В глазах у меня вспыхнули искры, и я, потеряв сознание, рухнул на землю.
Когда я пришел в себя, то обнаружил, что лежу рядом с Камилом, связанный и ограбленный. Тут же были и остальные пленники, а надо мной стоял хабир и говорил: — Теперь ты в моей власти, гордец! Ты умрешь, но не легкой смертью. Мы придумаем для тебя смерть, что ад будет завидовать мне.
Я сделал вид, что не слышу. В голове у меня стоял гул, в глазах была полутьма. Я не обращал внимания ни на пинки, ни на угрозы, которыми угощал меня этот мерзавец. Наконец он отошел. Долго так лежал я без движения, с закрытыми глазами, а потом почувствовал легкое прикосновение к своему лицу, и тихий голосок зашептал мне на неправильном арабском:
— Эн-та тайиб, ты хороший!
Я открыл глаза и увидел мальчика. Он стоял на коленях около меня и гладил меня по лицу. Послышались шаги, и ребенок поспешно убежал. Эн-та тайиб, мне стало совсем не страшно.
Камил рядом со мной причитал с достойной внимания словоохотливостью. Но наконец и он умолк, и мы спали до самого рассвета. Тут мы увидели, что тарги готовятся к дальнейшему передвижению. Они посадили нас на вьючных верблюдов и надежно привязали, потом караван двинулся вперед.
Мы ехали по направлению на юго-запад, прямо в пустыню. Ни малейший ветерок не овевал нас, небо было ясным, и казалось, что день будет таким же, как н все остальные; и в полдень никто не предполагал, какая нас ожидает опасность.
Мы отдыхали, пережидая пору наибольшей жары, когда ко мне опять подошел подлый хабир. На этот раз с ним пришел и шейх.
— Ты смелый. Дважды ударил моего воина. Ты ловкий. Все хорошо знаешь. Со всем можешь справиться. Посмотрим, как ты справишься с морем песка. Мы бросим тебя в Рамл эль халак. Выбраться оттуда наружу для тебя будет мелочью.
Он говорил это всерьез? Или хотел нагнать на меня страху? Я не ответил ни слова на его обращение. Разочарованные, они отошли.
Когда солнце начало склоняться к западу, мы снова двинулись в путь. Ехали почти полчаса, когда я заметил, что верблюды сами по себе ускоряют шаг. Поскольку я привык все замечать, то заметил также, что животные сплошь пытались свернуть больше на юг. Очевидно, на севере, за нашей спиной, было нечто такое, что их обеспокоило. Я обернулся назад настолько, насколько мне позволяли путы и заметил в том направлении на небе небольшое облачко, словно бы паутинку. И я сразу понял, что нам угрожает.
— Быстрее, люди! — крикнул я.— Поспешите в защищенное место, потому что приближается буря.
Сначала меня высмеяли, но уже через две-три минуты лица у всех сделались серьезными. Ударили бичи, и караван теперь шел так быстро, как только верблюды могли. Сумрак быстро распространился по небосводу. Что будет с нами, когда верблюды упадут на землю?
— Развяжите! Развяжите! — кричал я во всю мочь.
— Не троньте их! — раздался голос шейха.— Если они и погибнут в песке, жалость невелика.
Ярость придала мне сил. Я напряг мышцы и изо всех сил рванул путы связанными руками от тела, веревки лопнули с первой попытки. Вероятно, они были сгнившими. Едва только у меня освободились руки, я коленями ударил верблюда, понуждая его к наибольшему напряжению. Впереди меня ехал ничего не подозревавший хабир. Я догнал его, наши верблюды почти соприкасались, охватил хабира левой рукой вокруг талии и притянул к себе. Потом выхватил у него из-за пояса нож и сразу же одним ударом поверг его на землю.
Через мгновение я уже был рядом с Камилом и на полном скаку перерезал ему путы, потом поспешил к Абраму и двумя взмахами ножа освободил от веревок и его. Дальше уже ничего не стоило делать, потому что за нашими спинами раздался бушующий свист, и когда я оглянулся, то увидел, что к нам катится темная стена, простирающаяся от неба до земли. Это был поднятый ветром песок.
