Он не думал, что он ударил Руари так сильно, но всегда трудно определить уязвимость полуэльфов. Иногда они слабее любого из своих родителей.
— Давай, Ру, — тревожно сказал Павек, забывшись и используя домашнее имя юноши. — Успокойся, старайся дышать помедленнее. — Он почувствовал, как что-то мягкое потерлось о его ногу сзади: кивиты, трое, их уши подрагивали каждый раз, когда Руари вдыхал, большие, темные глаза глядели с беспокойством на полуэльфа. Они встали на задние лапы и трогали ноги мальчишки легкими передними.
Друзья, подумал Павек. Предполагалось, что каждый полуэльф имел их. Поговаривали, что его прежняя начальница, администратор Метиса, спала в гнезде ядовитых змей. Ему даже не хотелось думать, какие друзья могут быть у Элабона Экриссара. Но кивиты были друзья Руари, и было ясно, что они очень огорчены его видом.
— Я устал от всего этого, — вслух пожаловался он, подхватывая полуэльфа на руки. — Я совсем не няня.
Теперь Руари был на виду, и его роща стала лучше видна. Павек перенес Руари на берег маленького, бурлящего бассейна и прислонил его к стволу маленькой ивы. Кивиты прыгнули на плечи Руари, зарылись в его волоса и стали лизать его в лицо. Павек поднял было руку, чтобы прогнать их, но заметил, что глаза Руари закрылись и она стал легче дышать.
Он занялся своими собственными ранами и порезами, вымылся в бассейне и уселся рядом с Руари, дожидаясь, когда тот придет в себя. Это не заняло много времени.
— Ничего не изменилось. Я все еще ненавижу тебя. Ты все тот же лживый предатель, червяк-темплар, и я все еще собираюсь убить тебя.
— Сдавайся, червяк. Ты не дварф. У тебя нет фокуса, о котором ты должен беспокоиться. Перестань быть таким упрямым и тупоголовым, и подумай о том, чтобы измениться. Если бы я хотел убить или искалечить тебя, или кого-либо другого, я мог бы сделать это десятки раз, даже сегодня. Но я не враг тебе. И я не враг Квирайту. Я вообше не враг никому — кроме тех нескольких темпларов в Урике, которые делают Лаг. Мы на одной стороне, Руари. Пока ты взламывал тайное хранилище зарнеки, я пытался убедить Телами и Акашию не везти зарнеку в Урик. Они не хотели слушать меня, но ты их остановил. Ты сделал хорошее дело.
Руари почесал зудящие пятна на каждом из своих кивитов, прежде чем опять взглянул на Павека. — Откуда я знаю, что могу тебе верить? Ты уже лгал, и не один раз, например ты соврал про мой яд.
— Ты должен верить человеку, после того, как спросишь себя, что он выигрывет, если врет. Я ничего не выигрываю, если я вру тебе, и я все еще могу убить тебя. По моему, этого достаточно.
— Каши. — Руари глядел вниз, на своих кивитов, когда пробормотал это слово.
— Сначала мекилоты полетят. Может быть тебе и нравиться быть дураком, а мне нет. Эта женщина никогда не заинтересуется грубым, некрасивым темпларом третьего ранга.
— Нет, она интересуется.
— А я нет, — возразил Павек с удивившей его самого силой. — Я лучше знаю, чего можно добиться и чего нельзя.
Руари отпихнул своих кивитов и встал на ноги. — Я убью тебя.
— Она убьет меня раньше.
— Нет, она этого не сделает. Каши не такая. Она не видит зла ни в ком.
На это он мог бы сказать дюжину самых разных вещей, но они все привели бы только к драке. Вместе этого он нагнулся к кивитам и почесал пальцем нос одному из этих любопытных созданий.
— Тем больше причин держать зарнеку как можно дальше от Урика. Ты сделал хорошее дело в тайнике.
Руари опять уселся на землю. — Телами злится на меня. Я никогда не видел ее такой сердитой. Я подумал, что она собирается призвать стража и зарыть мой кости в роще.
— Может быть она и хочет этого, но на сегодняшнем собрании ни один из друидов, за исключением ее и Акашии, не хотел посылать зарнеку в Урик, и я не думаю, что страж этого хочет.
Руари выдернул травинку из земли. — Ты действительно чувствуешь стража, или это очередная ложь?
— Никакой лжи. Я неумелый лгун.
Руари негромко выругался и выдернул еще одну травинку. — Хотел бы я никогда не приходить в Квирайт.
