— спросил слуга.— Нам ничего не остается, как только похоронить этого человека.— Ты хочешь закопать его в землю?— Нет, ведь у нас нет лопат. Мы сложим над ним пирамиду из камней. Тогда до него не доберется ни один зверь.— И ты взаправду думаешь, что он гяур?— Он христианин.— Может быть, ты все же заблуждаешься, сиди?Несмотря ни на что, он может оказаться правоверным. Апотому исполни одну мою просьбу!— Какую?— Давай положим его так, чтобы лицо у него было повернуто к Мекке!— Я не возражаю, потому что в таком случае он будет обращен также в сторону Иерусалима, где страдал и умер Христос. Начнем же!Это была невеселая работа. Когда кучка камней, прикрывавших несчастного, стала такой высокой, что могла защитить труп от хищников, я добавил еще несколько камней, придав им крестообразную форму, а потом сложил руки, готовясь прочитать молитву. Стоило мне окончить эту церемонию, как Халеф обратил глаза на восток и начал сто двенадцатую суру Корана: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Он — Аллах — един, Аллах, вечный; не родил и не будет рожден и не был Ему равным ни один!» При последних словах Халеф нагнулся, чтобы очистить песком свои руки, оскверненные прикосновением к трупу.— Так, сиди, теперь я снова тахир Тахир — чистый, незапятнанный (араб.).
и опять могу соприкасаться с теми, кто чист и свят. Что нам теперь делать?— Давай поспешим за убийцами, постараемся догнать их.— Ты хочешь наказать?— Я им не судья. Я только поговорю с ними и узнаю, почему они его убили. После этого мне будет ясно, что делать.— Не умные это были люди, иначе они не убили бы хеджина, который стоит дороже, чем их лошади.— Верблюд мог их выдать. Вот видишь их следы? Вперед! У них перед нами преимущество в пять часов. Возможно, мы встретимся завтра, прежде чем они доберутся до Седдады.И, несмотря на гнетущую жару и трудную, скалистую дорогу, мы помчались с такой скоростью, как будто гнались за газелью. Разговаривать при такой скачке было невозможно. Но мой бравый Халеф, конечно, не смог долго молчать.— Сиди, — крикнул он мне сзади, — сиди, ты хочешь меня бросить?Я вопросительно глянул на него.— У моей кобылы ноги постарше, чем у твоего берберского жеребца.Действительно, его старая кляча уже взмоклаот пота, и пена крупными хлопьями капала с морды.— Сегодня мы не сможем, как обычно, сделать привал, чтобы переждать самую жару. Мы должны скакать до темноты, иначе не догоним едущих перед нами убийц.— Кто слишком спешит, доберется до цели не раньше того, кто едет медленно, эфенди, потому что… Аллах акбар! Аллах велик! (араб.).
Посмотри-ка вон туда, вниз!Мы находились у крутого склона вади и увидели внизу, на расстоянии какой-нибудь четверти часа пути, двух мужчин, сидевших возле маленькой себхи — лужицы, в которой сохранилось немного солоноватой воды. Их лошади щипали сухие колючки, росшие вокруг.— Вон они!— Да, сиди, это они. Им тоже надоело солнце, и они решили переждать, пока не кончится самая жара.— Или же остановились поделить добычу. Назад, Халеф, назад, чтобы они нас не заметили! Мы оставим вади и свернем чуть западнее. Давай притворимся, будто едем от шотта Эль-Гарса.— Зачем такие уловки, эфенди?— Они не должны догадаться, что мы видели труп.Наши лошади вскарабкались по склону вади, и мы поскакали прямо в пустыню. Потом мы описали дугу и направились к месту, где находились те двое. Они не могли видеть, как мы подъезжаем, потому что сидели в глубине вади, но должны были слышать шум от наших лошадей.Когда мы достигли края, они уже вскочили и схватились за ружья. Я, конечно, притворился столь же удивленным, как и они, внезапно встретив здесь, в уединении пустыни, людей, но не счел нужным потянуться за своим штуцером Штуцер — нарезное ружье, заряжаемое со ствола.
.— Селям алейкум! Мир вам! (араб.)
— громко закричал я им сверху, придерживая коня.— Алейкум! — ответил старший из них. — Кто вы?— Мы мирные всадники.— Откуда вы едете?— С запада.— А куда направляетесь?— В Седдаду.— Какого вы племени?Показав на Халефа, я ответил:— Он родом из равнинных адмаров, а я принадлежу к бени-закса Бени-закса — саксонец (араб.).
