Ц Мария, в моей комнате в шкафу на второй полке бутылка "Столичной", пожал
уйста, принеси нам. Ц И тут, помню, я еще и пошутил и для иностранцев, и для с
ебя, и для Марии: Ц Но только, пожалуйста, Мария, Ц крикнул я, Ц не перепут
ай с бутылкой дихлорэтана!
Это была роковая шутка.
На следующий день Мария была мертва.
После ее похорон я стоял у окна в матерской и смотрел во двор. Марию похоро
нили в кофточке, расшитой мелким жемчугом, в которой я рисовал ее в юности
. Из окон был виден наш грязноватый, покрытый серым от копоти снегом двор и
огромный, поднимающийся над ним вяз, весь разукрашенный вороньими гнезд
ами. Время было почти вечернее, серое. Вороны нестройно и страшно кричали.
В мастерской за столом сидела Маша и, аккуратно макая кисточку в стакан с
водой, рисовала акварель. Вдруг Маша подошла ко мне, положила подбородок
на подоконник и тоже стала смотреть на двор, на вяз, на ворон, а потом внеза
пно спросила:
Ц Папа, а что такое д и х л о р э т а н?..
Как же я могу рассказать Маше, отчего умерла ее мать! Можно рассказать, тол
ько рассказав все. Но отцу Ц дочери? Отсрочку в свое время я получил. И вот
теперь слова были найдены.
Ц Ты пришла, Маша, чтобы утвердиться в своем нравственном праве не работ
ать и продолжать жить той жизнью, которой живешь. Так я скажу, отчего умерл
а твоя мать. Мама очень любила тебя. Но ни она не любила меня, ни я ее не люби
л. Ты спросишь, почему же мы тогда поженились? Потому что уже была ты. Я не би
л маму, не обижал, но она хотела жить своей, другой жизнью. У мамы, правда, бы
ла плохая наследственность, отголосок которой я вижу в твоем безволии и
нежелании взяться за работу. Но главное в другом: мама з а ч а х л а с нелюбим
ым мужем и стала искать свой выход.
Слово было найдено раньше: мама з а ч а х л а.

ГЛАВА IV

Жизнь разве измеряется годами? Она, как поется в популярной песне, измеря
ется мгновениями, моментами напряжения всех твоих сил. Ситуации Ц вот п
ульс времени. Ты чувствуешь себя хозяином, когда владеешь ситуацией, ког
да созрел, чтобы дать бой. Когда холодная, леденящая душу, но беспроигрышн
ая отвага несет тебя вперед. Распрямляться Ц это в характере, в природе ж
ивого. Ветер гнет лозу, но чуть поутих, и снова она поднялась в рост. А может
быть, когда дерево наберется силенок, когда обрастет мощным корьем ствол
, оно и не гнется?
Разговор на кухне после смерти Славиной мамы Ц мой Аустерлиц, мой мален
ький домашний Тулон. Ведь, наверное, стремясь завоевать любовь и уважени
е человечества, мы прежде всего рассчитываем выиграть бой на своем семей
ном плацдарме. В родном отечестве нет пророков. Но именно возле своих вин
оградников настойчиво пророчит всевидец, здесь ведет главную тяжбу. А я
устал от сопротивления дома, от противоборства Маши. Борьба на два фронт
а изнуряет. Я ведь какое-то время махнул на нее рукой. Пускай варится в соб
ственном соку, пускай занимается Славой, пускай имеет собственное мнени
е, благо с ним помалкивает. Благо, когда собственное мнение выражается в ф
орме молчаливого неодобрения. Это я переживу. Но после того как возникла
идея "Реалистов", дочь стала агрессивной. Здесь уж дудки! Она боится моего
влияния на Славу? Ищет правду вообще? А родной папа Ц самая близкая и дост
упная арена для упражнений в правдоборчестве, родной папа вроде куклы, н
а которой самбист отрабатывает свои приемы? Пора распрямляться. Наступа
ть нельзя, имея в арьергарде противника. А если уж все складывается так, чт
о судьба выделила тебе мгновенья удачи, то не воспользуется ими лишь тру
с.
Тогда, на кухне, я сразу понял, что в этот вечер надо постараться взять все.
