Периодически он находил почти целые сигареты и тогда одобрительно щелкал языком.
Собранный им урожай переместился из пепельницы в кружку.
Счастливый от подвалившей удачи, бродяга отступил от пепельницы и поднял глаза на статую. Затем обернулся на Босха и стал похотливо вертеть бедрами, изображая половой акт.
– Как тебе моя девочка? – спросил он.
После этого он поцеловал свою руку и, вытянув ее, похлопал статую.
Прежде чем Босх придумал ответ, на его поясе запищал пейджер. Бродяга отпрянул и поднял свободную руку, словно защищаясь от какой-то неведомой опасности. Босх увидел, как на лице его появилось выражение безумного страха. Он походил на человека, у которого окончательно «поехала крыша». Повернувшись, нищий помчался через Спринг-стрит, держа в вытянутой руке кружку, полную окурков.
Босх провожал его взглядом, пока тот не скрылся из виду, и только потом снял с пояса пейджер. Он сразу узнал телефонный номер, который высветился на маленьком экране. Это был прямой телефон лейтенанта Харви «Девяносто восемь» Паундса Игра слов. «Паунд» по-английски – «фунт». Прибавив к фамилии Паундс слова «девяносто восемь», полицейские издеваются над своим коллегой, намекая на его тщедушное телосложение. 98 фунтов: примерно 48 килограммов.
из голливудского отделения полиции. Сунув то, что осталось от сигареты в песок, Босх вошел в здание суда. Там, на втором этаже, рядом с залами заседаний выстроилась целая шеренга платных телефонов.
– Гарри, что там происходит? – спросил Паундс.
– Все как обычно. Ждем. Теперь, когда отобраны присяжные, адвокаты беседуют с судьей на тему, кому выступать первым. Белк сказал, что мне при этом присутствовать необязательно, вот я и болтаюсь вокруг.
Босх взглянул на часы. Было десять минут двенадцатого.
– Скоро объявят перерыв на обед, – сказал он.
– Хорошо. Ты мне нужен.
Босх ничего не ответил. Паундс обещал освободить его от всех дел на время судебного процесса, который продлится неделю, максимум – две. У Паундса не было выбора, кроме как дать такое обещание: он понимал, что Босх не может ловить убийц и одновременно четыре дня в неделю сшиваться в федеральном суде.
– Что стряслось? Я думал, что буду свободен на время суда.
– Так оно и есть. Но у нас возникли проблемы. Это касается и тебя.
Босх заколебался. Так всегда, когда имеешь дело с Паундсом. Гарри был готов поверить скорее уличному ворюге, нежели собственному начальнику. У того всегда находились аргументы – как высказанные, так и невысказанные. Похоже, сейчас лейтенант исполнял свой обычный танец: говорил обтекаемыми фразами, пытаясь подцепить Босха на крючок.
– Проблемы? – спросил наконец Босх. Хорошая, ни к чему не обязывающая реплика.
– Я полагаю, ты читал сегодняшнюю газету? Статью в «Таймс» относительно твоего дела?
– Да, как раз сейчас этим занимался.
– Короче говоря, мы получили еще одно послание.
– Послание? Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что кто-то подбросил в приемной записку, адресованную тебе. И черт бы меня побрал, если она не похожа на те записки, которые ты получал раньше от Кукольника.
Босх мог поклясться, что, сообщая это, Паундс получал удовольствие.
– Если она адресована мне, как ты можешь знать ее содержание?
– Она была не запечатана. Без конверта. Просто свернутая страничка. Кто-то оставил ее на конторке в приемной. И, как ты сам можешь догадаться, ее там прочитали.
– Что там сказано?
– Вряд ли тебе это понравится, Гарри. Момент для тебя, конечно, самый хреновый, но в записке в общем говорится, что ты наткнулся не на того, кого искал. Что Кукольник все еще жив. Автор записки утверждает, что он и есть настоящий Кукольник и что трупов станет больше. Короче, он говорит, что ты не того кокнул.
– Дерьмо все это! Письма Кукольника хранились в книге на полке. Кто угодно мог взять их, подделаться под его стиль и накатать такую записку. Ты…
– Ты что, идиотом меня считаешь, Босх? Я понимаю, что написать такое мог кто угодно. Но для того, чтобы доказать справедливость своих слов, он приложил к записке еще и «карту острова сокровищ». Думаю, ты именно так и назвал бы это. Указание, где находится тело еще одной жертвы.
