Босх молниеносно подхватил пистолет, выкинул из рукоятки пустую обойму и вставил заряженную.
– Встать! А ну, мигом вставай, паскуда!
Бреммер повиновался.
– Хочешь убить меня? Еще одного безоружного прикончишь, стрелок психованный?
– Все зависит от тебя, Бреммер.
– О чем это ты?
– О том, с каким наслаждением я снес бы тебе череп, Бреммер. Но чтобы доставить мне такое удовольствие, ты должен дернуться первым. Как Кукольник. Свою игру он сыграл. Теперь твоя очередь.
– Послушай, Босх, я не хочу умирать. Все, что я сказал, – ерунда. Пошутить, что ли, нельзя? Не сделай ошибки. Давай спокойно во всем разберемся. Умоляю, доставь меня в окружное отделение – там и разберемся. Ну, пожалуйста…
– А они разве не молили тебя о пощаде, когда ты стягивал им горло кожаным ремешком? Нет? Разве ты не заставлял их молить тебя не убивать? Или, может, они молили тебя именно о смерти? Как было с Чэндлер? Просила ли она тебя прикончить ее, когда дошла до точки?
– Доставь меня в окружное отделение. Арестуй и доставь.
– Тогда – мордой к стене, жирная сволочь! И руки за спину!
Бреммер вел себя смиренно, как агнец. Загасив сигарету в пепельнице на столе, Босх подошел к нему. Когда наручники защелкнулись на запястьях, Бреммер облегченно расправил плечи. Он тут же с силой натянул цепь, энергично вращая кистями.
– Вот видишь? – торжествующе спросил репортер. – Видишь, Босх? На руках останутся следы. Попробуй только убей меня теперь! Они сразу же заметят следы и скажут, что это была казнь без суда и следствия. О, я не так глуп, как этот недоделанный придурок Черч. Меня не убьешь, как бессловесное животное.
– Конечно, нет. Ведь ты у нас знаток всех тонкостей, не так ли?
– Вот именно, всех. А теперь тащи меня в окружное. Я буду гулять на свободе уже сегодня ночью, когда ты еще будешь дрыхнуть в постели. Знаешь, как называется все, что ты обо мне собрал? Фантазии свихнувшегося полицейского. Даже федеральное жюри пришло к выводу, что тебя заносит. Ничего у тебя не выйдет, Босх. У тебя нет ни единой улики.
Босх рывком повернул его к себе. Теперь их лица были всего в двадцати сантиметрах друг от друга. Их тяжелое дыхание смешивалось – воздух наполнился пивным духом.
– Но ведь это ты убивал, не так ли? И веришь, что тебе позволят остаться на свободе…
Бреммер нагло смотрел ему в лицо. Босх увидел, как в глазах репортера вновь разгорается дьявольский огонек гордыни. Лок был прав: убийцу распирало от еле сдерживаемого бахвальства. И он был не в состоянии прикусить язык, хотя от этого сейчас зависела его жизнь.
– Да, – произнес Бреммер странным грудным голосом, – это я убивал. Я тот самый человек, которого вы ищете. И я останусь на свободе – вот увидишь. А когда я буду гулять на воле, ты каждую ночь станешь с дрожью думать обо мне.
Босх удовлетворенно кивнул.
– Но запомни, Босх, ничего этого я не говорил. Все твои обвинения будут бездоказательны. Да и кто будет слушать в суде свихнувшегося копа? Они просто не позволят тебе свидетельствовать против меня.
Босх придвинулся еще ближе и торжествующе улыбнулся.
– Выходит, я правильно сделал, что записал наш разговор на пленку.
Подойдя к батарее, он вынул из щели между секциями крохотный диктофон. Потом повертел им перед носом у Бреммера. Глаза репортера налились яростью. Его обвели вокруг пальца!
– Босх, эта пленка не может служить законным свидетельством! Все было подстроено. Я же не был предупрежден. Не был!
– Вот сейчас я тебя и предупрежу. Ты ведь до сих пор не был арестован. А я и не собирался зачитывать тебе права, пока не арестую. Ты же знаешь, как заведено у нас в полиции.
Босх по-прежнему улыбался, упиваясь победой.
– Пошли, Бреммер, – скомандовал он, когда вкус победы несколько улетучился.