.— Мы из знаменитого племени уэлад-хамалек.— Уэлад-хамалек считаются хорошими наездниками и храбрыми воинами. Откуда вы приехали сюда?— Из Гафсы Гафса — город в Тунисе.
.— Значит, вы проделали долгий путь. Куда направляетесь?— К Бир-Соиди Бир-Соиди — поселок с колодцем.
. Там живут наши друзья.Все сказанное ими было ложью, но я вел себя так, будто поверил их словам, и спросил:— Вы позволите нам отдохнуть рядом с вами?— Мы останемся здесь до рассвета, — последовал ответ, не содержавший, стало быть, ни согласия, ни возражения.— И мы тоже намерены задержаться до следующего восхода солнца. Здесь достаточно воды и для нас, и для наших лошадей. Можем ли мы остаться возле вас?— Пустыня принадлежит всем. Мархаба Прекрасно (араб.).
, ты будешь желанен нам!Хотя они и говорили хорошие слова, выражение их лиц явно выдавало, что им гораздо приятнее стал бы наш отъезд. Но мы пустили своих лошадей вниз по склону, к воде, где сразу же бесцеремонно заняли лучшее место.Физиономии их, которые я теперь смог внимательно рассмотреть, не вызывали ни малейшего доверия. Старший, тот, что до сих пор вел разговор, был высоким и сухопарым. Бурнус висел на его теле, как на чучеле. Из-под грязноголубого тюрбана неприветливо сверкали колючие глазки; над узкими, бледными губами жалко торчали редкие усы; нос — да! — этот нос живо напомнил мне грифов, которых я недавно прогонял от трупа убитого. Это был не орлиный и не ястребиный нос — у него была форма именно клюва грифа.Другой был молодым человеком поразительной красоты, но жизненные заботы затуманили его взор, избороздили ранними морщинами лоб и щеки. Он также не внушал особого доверия.Старший говорил по-арабски с тем акцентом, который услышишь лишь на Евфрате, а младший явно был европейцем. Их плохонькие лошади, при последнем издыхании от гонки по пустыне, стояли поблизости; одежда на незнакомцах была потрепанной, но оружие было отличным. Там, где сидели мужчины, находились различные вещи, обычно редкие в пустыне. Вещи эти, видимо, остались лежать, потому что у незнакомцев не нашлось времени спрятать их: шелковый носовой платок, золотые часы с цепочкой, компас, дорогой револьвер и сафьяновая записная книжка.Я сделал вид, будто не заметил этих вещей: вынул из седельной сумки пригоршню фиников и стал жевать с равнодушным выражением на лице.— Что вам нужно в Седдаде? — спросил меня высокий.— Ничего. Мы едем дальше.— Куда?— Через Шотт-Джерид в Фитнасу и Кбилли.Беглый взгляд, брошенный высоким на его спутника, дал мне понять, что они тоже выбрали этот путь. Потом высокий продолжил свои расспросы:— У тебя есть дела в Фитнасе или Кбилли?— Да.— Ты хочешь продавать там свои стада?— Нет.— Своих рабов?— Да нет же.— Тогда, может быть, товары, которые тебе привезут из Судана?— Опять нет.— Что же тогда?— Ничего. Сыны моего племени не ведут никакой торговли с Фитнасой.— Может быть, ты хочешь там купить жену?Я деланно разозлился.— Разве это не оскорбление — говорить с мужчиной о его жене? Или ты гяур, еще не узнавший об этом?Высокий по-настоящему испугался, и именно поэтому я предположил, что попал в точку. Он не был бедуином! Такие лица неоднократно встречались мне у людей армянского происхождения. Не убийца ли это купца из Блиды, тот самый армянский торговец, приказ об аресте которого я носил в кармане? У меня еще не было времени внимательно прочитать этот приказ. Пока эти мысли молниеносно проносились у меня в голове, взгляд мой еще раз упал на револьвер. На его рукоятке виднелась серебряная пластинка, на которой было выгравировано имя.— Позвольте!Я взял револьвер и прочел: «Поль Галэнгре, Марсель». Конечно, это было имя владельца. Я не выдал своего интереса ни малейшим изменением в лице, лишь мимоходом спросил:— Занятная вещичка!— Это… это… это автоматический револьвер.— Ты можешь показать, как из него стреляют?Он принялся мне объяснять. Я очень внимательно выслушал его, а потом сказал:— Никакой ты не уэлад-хамалек, ты гяур.— Почему ты так решил?— Будь ты сыном поклонников Пророка, ты бы убил меня за одно то, что я назвал тебя гяуром. Только у неверных есть автоматические револьверы. Как могло бы попасть такое оружие в руки какого-то уэлад-хамалека! Это подарок?