На телефонной линии воцарилась долгая тишина:
Босх думал, а Паундс молчал.
– Ну, и что дальше?
– А дальше я послал Эдгара на указанное место – сегодня утром. Ты помнишь заведение Бинга на Западной улице?
– Бинга? Да, южнее Бульвара. Бинг… Бильярдная. Разве она не сгорела в прошлом году во время беспорядков?
– Точно, – подтвердил Паундс. – Сгорела дотла. Ее разграбили и спалили. Остался только плиточный пол да три стены. Городские власти приказали их снести, но владелец пока не чешется. Короче говоря, в записке было указано именно это место. Он написал, что жертва похоронена под плитами пола. Эдгар отправился туда с людьми: отбойщиками, рабочими…
Паундс буквально смаковал каждое свое слово. «Ну что за жопа!» – подумал Босх. На этот раз Паундс молчал еще дольше. Когда молчание затянулось настолько, что стало уже нервировать обоих, он наконец вновь заговорил:
– Он нашел тело. Точно, как было сказано в записке. В полу. Зацементированное. Он нашел тело. Потому-то…
– Сколько оно там пролежало?
– Пока не знаю. Потому и звоню. Мне нужно, чтобы ты съездил туда во время обеденного перерыва и посмотрел: может, тебе удастся что-то раскопать. Ну, сам понимаешь: действительно ли это жертва Кукольника, или нас принялся дурачить еще какой-то чокнутый. Ты же в этом деле специалист. Смотайся туда, когда судья объявит перерыв. Встретимся на месте. А в суд вернешься как раз к началу слушаний.
Босх не мог выговорить ни слова. Он снова почувствовал потребность закурить. Он пытался хоть как-то разобраться в том, что услышал от Паундса. На сегодняшний день Кукольник – Норман Черч – был мертв вот уже четыре года. Ошибки тут быть не могло. Босх понял это еще той ночью, которая вымотала ему все кишки. Кукольником был именно Черч.
– Стало быть, записка просто появилась на столе в приемной?
– Дежурный сержант нашел ее на конторке около четырех часов назад. Никто не заметил, кто ее оставил. Ты знаешь, по утрам там толчется куча народа. Кроме того, в это время у нас меняются дежурные. Я велел Михэну поговорить с ними, но ни одна живая душа ничего особенного не заметила, пока не нашли записку.
– Черт! Прочти мне ее.
– Не могу. Она – в отделе научной экспертизы. Не думаю, что они там что-нибудь найдут, но надо выполнить все положенные процедуры. Я сделаю копию и привезу ее с собой на место преступления, о'кей?
Босх промолчал.
– Знаю, о чем ты думаешь, – сказал Паундс. – Но давай-ка придержим лошадей, покуда не разберемся, что к чему. Пока что не о чем волноваться. А вдруг всю эту херню заварила та адвокатша – Чэндлер? С нее станется! Это та еще штучка, что угодно сделает, чтобы повесить у себя в гостиной еще один скальп полицейского из нашего управления. Очень любит, когда про нее в газетах пишут.
– А что журналисты? Еще не пронюхали?
– Было несколько звонков с вопросами, что за тело там нашли. У них, наверное, в патологоанатомии какой-то стукач завелся. Но мы ничего не сказали. И в любом случае никто ничего не знает ни о записке, ни о том, что это как-то связано с Кукольником. Знают только, что нашли тело. А вообще, по-моему, забавно: тело нашли под полом бильярдной, сожженной во время беспорядков. Как бы то ни было, до поры до времени следует помалкивать, что это каким-то образом может быть связано с Кукольником. Если, конечно, тот, кто написал записку, не отправил точно такую же журналистам. В таком случае, мы узнаем о том еще до вечера.
– Как он сумел похоронить ее под плиточным полом бильярдной?
– Бильярдная занимала не все здание. Сзади находились складские помещения. До Бинга все принадлежало какой-то мастерской. А когда Бинг арендовал переднюю часть, они сняли задние помещения под склад. Все это Эдгар выяснил, притащив туда владельца здания. Убийца, видно, попал в одну из комнат, вскрыл пол и положил туда труп девчонки. В любом случае, во время беспорядков все сгорело. Но плиты от огня не пострадали. И тело бедной девочки все это время находилось там. Эдгар говорит, оно похоже на мумию.