— А я хотел бы никогда не видеть мужчину, создающего Лаг, тогда у меня не было бы необходимости приходить сюда. Ты в состоянии идти домой?
Руари сказал что да, но он был еще слаб и дышал с трудом, поэтому пришлось задержаться. Они посидели на берегу бассейна, говоря друг с другом, и хотя они перестали быть врагами, друзьями они не стали. Слонце уже садилось, когда они вернулись в деревню. Павек пошел искать Йохана, но дварф исчез, как и Акашия, два фермера и пять канков: Телами вызвала вихрь, который отделил созревшую зарнеку от песка, запечатала ее и отправила в Урик.
Тринадцатая Глава
Солнце только что показалось над горизонтом и воздух оставался холоден и свеж, когда Акашия, Йохан и два охваченных благоговейным страхом фермера Квирайта шли от рыночной деревни Модекан в сторону блистающих желтых стен Урика. После четырехдневной поездки на спине канка через пустые земли, фермеры были рады видеть город Короля-Льва; Акашия же хотела закончить свою работу быстро и без приключений.
Никто не знал что думал Йохан — за исключением того, что он не одобряет все это дело, он не сказал и двух слов с того момента, когда они уехали из Квирайта.
Сегодня был не день Модекана на рынках Урика; так что на дороге почти никого не было. У Акашии было много времени чтобы подумать, успокоиться и снова встревожиться. Они постарались привести зарнеку в Урик в тот день, когда никто не ожидал ни ее, ни их. Она надеялась, однако, что регистратор в Модекане сообщил о них своим начальникам-темпларам и этот отвратительный дварф, с которым они торговали, окажется у стола прокуратора в таможне.
Она надеялась и на то, что этот дварф отправит порошек зарнеки по нужному маршруту: чтобы сделать из него тысячи порций Дыхания Рала. Но чтобы эта надежда осуществилась, она должна была еще надеяться, помимо всего прочего, что Просто-Павек обманул их во всем, что касалось его бывшего коллеги по гражданскому бюро.
Акашия верила всем сердцем, что хронические боли и болезни простых людей Урика достаточно важны для того, чтобы оправдать риск, на который они пошли. Она верила также, что ее искуство мыслеходца, вместе с мастерством друида, в состоянии защитить ее, ее товарищей и три амфоры с зарнекой, аккуратно уложенные в ручной тележке, которую толкал Йохан.
Когда она думала о своих заклинаниях и то, что она Мастер Пути, ее уверенность увеличивалась; потом что-нибудь на краю дороги привлекало ее внимание, или она видела тень Просто-Павека в уголке своей памяти, и ее спокойствие разлеталось в дребезги, в очередной раз.
Сердцем она верила, что Павек ошибается насчет зарнеки и Дыхания Рала, но, как бы она не старалась, ей не удалось убедить себя, что он лжет об опасности, нависшей над городом или о двуличности прокуратора. Бабушка была согласна с ней, что Павек искренне и горячо верит в то, о чем говорит, что он убежден, что это чистая правда. Его сознание легко было проверить как при помощи Пути, так и друидскими заклинаниями, а сам он никогда не станет мастером ни там ни там, хотя он и сумел призвать стража Квирайта, и каким-то образом сумел добраться до рощи Руари, хотя Руари и скрылся в ней ото всех.
Она тогда подумала, она могла бы найти рощу своего юного приятеля и показать дорогу в нее без всяких проблем, но когда она и Бабушка обсудили это, то дружно пришли к выводу, что это выходит далеко за возможности Просто-Павека… Если, конечно, Руари не пригласил его, а тогда один из них запросто мог убить другого или — еще хуже — они оба могли сообразить, что во всем, касающимся зарнеки и Урика, они настроены совершенно одинаково.
И тогда это был бы конец торговли зарнекой: так как Йохан с ними заодно. А оставшиеся жители Квирайта, как друиды так у фермеры, и так намного больше боялись Урика и его бесчеловечного короля, чем необходимо, и они поддержали бы эту непокорную тройку. Квирайт не был идеальной коммуной, в которой мнение любого жителя имело равный вес и решение оставалось за большинством; такие сообщества редко выживали больше, чем год, а Квирайт процветал уже многие поколения. Слово Бабушки естественно перевешивало мнение всех остальных, вместе взятых, но Бабушка никогда не станет настолько глупой, чтобы привести общину к абсолютной власти. Да, этого она никогда не захочет.
Поэтому и отправила Йохана в Урик.