Я не должен уходить от разговора, раз я уже узнал, что по крайней мере Слав
а мне не враг, мы уже почти работаем вместе, мы уже почти союзники против М
аши. Разговор с дочерью надо вести при нем, как при арбитре. Аргументы мы н
айдем, тем более что аргументы продуманы заранее, как у домашнего вора, ко
торый, заходя в комнату, где под бельем, на полке в шкафу, лежат деньги или з
олотые побрякушки, еще не открывая дверцу этого шкафа, на всякий случай у
же знает, ч т о он скажет, если кто-нибудь войдет, как объяснит, почему оказа
лся здесь в неурочное время и что якобы ему надо в этом шкафу. Аргументы из
вестны. Психологический настрой разговора? Откровенное, почти семейное
выяснение отношений. При своих, спокойно, искренне, уважительно. Обнажен
ная, наглая правота. Ну что ж, вывози еще раз своего баловня, судьба!
Ц Ты, Маша, все время подчеркиваешь, к а к я работаю. В твоих словах подтекс
т о какой-то моей постыдной тайне. Я готов с тобою поговорить.
На минуточку я как бы забываю о Славе и Сусанне. Мы по-прежнему сидим вчет
вером вокруг кухонного стола, накрытого чистой, но заношенной клеенкой,
но гляжу я только на дочь. Я не обращаюсь взглядом за помощью к окружающим
. У меня наболело, и я говорю отечески, с той степенью взволнованной искрен
ности, которая подразумевает, что говорящий в пылу доказательств может п
роговориться. Плоховато меня знают, если так думают! Это похоже на крик в к
абинете: я спокоен, как лунная поверхность до эры спутников, расчетлив, ка
к белый медведь, выжидающий у лунки нерпу, чтобы ударом перебить ей хребе
т. Ну что, Маша и Слава, ушки у вас на макушке? Внове вы услышите лишь то, о чем
раньше шушукались. И вам не о чем будет больше шушукаться. Вот она, сила гл
асности: проступок становится поступком, когда о нем не таясь, как об осоз
нанной необходимости, говорят при всех вслух.
Ц Слава Ц человек деликатный, Ц продолжаю я, все так же пристально вгл
ядываясь в лицо дочери. Глаза она не поднимает. Рассматривает и вертит на
пальце дешевое серебрянное колечко с бирюзой, которое ей досталось от ма
тери. Ц И Слава, дорогая дочь, после твоего бестактного замечания "как я р
аботаю", постарался увести разговор в сторону, но я хотел бы сейчас вернут
ься к нему. Мы сидим здесь все люди близкие, почти семья. И я готов, Маша, для
всех, во всеуслашанье, не только для тебя, расшифровать твои прозрачные н
амеки. Я очень жалею, дочь, что мы с тобою на эту тему не договорили раньше. Т
ы воспользовалась своим правом члена семьи и поступила не совсем этично
, вторгшись в мое личное. Для Славы и Сусанны я поясню: ты подобрала ключи и
вошла в мой кабинет в мастерской. Ты, Машенька, не лишена пространственно
го мышления, поэтому, видимо, давно уже поняла, что между мастерской и каби
нетом выгорожена еще небольшая темная комнатка. Ну, и что ты там нашла? Ору
дия пыток? Робота, который пишет за меня картины? Артель моих тайных помощ
ников? Что?
Дочь поднимает на меня ненавидящие глаза. Враги! Я понял, что на всю оставш
уюся жизнь будем врагами! Боже мой, Семираев, что ты делаешь, ради чего? Рад
и чего ты позоришь собственную дочь перед женихом ее? Ты ведь знаешь, что,
торопясь, ты просто забыл связку ключей в двери кабинета. Не "задернул" ниж
ний шкаф, прикрывающий вход в "тайную". Но, видимо, Семираев, тебе некуда отс
тупать, потому что ты до мозга костей художник и до мозга костей заражен ч
естолюбием. Ты подступил к запланированным вершинам, и тебе остался толь
ко штурм. И ты растопчешь свое отцовское сердце.
Ц Ты, Машенька, поступила безнравственно дважды: вошла в чужую мастерск
ую и плохо подумала об отце и учителе. Ты думаешь, я не осмелюсь при Славе и
Сусанне сказать, что ты нашла в этой комнате? Ты нашла фотолабораторию, мо
крые отпечатки и поняла, что часто я снимаю, фотографирую своих портрети
руемых перед тем, как начинаю их писать. Но я тебе скажу даже больше. Ты не н
ашла в стене щели с задвижкой. Туда становится автоматическая камера, пр
едварительно наведенная на портретируемого, который, не зная об этом, си
дит в мастерской в кресле. У меня здесь много приемов. Или навожу фокус на
кресло, или ставлю фокусное расстояние по метражу, а кресло передвигаю н
а размеченные места. Ты знаешь, я человек с воображением. И камера автомат
ически каждые десять секунд делает снимок. Тридцать шесть снимков. Как в
шпионском фильме. Итак, чтобы тебе был понятен процесс… Зарядив камеру, я
возвращаюсь в мастерскую, включаю музыку Ц обычно Вивальди или Моцарта
, эти композиторы делают людей безмятежными, расслабленными Ц и фотогра
фирую, фотокамера начинает работать в заданном режиме. Я вижу, Слава и Маш
а, у вас удивленные глаза, вам кажется, что это нарушение каких-то правил. А
каких? Я разве по клеточкам воссоздаю свой портрет? Вы видели когда-нибуд
ь, чтобы мой портрет был раскрашенной фотографией? Был без выдумки, был бе
з какой-нибудь острой детали? Но разве в таком случае я не имею права изуч
ать свою натуру? Не имею права изучить ее всеми доступными мне способами?