— Нет.— Так ты его купил?— Нет.— Стало быть, добыча?— Да.— У кого ты взял револьвер?— У одного француза.— С которым ты сразился?— Да.— Где?— На поле битвы.— На каком?— Под Эль-Герарой.— Ты лжешь!Только теперь у него лопнуло терпение. Он поднялся и схватился за револьвер.— Что ты сказал? Я лгу? Да я тебя пристрелю как…Я прервал его:— …как франка там, наверху, в Вади-Тарфои!Рука, державшая револьвер, опустилась, и мертвенная бледность покрыла лицо мужчины. Но он взял себя в руки и угрожающе придвинулся ко мне:— Что ты имеешь в виду, я что-то не понимаю?Я сунул руку в карман, вытащил газеты и заглянул в них, чтобы найти имя убийцы.— Я имею в виду, что ты вовсе никакой не уэлад-хамалек. Твое имя мне хорошо известно — оно звучит как Хамд эль-Амасат.Теперь он отшатнулся и вытянул вперед руки, как бы отталкивая меня.— Откуда ты меня знаешь?— Я тебя знаю, и этого достаточно.— Нет, ты меня не знаешь. Зовут меня не так, как ты сказал. Я из уэлад-хамалек, а если кто этому не верит, того я пристрелю!— Кому принадлежат эти вещи?— Мне.Я схватил носовой платок. Он был помечен инициалами «П. Г.». Я открыл крышку часов и увидел на внутренней стороне ее те же самые инициалы.— Откуда у тебя часы?— Какое тебе дело? Отдай!Не слушая его, я открыл еще и записную книжку. На первой странице я прочел имя Поля Галэнгре. Записи были стенографированы, и так как я не знал стенографии, то прочесть ничего не смог.— Брось книжку, говорю я тебе!При этих словах он выбил записную книжку у меня из рук, и она упала в соленую лужу. Я вскочил, попытавшись спасти ее, но это мне не удалось — теперь и младший из незнакомцев встал между мною и водой.Халеф до сих пор, казалось, равнодушно приглядывался к словесной перепалке, но я видел, что он держит палец на спусковом крючке своего длинноствольного ружья. Он ждал лишь моего кивка, чтобы защитить меня. Я наклонился, намереваясь поднять еще и компас.— Стой! Это мое! Верни все вещи! — крикнул мой противник.Он схватил мою руку, но я сказал как можно спокойнее:— Садись! Я хочу поговорить с тобой.— Мне с тобой нечего выяснять!— А мне есть что. Садись, или я тебя уложу!Эта угроза показалась действенной. Он опять сел, и я сделал то же самое. Потом я вытащил свой револьвер и начал:— Смотри, у меня такое же оружие. Убери свое, иначе мое выстрелит!Он медленно положил револьвер возле себя, причем таким образом, чтобы успеть мгновенно схватить его в случае надобности.— Ты не похож на людей из племени уэлад-хамалек!— И тем не менее я из этого племени.— Ты приехал не из Гафсы!— Именно оттуда.— Сколько времени ты едешь по Вади-Тарфои?— Какое тебе до этого дело!— Большое. Там, в верховьях, лежит труп человека, убитого тобой.Губы его злобно скривились.— А если бы я и сделал это, что бы ты сказал?— Немного. Всего несколько слов.— Каких же?— Кто был этот человек?— Я его не знаю . — Почему же ты убил и его и верблюда?— Потому что мне так понравилось.— Он был правоверным?— Нет. Он был гяуром.— Ты взял все, что он носил при себе?— А я должен был оставить это мертвецу?— Нет, потому что ты поднял это для меня.— Для тебя?— Да.— Я тебя не понимаю.— Сейчас поймешь. Мертвый был гяуром; я тоже гяур и стану мстить за него.— Станешь кровным мстителем?— Нет. Если бы я им был, тебя бы уже не было в живых. Мы в пустыне, где действует только право сильного. Я не хочу пробовать, кто из нас сильнее; я передаю тебя мести Бога Всеведущего, который все видит и не оставляет ненаказанным ни одного плохого деяния. Но главное, что я скажу тебе, и ты должен это хорошенько усвоить: ты отдашь мне все, что взял у мертвого.Он высокомерно рассмеялся.— Ты в самом деле думаешь, что я это сделаю?— Да.— Так возьми себе то, что ты хочешь.Он протянул руку, намереваясь схватить револьвер. Я был быстрее и направил на него дуло моего оружия.— Стой, не то выстрелю!Сложилась весьма щекотливая ситуация. К счастью, оказалось, что мой противник больше силен хитростью, чем мужеством. Он снова, заколебавшись, убрал руку.— Что ты хочешь делать с вещами?— Отдам родственникам убитого.Он посмотрел на меня почти с сожалением.