Глава 32
Наверное, в этом было что-то нездоровое. Но во вторник утром Босх с нескрываемым удовольствием развернул газету, где на первой полосе красовалась обширная статья Бреммера об убийстве Хани Чэндлер. Вот он какой, этот «чердак»… Автор материала был доставлен в окружную тюрьму незадолго до полуночи и подвергнут задержанию без права освобождения под залог. А Босх и не подумал оповестить об этом отдел по связям с прессой. В газете ничего не знали о случившемся до самого последнего момента, когда снимать материал было уже поздно. Так свежий номер вышел со статьей об убийстве, написанной самим убийцей. Улыбаясь, Босх смаковал каждое ее слово.
Единственным человеком, которому он рассказал о своих приключениях, был Ирвинг. Босх нашел его через центр связи и за полчаса изложил заместителю начальника отделения каждый свой шаг, каждую из улик, приведших к аресту преступника. Ирвинг воздержался от похвал, но и не стал устраивать разноса за то, что Босх провел арест один. Что-то одно, а может, и то, и другое вместе, предстояло испытать позже, когда станет ясно, правомерен ли этот арест. И шеф, и подчиненный хорошо знали это.
* * *
В девять часов утра Босх уже сидел перед работником прокуратуры, которому предстояло официально возбудить дело. Дело происходило в офисе окружного прокурора, в здании уголовного суда, расположенном в центре города. Во второй раз за последние восемь часов полицейский тщательно пересказывал все детали случившегося и проигрывал запись разговора с Бреммером. Слушая пленку, заместитель окружного прокурора по имени Чэп Ньюэлл глубокомысленно делал пометки в блокноте с желтыми страницами. Он часто хмурил брови и тряс головой, поскольку запись была не очень чистой. Голоса в гостиной Бреммера звучали слишком гулко – сказывался резонанс чугунных секций батареи. К тому же слова заглушал сильный шуршащий фон. И все же самое важное вполне можно было разобрать без особых усилий.
Босх внимательно рассматривал собеседника. Ньюэлл был молод – самое большее три года, как покинул студенческую скамью юридического факультета. Поскольку арест пока не наделал шуму в печати и по телевидению, дело не привлекло внимания юристов посолиднее и досталось Ньюэллу в порядке очередности.
Когда с пленкой наконец разобрались, Ньюэлл для пущей важности черкнул в блокноте еще что-то и поднял глаза на Босха.
– Вы ничего не сказали о том, что было у него в доме.
– Беглый осмотр прошлым вечером ничего не дал. Теперь там работают другие, по ордеру. Они проводят более тщательный обыск.
– Что ж, надеюсь, они найдут что-нибудь существенное.
– Разве это так важно? Ведь перед вами по сути уже готовое дело.
– Дело хорошее, Босх. Вы проделали большую работу.
– Похвала из ваших уст – высокая честь для меня.
Ньюэлл прищурился, не совсем поняв смысл этих слов.
– Но э-э…
– Но – что?
– Ну, в общем-то, мы можем заводить дело без всяких вопросов. Здесь всего полно.
– И все же?
– Я смотрю на все это с точки зрения защиты. Какая же картина перед нами открывается? Масса совпадений. Он левша, курит, знает подробности дела Кукольника. Однако все это нельзя назвать твердыми уликами. Ведь то же самое можно сказать об очень многих.
Босх закурил.
– Пожалуйста, не…
Босх пустил струю дыма через стол.
– …ничего, ничего.
– А как же насчет записки и штемпеля на конверте?
– Все это прекрасно, но слишком запутанно. Хорошему адвокату не составит большого труда убедить присяжных, что в данном случае речь идет всего лишь о еще одном совпадении. Он легко может завести дело в тупик. Вот что я пытаюсь вам втолковать.
– А пленка, Ньюэлл? Как же пленка? Мы же имеем его признания, записанные на диктофон. Что вам еще…
– Однако признания чередуются с отрицанием вины.
– Но не в самом конце.
– Послушайте, не буду я приобщать эту пленку к делу.
– Да что вы городите?
– Вы прекрасно знаете, что я имею в виду. Он дал вам показания до того, как вы зачитали ему его права. Здесь появляется призрак заранее расставленной ловушки.
– Не было там никакой ловушки. Он отдавал себе отчет, что перед ним – коп, и к тому же прекрасно знал свои права независимо от того, зачитал я их ему или нет. И не забудьте, этот гад держал меня на мушке. Он сделал свои признания без какого-либо нажима. А вот при официальном аресте я зачитал ему все его права.
– Но он обыскал вас на предмет диктофона. Это ясно свидетельствует о том, что он не хотел, чтобы его слова были записаны на пленку. К тому же самое опасное заявление, – а это уже бомба – он сделал после того, как вы надели на него наручники, но до того, как зачитали права арестованного. Все это может выйти нам боком.