Перед нами все также начало темнеть. Буря нас догнала. Я почувствовал дикий порыв ветра, едва не выбросивший меня из седла, крепче ухватился за луку седла. Буря гнала животное вперед, словно бы несла его. Это был всего лишь ветер. Вероятно, все еще обойдется. Тут я заметил, как впереди меня всадники рассеиваются. Мы достигли края вару, каменистой пустыни. Вокруг кольцом были разбросаны валуны и небольшие скалы, за которыми можно было укрыться. Мне не нужно было направлять своего верблюда, он сам свернул к одной из таких скал и упал за ее стеной на землю так быстро, что я едва успел соскочить. Проскользнув между валуном и боком верблюда, я сунул в рот конец куртки, а платок тюрбаном повязал вокруг головы. Едва я закончил с этим, как навалился песок, и под его напором я забыл обо всем на свете, кроме желания сделать вдох и выдох.
Сколько времени это продолжалось? Не знаю. Но когда я пришел в себя, вокруг стояла странная тишина, а мой верблюд зашевелился. Я попытался встать, но для этого надо было разгрести песок. Когда я окончательно выпрямился, то увидел, какая куча песка лежала на мне. Песок, мелкий, как мука, проник во все отверстия моего тела, в нос, в уши и даже в рот, несмотря на платок. Глаза были запорошены, песок набился и под веки. Мне стоило больших трудов очиститься от этой мерзости. Потом я осмотрелся.
Везде были камни, а за ними верблюды и люди, барахтавшиеся в песке. Мой верблюд тоже поднялся. Опасным было положение связанных пленников. Они упали на землю вместе с верблюдами, а теперь, когда животные встали, висели на них в самом невообразимом положении.
Я побрел по песку к ним и перерезал веревки у всех. Тарги не возразили ни словом. У них были иные заботы. Впрочем, запрещать мне что-либо было бессмысленно: я не был связан, а в руке держал нож. Конечно, если бы у меня еще было и мое ружье... Ах, мое ружье! Где же оно все-таки находится? Было у вождя. А где он сейчас? Я поискал его и увидел за одной из скал. Он был безоружен и только что выбрался из песка. Предводитель ходил от одного своего человека к другому. Очевидно, расспрашивал их о сыне, потому что мальчишки нигде не было видно. Я воспользовался случаем. Чем больше шейх удалялся от своего верблюда, тем больше к нему приближался я. В мгновение ока я овладел своим имуществом и исчез.
Буря, к счастью, не была слишком опасной и недолго длилась. Ничего ни с кем не случилось, и скоро мы на северо-востоке увидели подвижную линию, приближавшуюся к нам: это были вьючные верблюды со своими погонщиками, которые также пережили бурю вполне благополучно.
От страха и опасений замирал только один человек, это был шейх. Про его сына по-прежнему ничего не было слышно. Он всюду спрашивал о нем, но все напрасно. А ведь тахтаруван со своими высоко поднятыми шестами не мог быть занесен песком.
Мы сели вместе: я с Камилом, Абрам и его люди. Каждый рассказывал о своих впечатлениях, но, несмотря нао пасность, все были благодарны буре, потому что она нас освободила. Несмотря на то, что оружие имел только я, мы решили, что больше не дадим себя захватить.
Вьючные верблюды как раз подошли, когда к нам приблизился шейх.
— Как это?! Вы свободны, а у тебя еще и ружье? — шейх просто остолбенел.— Сейчас же прикажу вас снова связать!
Он обернулся, чтобы позвать своих таргов, но я уже подскочил к нему, свалил его на землю, стал коленом на живот и приставил нож к груди со словами.
— Молчи! Если издашь хоть звук, воткну тебе нож в сердце!
Он был настолько ошеломлен, что не промолвил ни слова и не пошевелился.
— Свяжите ему руки и ноги! — приказал я проводникам купца.
— Тебе говорил твой разведчик, что у меня есть волшебное ружье? — спросил я потом у шейха.
— Да,— ответил он со злостью, однако явно испуганно.
— Теперь ты знаешь, что вы погибнете, если ты будешь оказывать мне сопротивление. Я от вас ничего не хочу, только бы исполняли обещание, которое столь вероломно нарушили. Если ты сделаешь это, мы тебя отпустим, и у твоих таргов тоже волосок с головы не упадет. А если откажешься, от ножа не уйдешь, а после этого я застрелю всех таргов, которые приблизятся к нам на пятьсот шагов. Даю тебе срок, пока буду считать до десяти.
Я распахнул на нем одежду, приставил острие ножа к голой груди, левую руку положил ему на горло и начал считать:
— Вахид... итнен... талата... арба... хамса...
— Хватит! — закричал он.— Будет так, как ты хочешь.
— Даже и не думай о том, чтобы снова обмануть нас! Сейчас же ты прикажешь своим людям отойти от нас самое малое на тысячу шагов. Десятеро из них приведут нам наших верблюдов и принесут наше имущество. Сразу после того, как мы все это проделаем, вы отправитесь в путь на юг, а мы повернем на север. Согласен? До сих пор я сосчитал только до пяти. Теперь буду продолжать.