— Ты лжешь, ты хочешь их сохранить для себя.— Я не лгу.— А что ты хочешь предпринять против меня?— Сейчас — ничего. Но остерегайся снова встретиться со мной!— Ты и в самом деле поедешь отсюда в Седдаду?— Да.— А если я отдам тебе вещи, ты позволишь мне и моему спутнику беспрепятственно уехать к Бир-Соиди?— Конечно.— Поклянись!— Гяур никогда не клянется. Его слово правдиво безо всякой клятвы.— Вот, бери револьвер, часы, компас и платок.— Что еще было при нем?— Ничего.— У него были деньги?— Да. Но уже их-то я оставлю себе.— Не возражаю, но дай мне сумку или кошелек, где они -находились.— Можешь получить.Он полез за пояс и вытащил шитый жемчугом кошелек. Опустошив его, он после протянул пустой кошелек мне.— Больше у него ничего не было?— Нет. Хочешь обыскать меня?— Нет.— Теперь мы можем ехать?— Да.Казалось, он почувствовал себя полегче. Спутник же его наверняка был более трусливым и очень обрадовался, что можно поскорее убраться. Они сложили свои пожитки и сели на лошадей.— Селям алейкум!Я не ответил, но они восприняли мою невежливость весьма равнодушно. Через несколько мгновений два всадника исчезли за краем обрывистого склона.Халеф все это время молчал. Теперь он обратился ко мне.— Зачем ты отпустил этих негодяев?— Я не имел права ни задержать их, ни убить.— Ты, христианин, позволил уйти убийцам христианина!— Кто тебе сказал, что они уйдут?— Они уже далеко! Они достигнут Бир-Соиди, а оттуда поедут в Дебилу или Эль-Уэд, чтобы затеряться в дюнах.— Этого они не сделают.— А как же? Они же говорили, что хотят добраться до Бир-Соиди.— Они лгали. Они поехали в Седдаду.— Кто тебе это подсказал?— Мои глаза.— Что мы теперь будем делать?— Прежде всего позаботимся о нашей безопасности. Здесь нас легко могла бы найти шальная пуля. Мы должны убедиться, действительно ли уехали эти мерзавцы.Я поднялся к скалистому гребню и увидел двух всадников, отъехавших уже очень далеко в юго-западном направлении. Халеф последовал за мной.— Вон они скачут, — сказал он. — Это направление на Бир-Соиди.— Когда они отъедут достаточно далеко, то повернут на восток.— Сиди, твой мозг кажется мне слабым. Если бы они сделали так, они должны были бы снова попасть нам в руки!— Они полагают, что мы отправимся в путь только завтра, и, значит, думают, что получат хорошую фору.— Ты угадываешь, но все же не находишь правильного решения.— Ты так думаешь? Разве не говорил я тебе в верховьях вади, что одна из лошадей страдает петушиным шагом?— Да, я видел это, когда они отъезжали.— Вот и теперь я окажусь прав, говоря, что они едут в Седдаду.— Отчего же мы немедленно не пустимся за ними вдогонку?— Мы бы в этом случае опередили их, так как поедем прямой дорогой; тогда бы они наткнулись на наши следы и приняли бы все меры, чтобы не встретиться с нами.— Тогда давай сядем у воды и отдохнем, поскольку до отъезда есть еще время.Мы снова спустились к водоему. Я вытянулся на попоне, расстелив ее на земле, накинул на лицо конец своего тюрбана, словно платок, и закрыл глаза — не для того, чтобы заснуть, а чтобы обдумать наше последнее приключение. Но кто бы смог в убийственном сахарском пекле долгое время занимать свои мысли одним и тем же делом, тем более таким запутанным? Я и вправду задремал и успел проспать больше двух часов.Отдохнув, мы отправились в путь.Вади-Тарфои впадает в Шотт-Гарса. Следовательно, мы должны были оставить вади, если хотели попасть на восток, в Седдаду. Примерно через час мы заметили следы двух лошадей, шедшие с запада на восток.— Ну, Халеф, узнаешь эти следы?— Машалла, ты прав, сиди! Они едут в Седдаду.Я спрыгнул с лошади и стал изучать отпечатки.— Они проехали здесь всего каких-нибудь полчаса назад. Давай поедем помедленнее, иначе они нас увидят.Отроги Джебель-Тарфои постепенно становились ниже, а когда солнце зашло и через короткое время взошла луна, мы увидели у наших ног Седдаду.— Поедем дальше? — спросил Халеф.— Нет, мы заночуем под деревьями, вон там, на откосе.Мы отклонились немножко в сторону и нашли под оливковыми деревьями великолепное место для бивака. Завывание шакалов, тявканье фенека Фенек — пустынная лисичка с большими ушами.