Босх увидел, как открылась дверь зала заседаний номер четыре и оттуда вышли члены семьи Черч в сопровождении своего адвоката. Наступил обеденный перерыв. Дебора Черч и две ее дочери-подростки даже не взглянули в его сторону. Однако Хани Чэндлер, известная большинству копов и служащих федерального суда как Чэндлер Денежка, проходя мимо Босха, посмотрела на него глазами убийцы. Они темнели на ее загорелом лице с выступающими скулами, словно кусочки сгоревшего красного дерева. Это была привлекательная женщина с мягкими золотыми волосами. Фигура ее была скрыта складками синего костюма. Босх почувствовал, как его буквально захлестнуло волной враждебности, исходившей от этой группы женщин.
– Босх, куда ты подевался? – спросил Паундс.
– Никуда. Похоже, только что начался обеденный перерыв.
– Отлично. В таком случае отправляйся куда я сказал, там и встретимся. Надеюсь, это всего лишь проделки очередного психа. Для тебя это было бы самым лучшим вариантом.
– Точно.
Босх уже собрался повесить трубку, как услышал, что Паундс что-то говорит, и вновь поднес ее к уху.
– И вот еще что. Если там появятся журналисты, оставь их мне. Как бы все ни обернулось, формально ты должен быть в стороне от этого – хотя бы в связи с судебным процессом. Мы тебя привлекаем только в качестве эксперта, так сказать.
– Хорошо.
– Увидимся на месте.
Глава 2
Направившись из центра по Уилшир, Босх проехал мимо того, что осталось от парка Макартур, и срезал путь через Третью авеню. Когда Западная улица повернула на север, он увидел скопление патрульных машин и автомобилей полицейского управления, желтые полицейские ленты, огородившие место преступления, и машины коронерской службы. Вдалеке, на севере, едва различимые из-за смога, виднелись огромные буквы: ГОЛЛИВУД.
Заведение Бинга представляло собой три почерневшие стены, между которыми валялись груды обгоревших обломков. Крыши не было, но полицейские натянули синий пластиковый тент, прикрепив его к задней стене и проволочной решетке, обозначавшей границы частной собственности. Босх знал, что сделано это было вовсе не потому, что его коллегам понадобилась тень. Вытянув шею, он посмотрел вверх сквозь лобовое стекло. Так и есть: вон они кружат в небе – городские стервятники. Вертолеты журналистов.
Остановившись у тротуара, Босх увидел двух рабочих из муниципальных служб, стоявших возле грузовика с оборудованием. Физиономии у них были совершенно больными, они глубоко затягивались сигаретами. Отбойные молотки валялись на земле позади грузовика. Рабочие ждали, сами не зная чего, надеясь только, что их работа здесь закончена.
С другой стороны грузовика, возле синего микроавтобуса коронера, стоял Паундс. Похоже было, что он изо всех сил пытается успокоиться. Босх заметил, что лицо у него было таким же бледным, как у штатских. Хотя Паундс и командовал полицейскими Голливуда, в том числе теми, которые занимались убийствами, сам он в подобных расследованиях никогда не участвовал. Как и многие другие полицейские чиновники, он был обязан продвижению по служебной лестнице не опыту, а результатам своих тестов и подхалимству. Босху всегда нравилось видеть, как люди вроде Паундса получали хоть небольшую дозу того, с чем настоящим копам приходилось сталкиваться каждый день.
Прежде чем вылезти из «каприса», Босх взглянул на часы. Через час ему нужно быть в суде – там начнутся слушания.
– Гарри, – сказал Паундс, подойдя к Босху, – я рад, что ты все-таки приехал.
– Мне всегда доставляло удовольствие поглядеть на очередной труп, лейтенант.
Босх снял пиджак и бросил его на сиденье машины. Затем, подойдя к багажнику, вынул оттуда мешковатую рабочую робу синего цвета и натянул ее прямо поверх костюма. Будет жарковато, но ему вовсе не улыбалось вернуться в зал суда перепачканным грязью и сажей.
– Хорошо придумано, – одобрил Паундс. – Жаль, что я не захватил свое барахлишко.
Босх знал, что у того отродясь не было никакого «барахлишка». Паундс объявлялся на месте преступления лишь в тех случаях, когда была возможность покрасоваться перед телекамерами и вякнуть что-нибудь в микрофон. Причем его интересовали только телевизионщики. Никаких газет или журналов. Если говоришь газетчику пусть даже две фразы, нужно, чтобы в них был хоть какой-то смысл. Потому что потом твои слова напечатают на куске бумаги и на следующий день – а то и вою оставшуюся жизнь – они будут тебе аукаться. Нет, разговаривать с представителями прессы было не в обычае Паундса. Телевидение было более мимолетным и менее опасным собеседником.