Старый дварф шел без единого слова между ручками своей тележки. Он сопротивлялся любым попыткам втянуть его в разговор с того момента, как они ушли из Квирайта. Йохан горячо возражал против решения Бабушки отправить зарнеку в Урик, пока Руари и Павек скрываются в роще Руари. Но в конце концов Йохан проглотил свои возражения и даже помогал отделять порошек зарнеки от песка в руинах тайника. Когда Бабушка призвала крошечный вихрь, чтобы тот отделил зарнеку от песка, он стоял и держал веялку, хотя его ноги наполовину погрузились в кучу песка и гравия. Она стояла позади решета с большой плетеной корзиной, и набрала достаточно порошка, чтобы наполнить три амфоры. А потом он запряг канка и навьючил на него амфоры — и все это время он постоянно оборачивался и бросал взгляд на дорогу, на которой должны были появиться Павек и Руари, если бы они возращались вместе.
Но дорога осталась пуста, и они уехали из деревни задолго до заката, так и не узнав, что произошло между Павеком и полуэльфом — именно этого и добивалась Бабушка.
Потому что Бабушка была мудрее чем все остальные, вместе взятые. И Бабушка знала, что нужно делать с зарнекой, Квирайтом и вообще со всем на свете.
— Ты увидишь, — уверила Акашия своего молчаливого, угрюмо тащившего тележку товарища. — Все будет хорошо. Мы направимся домой еще до заката солнца, обещаю тебе. Не о чем беспокоиться. Я уверена, что в таможне не будет никаких проблем-
— Нет, не в таможне, — прервал он ее, произнеся самую длинную фразу с тех пор, как они уехали из Квирайта. — Это слишком рисковано. Если твое сердце все еще хочет доставить зарнеку в Урик, я бы скорее привез ее на эльфийский рынок и доверил косоглазому эльфу, чем этому волосатому дварфу на таможне.
— Эльфийский рынок? — Она сразу подумала о чудесах, которые ожидают ее среди пестрых тентов и палаток. Она слышала об этом рынке от Бегунов Луны, когда была еще маленькой девочкой, на за все ее пятнадцать поездок в Урик — она вела счет — они всегда ездили одной и той же дорогой: от ворот до таможни и обратно. За исключением, естественно, последнего раза, когда они повстречали Павека и Йохан повел их на площадь красильщиков, где пестро раскрашенные куски материи то и дело отвлекали ее от дознания.
Искушению оказаться на эльфийском рынке было невозможно сопротивляться — особенно если учесть, что именно осторожный Йохан предложил это.
Потом эти вымышленные чудеса куда-то испарились. — Мы же сообщили наши имена регистратору в Модекане…
— Бродячие торговцы с товарами для таможни, — напомнил Йохан, выговаривая слова в одним ритме с ходьбой.
Йохан возил зарнеку в Урик еще до того, как она родилась. Он научил ее что делать и что говорить, и она никогда не говорила их настоящие имена или их настоящий товар регистратору в деревне. — А они ничего не заподозрят? Они не будут нас искать?
Он пожал плечами, амфоры сдвинулись в тележке. — Только не на эльфийском рынке. Темплары не рискуют заходить на рынок, ни поодиночке ни группами. А мы отправимся домой, как ты и сказала, прежде, чем они начнут нас искать. Если они начнут нас искать.
Она еще раз поддалась искушению. Ослепительные желтые стены Урика — чистые и заново оштукатуренные после Тирского урагана — уже поднимались перед их глазами, только что нарисованные цветные портреты Короля-Льва можно было рассмотреть даже на таком расстоянии. Огромная темная щель ворот уже была отчетливо видна, а дорога перед ними все еще оставалась абсолютно пустой. Не было даже очереди. Эльфийский рынок или таможня, они должны будут войти в город и выйти из него до заката солнца.
Но испекторы у ворот будут задавать вопросы. Она должна быть готова использовать Путь, а это означает, что уже сейчас надо заготовить и запомнить слова и образы, до того, как они достигнут ворот.
— Ты уверен? — спросила она.
— Ни в чем я не уверен — за исключением того, что Павек знает прокуратора, с которым мы обычно имеем дело. Если правда то, что он рассказал нам, не хотелось бы мне оказаться лицом к лицу с этим прокуратором, пока мы не будем точно знать, что произошло и хоть немного предвидеть, что произойдет. У этого волосатого дварфа все руки в дерьме; и он не промахнется. Вот в этом я уверен.