– Вы приобщите пленку к делу.
Ньюэлл устремил на него долгий взгляд. Нежные щеки юнца пошли красными пятнами.
– Вы не полномочны указывать мне, Босх. К тому же, если мы выйдем с этим свидетельством, дело скорее всего перейдет в апелляционный суд штата. Это обеспечит любой адвокат, которого наймет Бреммер. Здесь мы можем решить этот вопрос в свою пользу, поскольку большинство наших судей в то или иное время работали в офисе окружного прокурора. Но если дело попадет в апелляционный суд или верховный суд штата в Сан-Франциско, тут уж не может быть никакой уверенности. Вы что, именно этого добиваетесь? Ждать два года, пока дело не лопнет, как мыльный пузырь? Или же вы предпочли бы, чтобы все шло в соответствии с правилами с самого начала?
Босх навис над столом и метнул злобный взгляд в сторону молоденького стряпчего.
– Поймите же, мы разрабатываем и другие направления. Впереди еще полно работы. Мы откопаем еще больше улик – это уж будьте уверены. Однако сейчас все упирается в один вопрос: выдвинуть против этого мерзавца обвинения или выпустить его на волю? Со вчерашнего вечера начался отсчет сорока восьми часов, которые отпущены нам на то, чтобы возбудить дело. И если мы не заведем это дело немедленно, отказав ему в праве освобождения под залог, то он, как пить дать, тут же наймет юриста, с помощью которого добьется слушаний о возможности залога. Судья не согласится на арест без выхода под залог, если к тому времени вы не выдвинете ни одного официального обвинения. Так заводите же дело, не мешкайте. А мы раздобудем все улики, какие только вам потребуются.
Ньюэлл кивал, будто соглашаясь, но твердил свое:
– Дело в том, что мне необходим весь комплекс улик, все, что только возможно, именно тогда, когда я возбуждаю дело. Тогда мы с самого начала знаем, какую линию поведения выберет обвинение. Тогда нам известно, стоит ли добиваться сделки с заключенным или следует идти напролом.
Босх встал, вышел в открытую дверь и внимательно поглядел на прикрепленную к ней снаружи пластиковую табличку с именем. Потом вернулся на место.
– Что вы делаете, Босх?
– Занятно, знаете ли. Я думал, вы только заводите дела, а вы, оказывается, еще и заместитель прокурора.
Ньюэлл уронил карандаш на желтый блокнот. Его лицо стало малиновым. Теперь пятнами пошел даже лоб.
– Да, я заместитель прокурора по возбуждению уголовных дел. Но в круг моих обязанностей входит и обеспечение того, чтобы дело с самого начала шло без сучка и задоринки. Я могу дать ход любому делу, с которым ко мне приходят через эту дверь, но не это главное. Главное – хорошие, надежные улики, да побольше. Мне нужны такие дела, которые не приносят неприятностей. И я настаиваю, Босх, я…
– Сколько вам лет?
– Что?
– Возраст ваш каков?
– Двадцать шесть. Но какое отношение…
– Слушай, ты, юный засранец. Чтобы впредь я не слышал, как небрежно ты произносишь мою фамилию. Я занимался такими делами еще до того, как ты раскрыл свой первый учебник по теории права, и буду вести их еще долго после того, как ты переедешь в Сенчури-Сити вместе со своим «саабом» с откидным верхом и тостером, который поджаривает гренки только из белого хлеба. Можешь звать меня детективом, можешь – детективом Босхом, можешь даже – Гарри. Но если хоть еще раз скажешь просто Босх…
У Ньюэлла отвисла челюсть.
– Ты все понял?
– Конечно.
– И еще одно пойми: мы вскоре добудем дополнительные улики. С этим задержки не будет. А вы пока выдвинете против Бреммера одно только обвинение в убийстве первой степени, что предусматривает арест без права освобождения под залог. Нам надо сделать так – причем с самого начала, заметьте, мистер Ньюэлл, – чтобы эта мразь больше никогда в жизни не увидела белого света. Потом, когда улик будет вполне достаточно, вы – если, конечно, не будете отстранены от этого дела – выдвинете против него сразу несколько обвинений на основе взаимосвязи всех этих убийств. А «комплекс» улик, как вы изволили выразиться, – не ваша забота. Вы тут же сбагрите дело прокурору, и именно он будет принимать решения. Давайте говорить начистоту: вы всего лишь клерк, оформляющий дела, которые вам приносят. И если бы вы знали хоть что-то, что позволяло бы вам просто молча сидеть рядом с прокурором в зале заседаний, вы бы здесь не задержались. Вопросы есть?