Я прижал посильней нож к груди шейха.
— Убери нож! Я сделаю все, что скажешь.
— Я уберу нож только тогда, когда увижу, что все мои условия выполнены.
Большинство таргов столпились вокруг вьючных верблюдов. Один из них побежал к нам и закричал издалека:
— Где шейх? Тут...
Он прервался на середине предложения и остановился в испуге, так как по моему знаку круг расступился, и он увидел на песке своего шейха, связанного, на котором я сидел верхом, держа в руке нож.
— Аллах керим! — восликнул он.— Вы развязаны, а там лежит...
— Ваш шейх, как видишь,— перебил я его.— Если хочешь спасти жизнь своему шейху и вам всем, подойди сюда и послушай, что он тебе скажет.
Он подошел к нам, и это было непередаваемое зрелище, когда один, бледный от ярости, отдает распоряжения, а другой, столь же раскаленный добела от злости, эти распоряжения принимает и уходит, чтобы исполнить их.
Мы видели, как тарги сгрудились и громко начали советоваться. Потом десятеро из них пришли к нам с верблюдами и с оставшимся имуществом, а все остальные отошли на условленные тысячу шагов.
— Условия выполнены,— сказал шейх.— Теперь посмотрим, умеешь ли держать слово. Выпусти меня!
— Слово и дело мужчины. Я слышал, что у таргов есть такая поговорка. Хотя некоторые из них не заботятся о своей чести, как заботились их деды. Беги и поживее исчезни с моих глаз!
— Я должен еще остаться здесь, потому что мой сын потерялся.
— Так смотри побыстрее, потому что мы отсюда не двинемся, пока не убедимся, что вы ушли на самом деле.
Я развязал его. Он поднялся, пошел, но через несколько шагов остановился, поднял правую руку словно для присяги и произнес голосом, полным ненависти:
— Ты меня покорил. Беги с этой земли, гяур. Потому что если мы с тобой еще раз встретимся, это будет твоя смерть.
Тарги его встретили, очевидно, упреками. Потом они рассеялись по местности, чтобы искать ребенка. Мы все радовались благополучному исходу нашего приключения и наблюдали, как тарги напрасно ищут маленького Халобу. Я рад был бы им помочь, поскольку сказанное мальчиком «Энта тайиб» до сих пор звучало у меня в ушах, но я не решился вмешиваться в дела этих возбужденных мужчин. Наконец они, очевидно, нашли следы, потому что побежали к верблюдам, а потом во весь опор помчались по этим следам.
Мы ожидали с полчаса, а когда они так и не вернулись, решили, что тарги больше не придут, и стали готовиться в дорогу. Я как раз готовился сесть на верблюда, когда Камил показал на юг и закричал:
— Погоди, сиди! Вон там наездники!
Он был прав. Мы увидели восьмерых или десятерых всадников, направлявшихся к нам. Это были наши тарги с шейхом во главе. Чего они хотели? Это была новая ловушка? Я взял в руки ружье, чтобы они ясно поняли, что мы не подпустим их.
— Не стреляй! Мир! Мир! — кричал шейх.
Сопровождавшие его остановились, а он ехал дальше.
Я опустил ствол штуцера. За пятнадцать шагов от нас он остановил верблюда и сказал:
— Сиди, я не пришел к тебе, как враг, но как проситель.
Только ты в состоянии помочь нам!
Он подъехал поближе, но оставался в седле. На лице его был страх, он тяжело дышал. Мне было любопытно, чего же он хочет.
— Сядь на верблюда и поедем со мной! — позвал он меня.— Не знаю, что и делать. Только ты можешь спасти моего Халобу!
— Что с ним? Что случилось?
— Буря занесла его в Рамл эль халак.
— И я его должен спасти?
— Не спасешь ты, не спасет уже никто.
Не ловушка ли это? Нет, смертельный страх, отразившийся на его лице, не мог солгать. Я не колебался, сел на верблюда. «Энта тайиб»,— слышал я мальчишеский голос, когда мы во весь опор мчались к губительным пескам. Скалы расступились. У их подножий собрались тарги. Их верблюды лежали на песке и поворачивали к нам головы. С первого взгляда я оценил ситуацию.