и более басистый вой подкрадывающихся гиен — все эти ночные звуки не мешали нам спать. Когда мы проснулись, первым моим желанием было отыскать вчерашние следы. Я был убежден, что лошади направились в селение, но, к своему удивлению, обнаружил, что они не поехали в Седдаду, а повернули на юг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
и опять могу соприкасаться с теми, кто чист и свят. Что нам теперь делать?— Давай поспешим за убийцами, постараемся догнать их.— Ты хочешь наказать?— Я им не судья. Я только поговорю с ними и узнаю, почему они его убили. После этого мне будет ясно, что делать.— Не умные это были люди, иначе они не убили бы хеджина, который стоит дороже, чем их лошади.— Верблюд мог их выдать. Вот видишь их следы? Вперед! У них перед нами преимущество в пять часов. Возможно, мы встретимся завтра, прежде чем они доберутся до Седдады.И, несмотря на гнетущую жару и трудную, скалистую дорогу, мы помчались с такой скоростью, как будто гнались за газелью. Разговаривать при такой скачке было невозможно. Но мой бравый Халеф, конечно, не смог долго молчать.— Сиди, — крикнул он мне сзади, — сиди, ты хочешь меня бросить?Я вопросительно глянул на него.— У моей кобылы ноги постарше, чем у твоего берберского жеребца.Действительно, его старая кляча уже взмоклаот пота, и пена крупными хлопьями капала с морды.— Сегодня мы не сможем, как обычно, сделать привал, чтобы переждать самую жару. Мы должны скакать до темноты, иначе не догоним едущих перед нами убийц.— Кто слишком спешит, доберется до цели не раньше того, кто едет медленно, эфенди, потому что… Аллах акбар! Аллах велик! (араб.).
Посмотри-ка вон туда, вниз!Мы находились у крутого склона вади и увидели внизу, на расстоянии какой-нибудь четверти часа пути, двух мужчин, сидевших возле маленькой себхи — лужицы, в которой сохранилось немного солоноватой воды. Их лошади щипали сухие колючки, росшие вокруг.— Вон они!— Да, сиди, это они. Им тоже надоело солнце, и они решили переждать, пока не кончится самая жара.— Или же остановились поделить добычу. Назад, Халеф, назад, чтобы они нас не заметили! Мы оставим вади и свернем чуть западнее. Давай притворимся, будто едем от шотта Эль-Гарса.— Зачем такие уловки, эфенди?— Они не должны догадаться, что мы видели труп.Наши лошади вскарабкались по склону вади, и мы поскакали прямо в пустыню. Потом мы описали дугу и направились к месту, где находились те двое. Они не могли видеть, как мы подъезжаем, потому что сидели в глубине вади, но должны были слышать шум от наших лошадей.Когда мы достигли края, они уже вскочили и схватились за ружья. Я, конечно, притворился столь же удивленным, как и они, внезапно встретив здесь, в уединении пустыни, людей, но не счел нужным потянуться за своим штуцером Штуцер — нарезное ружье, заряжаемое со ствола.
.— Селям алейкум! Мир вам! (араб.)
— громко закричал я им сверху, придерживая коня.— Алейкум! — ответил старший из них. — Кто вы?— Мы мирные всадники.— Откуда вы едете?— С запада.— А куда направляетесь?— В Седдаду.— Какого вы племени?Показав на Халефа, я ответил:— Он родом из равнинных адмаров, а я принадлежу к бени-закса Бени-закса — саксонец (араб.).
.— Мы из знаменитого племени уэлад-хамалек.— Уэлад-хамалек считаются хорошими наездниками и храбрыми воинами. Откуда вы приехали сюда?— Из Гафсы Гафса — город в Тунисе.
.— Значит, вы проделали долгий путь. Куда направляетесь?— К Бир-Соиди Бир-Соиди — поселок с колодцем.
. Там живут наши друзья.Все сказанное ими было ложью, но я вел себя так, будто поверил их словам, и спросил:— Вы позволите нам отдохнуть рядом с вами?— Мы останемся здесь до рассвета, — последовал ответ, не содержавший, стало быть, ни согласия, ни возражения.— И мы тоже намерены задержаться до следующего восхода солнца. Здесь достаточно воды и для нас, и для наших лошадей. Можем ли мы остаться возле вас?— Пустыня принадлежит всем. Мархаба Прекрасно (араб.).