– Нет, – быстро ответил юнец.
– Что – нет?
– Нет вопр… Нет, детектив Босх!
* * *
Босх отправился обратно в офис Ирвинга, где провел остаток утра, выбивая ордер на проведение анализа волос, крови и слюны Бреммера. Важно было также установить его прикус.
Прежде чем отнести необходимые документы в здание суда, он побывал на кратком совещании следственной группы, где каждый отчитывался о выполнении своего задания.
Эдгар сообщил, как прошла его встреча с Джорджией Стерн в Сибил Брэнд. Он показал ей фотографию Бреммера, но Джорджия не опознала в нем человека, который ранее напал на нее. Впрочем, она и отрицала не категорически, что с карточки на нее вновь глядит тот самый злодей.
Шиэн, в свою очередь, поведал, что они с Опельтом показали полицейское фото Бреммера управляющему складом Бинга. Тот долго мялся и наконец признал, что Бреммер, возможно, снимал одно из складских помещений года два назад, но сейчас точно вспомнить трудно. Сетуя на плохую память, управляющий не хотел утверждать ничего такого, из-за чего, по его словам, человек может запросто угодить в газовую камеру.
– Слюнтяй, – дал оценку этому свидетелю Шиэн. – Сдается мне, он с первого взгляда узнал Бреммера, но наложил в штаны. Завтра потрясем его опять.
Ролленбергер вызвал по рации президентов, и те отрапортовали из дома Бреммера, что пока не нашли ничего существенного. Никаких пленок, трупов и тому подобного.
– Тут без ордера на раскопки во дворе не обойтись, – высказал свое мнение Никсон. – Хорошо бы и под фундамент заглянуть.
– Может, и придется, – буркнул Ролленбергер в передатчик, – а пока продолжайте в том же духе.
Последним по радио отчитывался Эйд. Они с Мэйфилдом вели тяжелый бой со сворой адвокатов «Лос-Анджелес таймс». Из-за этих крючкотворов полицейским до сих пор не удалось получить доступ к письменному столу Бреммера в редакции.
Что же касается Хайкса и Ректора, то они пока выбыли из активной игры. По словам Ролленбергера, эти двое сейчас рылись в различных досье, собирая биографические данные Бреммера. Потом лейтенант объявил, что на пять часов Ирвинг назначил пресс-конференцию. Предстояло общение с репортерами. Так что если появится что-то новенькое, то его, Ролленбергера, следует тут же поставить в известность.
– Вот и все, – подытожил он.
Босх встал и вышел из кабинета.
* * *
Тюремная клиника живо напомнила Босху лабораторию Франкенштейна из дешевого фильма ужасов. Цепи, прикрепленные к каждой кровати, массивные кольца, вбитые в стены, облицованные кафелем, – все это предназначалось для усмирения буйных пациентов. Светильники, нависавшие над кроватями, были зарешечены, чтобы больные из числа заключенных не могли выкрутить лампочки и использовать их в качестве оружия. Стенная плитка, бывшая когда-то белой, со временем приобрела удручающе желтый цвет.
Босх и Эдгар стояли в дверях палаты, наблюдая, как Бреммеру, лежащему на одной из шести кроватей, вводят зелье на основе натрия, которое должно сделать его более покладистым. До этого он наотрез отказывался подчиниться судебному постановлению о сдаче анализов крови, слюны, волос, а также слепка зубов.
Зелье начало действовать. Врач раздвинул обмякшему репортеру челюсти, вставил две распорки, чтобы рот не закрывался, и прижал маленький кубик глины к верхним резцам. Потом проделал то же самое с нижними. Закончив свое дело, вынул распорки. Бреммер полностью отключился.
– Самое время допросить его, – произнес Эдгар. – Признается как на духу. Ведь ему ввели «сыворотку правды», так?
– Вроде так, – откликнулся Босх. – Но с такими показаниями наше дело скорее всего вылетит из суда прямиком на помойку.
Маленькие серые кубики с отпечатками зубов перекочевали в пластиковые коробочки. Аккуратно закрыв их, врач передал образцы Эдгару. Потом брали кровь, мазок изо рта, состригали волосы с головы, груди и лобка подозреваемого. Доктор священнодействовал, раскладывая все по конвертикам, которые в конце концов уложил в картонную коробку, похожую на те, в каких продают в супермаркетах куриные тефтели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Встать! А ну, мигом вставай, паскуда!