Я был на берегу огромной скальной сковороды диаметром около двух километров. Глубину я не мог угадать, но она должна быть значительной, судя по почти вертикальным стенам на краю. Чем эта сковорода, собственно, была наполнена, нельзя было определить. Казалось, что ее заполняет мокрый, мелкий, легкий песок, на поверхности которого не удержится никакой тяжелый предмет. Эта гигантская чаша с самого начала содержала только воду или еще какую-то жидкость. А потом ветер нанес сюда песок пустыни. Тяжелая нижняя часть стены из песка, которую мы встретили в полдень, была задержана скалами, а в озеро упала только мельчайшая пыль, рассеянная в воздухе, и она не опускалась на дно, так как была легче воды. Вот так я представлял себе возникновение этого песчаного моря и, вероятно, не слишком ошибался.
Не менее чем в двадцати пяти метрах от берега лежал в этом погибельном море тахтаруван. Тонкая ткань и длинные шесты предохраняли его от погружения. А на нем сидел Халоба. Он был достаточно умным, чтобы не двигаться, но беспрерывно звал на помощь. Едва увидев меня, он, плача, стал просить:
— Та ал, та ал, йа сиди! Халисни мин ил маут, нагдаа, нагдаа! Приди, приди, сиди! Спаси меня от смерти! Помоги, помоги!
— Приду! — ответил я.— Только сиди спокойно, а то не вернешься!
Тарги молчали. Они глядели на меня мрачно, но без ненависти, скорее с надеждой. При моих словах шейх взял меня за руки.
— Ты в самом деле хочешь идти к нему? Думаешь, что его можно спасти?
— Я попробую это сделать. Либо спасу мальчика, либо погибну вместе с ним.
— Ты достойный человек. Но как ты хочешь это сделать, сиди?
— Мы сделаем келек, плот.
— Келек? Из чего?
— Он должен быть легким, широким и длинным. Остов будет из палаточных шестов, а на них мы прикрепим палаточную ткань. Но сначала надо выяснить, насколько глубок песок и как он держит.
Я взял шест от палатки и осторожно подошел к краю песчаного озера. Мне не удалось точно определить, где начинается гибельный песок, поскольку он вроде бы ничем не отличался от остального песка, а значит, каждый шаг мог стать роковым. Скоро я почувствовал, что почва колеблется у меня под ногами. Я встал на колени и воткнул шест в песчаную кашу. И не достал до дна. Тарги связали несколько канатов, а на конец прикрепили камень. Я отпустил его в песок. Шнур был самое малое метров двадцать длины, он весь распустился, но камень не лег на дно. Песчаное озеро было глубоким с самого начала. Мне было не по себе при мысли, что плот не выдержит, и эта песчаная каша безжалостно сомкнется надо мной.
Мы принялись за изготовление плота. Я должен был сначала придумать наилучшую конструкцию этого транспортного средства, так же, как и удобного весла. Наконец я сделал что-то вроде жерди, к которой под прямым углом был прикреплен полотняный прямоугольник. Весло было нужно только на пути туда, а обратно тарги должны были подтянуть нас на канате.
Изготовление плота продолжалось довольно долго, и мы должны были постоянно ободрять мальчика, чтобы он не утратил терпения и смелости. Наконец мы были готовы. Предстояло самое тяжелое: погрузиться. Полотняный плот был, естественно, очень гибкий и прогибался, «захлопывался» со всех сторон. Взобраться на него было делом более чем рискованным. Я должен был влезать на плот на животе. Потом тарги оттолкнули плот шестами от берега, и я взялся за весла. Дело двигалось. Но двадцать пять метров!
На воде это было бы мелочью, но на поверхности песчаной каши процесс передвижения затянулся на полчаса. Мне часто случалось быть в опасности, но никогда у меня не было такого ощущения, как тогда. От чавканья, плеска, бульканья, хлюпанья этой вязкой массы у меня волосы дыбом вставали. Тарги, затаив дыхание, следили за моим продвижением, а когда мое транспортное средство один раз чуть не перевернулось, в их крике я услышал неподдельное отчаяние.
Наконец я настолько приблизился к тахтарувану, что коснулся его.
— Спаси меня, сиди! — кричал мальчик.
— Не бойся! — успокоил я его.— Оставайся неподвижным, чтобы не терять равновесия, а я уж постараюсь тебя доставить в целости к отцу. Если же тахтаруван закачается, сразу наклоняйся туда, куда я тебе велю.
Я привязал тонкую веревку, одним концом к передней раме плота, на другом же конце сделал петлю, которую набросил потом на нижнюю перегородку тахтарувана. Петля зацепилась с первой попытки.
— Тяните, но очень медленно! — крикнул я, обращаясь к берегу.