Из всех рас дварфы больше всех гордились своей наружностью. Недоверие Йохана к прокуратору выросло, без сомнения, из презрения, которое он каждый раз испытывал, когда они стояли перед этим одетым в желтое волосатым дварфом.
При других обстоятельствах она отвергла бы совет своего товарища хотя бы только по этой причине. Сегодня обстоятельства изменились, но она сделала еще одну попытку противостоять искушению.
— Бабушка хочет, чтобы мы сами убедились в чистоте и силе Дыхания Рала. Для этого мы просто обязаны зайти на таможню.
Йохан сплюнул в грязь на обочине дороги. — Мы не можем доверять ни одному ответу любого темплара, неважно какого. Лучше нам самим побывать в паре аптек, Каши, если мы действительно хотим узнать ответ.
— А будут ли аптеки на эльфийском рынке? Хотя бы одна? — внезапно спросила она. — Бегуны Луны говорили, что они сбежали-
Еще один плевок в грязь. — Эльфы! Это не их рынок, это только единственное место, где они могут торговать. Выгони оттуда все их кланы и рынок станет намного чище и безопаснее, вот и все. На рынке есть всего понемногу, включая и аптеки, с разрешением или без. Все остальные придут поглазеть на нас, когда мы заговорим в первой из них. Так делают дела на рынке. Мы можем продавать и покупать одновременно. Говорить буду я.
Она накрутила локон своих коричневых волос на палец, думая как ей разобраться в собственных сомнениях. — Если мы продадим зарнеку на рынке, мы сможем рассказать покупателям с чем нужно смешать ее чтобы получить Дыхание Рала.
Чем ближе они подходили, тем больше и яснее становились портреты владыки Урика. Хаману изображался одетым в ослепительную голубую одежду. Его стеклянные глаза, сверкающие отраженным солнечным светом, глядели прямо на нее. Или это ей казалось.
— Мы никогда не действовали так. И предполагается, что мы и не будет так делать. Мы продаем зарнеку темпларам Короля-Льва, а Король-Лев продает Дыхание Рала жителям Урика. Так было всегда, Йохан. Если что-нибудь пойдет не так…
— Ничего плохого не произойдет. Мы купим, продадим и уйдем. Если Дыхание Рала, которое мы купим, будет достаточно горькое, как и нужно, мы сразу поймем, кто лжец. Мы разберемся с ним когда вернемся в Квирайт, а потом отправимся в Урик в обычное время, как и раньше, но уверенные в себе. Но если Павек сказал нам правду, и то, что мы купим, будет Лагом — хорошо, пусть Бабушка сама решает, что нам делать дальше.
Завиток соскользнул с ее пальца. — Идти на эльфийский рынок безопаснее, чем в таможню?
— Помни. Я буду говорить.
— Как только пройдем ворота, — поправила его Акашия; все-таки она Мастер Пути. Разговор с темпларами — на ней.
Они подошли к инспекторам и регуляторам, собравшимся перед воротами. Парочка желтых рубашек трясла торговца, пока все остальные ждали в тени. Новые законы, постановления и награды за разыскиваемых преступников были написаны красным на стенах сторожки, и, как обычно, рядом список предупреждений и угроз для тех, кто осмеливался читать их без разрешения. Он украдкой бросила на них взгляд, пока они ждали, что кто-нибудь подойдет к ним. Имя Павека все еще было там, его искали за неуказанные преступления против города. Буквы были старые, выцветшие, и цена за его голову не изменилась.
Выглядящая усталой женщина в желтом платье вышла из тени. Она задала обычные вопросы; отвечая, Акашия глядела прямо ей в глаза.
— Мы приехали торговать на эльфийском рынке. — Она заговорила тише и ровнее. — Печати на наших товарах не тронуты, все в порядке. Мы точно такие же, как и любой другой, сегодня проходивший через ворота. Ты думаешь, что никакие дополнительные вопросы не нужны.
Женщина-темплар мигнула, потерла глаза, как если бы у нее внезапно заболела голова, хотя Акашия постаралась вложить свои мысли в ее незащищенное сознание как можно мягче.
— Можем мы войти в город? — спросила она.
Женщина кивнула. Квириты по очереди опустили большой палец в чашку с чернилами и оставили свои уникальные оттиски на листе пергамента, который использовался для сегодняшнего подсчета посетителей.
— Не забудь. Вы должны вернуться перед закатом солнца, или вам придется заплатить по шесть керамических монет за каждого и еще десять за тележку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39