Клянусь милосердием Хаману! Он видел сотни фестивалей в Уруке, дети кидали букеты цветов к ногам короля-волшебника, и он улыбался, он говорил спасобо, и никто даже на мгновение не забывал, где находится власть и сила, и кто может использовать ее, вежливо, культурно и без малейшего колебания и угрызений совести.
День за днем они говорили ему послать свое сознание в сердце Квирайта, поискать стража. Что же они думают, что он не найдет кости под деревом? Неужели они не понимают, что он давно догадался о судьбе тех, кто пытался и не сумел?
Не клеблясь говори нам все, что думаешь, наперегонки твердили они.
Пусть сначала дождь будет лить сто дней и сто ночей, прежде чем он попадется в эту ловушку. Тысячу дней!
Так он поклялся себе, пока шел по этой твердой земле.
Они все так и липли к нему, все эти друиды с их открытыми, улыбающимися лицами, без единого шрама. Он должен спросить себя, а не было ли других причин, по которым он предпочитал те дни, когда его учителем была Телами, и ответы заледенили кровь в его жилах. Акашия была особым ручным животным Телами, ее наследником и уже — как ветеран гражданского бюро он точно подмечал все эти вещи — следующим по силе друидом в Квирайте. Она не походила ни на одного из тех, кого он встречал раньше в своей жизни: честная, справедливая, любопытная и хорошо уравновешанная — вроде его ножа со стальным лезвием.
Все жители Квирайта любили ее, но никто не любил ее больше, чем Руари, чего она — про всем своем любопытстве — похоже не замечала. Он, Павек, нет, он не любил ее. Он подслушивал разговоры соседей за ужином и мало-помалу узнал историю полуэльфа. Если бы их пути пересеклись, если бы он не был мальчуганом, когда это все случилось, он бы убил темплара, который изнасиловал мать пацана; он сделал намного больше, когда этот зверь изнасиловал Дованну, и по этой же причине он убил бы любого хищника или даже самого Элабона Экриссара: они были больны, и их надо было уничтожить прежде, чем они распространили свою болезнь.
Потому что она уже перешла на Руари. Червяк-недоумок видел весь мир через свои шрамы, настоящие и придуманные; не было никакого смысла говорить с ним или пытаться как-то помириться с ним. Не имело значения на что надеялась Акашия или что она говорила — а она говорила больше, чем Павек хотел услышать, совершенно слепая в своем обожании Руари — они никогда не станут братьями друг другу. Себя она видела сестрой этому мальчишке.
Всякий бывает слеп к чему-нибудь. Акашия была слепа к Руари.
Но оставьте его и этого червя одних, и они будут сторонится друг друга. Он знал, что должен быть доволен и не замечать Руари вообще — и не только из-за яда. Он в точности знал, что этот придурок сделал, воюя с ним; он мог бы легко узнать это сам, без помощи Телами, просто не так быстро.
Его желудок все еще побаливал. Было это от самого яда или последствия исцеления, он не имел понятия — а вопросы он не задавал. Во всяком случае при виде еды его еще тошнило, он быстро уставал во время ходьбы и должен был постоянно останавливаться и отдыхать.
Солнце уже взошло, хотя не так давно, и единственная полезная тень между деревней и рощами могла быть только от какой-нибудь соломенной хижины. Не было никакого смысла сворачивать куда-нибудь чтобы отдохнуть; когда он уставал, он садился на землю там, где был, спиной к востоку, на который карабкалось солнце, и наслаждался тенью, которую давали его шляпа и плечи. Закрытывая глаза, он полностью опустошал свой мозг, так, как только ветеран-темплар умеет это делать, и ждал, пока его пульс и желудок успокоятся.
Наконец они пришли в порядок и, прежде чем его шляпа начала жечь не хуже пламени, он потер глаза, вскочил на ноги, и, так как он был темплар и привык иметь врагов, медленно повернулся на пятках, проверяя окрестности. Никого по форме похожего на Руари он не заметил, но зато было кое-что новое, что-то, что заставило его внимательно посмотреть через мерцающий на солнце воздух на юг, по направлению к Урику.
Огромная туча пыли поднималась там и — если он мог верить своим глазам — стадо черных точек под ней.