Канат натянулся, мой плот стал пятиться и потащил за собой тахтаруван.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Когда я пришел в себя, то обнаружил, что лежу рядом с Камилом, связанный и ограбленный. Тут же были и остальные пленники, а надо мной стоял хабир и говорил: — Теперь ты в моей власти, гордец! Ты умрешь, но не легкой смертью. Мы придумаем для тебя смерть, что ад будет завидовать мне.
Я сделал вид, что не слышу. В голове у меня стоял гул, в глазах была полутьма. Я не обращал внимания ни на пинки, ни на угрозы, которыми угощал меня этот мерзавец. Наконец он отошел. Долго так лежал я без движения, с закрытыми глазами, а потом почувствовал легкое прикосновение к своему лицу, и тихий голосок зашептал мне на неправильном арабском:
— Эн-та тайиб, ты хороший!
Я открыл глаза и увидел мальчика. Он стоял на коленях около меня и гладил меня по лицу. Послышались шаги, и ребенок поспешно убежал. Эн-та тайиб, мне стало совсем не страшно.
Камил рядом со мной причитал с достойной внимания словоохотливостью. Но наконец и он умолк, и мы спали до самого рассвета. Тут мы увидели, что тарги готовятся к дальнейшему передвижению. Они посадили нас на вьючных верблюдов и надежно привязали, потом караван двинулся вперед.
Мы ехали по направлению на юго-запад, прямо в пустыню. Ни малейший ветерок не овевал нас, небо было ясным, и казалось, что день будет таким же, как н все остальные; и в полдень никто не предполагал, какая нас ожидает опасность.
Мы отдыхали, пережидая пору наибольшей жары, когда ко мне опять подошел подлый хабир. На этот раз с ним пришел и шейх.
— Ты смелый. Дважды ударил моего воина. Ты ловкий. Все хорошо знаешь. Со всем можешь справиться. Посмотрим, как ты справишься с морем песка. Мы бросим тебя в Рамл эль халак. Выбраться оттуда наружу для тебя будет мелочью.
Он говорил это всерьез? Или хотел нагнать на меня страху? Я не ответил ни слова на его обращение. Разочарованные, они отошли.
Когда солнце начало склоняться к западу, мы снова двинулись в путь. Ехали почти полчаса, когда я заметил, что верблюды сами по себе ускоряют шаг. Поскольку я привык все замечать, то заметил также, что животные сплошь пытались свернуть больше на юг. Очевидно, на севере, за нашей спиной, было нечто такое, что их обеспокоило. Я обернулся назад настолько, насколько мне позволяли путы и заметил в том направлении на небе небольшое облачко, словно бы паутинку. И я сразу понял, что нам угрожает.
— Быстрее, люди! — крикнул я.— Поспешите в защищенное место, потому что приближается буря.
Сначала меня высмеяли, но уже через две-три минуты лица у всех сделались серьезными. Ударили бичи, и караван теперь шел так быстро, как только верблюды могли. Сумрак быстро распространился по небосводу. Что будет с нами, когда верблюды упадут на землю?
— Развяжите! Развяжите! — кричал я во всю мочь.
— Не троньте их! — раздался голос шейха.— Если они и погибнут в песке, жалость невелика.
Ярость придала мне сил. Я напряг мышцы и изо всех сил рванул путы связанными руками от тела, веревки лопнули с первой попытки. Вероятно, они были сгнившими. Едва только у меня освободились руки, я коленями ударил верблюда, понуждая его к наибольшему напряжению. Впереди меня ехал ничего не подозревавший хабир. Я догнал его, наши верблюды почти соприкасались, охватил хабира левой рукой вокруг талии и притянул к себе. Потом выхватил у него из-за пояса нож и сразу же одним ударом поверг его на землю.
Через мгновение я уже был рядом с Камилом и на полном скаку перерезал ему путы, потом поспешил к Абраму и двумя взмахами ножа освободил от веревок и его. Дальше уже ничего не стоило делать, потому что за нашими спинами раздался бушующий свист, и когда я оглянулся, то увидел, что к нам катится темная стена, простирающаяся от неба до земли. Это был поднятый ветром песок.
Перед нами все также начало темнеть. Буря нас догнала. Я почувствовал дикий порыв ветра, едва не выбросивший меня из седла, крепче ухватился за луку седла. Буря гнала животное вперед, словно бы несла его. Это был всего лишь ветер. Вероятно, все еще обойдется. Тут я заметил, как впереди меня всадники рассеиваются. Мы достигли края вару, каменистой пустыни. Вокруг кольцом были разбросаны валуны и небольшие скалы, за которыми можно было укрыться. Мне не нужно было направлять своего верблюда, он сам свернул к одной из таких скал и упал за ее стеной на землю так быстро, что я едва успел соскочить. Проскользнув между валуном и боком верблюда, я сунул в рот конец куртки, а платок тюрбаном повязал вокруг головы. Едва я закончил с этим, как навалился песок, и под его напором я забыл обо всем на свете, кроме желания сделать вдох и выдох.