, ты будешь желанен нам!Хотя они и говорили хорошие слова, выражение их лиц явно выдавало, что им гораздо приятнее стал бы наш отъезд. Но мы пустили своих лошадей вниз по склону, к воде, где сразу же бесцеремонно заняли лучшее место.Физиономии их, которые я теперь смог внимательно рассмотреть, не вызывали ни малейшего доверия. Старший, тот, что до сих пор вел разговор, был высоким и сухопарым. Бурнус висел на его теле, как на чучеле. Из-под грязноголубого тюрбана неприветливо сверкали колючие глазки; над узкими, бледными губами жалко торчали редкие усы; нос — да! — этот нос живо напомнил мне грифов, которых я недавно прогонял от трупа убитого. Это был не орлиный и не ястребиный нос — у него была форма именно клюва грифа.Другой был молодым человеком поразительной красоты, но жизненные заботы затуманили его взор, избороздили ранними морщинами лоб и щеки. Он также не внушал особого доверия.Старший говорил по-арабски с тем акцентом, который услышишь лишь на Евфрате, а младший явно был европейцем. Их плохонькие лошади, при последнем издыхании от гонки по пустыне, стояли поблизости; одежда на незнакомцах была потрепанной, но оружие было отличным. Там, где сидели мужчины, находились различные вещи, обычно редкие в пустыне. Вещи эти, видимо, остались лежать, потому что у незнакомцев не нашлось времени спрятать их: шелковый носовой платок, золотые часы с цепочкой, компас, дорогой револьвер и сафьяновая записная книжка.Я сделал вид, будто не заметил этих вещей: вынул из седельной сумки пригоршню фиников и стал жевать с равнодушным выражением на лице.— Что вам нужно в Седдаде? — спросил меня высокий.— Ничего. Мы едем дальше.— Куда?— Через Шотт-Джерид в Фитнасу и Кбилли.Беглый взгляд, брошенный высоким на его спутника, дал мне понять, что они тоже выбрали этот путь. Потом высокий продолжил свои расспросы:— У тебя есть дела в Фитнасе или Кбилли?— Да.— Ты хочешь продавать там свои стада?— Нет.— Своих рабов?— Да нет же.— Тогда, может быть, товары, которые тебе привезут из Судана?— Опять нет.— Что же тогда?— Ничего. Сыны моего племени не ведут никакой торговли с Фитнасой.— Может быть, ты хочешь там купить жену?Я деланно разозлился.— Разве это не оскорбление — говорить с мужчиной о его жене? Или ты гяур, еще не узнавший об этом?Высокий по-настоящему испугался, и именно поэтому я предположил, что попал в точку. Он не был бедуином! Такие лица неоднократно встречались мне у людей армянского происхождения. Не убийца ли это купца из Блиды, тот самый армянский торговец, приказ об аресте которого я носил в кармане? У меня еще не было времени внимательно прочитать этот приказ. Пока эти мысли молниеносно проносились у меня в голове, взгляд мой еще раз упал на револьвер. На его рукоятке виднелась серебряная пластинка, на которой было выгравировано имя.— Позвольте!Я взял револьвер и прочел: «Поль Галэнгре, Марсель». Конечно, это было имя владельца. Я не выдал своего интереса ни малейшим изменением в лице, лишь мимоходом спросил:— Занятная вещичка!— Это… это… это автоматический револьвер.— Ты можешь показать, как из него стреляют?Он принялся мне объяснять. Я очень внимательно выслушал его, а потом сказал:— Никакой ты не уэлад-хамалек, ты гяур.— Почему ты так решил?— Будь ты сыном поклонников Пророка, ты бы убил меня за одно то, что я назвал тебя гяуром. Только у неверных есть автоматические револьверы. Как могло бы попасть такое оружие в руки какого-то уэлад-хамалека! Это подарок?— Нет.— Так ты его купил?— Нет.— Стало быть, добыча?— Да.— У кого ты взял револьвер?— У одного француза.— С которым ты сразился?— Да.— Где?— На поле битвы.— На каком?— Под Эль-Герарой.— Ты лжешь!Только теперь у него лопнуло терпение. Он поднялся и схватился за револьвер.— Что ты сказал? Я лгу? Да я тебя пристрелю как…Я прервал его:— …как франка там, наверху, в Вади-Тарфои!Рука, державшая револьвер, опустилась, и мертвенная бледность покрыла лицо мужчины. Но он взял себя в руки и угрожающе придвинулся ко мне:— Что ты имеешь в виду, я что-то не понимаю?