Его первая мысль была, что одна из этих черных точек — сам Элабон Экриссар, и он мгновенно рванулся обратно, в деревню, прежде чем здравый смысл проложил дорогу в его сознание. Он знал всю историю о зарнеке, Квирайте, Дыхании Рала и Лаге, и как он сам оказался воволечен во все это. Но не было ни единой причины — совсем ни одной — чтобы кто-нибудь другой в Урике думал, что темплар третьего ранга, с головой оцененой в сорок золотых, сбежал в далекий оазис друидов. Не было никаких причин думать, что кто-то вообще в Урике знает имя Квирайт, зато было множество причин верить, что Телами и страж хранят в абсолютной тайне точное расположение их обожаемого Квирайта.
Так что он повернулся, прошел сотню шагов и остановился.
Что-то было на соляной поверхности. Быть может это был край охраняемой стражем земли; он вообще не знал точно, как работает защищающая магия Квирайта. Быть может, когда какой-нибудь чужак только поставит ногу на эту часть пустыни, друиды узнают об этом. Но может быть и нет. Здесь повсюду были деревья, высокие как стены Урика, но не было ни укреплений, ни наблюдательных постов.
Регуляторов изредка отправляли охранять стены Урика, когда Король Хаману отправлял военное бюро из города, на войну или на учения. Это было довольно легко и с четким приказом: доложи все, что ты видел, внутри стен и снаружи. Исполняй свой долг, и дай начальникам принять решение.
Павек опять повернулся и направился в деревню.
Широкая зеленая крона деревьев, растущих в самой деревне, темнела перед ним, довольно далеко от пыльного облака, которое за это время не увеличилось. Еще одна черная точка появилась между ним и деревней. Она быстро приближалась к нему, вырастая в размере, и превратилась в приземистый силуэт дварфа.
Йохан, огромное облегчение, теперь он не должен идти обратно, чтобы передать свое сообщение. Дварф заговорил первым. — Приближаются эльфы, они будут здесь около полудня. Бабушка и все остальные будут ждать их в деревне. Сегодня не будет занятий.
— Эльфы? — Павек посмотрел на пыльное облако, спрашивая себя, не их ли он видел.
— Бегуны Луны. Все племя и все их стада. И парочка бочонков медового эля.
Дварф подошел ближе и похлопал его по спине, обычный жест, которым они приветствовали друг друга, но его мысли все еще были об эльфах.
— Бегуны Луны — племя Руари, не правда ли? Проблемы?
Рука Йохана опустилась. — Может быть, — не стал возражать он. — Так получилось, что ты видел его худшие качества, Павек. Его возраст и его кровь, они воспринимают все слишком серьезно, слишком лично. У Газалы не было выбора, поверь мне. Бегуны Луны бегают очень быстро и очень помногу, среди них нет места для аутсайдеров, для тех, кто не может выдержать их темп.
— Или напоминающих им о том, что они предпочли бы забыть?
— И это тоже. — Йохан потер рукой свой безбородый подбородок и покачал головой. — Парнишка не понимает и не хочет понимать. Когда Бегуны Луны появляются, он только и делает, что доказывает всем и каждому, что он настоящий эльф и ничем не хуже эльфа. Но когда они уходят, он кажется довольно счастливым здесь-
— Но не сейчас, когда я появился здесь, — поправил его Павек.
— Да, но… — Дварф пожал плечами. Рябь мускулов пробежала по его голой груди и рукам. — Их медовый эль ничем не хуже того, который ты можешь найти в Урике, и может быть парень будет дуться в своей роще, пока они не уйдут.
Павек ничего не знал о медовом эле; это был не из тех напитков, которые старый Джоат давал им в Берлоге, но что касается Руари, он ожидал большие проблемы и не верил, что мальчишка будет обиженно отсиживаться в своей роще. Он сохранил свои ожидания при себе, естественно, и молча пошел позади Йохана в деревню. Любимый темп дварфа был слегка медленнее его, и когда они оказались в деревне, первые из Бегунов Луны уже были там, их одежда кое-где была покрыта солью, но они совершенно не запыхались, а на их лицах не было и следа пота.
Фермеры Квирайта уже сражались на краях своих полей, пытаясь защитить урожай от канков Бегунов Луны. Не было смысла просить эльфов утихомирить своих животных. Свобода — главная добродетель у эльфов, дружба на втором месте. Если Квирайт хочет дружить с Бегунами Луны, пусть фермеры сами защищают свои зеленые поля, хоть своими телами.