Бреммер повиновался.
– Хочешь убить меня? Еще одного безоружного прикончишь, стрелок психованный?
– Все зависит от тебя, Бреммер.
– О чем это ты?
– О том, с каким наслаждением я снес бы тебе череп, Бреммер. Но чтобы доставить мне такое удовольствие, ты должен дернуться первым. Как Кукольник. Свою игру он сыграл. Теперь твоя очередь.
– Послушай, Босх, я не хочу умирать. Все, что я сказал, – ерунда. Пошутить, что ли, нельзя? Не сделай ошибки. Давай спокойно во всем разберемся. Умоляю, доставь меня в окружное отделение – там и разберемся. Ну, пожалуйста…
– А они разве не молили тебя о пощаде, когда ты стягивал им горло кожаным ремешком? Нет? Разве ты не заставлял их молить тебя не убивать? Или, может, они молили тебя именно о смерти? Как было с Чэндлер? Просила ли она тебя прикончить ее, когда дошла до точки?
– Доставь меня в окружное отделение. Арестуй и доставь.
– Тогда – мордой к стене, жирная сволочь! И руки за спину!
Бреммер вел себя смиренно, как агнец. Загасив сигарету в пепельнице на столе, Босх подошел к нему. Когда наручники защелкнулись на запястьях, Бреммер облегченно расправил плечи. Он тут же с силой натянул цепь, энергично вращая кистями.
– Вот видишь? – торжествующе спросил репортер. – Видишь, Босх? На руках останутся следы. Попробуй только убей меня теперь! Они сразу же заметят следы и скажут, что это была казнь без суда и следствия. О, я не так глуп, как этот недоделанный придурок Черч. Меня не убьешь, как бессловесное животное.
– Конечно, нет. Ведь ты у нас знаток всех тонкостей, не так ли?
– Вот именно, всех. А теперь тащи меня в окружное. Я буду гулять на свободе уже сегодня ночью, когда ты еще будешь дрыхнуть в постели. Знаешь, как называется все, что ты обо мне собрал? Фантазии свихнувшегося полицейского. Даже федеральное жюри пришло к выводу, что тебя заносит. Ничего у тебя не выйдет, Босх. У тебя нет ни единой улики.
Босх рывком повернул его к себе. Теперь их лица были всего в двадцати сантиметрах друг от друга. Их тяжелое дыхание смешивалось – воздух наполнился пивным духом.
– Но ведь это ты убивал, не так ли? И веришь, что тебе позволят остаться на свободе…
Бреммер нагло смотрел ему в лицо. Босх увидел, как в глазах репортера вновь разгорается дьявольский огонек гордыни. Лок был прав: убийцу распирало от еле сдерживаемого бахвальства. И он был не в состоянии прикусить язык, хотя от этого сейчас зависела его жизнь.
– Да, – произнес Бреммер странным грудным голосом, – это я убивал. Я тот самый человек, которого вы ищете. И я останусь на свободе – вот увидишь. А когда я буду гулять на воле, ты каждую ночь станешь с дрожью думать обо мне.
Босх удовлетворенно кивнул.
– Но запомни, Босх, ничего этого я не говорил. Все твои обвинения будут бездоказательны. Да и кто будет слушать в суде свихнувшегося копа? Они просто не позволят тебе свидетельствовать против меня.
Босх придвинулся еще ближе и торжествующе улыбнулся.
– Выходит, я правильно сделал, что записал наш разговор на пленку.
Подойдя к батарее, он вынул из щели между секциями крохотный диктофон. Потом повертел им перед носом у Бреммера. Глаза репортера налились яростью. Его обвели вокруг пальца!
– Босх, эта пленка не может служить законным свидетельством! Все было подстроено. Я же не был предупрежден. Не был!
– Вот сейчас я тебя и предупрежу. Ты ведь до сих пор не был арестован. А я и не собирался зачитывать тебе права, пока не арестую. Ты же знаешь, как заведено у нас в полиции.
Босх по-прежнему улыбался, упиваясь победой.
– Пошли, Бреммер, – скомандовал он, когда вкус победы несколько улетучился.