Сколько времени это продолжалось? Не знаю. Но когда я пришел в себя, вокруг стояла странная тишина, а мой верблюд зашевелился. Я попытался встать, но для этого надо было разгрести песок. Когда я окончательно выпрямился, то увидел, какая куча песка лежала на мне. Песок, мелкий, как мука, проник во все отверстия моего тела, в нос, в уши и даже в рот, несмотря на платок. Глаза были запорошены, песок набился и под веки. Мне стоило больших трудов очиститься от этой мерзости. Потом я осмотрелся.
Везде были камни, а за ними верблюды и люди, барахтавшиеся в песке. Мой верблюд тоже поднялся. Опасным было положение связанных пленников. Они упали на землю вместе с верблюдами, а теперь, когда животные встали, висели на них в самом невообразимом положении.
Я побрел по песку к ним и перерезал веревки у всех. Тарги не возразили ни словом. У них были иные заботы. Впрочем, запрещать мне что-либо было бессмысленно: я не был связан, а в руке держал нож. Конечно, если бы у меня еще было и мое ружье... Ах, мое ружье! Где же оно все-таки находится? Было у вождя. А где он сейчас? Я поискал его и увидел за одной из скал. Он был безоружен и только что выбрался из песка. Предводитель ходил от одного своего человека к другому. Очевидно, расспрашивал их о сыне, потому что мальчишки нигде не было видно. Я воспользовался случаем. Чем больше шейх удалялся от своего верблюда, тем больше к нему приближался я. В мгновение ока я овладел своим имуществом и исчез.
Буря, к счастью, не была слишком опасной и недолго длилась. Ничего ни с кем не случилось, и скоро мы на северо-востоке увидели подвижную линию, приближавшуюся к нам: это были вьючные верблюды со своими погонщиками, которые также пережили бурю вполне благополучно.
От страха и опасений замирал только один человек, это был шейх. Про его сына по-прежнему ничего не было слышно. Он всюду спрашивал о нем, но все напрасно. А ведь тахтаруван со своими высоко поднятыми шестами не мог быть занесен песком.
Мы сели вместе: я с Камилом, Абрам и его люди. Каждый рассказывал о своих впечатлениях, но, несмотря нао пасность, все были благодарны буре, потому что она нас освободила. Несмотря на то, что оружие имел только я, мы решили, что больше не дадим себя захватить.
Вьючные верблюды как раз подошли, когда к нам приблизился шейх.
— Как это?! Вы свободны, а у тебя еще и ружье? — шейх просто остолбенел.— Сейчас же прикажу вас снова связать!
Он обернулся, чтобы позвать своих таргов, но я уже подскочил к нему, свалил его на землю, стал коленом на живот и приставил нож к груди со словами.
— Молчи! Если издашь хоть звук, воткну тебе нож в сердце!
Он был настолько ошеломлен, что не промолвил ни слова и не пошевелился.
— Свяжите ему руки и ноги! — приказал я проводникам купца.
— Тебе говорил твой разведчик, что у меня есть волшебное ружье? — спросил я потом у шейха.
— Да,— ответил он со злостью, однако явно испуганно.
— Теперь ты знаешь, что вы погибнете, если ты будешь оказывать мне сопротивление. Я от вас ничего не хочу, только бы исполняли обещание, которое столь вероломно нарушили. Если ты сделаешь это, мы тебя отпустим, и у твоих таргов тоже волосок с головы не упадет. А если откажешься, от ножа не уйдешь, а после этого я застрелю всех таргов, которые приблизятся к нам на пятьсот шагов. Даю тебе срок, пока буду считать до десяти.
Я распахнул на нем одежду, приставил острие ножа к голой груди, левую руку положил ему на горло и начал считать:
— Вахид... итнен... талата... арба... хамса...
— Хватит! — закричал он.— Будет так, как ты хочешь.
— Даже и не думай о том, чтобы снова обмануть нас! Сейчас же ты прикажешь своим людям отойти от нас самое малое на тысячу шагов. Десятеро из них приведут нам наших верблюдов и принесут наше имущество. Сразу после того, как мы все это проделаем, вы отправитесь в путь на юг, а мы повернем на север. Согласен? До сих пор я сосчитал только до пяти. Теперь буду продолжать.