Босх пошел к синему навесу, под которым расположилась следственная бригада в своем традиционном составе. Люди стояли возле груды отбитого цемента, вдоль траншеи, выдолбленной в бетонном фундаменте здания. Один из журналистских вертолетов сделал низкий заход, и Босх задрал голову. Из-за тента, накрывшего место преступления, им вряд ли удастся снять что-либо стоящее. Теперь сюда, скорее всего, нагрянут «наземные» репортеры.
В руинах здания оставалось еще очень много обломков. Обгоревшие потолочные балки и доски, разрушенные бетонные панели и другой мусор. Босха догнал Паундс, и они вместе, осторожно ступая, пошли в направлении группы людей под навесом.
– Они тут все разровняют и устроят очередную автостоянку, – пояснил Паундс. – Единственная польза для города от мятежей 3 марта 1991 года чернокожий Родни Кинг был избит белыми полицейскими Лос-Анджелеса за отказ подчиниться их приказам. Эта сцена была случайно заснята на любительскую видеокамеру. На основании данной видеозаписи против четырех полицейских было возбуждено уголовное дело. Однако 29 апреля 1992 года суд присяжных признал обвиняемых невиновными, после чего в городе вспыхнули расовые волнения, сопровождавшиеся погромами, поджогами и человеческими жертвами.
. Будем иметь еще сотню мест для парковки. Когда сегодня ищешь стоянку в Саут-Сентрал, никаких проблем. А вот если хочешь купить бутылку минералки или заправиться бензином – черта с два. Они тут все спалили. Ты ездил по Саут-Сайд перед Рождеством? Там в каждом квартале устроили елочные базары – кругом сплошные пустыри. Никак не могу понять, зачем эти козлы жгут дома, где сами и живут.
Босх отлично знал: «эти козлы» делают то, что делают – и когда-нибудь вновь сделают это, – только потому, что люди вроде Паундса не понимают, зачем они это делают. Босх усматривал в этих событиях цикличность. Примерно каждые двадцать пять лет город поджигал свою душу с помощью настоящих пожаров. А затем снова возвращался на наезженный путь – быстро и не оборачиваясь назад. Нечто вроде «ударь и беги».
Внезапно Паундс не удержался на ногах, наступив на качающийся обломок. Он упал на руки и тут же вскочил, не в силах скрыть раздражения.
– Проклятье! – выругался он и, хотя Босх ничего не спрашивал, успокоил того: – Со мной все в порядке.
Он быстренько водворил на место прядь волос, свалившуюся с его лысеющей макушки. Паундс не заметил, что грязная ладонь оставила на его лбу следы сажи, а Босх ему ничего не сказал.
Наконец они добрались до группы людей. Босх подошел к своему бывшему напарнику Джерри Эдгару, стоявшему рядом с двумя следователями, которых Босх знал, и двумя неизвестными ему женщинами. На последних были надеты зеленые плащи – форма «могильщиков» из службы коронера. Эти низкооплачиваемые служащие мотались в синем микроавтобусе от одного места преступления к другому, забирая покойников и отвозя их в холодильник.
– Как делишки, Гарри? – спросил Эдгар.
– Как видишь.
Эдгар недавно ездил на фестиваль блюзов в Новый Орлеан и привез оттуда это дурацкое приветствие. Он произносил его столь часто, что оно уже всех раздражало, и Эдгар был единственным в следственном отделе, кто этого не замечал.
Эдгар выделялся среди всех стоящих здесь людей, На нем не было рабочего плаща, как на Босхе, – он никогда не надевал его, боясь помять свои костюмы из «Нордстрома» «Нордстром» – сеть дорогих магазинов в США.
. Каким-то образом ему удалось не перемазаться, если не считать пыльной полосы на одном из отворотов брюк двубортного костюма. В свободное от полицейской службы время Эдгар крутился на рынке недвижимости. Некогда доходный, этот бизнес в течение вот уже трех лет представлял собой сплошные слезы, но тем не менее Эдгар оставался самым большим щеголем во всем подразделении. Босх взглянул на бледно-голубой галстук Эдгара, туго охватывающий темную шею детектива, и подумал, что он один стоит больше, чем его собственная рубашка вместе с галстуком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Собранный им урожай переместился из пепельницы в кружку.