Глава 32
Наверное, в этом было что-то нездоровое. Но во вторник утром Босх с нескрываемым удовольствием развернул газету, где на первой полосе красовалась обширная статья Бреммера об убийстве Хани Чэндлер. Вот он какой, этот «чердак»… Автор материала был доставлен в окружную тюрьму незадолго до полуночи и подвергнут задержанию без права освобождения под залог. А Босх и не подумал оповестить об этом отдел по связям с прессой. В газете ничего не знали о случившемся до самого последнего момента, когда снимать материал было уже поздно. Так свежий номер вышел со статьей об убийстве, написанной самим убийцей. Улыбаясь, Босх смаковал каждое ее слово.
Единственным человеком, которому он рассказал о своих приключениях, был Ирвинг. Босх нашел его через центр связи и за полчаса изложил заместителю начальника отделения каждый свой шаг, каждую из улик, приведших к аресту преступника. Ирвинг воздержался от похвал, но и не стал устраивать разноса за то, что Босх провел арест один. Что-то одно, а может, и то, и другое вместе, предстояло испытать позже, когда станет ясно, правомерен ли этот арест. И шеф, и подчиненный хорошо знали это.
* * *
В девять часов утра Босх уже сидел перед работником прокуратуры, которому предстояло официально возбудить дело. Дело происходило в офисе окружного прокурора, в здании уголовного суда, расположенном в центре города. Во второй раз за последние восемь часов полицейский тщательно пересказывал все детали случившегося и проигрывал запись разговора с Бреммером. Слушая пленку, заместитель окружного прокурора по имени Чэп Ньюэлл глубокомысленно делал пометки в блокноте с желтыми страницами. Он часто хмурил брови и тряс головой, поскольку запись была не очень чистой. Голоса в гостиной Бреммера звучали слишком гулко – сказывался резонанс чугунных секций батареи. К тому же слова заглушал сильный шуршащий фон. И все же самое важное вполне можно было разобрать без особых усилий.
Босх внимательно рассматривал собеседника. Ньюэлл был молод – самое большее три года, как покинул студенческую скамью юридического факультета. Поскольку арест пока не наделал шуму в печати и по телевидению, дело не привлекло внимания юристов посолиднее и досталось Ньюэллу в порядке очередности.
Когда с пленкой наконец разобрались, Ньюэлл для пущей важности черкнул в блокноте еще что-то и поднял глаза на Босха.
– Вы ничего не сказали о том, что было у него в доме.
– Беглый осмотр прошлым вечером ничего не дал. Теперь там работают другие, по ордеру. Они проводят более тщательный обыск.
– Что ж, надеюсь, они найдут что-нибудь существенное.
– Разве это так важно? Ведь перед вами по сути уже готовое дело.
– Дело хорошее, Босх. Вы проделали большую работу.
– Похвала из ваших уст – высокая честь для меня.
Ньюэлл прищурился, не совсем поняв смысл этих слов.
– Но э-э…
– Но – что?
– Ну, в общем-то, мы можем заводить дело без всяких вопросов. Здесь всего полно.
– И все же?
– Я смотрю на все это с точки зрения защиты. Какая же картина перед нами открывается? Масса совпадений. Он левша, курит, знает подробности дела Кукольника. Однако все это нельзя назвать твердыми уликами. Ведь то же самое можно сказать об очень многих.
Босх закурил.
– Пожалуйста, не…
Босх пустил струю дыма через стол.
– …ничего, ничего.
– А как же насчет записки и штемпеля на конверте?
– Все это прекрасно, но слишком запутанно. Хорошему адвокату не составит большого труда убедить присяжных, что в данном случае речь идет всего лишь о еще одном совпадении. Он легко может завести дело в тупик. Вот что я пытаюсь вам втолковать.
– А пленка, Ньюэлл? Как же пленка? Мы же имеем его признания, записанные на диктофон. Что вам еще…
– Однако признания чередуются с отрицанием вины.
– Но не в самом конце.
– Послушайте, не буду я приобщать эту пленку к делу.
– Да что вы городите?
– Вы прекрасно знаете, что я имею в виду. Он дал вам показания до того, как вы зачитали ему его права. Здесь появляется призрак заранее расставленной ловушки.
– Не было там никакой ловушки. Он отдавал себе отчет, что перед ним – коп, и к тому же прекрасно знал свои права независимо от того, зачитал я их ему или нет. И не забудьте, этот гад держал меня на мушке. Он сделал свои признания без какого-либо нажима. А вот при официальном аресте я зачитал ему все его права.
– Но он обыскал вас на предмет диктофона. Это ясно свидетельствует о том, что он не хотел, чтобы его слова были записаны на пленку. К тому же самое опасное заявление, – а это уже бомба – он сделал после того, как вы надели на него наручники, но до того, как зачитали права арестованного. Все это может выйти нам боком.