Я прижал посильней нож к груди шейха.
— Убери нож! Я сделаю все, что скажешь.
— Я уберу нож только тогда, когда увижу, что все мои условия выполнены.
Большинство таргов столпились вокруг вьючных верблюдов. Один из них побежал к нам и закричал издалека:
— Где шейх? Тут...
Он прервался на середине предложения и остановился в испуге, так как по моему знаку круг расступился, и он увидел на песке своего шейха, связанного, на котором я сидел верхом, держа в руке нож.
— Аллах керим! — восликнул он.— Вы развязаны, а там лежит...
— Ваш шейх, как видишь,— перебил я его.— Если хочешь спасти жизнь своему шейху и вам всем, подойди сюда и послушай, что он тебе скажет.
Он подошел к нам, и это было непередаваемое зрелище, когда один, бледный от ярости, отдает распоряжения, а другой, столь же раскаленный добела от злости, эти распоряжения принимает и уходит, чтобы исполнить их.
Мы видели, как тарги сгрудились и громко начали советоваться. Потом десятеро из них пришли к нам с верблюдами и с оставшимся имуществом, а все остальные отошли на условленные тысячу шагов.
— Условия выполнены,— сказал шейх.— Теперь посмотрим, умеешь ли держать слово. Выпусти меня!
— Слово и дело мужчины. Я слышал, что у таргов есть такая поговорка. Хотя некоторые из них не заботятся о своей чести, как заботились их деды. Беги и поживее исчезни с моих глаз!
— Я должен еще остаться здесь, потому что мой сын потерялся.
— Так смотри побыстрее, потому что мы отсюда не двинемся, пока не убедимся, что вы ушли на самом деле.
Я развязал его. Он поднялся, пошел, но через несколько шагов остановился, поднял правую руку словно для присяги и произнес голосом, полным ненависти:
— Ты меня покорил. Беги с этой земли, гяур. Потому что если мы с тобой еще раз встретимся, это будет твоя смерть.
Тарги его встретили, очевидно, упреками. Потом они рассеялись по местности, чтобы искать ребенка. Мы все радовались благополучному исходу нашего приключения и наблюдали, как тарги напрасно ищут маленького Халобу. Я рад был бы им помочь, поскольку сказанное мальчиком «Энта тайиб» до сих пор звучало у меня в ушах, но я не решился вмешиваться в дела этих возбужденных мужчин. Наконец они, очевидно, нашли следы, потому что побежали к верблюдам, а потом во весь опор помчались по этим следам.
Мы ожидали с полчаса, а когда они так и не вернулись, решили, что тарги больше не придут, и стали готовиться в дорогу. Я как раз готовился сесть на верблюда, когда Камил показал на юг и закричал:
— Погоди, сиди! Вон там наездники!
Он был прав. Мы увидели восьмерых или десятерых всадников, направлявшихся к нам. Это были наши тарги с шейхом во главе. Чего они хотели? Это была новая ловушка? Я взял в руки ружье, чтобы они ясно поняли, что мы не подпустим их.
— Не стреляй! Мир! Мир! — кричал шейх.
Сопровождавшие его остановились, а он ехал дальше.
Я опустил ствол штуцера. За пятнадцать шагов от нас он остановил верблюда и сказал:
— Сиди, я не пришел к тебе, как враг, но как проситель.
Только ты в состоянии помочь нам!
Он подъехал поближе, но оставался в седле. На лице его был страх, он тяжело дышал. Мне было любопытно, чего же он хочет.
— Сядь на верблюда и поедем со мной! — позвал он меня.— Не знаю, что и делать. Только ты можешь спасти моего Халобу!
— Что с ним? Что случилось?
— Буря занесла его в Рамл эль халак.
— И я его должен спасти?
— Не спасешь ты, не спасет уже никто.
Не ловушка ли это? Нет, смертельный страх, отразившийся на его лице, не мог солгать. Я не колебался, сел на верблюда. «Энта тайиб»,— слышал я мальчишеский голос, когда мы во весь опор мчались к губительным пескам. Скалы расступились. У их подножий собрались тарги. Их верблюды лежали на песке и поворачивали к нам головы. С первого взгляда я оценил ситуацию.