Счастливый от подвалившей удачи, бродяга отступил от пепельницы и поднял глаза на статую. Затем обернулся на Босха и стал похотливо вертеть бедрами, изображая половой акт.
– Как тебе моя девочка? – спросил он.
После этого он поцеловал свою руку и, вытянув ее, похлопал статую.
Прежде чем Босх придумал ответ, на его поясе запищал пейджер. Бродяга отпрянул и поднял свободную руку, словно защищаясь от какой-то неведомой опасности. Босх увидел, как на лице его появилось выражение безумного страха. Он походил на человека, у которого окончательно «поехала крыша». Повернувшись, нищий помчался через Спринг-стрит, держа в вытянутой руке кружку, полную окурков.
Босх провожал его взглядом, пока тот не скрылся из виду, и только потом снял с пояса пейджер. Он сразу узнал телефонный номер, который высветился на маленьком экране. Это был прямой телефон лейтенанта Харви «Девяносто восемь» Паундса Игра слов. «Паунд» по-английски – «фунт». Прибавив к фамилии Паундс слова «девяносто восемь», полицейские издеваются над своим коллегой, намекая на его тщедушное телосложение. 98 фунтов: примерно 48 килограммов.
из голливудского отделения полиции. Сунув то, что осталось от сигареты в песок, Босх вошел в здание суда. Там, на втором этаже, рядом с залами заседаний выстроилась целая шеренга платных телефонов.
– Гарри, что там происходит? – спросил Паундс.
– Все как обычно. Ждем. Теперь, когда отобраны присяжные, адвокаты беседуют с судьей на тему, кому выступать первым. Белк сказал, что мне при этом присутствовать необязательно, вот я и болтаюсь вокруг.
Босх взглянул на часы. Было десять минут двенадцатого.
– Скоро объявят перерыв на обед, – сказал он.
– Хорошо. Ты мне нужен.
Босх ничего не ответил. Паундс обещал освободить его от всех дел на время судебного процесса, который продлится неделю, максимум – две. У Паундса не было выбора, кроме как дать такое обещание: он понимал, что Босх не может ловить убийц и одновременно четыре дня в неделю сшиваться в федеральном суде.
– Что стряслось? Я думал, что буду свободен на время суда.
– Так оно и есть. Но у нас возникли проблемы. Это касается и тебя.
Босх заколебался. Так всегда, когда имеешь дело с Паундсом. Гарри был готов поверить скорее уличному ворюге, нежели собственному начальнику. У того всегда находились аргументы – как высказанные, так и невысказанные. Похоже, сейчас лейтенант исполнял свой обычный танец: говорил обтекаемыми фразами, пытаясь подцепить Босха на крючок.
– Проблемы? – спросил наконец Босх. Хорошая, ни к чему не обязывающая реплика.
– Я полагаю, ты читал сегодняшнюю газету? Статью в «Таймс» относительно твоего дела?
– Да, как раз сейчас этим занимался.
– Короче говоря, мы получили еще одно послание.
– Послание? Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что кто-то подбросил в приемной записку, адресованную тебе. И черт бы меня побрал, если она не похожа на те записки, которые ты получал раньше от Кукольника.
Босх мог поклясться, что, сообщая это, Паундс получал удовольствие.
– Если она адресована мне, как ты можешь знать ее содержание?
– Она была не запечатана. Без конверта. Просто свернутая страничка. Кто-то оставил ее на конторке в приемной. И, как ты сам можешь догадаться, ее там прочитали.
– Что там сказано?
– Вряд ли тебе это понравится, Гарри. Момент для тебя, конечно, самый хреновый, но в записке в общем говорится, что ты наткнулся не на того, кого искал. Что Кукольник все еще жив. Автор записки утверждает, что он и есть настоящий Кукольник и что трупов станет больше. Короче, он говорит, что ты не того кокнул.
– Дерьмо все это! Письма Кукольника хранились в книге на полке. Кто угодно мог взять их, подделаться под его стиль и накатать такую записку. Ты…
– Ты что, идиотом меня считаешь, Босх? Я понимаю, что написать такое мог кто угодно. Но для того, чтобы доказать справедливость своих слов, он приложил к записке еще и «карту острова сокровищ». Думаю, ты именно так и назвал бы это. Указание, где находится тело еще одной жертвы.