Йохан подхватил кувалду с твердым наконечником и начал забивать в землю колья. Кончик каждого кола был заострен и обожжен на солнце, а рядом со вторым концом находилось отверстие для веревки — ясно, что их забивали уже много раз, квириты хорошо научились защищать свои зеленые поля — и в эти отверстия продевались веревки. Павек на мгновение заколебался, ожидая, чтобы кто-нибудь сказал ему что делать, но все и так было ясно, он подхватил пару мотков веревки и кувалду.
Веревки были пропущены и связаны в узлы как раз к тому времени, когда основная часть племени и их стада появились на поросшей кустарником окраине деревни. Высокие эльфийские женщины и их босоногие дети тут же бросились к колодцу, чтобы наполнить свои меха для воды — самое первое и самое главное дело при разбивке лагеря. Другие эльфы уже занялись торговлей — пестрая одежда и изделия из металла за великолепные фрукты Квирайта, овощи и зерно.
Со своей стороны Павек следовал за Йоханом и другими, вначале он огораживал поля, защищая посевы, а потом вместе со всеми вошел в лагерь эльфов, где, как и обещал дварф, уже был открыт бочонок великолепного медового эля. Так как племя Бегунов Луны ничем не помогло фермерам справиться со своими стадами и оторвало фермеров от работы, они достаточно хорошо понимали необходимость компромиса с ними, и предложили квиритам столько эля, сколько они в состоянии выпить. Первую кружку Павек осушил одним глотком. Сладкий, золотой напиток легко скользнул в его горло и ударил ему в голову. Он наполнил кружку еще раз и на этот раз пил ее медленно, смакуя каждый глоток, и, недопив, пошел прочь от бочонка.
Павек жил почти не имея имущества, сначала в темпларском приюте, потом в бараках, а теперь в хижине холостяков. Торговцы предлагали мало чего такого, что могло соблазнить его, и ему в любом случае нечего было дать эльфам в обмен, потому что его вещи, вроде его медальона темплара или нескольких мелких монет, которые были в его поясе, в тот день, когда они ушли из Урика, не вернулись к нему. Так как его медальон был у Руари, он решил, что и его монеты у этого червяка-полудурка. Так что скорее из чистого любопытства, чем из желания снова почувствовать вес своего крошечного состояния в своем поясе, он толкался среди продавцов, выискивая знакомые медные волосы.
Он нашел его, как и думал, но вовсе не среди продавцов. Как и предсказывал Йохан, Руари присоединился к своим сверстникам-эльфам, чтобы в обычных детских играх показать свои таланты и характер. По меньшей мере именно это Руари пытался проделать. Слишком высокий и слишком худой среди квиритов, среди своих родственников Лунных Бегунов Руари выделялся именно человеческой кровью. Пока Павек наблюдал за ним, он потерпел потажение как в беге, так и прыжках с бочонком. Победители-эльфы не скрывали своего отношения к медленному, низкому и толстому изгнанному родственнику, который претендовал на то, что он эльф.
Эльфы безжалостно смеялись над Руари. Этот червяк пытается соревноваться с ними, не имея даже тени надежды на победу. Павек вспомнил ужасные моменты из своей собственной жизни, когда он присоединялся к тем, кто мучал и избивал тех сирот, которые не имели достаточно жизненной силы, чтобы стать темпларами, и он понадеялся, что у Руари есть достаточно здравого смысла, чтобы уйти от них, пока насмешки не переросли в банальную драку, хотя как раз в драке преимущество должно было быть у более крепкого полуэльфа.
Эльфы были плохими бойцами, они не выдерживали даже одного хорошего удара кулаком. После тех тренировочных занятиях, когда он сам сражался вместе и против любой расы Пустых Земель, они оставались с множеством шрамов и сломанными костями. Темплары тренировались очень тщательно, так как их врагов было много, намного больше, чем их самих. С того места, где стоял Павек, он видел бесконечное число способов, при помощи которых нормально сложенный человек, вроде него, мог побить хвастающего эльфа. Даже несколько из них, если они не будут мошенничать. С почти полной кружкой эля, зажатой в его руке, он нашел клочек тени, из которого мог видеть не только безнадежные потуги Руари, но и большую часть всей деревни. Старейшины Бегунов Пустыни, с пронзительным взглядом глаз и выдубленными ветром лицами, собрались около центрального колодца. Акашия, Йохан и еще несколько других, включая нескольких человек, которые, как Павек знал, были фермерами, а не друидами, появились с подносами, на которых были самые изысканные фрукты Квирайта.