Ведь у микробиолога объектом его исследований такая мелкая частица при
роды, что он пользуется микроскопом, а от астронома звезда так далеко, что
он приникает к окуляру телескопа. Так что же, запретить им пользоваться у
величительными стеклами во имя того, чтобы данные их наук были более л и ч
н о с т н ы м и?
Ц Наука! Ц врезала в мой монолог свою реплику Маша. Ц А мы занимаемся ис
кусством.
Ц Ты не права, Маша. То, что ты говоришь, Ц это обскурантизм. Мы на своих по
лотнах проецируем мир, как его видим, то есть как мы его н а б л ю д а е м. Но чт
обы наблюдать, надо видеть. Здесь мы имеем право пользоваться всеми совр
еменными приемами. Вот сейчас мы начинаем работать над большой фреской,
скажем, над большой картиной. Разве кто-нибудь из нас видел Белинского, Са
лтыкова-Щедрина, Чайковского? Но писать-то мы их будем по чужим портретам
, по сделанным кем-то фотографиям. В чем же здесь разница? В чем же тогда обв
иняешь ты, Маша, меня? Я кончаю. Давайте похороним этот инцидент. И давайте
втроем спокойно работать. Я готов все забыть. Все это меня, положа руку на
сердце, не обидело, потому что я не нахожу ничего постыдного в самом факте.

Так я сказал.
Но я-то знаю, зачем мне нужны эти фотографии. Я знаю изъян, который природа
мне дала в отместку за верную руку. По складу своего дарования я копиист, в
еликий копиист, которому не дано зажечься непосредственно от самого огн
я природы. Моя стихия Ц поправки, дополнения, уточняющие моменты, соавто
рство. Мне нужен импульс. Я зажигаюсь лишь от опосредованного факта. Я спо
собен сделать гениальным хороший этюд своего ученика. Выправить интере
сно задуманную картину до первоклассной. Я способен удвоить яркую, самоб
ытную, острохарактерную натуру, но выявить скрытый огонь в ней или тайны
й порок на стертом, невыразительном лице я не в состоянии. Это будет похож
ее лицо, и не более. И здесь на помощь мне приходит фотография с ее разобла
чающими возможностями. В мгновенном стоп-кадре иной раз больше откровен
ий, чем в автобиографии или милицейском досье. Фотография дает мне ту кан
ву, по которой я уже вышиваю своими красками, направление идеи, которую я у
точняю, прибавляя свое, и довожу до нужного мне звучания. Здесь я могу выби
рать. У меня в руках дюжина зафиксированных состояний портретируемого и
невысказанное, т а й н о е ж е л а н и е: как человек видит сам себя. Да, и здесь н
адо догадываться, быть психологом, сердцеведом, потому что тайное желани
е не бывает однозначным. У него есть первооснова: каждый хочет себя видет
ь умным, благородным, талантливым и по возможности привлекательным. А да
льше в соответствии с умом, возрастом и профессией. Умным людям нельзя ль
стить слишком. Некрасивых надо делать только привлекательными. Актеру м
ожно приписать все положительные качества, он с этим согласится. Начальс
твующие дамы любят, чтобы их писали в старинных интерьерах. Молодые техн
ократы хотят в своих лицах видеть жестокость суперменов. Очень умного че
ловека можно написать жестоким и властным. Люди по натуре жестокие любят
сентиментальные аксессуары: цветы, собак, птиц. Общественные деятели до
лжны выглядеть реЦ пре-зен-та-тив-но.