– Вы приобщите пленку к делу.
Ньюэлл устремил на него долгий взгляд. Нежные щеки юнца пошли красными пятнами.
– Вы не полномочны указывать мне, Босх. К тому же, если мы выйдем с этим свидетельством, дело скорее всего перейдет в апелляционный суд штата. Это обеспечит любой адвокат, которого наймет Бреммер. Здесь мы можем решить этот вопрос в свою пользу, поскольку большинство наших судей в то или иное время работали в офисе окружного прокурора. Но если дело попадет в апелляционный суд или верховный суд штата в Сан-Франциско, тут уж не может быть никакой уверенности. Вы что, именно этого добиваетесь? Ждать два года, пока дело не лопнет, как мыльный пузырь? Или же вы предпочли бы, чтобы все шло в соответствии с правилами с самого начала?
Босх навис над столом и метнул злобный взгляд в сторону молоденького стряпчего.
– Поймите же, мы разрабатываем и другие направления. Впереди еще полно работы. Мы откопаем еще больше улик – это уж будьте уверены. Однако сейчас все упирается в один вопрос: выдвинуть против этого мерзавца обвинения или выпустить его на волю? Со вчерашнего вечера начался отсчет сорока восьми часов, которые отпущены нам на то, чтобы возбудить дело. И если мы не заведем это дело немедленно, отказав ему в праве освобождения под залог, то он, как пить дать, тут же наймет юриста, с помощью которого добьется слушаний о возможности залога. Судья не согласится на арест без выхода под залог, если к тому времени вы не выдвинете ни одного официального обвинения. Так заводите же дело, не мешкайте. А мы раздобудем все улики, какие только вам потребуются.
Ньюэлл кивал, будто соглашаясь, но твердил свое:
– Дело в том, что мне необходим весь комплекс улик, все, что только возможно, именно тогда, когда я возбуждаю дело. Тогда мы с самого начала знаем, какую линию поведения выберет обвинение. Тогда нам известно, стоит ли добиваться сделки с заключенным или следует идти напролом.
Босх встал, вышел в открытую дверь и внимательно поглядел на прикрепленную к ней снаружи пластиковую табличку с именем. Потом вернулся на место.
– Что вы делаете, Босх?
– Занятно, знаете ли. Я думал, вы только заводите дела, а вы, оказывается, еще и заместитель прокурора.
Ньюэлл уронил карандаш на желтый блокнот. Его лицо стало малиновым. Теперь пятнами пошел даже лоб.
– Да, я заместитель прокурора по возбуждению уголовных дел. Но в круг моих обязанностей входит и обеспечение того, чтобы дело с самого начала шло без сучка и задоринки. Я могу дать ход любому делу, с которым ко мне приходят через эту дверь, но не это главное. Главное – хорошие, надежные улики, да побольше. Мне нужны такие дела, которые не приносят неприятностей. И я настаиваю, Босх, я…
– Сколько вам лет?
– Что?
– Возраст ваш каков?
– Двадцать шесть. Но какое отношение…
– Слушай, ты, юный засранец. Чтобы впредь я не слышал, как небрежно ты произносишь мою фамилию. Я занимался такими делами еще до того, как ты раскрыл свой первый учебник по теории права, и буду вести их еще долго после того, как ты переедешь в Сенчури-Сити вместе со своим «саабом» с откидным верхом и тостером, который поджаривает гренки только из белого хлеба. Можешь звать меня детективом, можешь – детективом Босхом, можешь даже – Гарри. Но если хоть еще раз скажешь просто Босх…
У Ньюэлла отвисла челюсть.
– Ты все понял?
– Конечно.
– И еще одно пойми: мы вскоре добудем дополнительные улики. С этим задержки не будет. А вы пока выдвинете против Бреммера одно только обвинение в убийстве первой степени, что предусматривает арест без права освобождения под залог. Нам надо сделать так – причем с самого начала, заметьте, мистер Ньюэлл, – чтобы эта мразь больше никогда в жизни не увидела белого света. Потом, когда улик будет вполне достаточно, вы – если, конечно, не будете отстранены от этого дела – выдвинете против него сразу несколько обвинений на основе взаимосвязи всех этих убийств. А «комплекс» улик, как вы изволили выразиться, – не ваша забота. Вы тут же сбагрите дело прокурору, и именно он будет принимать решения. Давайте говорить начистоту: вы всего лишь клерк, оформляющий дела, которые вам приносят. И если бы вы знали хоть что-то, что позволяло бы вам просто молча сидеть рядом с прокурором в зале заседаний, вы бы здесь не задержались. Вопросы есть?