Я был на берегу огромной скальной сковороды диаметром около двух километров. Глубину я не мог угадать, но она должна быть значительной, судя по почти вертикальным стенам на краю. Чем эта сковорода, собственно, была наполнена, нельзя было определить. Казалось, что ее заполняет мокрый, мелкий, легкий песок, на поверхности которого не удержится никакой тяжелый предмет. Эта гигантская чаша с самого начала содержала только воду или еще какую-то жидкость. А потом ветер нанес сюда песок пустыни. Тяжелая нижняя часть стены из песка, которую мы встретили в полдень, была задержана скалами, а в озеро упала только мельчайшая пыль, рассеянная в воздухе, и она не опускалась на дно, так как была легче воды. Вот так я представлял себе возникновение этого песчаного моря и, вероятно, не слишком ошибался.
Не менее чем в двадцати пяти метрах от берега лежал в этом погибельном море тахтаруван. Тонкая ткань и длинные шесты предохраняли его от погружения. А на нем сидел Халоба. Он был достаточно умным, чтобы не двигаться, но беспрерывно звал на помощь. Едва увидев меня, он, плача, стал просить:
— Та ал, та ал, йа сиди! Халисни мин ил маут, нагдаа, нагдаа! Приди, приди, сиди! Спаси меня от смерти! Помоги, помоги!
— Приду! — ответил я.— Только сиди спокойно, а то не вернешься!
Тарги молчали. Они глядели на меня мрачно, но без ненависти, скорее с надеждой. При моих словах шейх взял меня за руки.
— Ты в самом деле хочешь идти к нему? Думаешь, что его можно спасти?
— Я попробую это сделать. Либо спасу мальчика, либо погибну вместе с ним.
— Ты достойный человек. Но как ты хочешь это сделать, сиди?
— Мы сделаем келек, плот.
— Келек? Из чего?
— Он должен быть легким, широким и длинным. Остов будет из палаточных шестов, а на них мы прикрепим палаточную ткань. Но сначала надо выяснить, насколько глубок песок и как он держит.
Я взял шест от палатки и осторожно подошел к краю песчаного озера. Мне не удалось точно определить, где начинается гибельный песок, поскольку он вроде бы ничем не отличался от остального песка, а значит, каждый шаг мог стать роковым. Скоро я почувствовал, что почва колеблется у меня под ногами. Я встал на колени и воткнул шест в песчаную кашу. И не достал до дна. Тарги связали несколько канатов, а на конец прикрепили камень. Я отпустил его в песок. Шнур был самое малое метров двадцать длины, он весь распустился, но камень не лег на дно. Песчаное озеро было глубоким с самого начала. Мне было не по себе при мысли, что плот не выдержит, и эта песчаная каша безжалостно сомкнется надо мной.
Мы принялись за изготовление плота. Я должен был сначала придумать наилучшую конструкцию этого транспортного средства, так же, как и удобного весла. Наконец я сделал что-то вроде жерди, к которой под прямым углом был прикреплен полотняный прямоугольник. Весло было нужно только на пути туда, а обратно тарги должны были подтянуть нас на канате.
Изготовление плота продолжалось довольно долго, и мы должны были постоянно ободрять мальчика, чтобы он не утратил терпения и смелости. Наконец мы были готовы. Предстояло самое тяжелое: погрузиться. Полотняный плот был, естественно, очень гибкий и прогибался, «захлопывался» со всех сторон. Взобраться на него было делом более чем рискованным. Я должен был влезать на плот на животе. Потом тарги оттолкнули плот шестами от берега, и я взялся за весла. Дело двигалось. Но двадцать пять метров!
На воде это было бы мелочью, но на поверхности песчаной каши процесс передвижения затянулся на полчаса. Мне часто случалось быть в опасности, но никогда у меня не было такого ощущения, как тогда. От чавканья, плеска, бульканья, хлюпанья этой вязкой массы у меня волосы дыбом вставали. Тарги, затаив дыхание, следили за моим продвижением, а когда мое транспортное средство один раз чуть не перевернулось, в их крике я услышал неподдельное отчаяние.
Наконец я настолько приблизился к тахтарувану, что коснулся его.
— Спаси меня, сиди! — кричал мальчик.
— Не бойся! — успокоил я его.— Оставайся неподвижным, чтобы не терять равновесия, а я уж постараюсь тебя доставить в целости к отцу. Если же тахтаруван закачается, сразу наклоняйся туда, куда я тебе велю.
Я привязал тонкую веревку, одним концом к передней раме плота, на другом же конце сделал петлю, которую набросил потом на нижнюю перегородку тахтарувана. Петля зацепилась с первой попытки.
— Тяните, но очень медленно! — крикнул я, обращаясь к берегу.
Канат натянулся, мой плот стал пятиться и потащил за собой тахтаруван.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25