Я сунул руку в карман, вытащил газеты и заглянул в них, чтобы найти имя убийцы.— Я имею в виду, что ты вовсе никакой не уэлад-хамалек. Твое имя мне хорошо известно — оно звучит как Хамд эль-Амасат.Теперь он отшатнулся и вытянул вперед руки, как бы отталкивая меня.— Откуда ты меня знаешь?— Я тебя знаю, и этого достаточно.— Нет, ты меня не знаешь. Зовут меня не так, как ты сказал. Я из уэлад-хамалек, а если кто этому не верит, того я пристрелю!— Кому принадлежат эти вещи?— Мне.Я схватил носовой платок. Он был помечен инициалами «П. Г.». Я открыл крышку часов и увидел на внутренней стороне ее те же самые инициалы.— Откуда у тебя часы?— Какое тебе дело? Отдай!Не слушая его, я открыл еще и записную книжку. На первой странице я прочел имя Поля Галэнгре. Записи были стенографированы, и так как я не знал стенографии, то прочесть ничего не смог.— Брось книжку, говорю я тебе!При этих словах он выбил записную книжку у меня из рук, и она упала в соленую лужу. Я вскочил, попытавшись спасти ее, но это мне не удалось — теперь и младший из незнакомцев встал между мною и водой.Халеф до сих пор, казалось, равнодушно приглядывался к словесной перепалке, но я видел, что он держит палец на спусковом крючке своего длинноствольного ружья. Он ждал лишь моего кивка, чтобы защитить меня. Я наклонился, намереваясь поднять еще и компас.— Стой! Это мое! Верни все вещи! — крикнул мой противник.Он схватил мою руку, но я сказал как можно спокойнее:— Садись! Я хочу поговорить с тобой.— Мне с тобой нечего выяснять!— А мне есть что. Садись, или я тебя уложу!Эта угроза показалась действенной. Он опять сел, и я сделал то же самое. Потом я вытащил свой револьвер и начал:— Смотри, у меня такое же оружие. Убери свое, иначе мое выстрелит!Он медленно положил револьвер возле себя, причем таким образом, чтобы успеть мгновенно схватить его в случае надобности.— Ты не похож на людей из племени уэлад-хамалек!— И тем не менее я из этого племени.— Ты приехал не из Гафсы!— Именно оттуда.— Сколько времени ты едешь по Вади-Тарфои?— Какое тебе до этого дело!— Большое. Там, в верховьях, лежит труп человека, убитого тобой.Губы его злобно скривились.— А если бы я и сделал это, что бы ты сказал?— Немного. Всего несколько слов.— Каких же?— Кто был этот человек?— Я его не знаю . — Почему же ты убил и его и верблюда?— Потому что мне так понравилось.— Он был правоверным?— Нет. Он был гяуром.— Ты взял все, что он носил при себе?— А я должен был оставить это мертвецу?— Нет, потому что ты поднял это для меня.— Для тебя?— Да.— Я тебя не понимаю.— Сейчас поймешь. Мертвый был гяуром; я тоже гяур и стану мстить за него.— Станешь кровным мстителем?— Нет. Если бы я им был, тебя бы уже не было в живых. Мы в пустыне, где действует только право сильного. Я не хочу пробовать, кто из нас сильнее; я передаю тебя мести Бога Всеведущего, который все видит и не оставляет ненаказанным ни одного плохого деяния. Но главное, что я скажу тебе, и ты должен это хорошенько усвоить: ты отдашь мне все, что взял у мертвого.Он высокомерно рассмеялся.— Ты в самом деле думаешь, что я это сделаю?— Да.— Так возьми себе то, что ты хочешь.Он протянул руку, намереваясь схватить револьвер. Я был быстрее и направил на него дуло моего оружия.— Стой, не то выстрелю!Сложилась весьма щекотливая ситуация. К счастью, оказалось, что мой противник больше силен хитростью, чем мужеством. Он снова, заколебавшись, убрал руку.— Что ты хочешь делать с вещами?— Отдам родственникам убитого.Он посмотрел на меня почти с сожалением.— Ты лжешь, ты хочешь их сохранить для себя.— Я не лгу.— А что ты хочешь предпринять против меня?— Сейчас — ничего. Но остерегайся снова встретиться со мной!— Ты и в самом деле поедешь отсюда в Седдаду?— Да.— А если я отдам тебе вещи, ты позволишь мне и моему спутнику беспрепятственно уехать к Бир-Соиди?— Конечно.— Поклянись!— Гяур никогда не клянется. Его слово правдиво безо всякой клятвы.— Вот, бери револьвер, часы, компас и платок.— Что еще было при нем?— Ничего.