святую Русь.
За святую Русь неволя и казни Ц
Радость и слава!
Весело ляжем живые
За святую Русь.
Лошади, мерно покачивая головами, трусят на север дружно, без понуканий.
Тропа свернула вправо, пошла дорога круче. Теперь шли гуськом, изредка по
крикивая на лошадей, на ходу пытавшихся ухватить пучки молодой травы. До
рога метнулась в кедровый лес. Кажется, здесь совсем недавно прошла силь
ная буря, уж слишком много деревьев поваленными оказались. Ветром выворо
тило многие кедры, при падении захватившие корнями огромные пласты земл
и. Повсюду лежал валежник, огромные обломки старых деревьев, а «пол» кедр
ового леса покрывал зеленый влажный мох. Поглощавший все, что падает на з
емлю. Мох сей не терпел в соседях ни трав, ни цветов, не давал росту листвен
ным деревьям, Ц поэтому все в кедровом лесу показалось женщинам так одн
ообразно, одноцветно. Разве только лучи солнца сибирского, проскользнув
сквозь пушистые, густые кроны деревьев, скрашивали скучный фон причудли
вым узором, сотканным из света и теней.
Они уже порядком все устали. То и дело приходилось поддерживать тюки со с
карбом, чтобы не заваливались они набок. Пальцы болели, вдавленные в твер
дые носки сапог. Привал, поскорее привал…
Ниночка почти не чувствовала усталости, но так хотелось поскорее остано
виться, за подруг волновалась. Как-то они перенесут все это? Лобанов тоже
тревожно оглядывался на спутниц и, хотя на ночлег останавливаться было в
сякий раз рановато, он приказывал отдыхать этапу.
Выпустив лошадей из тарантасов и стреножив их, отгоняли на небольшие пол
янки, густо поросшие молодой травой. Хлопоты вокруг костров, приготовлен
ие нехитрого обеда. Солнце вечернее украдкой поглядывало на них. От земл
и, камней, травы поднимался легкий пар. Красотища!
Ночи были холодные. Немая тишь звездного неба висела над ними. Все выше по
днималось огненное пламя, разгоняя мрак, даря живительное тепло. Вот в ог
онь попадались пихтовые веточки, вспыхивали моментально, осыпая солдат,
каторжан и женщин фейерверком искр.
Люди, проведя долгий день на свежем воздухе в тайге, засыпали быстро. Их не
тревожила ни бессонница, ни сновидения, они не слышали ночных шорохов и з
вуков, не замечали кочек и шишек под собственными боками. Такова уж тайга
сибирская, за день силушки человеческие измотает, но и восстановит их бы
стрее!
Ночью все они спали крепко. Не колыхались мохнатые вершины кедров, словн
о боясь нарушить тишину холодной ночи, дремали ручьи, и даже костры засып
али по ночам, прикрывшись толстым слоем пепла.
А утром их будил зычный голос полковника Лобанова:
Ц А ну, подъем, господа хорошие! Нам вперед надобно, на север…
Они шли на север уже двадцать дней. Двадцать дней борьбы с лесом, жарой, не
прекращающимся ни на минуту дождем, вновь превратившим землю в первобыт
ное болото.
Впервые им пришлось рыть могилу для двух мужчин, бывших «черниговцев» и
их жен. Нет-нет, женщины эти ничем не болели, но, взглянув на спокойные мерт
вые лица мужей, они просто ушли в лес и повесились. Мужья были их жизнью, и в
от теперь они были мертвы, так что же им, их супругам, ждать теперь от Сибир
и? Для них жизнь оборвалась.
Их похоронили рядом, помолились, а потом пошли дальше. Каждая остановка т
олько усугубляла их плачевное положение, они и без того устали, а им еще пр
едстояло готовиться к зиме.
Ц Вперед! Ц кричал Лобанов. Ц Вперед! Мы скоро уже доберемся! Не так уж и
много этих верст осталось.
Версты… Вся их жизнь превратилась в отмерянные и еще не пройденные верст
ы… И этот дождь, дождь, дождь. Тайга плакала.
Уже давно женщины шли в ногу со своими мужьями, выталкивали из непролазн
ой грязи повозки, готовили на кострах пищу, перевязывали раны. Они были ан
гелами-хранителями осужденных царем и страной, один лишь их взгляд всел
ял в людей новые силы.
Еще немного! Всего-то несколько верст с гаком! А гак еще на полверсты потя
нет. Ветер становился все холоднее и холоднее, завывал угрожающе в крона
х деревьев. Скоро зима! Уже совсем скоро! Быстрее, быстрее!