Я иногда смотрел на Машу, когда она училась, и поражался: откуда она все бр
ала? Из каких своих тайников? Почему так быстро, небрежно и весело работал
а? За два сеанса она делала с натуры такой эскиз, на который мне потребовал
ась бы неделя. Счастливый талант. Ей не нужно было долго анализировать на
туру, как мне, отбирать и рассматривать отпечатки: казалось, только взгля
нув, она уже знала, как писать. Только мельком взглянув! И дальше уже писал
а по памяти, писала саму душу, суть модели, а внешняя похожесть Ц лицо, ман
ера держаться, руки Ц все это возникало как следствие, само по себе, рожде
нное этой сутью. И ей так всегда было мало надо, чтобы написать портрет. Вс
его глаз, прядь волос, закрывающих половину лица, как на ее незаконченном
автопротрете, чуть наметить овал лица, прописать руку Ц и все. Счастлива
я экономность, рожденная спецификой дарования. А мне нужен весь протокол
: и галстук, и булавку в галстуке, и отражение в этой булавке, и каждый завит
ок волос, и глаза, и морщинки под ними, и пористость кожи, и волоски на запяс
тье… На это уходила уйма времени. Я-то знаю Ц все решает талант. А копиист,
чтобы маскироваться, должен придумывать себе виртуозную манеру. Маша бы
могла написать сырой блин вместо лица да два обшитых обшлага, как у сухор
укого Репина, и было бы похоже. А я давлюсь, мучаюсь и колонковой кисточкой
выписываю каждый волосок.
Ничего не поделаешь, мне нужен импульс! Всем нужен импульс, но не каждый сп
равляется с ним. Это было бы очень легко, если бы каждый мало-мальски умею
щий держать кисть в руках, пользуясь и м п у л ь с о м, перерисовывал бы портр
еты с фотографий. Я недаром обшарил почти все музеи мира. Я недаром в студе
нческие годы написал не один десяток копий. Пока мои сверстники витийств
овали за рюмкой водки, прижимали маленьких подружек в подъездах к пыльны
м батареям, я, как проклятый, одну за другой на каникулах писал копии в Тре
тьяковке, в Музее имени Пушкина, в Русском музее. Я копировал пейзажи, жанр
овые картины, натюрморты, портреты. Я никогда не соблазнялся суетностью,
чтобы продать уменьшенную копию "Неравного брака" или "Сватовства майора
". Эта суета могла принести деньги, но отняла бы столько времени… В молодос
ти, когда ум так быстро впитывает новое, когда для сна хватает пяти часов и
, кажется, сами пальцы готовы запомнить чужую манеру, дороже всего должно
быть время. Оно самое большое сокровище. Я знал, уверенный в своем призван
ии и надеждах, что закладываю фундамент для будущего, кую свое благополу
чие и, если повезет, славу. И поэтому безжалостно Ц денег-то и на лишний за
грунтованный холст не хватало, Ц безжалостно, только закончив одну коп
ию, доведя до возможной для меня в ту пору степени совершенства, безжалос
тно соскабливал еще не затвердевший красочный слой, чтобы написать нову
ю, следующую. И не было чувства отчаяния или сожаления, когда лезвие масти
хина разрушало гармонию и красоту, повторенную мною вслед за великими ма
стерами, не было сожаления, когда я представлял, что не пересчитываю, а рву
в мусорную корзину синие пятерки, соблазнительно розовые десятки, зелен
еющие, как молодые водоросли, полусотенные, которые могли перейти ко мне
в руки от любителей первоклассных копий. Я отверг предложение одного шус
трого любителя, восхитившегося моим исключительным умением выдерживат
ь не только рисунок, стиль автора, но и фактуру чужого мазка, густого пасто
зного ли, или подсвеченного изнутри мелкими прозрачными лессировками, я
отверг вполне деловое предложение организовать вместе с этим любителе
м некий синдикат по производству неизвестных шедевров крепостной живо
писи, найденных якобы по глухим углам, в маленьких городках и на чердаках
умирающих старух "из бывших". Как ни близки были, ни желанны эти соблазните
льные деньги, я поборол искушение. Мне дорого было время, потому что молод
ость проходила, я торопился выучиться, чтобы во всеоружии встретить жизн
ь.
Мои товарищи по учебе говорили: "Наше время Ц время динамики. Кому нужны м
елкие штудии? Ты перерисовываешь Федотова и Крамского Ц так никто тепер
ь не пишет. Надо работать размашисто, как Матисс или Леже. Юра, кому нужно т
вое вышивание? Ты учишься вышивать гладью, а жизнь заставляет кроить пар
ашюты". Но я знал, что делал. Штрих на портретах Левицкого и Боровиковского
. Каждый блик цвета. Я наизусть, на память смог бы повторить лучшие картины
Третьяковки или Русского музея. Импульс должен быть отработан, огранен.
И уже помимо моей воли, когда глаз скользит по пробным фотографиям в тайн
ой фотолаборатории, память, как листы расписаний в автоматических справ
очниках на вокзалах и аэропортах, переворачивает передо мною образцы ми
рового искусства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15