Подношение было принято и, вслед за Акашией, вождь племени отправился к домику Телами. Павек решил подойти ближе. Воспоминание о том, как Рокка сыпет золотые монеты в мешочек из-под соли в здании таможни, проскользнуло перед его мысленным взглядом. Он спросил себя, какие товары Бегуны Луны могли предложить за золото. Они выглядели настоящими кочевниками, которые странствуют по всем Пустым Землям, а не только в окрестностях одного города-государства. Такой тип эльфов — по правде говоря — заставлял темпларов Урика сильно нервничать, когда их флаги появлялись на эльфийском рынке, где они продавали как свое знание об окружающем мире, так и обыкновенную контробанду.
Потом он добавил мысль об угрозе Экриссара распространить Лаг на все остальные города-государства, и подошел еще ближе к домику, только для того, чтобы наткнуться на эльфийку, вооруженную копьем с металлическом наконечником, длиной по меньшей мере в половину ее роста.
— Ты новичок здесь, — сказала она, суживая глаза и превращая утверждение в оскорбление.
У эльфов был острый глаз и отличная памать. Павек на стал отвечать на оскорбление. Или пытаться обойти ее. Вместо этого он вернулся на край деревни, где объявились и юные эльфы вместе с Руари, которые состязались теперь в метании копья и соревнованиях по акробатике, по ходу которых двое юношей наклонялись до земли до тех пор, пока один не касался земли коленом, а другой в этот момент должен был запрыгнуть ему на плечи. И опять, как всегда, Руари проиграл, пытаясь прыгнуть в тот момент, когда должен был нагнуться.
У всех есть определенная слепота к чему-нибудь, мертвая точка. Безнадежные потуги Руари стать эльфом ослепляли его и он не мог показать даже того, что умел. Когда он поднимал руку вверх, находясь на коленях и хватал за лодышку эльфа, когда тот прыгал ему на плечи, он ухитрялся еще ударить или зацепить того эльфа, который не собирался ни прыгать ни бегать.
У полуэльфа была сила, а история с ядом кивита продемонстрировала, что природа наделила его и изрядной толикой коварства. Но если бы на эти соревнования принимали ставки, Павек поставил бы все свои денежки на то, что если Руари будет продолжать прыгать и падать, пока все его лицо не будет в кровавых царапинах. Он уже видел такое во время упражнений в полях, когда некоторые темплары отлично умели сражаться и защищаться самым экзотическим оружием и самыми странными стилями, зато не знали самые простые вещи, которые и помогают оставаться в живых.
Иногда люди интересуются только тем, чего у них нет: кричащий обсидиановый меч вместо надежной, усыпаной осколками кремня дубины. Или грациозными, акробатическими прыжками вместо простых захватов ног и переворотов.
Или учением друидов вместо чего-нибудь более протого, к чему он лучше приспособлен?
Йохан был сейчас в доме Телами, участвовал в собрании вождей, принимал решения. И некоторые фермеры, тоже. Мужчина может быть здесь важной персоной, даже если он не друид. Если бы он хотел быть важной персоной. Но Павек хотел изучить волшебство друидов.
Был ли он в архивах темпларов, или в роще друидов, он хотел изучать магию, для этого он жил, этому был готов посвятить всю свою жизнь. Он может отказаться от чего угодно, если надо, но только не от этого. Он запомнил все эти свитки с их пятнами и чернильными пометками. Когда Телами сказала ему: «Ищи стража», он нашел его и теперь не отпустит. Он будет настоящим мастером магии, все это увидят.
Точно также, как Руари играет в эльфийские игры.
Игры, в которых Руари не выиграет никогда.
Магия, в которой он никогда не будет мастером.
Павек уставился в свою кружку с элем, говоря себе, что это пиво наверно вроде броя и заводит пьяного человека в самые потайные уголки его сознания, места, куда он никогда добровольно не пойдет трезвым, или даже выпив что-нибудь более почтенное. Не имеет значения, что у этих тяжело-работающих фермеров сейчас были красные, счастливые лица, что уже открыли второй бочонок и общее веселье распространялось все шире и шире.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39