На телефонной линии воцарилась долгая тишина:
Босх думал, а Паундс молчал.
– Ну, и что дальше?
– А дальше я послал Эдгара на указанное место – сегодня утром. Ты помнишь заведение Бинга на Западной улице?
– Бинга? Да, южнее Бульвара. Бинг… Бильярдная. Разве она не сгорела в прошлом году во время беспорядков?
– Точно, – подтвердил Паундс. – Сгорела дотла. Ее разграбили и спалили. Остался только плиточный пол да три стены. Городские власти приказали их снести, но владелец пока не чешется. Короче говоря, в записке было указано именно это место. Он написал, что жертва похоронена под плитами пола. Эдгар отправился туда с людьми: отбойщиками, рабочими…
Паундс буквально смаковал каждое свое слово. «Ну что за жопа!» – подумал Босх. На этот раз Паундс молчал еще дольше. Когда молчание затянулось настолько, что стало уже нервировать обоих, он наконец вновь заговорил:
– Он нашел тело. Точно, как было сказано в записке. В полу. Зацементированное. Он нашел тело. Потому-то…
– Сколько оно там пролежало?
– Пока не знаю. Потому и звоню. Мне нужно, чтобы ты съездил туда во время обеденного перерыва и посмотрел: может, тебе удастся что-то раскопать. Ну, сам понимаешь: действительно ли это жертва Кукольника, или нас принялся дурачить еще какой-то чокнутый. Ты же в этом деле специалист. Смотайся туда, когда судья объявит перерыв. Встретимся на месте. А в суд вернешься как раз к началу слушаний.
Босх не мог выговорить ни слова. Он снова почувствовал потребность закурить. Он пытался хоть как-то разобраться в том, что услышал от Паундса. На сегодняшний день Кукольник – Норман Черч – был мертв вот уже четыре года. Ошибки тут быть не могло. Босх понял это еще той ночью, которая вымотала ему все кишки. Кукольником был именно Черч.
– Стало быть, записка просто появилась на столе в приемной?
– Дежурный сержант нашел ее на конторке около четырех часов назад. Никто не заметил, кто ее оставил. Ты знаешь, по утрам там толчется куча народа. Кроме того, в это время у нас меняются дежурные. Я велел Михэну поговорить с ними, но ни одна живая душа ничего особенного не заметила, пока не нашли записку.
– Черт! Прочти мне ее.
– Не могу. Она – в отделе научной экспертизы. Не думаю, что они там что-нибудь найдут, но надо выполнить все положенные процедуры. Я сделаю копию и привезу ее с собой на место преступления, о'кей?
Босх промолчал.
– Знаю, о чем ты думаешь, – сказал Паундс. – Но давай-ка придержим лошадей, покуда не разберемся, что к чему. Пока что не о чем волноваться. А вдруг всю эту херню заварила та адвокатша – Чэндлер? С нее станется! Это та еще штучка, что угодно сделает, чтобы повесить у себя в гостиной еще один скальп полицейского из нашего управления. Очень любит, когда про нее в газетах пишут.
– А что журналисты? Еще не пронюхали?
– Было несколько звонков с вопросами, что за тело там нашли. У них, наверное, в патологоанатомии какой-то стукач завелся. Но мы ничего не сказали. И в любом случае никто ничего не знает ни о записке, ни о том, что это как-то связано с Кукольником. Знают только, что нашли тело. А вообще, по-моему, забавно: тело нашли под полом бильярдной, сожженной во время беспорядков. Как бы то ни было, до поры до времени следует помалкивать, что это каким-то образом может быть связано с Кукольником. Если, конечно, тот, кто написал записку, не отправил точно такую же журналистам. В таком случае, мы узнаем о том еще до вечера.
– Как он сумел похоронить ее под плиточным полом бильярдной?
– Бильярдная занимала не все здание. Сзади находились складские помещения. До Бинга все принадлежало какой-то мастерской. А когда Бинг арендовал переднюю часть, они сняли задние помещения под склад. Все это Эдгар выяснил, притащив туда владельца здания. Убийца, видно, попал в одну из комнат, вскрыл пол и положил туда труп девчонки. В любом случае, во время беспорядков все сгорело. Но плиты от огня не пострадали. И тело бедной девочки все это время находилось там. Эдгар говорит, оно похоже на мумию.