– Нет, – быстро ответил юнец.
– Что – нет?
– Нет вопр… Нет, детектив Босх!
* * *
Босх отправился обратно в офис Ирвинга, где провел остаток утра, выбивая ордер на проведение анализа волос, крови и слюны Бреммера. Важно было также установить его прикус.
Прежде чем отнести необходимые документы в здание суда, он побывал на кратком совещании следственной группы, где каждый отчитывался о выполнении своего задания.
Эдгар сообщил, как прошла его встреча с Джорджией Стерн в Сибил Брэнд. Он показал ей фотографию Бреммера, но Джорджия не опознала в нем человека, который ранее напал на нее. Впрочем, она и отрицала не категорически, что с карточки на нее вновь глядит тот самый злодей.
Шиэн, в свою очередь, поведал, что они с Опельтом показали полицейское фото Бреммера управляющему складом Бинга. Тот долго мялся и наконец признал, что Бреммер, возможно, снимал одно из складских помещений года два назад, но сейчас точно вспомнить трудно. Сетуя на плохую память, управляющий не хотел утверждать ничего такого, из-за чего, по его словам, человек может запросто угодить в газовую камеру.
– Слюнтяй, – дал оценку этому свидетелю Шиэн. – Сдается мне, он с первого взгляда узнал Бреммера, но наложил в штаны. Завтра потрясем его опять.
Ролленбергер вызвал по рации президентов, и те отрапортовали из дома Бреммера, что пока не нашли ничего существенного. Никаких пленок, трупов и тому подобного.
– Тут без ордера на раскопки во дворе не обойтись, – высказал свое мнение Никсон. – Хорошо бы и под фундамент заглянуть.
– Может, и придется, – буркнул Ролленбергер в передатчик, – а пока продолжайте в том же духе.
Последним по радио отчитывался Эйд. Они с Мэйфилдом вели тяжелый бой со сворой адвокатов «Лос-Анджелес таймс». Из-за этих крючкотворов полицейским до сих пор не удалось получить доступ к письменному столу Бреммера в редакции.
Что же касается Хайкса и Ректора, то они пока выбыли из активной игры. По словам Ролленбергера, эти двое сейчас рылись в различных досье, собирая биографические данные Бреммера. Потом лейтенант объявил, что на пять часов Ирвинг назначил пресс-конференцию. Предстояло общение с репортерами. Так что если появится что-то новенькое, то его, Ролленбергера, следует тут же поставить в известность.
– Вот и все, – подытожил он.
Босх встал и вышел из кабинета.
* * *
Тюремная клиника живо напомнила Босху лабораторию Франкенштейна из дешевого фильма ужасов. Цепи, прикрепленные к каждой кровати, массивные кольца, вбитые в стены, облицованные кафелем, – все это предназначалось для усмирения буйных пациентов. Светильники, нависавшие над кроватями, были зарешечены, чтобы больные из числа заключенных не могли выкрутить лампочки и использовать их в качестве оружия. Стенная плитка, бывшая когда-то белой, со временем приобрела удручающе желтый цвет.
Босх и Эдгар стояли в дверях палаты, наблюдая, как Бреммеру, лежащему на одной из шести кроватей, вводят зелье на основе натрия, которое должно сделать его более покладистым. До этого он наотрез отказывался подчиниться судебному постановлению о сдаче анализов крови, слюны, волос, а также слепка зубов.
Зелье начало действовать. Врач раздвинул обмякшему репортеру челюсти, вставил две распорки, чтобы рот не закрывался, и прижал маленький кубик глины к верхним резцам. Потом проделал то же самое с нижними. Закончив свое дело, вынул распорки. Бреммер полностью отключился.
– Самое время допросить его, – произнес Эдгар. – Признается как на духу. Ведь ему ввели «сыворотку правды», так?
– Вроде так, – откликнулся Босх. – Но с такими показаниями наше дело скорее всего вылетит из суда прямиком на помойку.
Маленькие серые кубики с отпечатками зубов перекочевали в пластиковые коробочки. Аккуратно закрыв их, врач передал образцы Эдгару. Потом брали кровь, мазок изо рта, состригали волосы с головы, груди и лобка подозреваемого. Доктор священнодействовал, раскладывая все по конвертикам, которые в конце концов уложил в картонную коробку, похожую на те, в каких продают в супермаркетах куриные тефтели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47