Четвертого августа они добрались до Нерчинска. Лобанов вздохнул облегч
енно: бега наперегонки с непогодой они все-таки выиграли.
Украдкой смахнул полковник слезу. Он уже успел полюбить этих подруг по н
есчастью Ц и Ниночку, и Александру Григорьевну Муравьеву, юную, белокур
ую, гибкую станом и прекрасную лицом и сердцем, и Елизавету Петровну Нары
шкину, гордую, надменную двадцатитрехлетнюю красавицу, схоронившую доч
ь еще до осуждения мужа, и Александру Васильевну Ентальцеву, круглую сир
оту, никогда не имевшую детей, и княгиню Волконскую, и Полину Анненкову, эт
у жизнерадостную француженку, никогда не оставлявшую веселости даже в с
амых трудных обстоятельствах. Но все чаще взгляд его останавливался на Т
рубецкой, которую даже за глаза Лобанов не осмеливался называть Катеньк
ой, Катюшей…
Нерчинские рудники на первый взгляд казались безутешным пятном на теле
земли, местом, о котором позабыл Господь в дни Творения. Но при более точно
м рассмотрении становилось понятно, что к этому местечку стоит приложит
ь руки. Текла куда-то широкая и спокойная Олекма, речонка, в которой рыбе т
есно было, вода ее была прозрачной, вкусной и очень холодной. А вокруг стоя
ли леса, полные разного дикого зверья, бобры строили на реке свои хатки, ол
ени безбоязненно выходили на зеленые лужайки, лисы, барсуки, рыси и росом
ахи жили в тех лесах, а если встать на камни в одной из бухточек, можно увид
еть, как выпрыгивает из воды лосось, длинные, откормленные рыбы мелькают
в воде, почти что плывя к человеку в рот, словно в сказочной стране с молоч
ными реками и кисельными берегами.
Ц Что за земля! Ц восторженно повторял Лобанов. Ц А ее еще боятся в этой
вашей Европе! Ц И победно глянул на женщин, стоявших вместе с ним на бере
гу Олекмы. Ц Ну, кто из вас еще тоскует по каменным мостовым Петербурга? К
то мечтает о шелковых обоях на стенах? Кто плачет по гобеленовым креслам?
Только не я!
Княгиня Трубецкая звонко рассмеялась.
Ц Я заказала в Иркутске два кресла с гобеленовой обивкой. Их как раз везу
т в Читу. А уж оттуда и к нам доставят. Одно я мужу подарю, а второе Ц вам, Ник
олай Борисович.
И Лобанов впервые покраснел от смущения, отвел глаза в сторону.
Первые недели были заполнены суетой. Мужчины Ц жившие теперь в остроге
за высоким деревянным тыном Ц начали валить лес. До снега было еще далек
о, ветер уж был пронизывающим, но все-таки не ледяным. Холодно им пока что н
е было.
Те, кто жил в Нерчинске, вели себя поначалу выжидающе: буряты, тридцать два
помилованных, но оставленных в Сибири на поселении арестантов и несколь
ко охотников, доставлявших меха в государственную факторию, где царил то
лстяк-купец Порфирий Евдокимович Бирюков. Он-то и был настоящим хозяино
м Нерчинска. Он назначал цену, он представлял торговые интересы царя и ра
здавал водку. Одно это превращало его в полудержавного властелина.
Лобанов сразу же по прибытии нанес купцу официальный визит, осмотрел его
с ног до головы и проговорил спокойно:
Ц Послушай-ка ты, висельник! У тебя есть два варианта… или ты делаешь, что
я скажу, или я делаю то, что я хочу. Что выберешь?
Порфирий Евдокимович решал недолго и, глядя на деревянный протез полков
ника, уточнил:
Ц А разве это не одно и то же, отец любезноверный?
Ц В общем-то, нет. Если будешь делать, что я захочу, жизнь твоя будет споко
йна. А если я начну делать все, что мне заблагорассудится, будешь молить Го
спода Бога о каждой, выдавшейся спокойной, минутке.
Ц Лучше договориться, Ц дипломатично отозвался Бирюков.
Они выпили за дружбу четыре граненых стакана водки, находя друг друга кр
айне отвратительными рожами, но были готовы ужиться.
Женщин распределили по деревянным баракам. Там жили вольнопоселенцы, и э
то было сущей бедой. Эти помилованные, не имеющие права покидать Сибирь д
о конца жизни, большей частью были личностями криминальными, в свое врем
я «щипали» честных прохожих на темных улицах, занимались воровством и ду
шегубством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25