Босх увидел, как открылась дверь зала заседаний номер четыре и оттуда вышли члены семьи Черч в сопровождении своего адвоката. Наступил обеденный перерыв. Дебора Черч и две ее дочери-подростки даже не взглянули в его сторону. Однако Хани Чэндлер, известная большинству копов и служащих федерального суда как Чэндлер Денежка, проходя мимо Босха, посмотрела на него глазами убийцы. Они темнели на ее загорелом лице с выступающими скулами, словно кусочки сгоревшего красного дерева. Это была привлекательная женщина с мягкими золотыми волосами. Фигура ее была скрыта складками синего костюма. Босх почувствовал, как его буквально захлестнуло волной враждебности, исходившей от этой группы женщин.
– Босх, куда ты подевался? – спросил Паундс.
– Никуда. Похоже, только что начался обеденный перерыв.
– Отлично. В таком случае отправляйся куда я сказал, там и встретимся. Надеюсь, это всего лишь проделки очередного психа. Для тебя это было бы самым лучшим вариантом.
– Точно.
Босх уже собрался повесить трубку, как услышал, что Паундс что-то говорит, и вновь поднес ее к уху.
– И вот еще что. Если там появятся журналисты, оставь их мне. Как бы все ни обернулось, формально ты должен быть в стороне от этого – хотя бы в связи с судебным процессом. Мы тебя привлекаем только в качестве эксперта, так сказать.
– Хорошо.
– Увидимся на месте.
Глава 2
Направившись из центра по Уилшир, Босх проехал мимо того, что осталось от парка Макартур, и срезал путь через Третью авеню. Когда Западная улица повернула на север, он увидел скопление патрульных машин и автомобилей полицейского управления, желтые полицейские ленты, огородившие место преступления, и машины коронерской службы. Вдалеке, на севере, едва различимые из-за смога, виднелись огромные буквы: ГОЛЛИВУД.
Заведение Бинга представляло собой три почерневшие стены, между которыми валялись груды обгоревших обломков. Крыши не было, но полицейские натянули синий пластиковый тент, прикрепив его к задней стене и проволочной решетке, обозначавшей границы частной собственности. Босх знал, что сделано это было вовсе не потому, что его коллегам понадобилась тень. Вытянув шею, он посмотрел вверх сквозь лобовое стекло. Так и есть: вон они кружат в небе – городские стервятники. Вертолеты журналистов.
Остановившись у тротуара, Босх увидел двух рабочих из муниципальных служб, стоявших возле грузовика с оборудованием. Физиономии у них были совершенно больными, они глубоко затягивались сигаретами. Отбойные молотки валялись на земле позади грузовика. Рабочие ждали, сами не зная чего, надеясь только, что их работа здесь закончена.
С другой стороны грузовика, возле синего микроавтобуса коронера, стоял Паундс. Похоже было, что он изо всех сил пытается успокоиться. Босх заметил, что лицо у него было таким же бледным, как у штатских. Хотя Паундс и командовал полицейскими Голливуда, в том числе теми, которые занимались убийствами, сам он в подобных расследованиях никогда не участвовал. Как и многие другие полицейские чиновники, он был обязан продвижению по служебной лестнице не опыту, а результатам своих тестов и подхалимству. Босху всегда нравилось видеть, как люди вроде Паундса получали хоть небольшую дозу того, с чем настоящим копам приходилось сталкиваться каждый день.
Прежде чем вылезти из «каприса», Босх взглянул на часы. Через час ему нужно быть в суде – там начнутся слушания.
– Гарри, – сказал Паундс, подойдя к Босху, – я рад, что ты все-таки приехал.
– Мне всегда доставляло удовольствие поглядеть на очередной труп, лейтенант.
Босх снял пиджак и бросил его на сиденье машины. Затем, подойдя к багажнику, вынул оттуда мешковатую рабочую робу синего цвета и натянул ее прямо поверх костюма. Будет жарковато, но ему вовсе не улыбалось вернуться в зал суда перепачканным грязью и сажей.
– Хорошо придумано, – одобрил Паундс. – Жаль, что я не захватил свое барахлишко.
Босх знал, что у того отродясь не было никакого «барахлишка». Паундс объявлялся на месте преступления лишь в тех случаях, когда была возможность покрасоваться перед телекамерами и вякнуть что-нибудь в микрофон. Причем его интересовали только телевизионщики. Никаких газет или журналов. Если говоришь газетчику пусть даже две фразы, нужно, чтобы в них был хоть какой-то смысл. Потому что потом твои слова напечатают на куске бумаги и на следующий день – а то и вою оставшуюся жизнь – они будут тебе аукаться. Нет, разговаривать с представителями прессы было не в обычае Паундса. Телевидение было более мимолетным и менее опасным собеседником.