— У него были деньги?— Да. Но уже их-то я оставлю себе.— Не возражаю, но дай мне сумку или кошелек, где они -находились.— Можешь получить.Он полез за пояс и вытащил шитый жемчугом кошелек. Опустошив его, он после протянул пустой кошелек мне.— Больше у него ничего не было?— Нет. Хочешь обыскать меня?— Нет.— Теперь мы можем ехать?— Да.Казалось, он почувствовал себя полегче. Спутник же его наверняка был более трусливым и очень обрадовался, что можно поскорее убраться. Они сложили свои пожитки и сели на лошадей.— Селям алейкум!Я не ответил, но они восприняли мою невежливость весьма равнодушно. Через несколько мгновений два всадника исчезли за краем обрывистого склона.Халеф все это время молчал. Теперь он обратился ко мне.— Зачем ты отпустил этих негодяев?— Я не имел права ни задержать их, ни убить.— Ты, христианин, позволил уйти убийцам христианина!— Кто тебе сказал, что они уйдут?— Они уже далеко! Они достигнут Бир-Соиди, а оттуда поедут в Дебилу или Эль-Уэд, чтобы затеряться в дюнах.— Этого они не сделают.— А как же? Они же говорили, что хотят добраться до Бир-Соиди.— Они лгали. Они поехали в Седдаду.— Кто тебе это подсказал?— Мои глаза.— Что мы теперь будем делать?— Прежде всего позаботимся о нашей безопасности. Здесь нас легко могла бы найти шальная пуля. Мы должны убедиться, действительно ли уехали эти мерзавцы.Я поднялся к скалистому гребню и увидел двух всадников, отъехавших уже очень далеко в юго-западном направлении. Халеф последовал за мной.— Вон они скачут, — сказал он. — Это направление на Бир-Соиди.— Когда они отъедут достаточно далеко, то повернут на восток.— Сиди, твой мозг кажется мне слабым. Если бы они сделали так, они должны были бы снова попасть нам в руки!— Они полагают, что мы отправимся в путь только завтра, и, значит, думают, что получат хорошую фору.— Ты угадываешь, но все же не находишь правильного решения.— Ты так думаешь? Разве не говорил я тебе в верховьях вади, что одна из лошадей страдает петушиным шагом?— Да, я видел это, когда они отъезжали.— Вот и теперь я окажусь прав, говоря, что они едут в Седдаду.— Отчего же мы немедленно не пустимся за ними вдогонку?— Мы бы в этом случае опередили их, так как поедем прямой дорогой; тогда бы они наткнулись на наши следы и приняли бы все меры, чтобы не встретиться с нами.— Тогда давай сядем у воды и отдохнем, поскольку до отъезда есть еще время.Мы снова спустились к водоему. Я вытянулся на попоне, расстелив ее на земле, накинул на лицо конец своего тюрбана, словно платок, и закрыл глаза — не для того, чтобы заснуть, а чтобы обдумать наше последнее приключение. Но кто бы смог в убийственном сахарском пекле долгое время занимать свои мысли одним и тем же делом, тем более таким запутанным? Я и вправду задремал и успел проспать больше двух часов.Отдохнув, мы отправились в путь.Вади-Тарфои впадает в Шотт-Гарса. Следовательно, мы должны были оставить вади, если хотели попасть на восток, в Седдаду. Примерно через час мы заметили следы двух лошадей, шедшие с запада на восток.— Ну, Халеф, узнаешь эти следы?— Машалла, ты прав, сиди! Они едут в Седдаду.Я спрыгнул с лошади и стал изучать отпечатки.— Они проехали здесь всего каких-нибудь полчаса назад. Давай поедем помедленнее, иначе они нас увидят.Отроги Джебель-Тарфои постепенно становились ниже, а когда солнце зашло и через короткое время взошла луна, мы увидели у наших ног Седдаду.— Поедем дальше? — спросил Халеф.— Нет, мы заночуем под деревьями, вон там, на откосе.Мы отклонились немножко в сторону и нашли под оливковыми деревьями великолепное место для бивака. Завывание шакалов, тявканье фенека Фенек — пустынная лисичка с большими ушами.
и более басистый вой подкрадывающихся гиен — все эти ночные звуки не мешали нам спать. Когда мы проснулись, первым моим желанием было отыскать вчерашние следы. Я был убежден, что лошади направились в селение, но, к своему удивлению, обнаружил, что они не поехали в Седдаду, а повернули на юг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41