Босх пошел к синему навесу, под которым расположилась следственная бригада в своем традиционном составе. Люди стояли возле груды отбитого цемента, вдоль траншеи, выдолбленной в бетонном фундаменте здания. Один из журналистских вертолетов сделал низкий заход, и Босх задрал голову. Из-за тента, накрывшего место преступления, им вряд ли удастся снять что-либо стоящее. Теперь сюда, скорее всего, нагрянут «наземные» репортеры.
В руинах здания оставалось еще очень много обломков. Обгоревшие потолочные балки и доски, разрушенные бетонные панели и другой мусор. Босха догнал Паундс, и они вместе, осторожно ступая, пошли в направлении группы людей под навесом.
– Они тут все разровняют и устроят очередную автостоянку, – пояснил Паундс. – Единственная польза для города от мятежей 3 марта 1991 года чернокожий Родни Кинг был избит белыми полицейскими Лос-Анджелеса за отказ подчиниться их приказам. Эта сцена была случайно заснята на любительскую видеокамеру. На основании данной видеозаписи против четырех полицейских было возбуждено уголовное дело. Однако 29 апреля 1992 года суд присяжных признал обвиняемых невиновными, после чего в городе вспыхнули расовые волнения, сопровождавшиеся погромами, поджогами и человеческими жертвами.
. Будем иметь еще сотню мест для парковки. Когда сегодня ищешь стоянку в Саут-Сентрал, никаких проблем. А вот если хочешь купить бутылку минералки или заправиться бензином – черта с два. Они тут все спалили. Ты ездил по Саут-Сайд перед Рождеством? Там в каждом квартале устроили елочные базары – кругом сплошные пустыри. Никак не могу понять, зачем эти козлы жгут дома, где сами и живут.
Босх отлично знал: «эти козлы» делают то, что делают – и когда-нибудь вновь сделают это, – только потому, что люди вроде Паундса не понимают, зачем они это делают. Босх усматривал в этих событиях цикличность. Примерно каждые двадцать пять лет город поджигал свою душу с помощью настоящих пожаров. А затем снова возвращался на наезженный путь – быстро и не оборачиваясь назад. Нечто вроде «ударь и беги».
Внезапно Паундс не удержался на ногах, наступив на качающийся обломок. Он упал на руки и тут же вскочил, не в силах скрыть раздражения.
– Проклятье! – выругался он и, хотя Босх ничего не спрашивал, успокоил того: – Со мной все в порядке.
Он быстренько водворил на место прядь волос, свалившуюся с его лысеющей макушки. Паундс не заметил, что грязная ладонь оставила на его лбу следы сажи, а Босх ему ничего не сказал.
Наконец они добрались до группы людей. Босх подошел к своему бывшему напарнику Джерри Эдгару, стоявшему рядом с двумя следователями, которых Босх знал, и двумя неизвестными ему женщинами. На последних были надеты зеленые плащи – форма «могильщиков» из службы коронера. Эти низкооплачиваемые служащие мотались в синем микроавтобусе от одного места преступления к другому, забирая покойников и отвозя их в холодильник.
– Как делишки, Гарри? – спросил Эдгар.
– Как видишь.
Эдгар недавно ездил на фестиваль блюзов в Новый Орлеан и привез оттуда это дурацкое приветствие. Он произносил его столь часто, что оно уже всех раздражало, и Эдгар был единственным в следственном отделе, кто этого не замечал.
Эдгар выделялся среди всех стоящих здесь людей, На нем не было рабочего плаща, как на Босхе, – он никогда не надевал его, боясь помять свои костюмы из «Нордстрома» «Нордстром» – сеть дорогих магазинов в США.
. Каким-то образом ему удалось не перемазаться, если не считать пыльной полосы на одном из отворотов брюк двубортного костюма. В свободное от полицейской службы время Эдгар крутился на рынке недвижимости. Некогда доходный, этот бизнес в течение вот уже трех лет представлял собой сплошные слезы, но тем не менее Эдгар оставался самым большим щеголем во всем подразделении. Босх взглянул на бледно-голубой галстук Эдгара, туго охватывающий темную шею детектива, и подумал, что он один стоит больше, чем его собственная рубашка вместе с галстуком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47