Многие месяцы они просто рылись в каких-то траншеях и полировали неведомые старинные металлические детали, и вот наконец случилось что-то в самом деле примечательное. Тут было чем гордиться. Звучали песни, лился набиз, Рахуд учил аристократов традиционным танцам фалладжи. Ритм был слишком сложный, но поскольку требовалось не только двигаться, но и размахивать во все стороны заостренными палками, новички пустились в пляс. Во всем этом был дух настоящего приключения. Мишра снова и снова рассказывал, как летал вглубь пустыни, и Токасия знала, что не пройдет и пары дней, как буквально все в лагере будут из кожи вон лезть, только бы им разрешили полетать.
Меж тем Урза молча сидел у костра. Он не танцевал и ничего не пил.
Заметив это, Токасия подошла к нему.
– Тебе грустно? – спросила ученая.
– Нет, что вы, – ответил юноша. – Мне просто кажется, что надо проверить оснастку – не порвалось ли что-нибудь, не треснуло ли. А если уж мы решили сделать кабину побольше, то надо…
– Завтра, – твердо сказала пожилая женщина. – Ты так молод, у тебя вся жизнь впереди. А сегодня вечером надо веселиться.
– Я веселюсь, когда работаю с машинами, – сказал Урза, глядя, как по другую сторону костра Мишру со всех сторон обступили ученики и землекопы, чтобы еще раз услышать его историю. Токасии казалось, что с каждым новым пересказом она делается все длиннее и увлекательнее.
– Есть в жизни и другие радости, – сказала Токасия, проследив за взглядом Урзы. – Твой брат, похоже, уже сделал это открытие,
Немного помолчав, Урза ответил:
– Я вовсе не был против, чтобы Мишра полетал на орнитоптере.
– Я и не говорила, что ты был против, – сказала Токасия.
– Просто когда машину первый раз запускают, ее детали испытывают большие нагрузки, – продолжал, поднявшись на ноги, старший брат. – Надо было сначала все проверить, а потом пускай бы он летел, куда вздумается..
– Конечно, – спокойно сказала Токасия.
– Даже если забыть о его безрассудстве – он ведь мог пострадать из-за какой-нибудь технической неисправности, – сказал Урза.
– Верно, верно, – согласилась Токасия. И, выдержав паузу, продолжила: – Но попробуй объяснить это мальчишке, у которого одно желание – доказать всем, что он ни в чем не уступает старшему брату.
– Когда имеешь дело с машинами, главное – соблюдать все меры предосторожности. Я говорю только о благоразумии.
– А если бы спор выиграл он, а не ты? Стал бы ты тогда настаивать на соблюдении всех мер предосторожности? – спросила Токасия.
Урза не ответил. Он просто стоял и молча смотрел на своего брата сквозь языки пламени.
Глава 3: Койлос
Мишра был прав – западнее их лагеря среди песков были огромные рисунки. Кто-то насыпал в пустыне небольшие валы из сухой земли, более темной, чем окружающий их песок. Заметить их можно было только с воздуха – Токасия и раньше отправляла экспедиции в этот район, еще до того, как организовала лагерь на нынешнем месте, но она даже не догадывалась о существовании рисунков.
Последние представляли собой странную смесь. Здесь были изображения людей, точнее, существ, более или менее похожих на людей. Любое из них могло оказаться портретом трана. Изображения животных – оленей, слонов и верблюдов – соседствовали с геометрическими фигурами – кривыми, спиралями и многоугольниками, стороны которых по многу раз пересекали скопления фигур, разделяя некоторые из них на части, другие же оставались нетронутыми. «В общем, совершенно бессмысленные детские рисунки, – подумала Токасия, – созданные ради забавы расой пустынных титанов».
Мишра верно определил и происхождение рисунков – их авторами, вне всякого сомнения, были траны. Рисунки располагались плотно и опоясывали огромный курган, который оказался исключительно богатым на находки: в частности, там обнаружили целый скелет су-чи. Мечта Токасии собрать полностью одно из этих таинственных существ наконец исполнилась. Лежали в кургане и остатки нескольких орнитоптеров, но даже они не шли ни в какое сравнение с целой россыпью силовых кристаллов, обнаруженных в самом сердце разрытого холма. Многие кристаллы потрескались и больше не светились, но археологи добыли более чем достаточное количество целых камней, ярко сверкающих всеми цветами радуги. Их было столько, что хватило бы и на дальнейшие исследования в лагере, и на отправку в Пенрегон – другим ученым и многочисленным дворянам – благодетелям Токасии. Прибытие в столицу находок подстегнуло интерес знати к раскопкам, и вскоре этот интерес воплотился в нечто материальное – второй постоянный лагерь на месте обнаруженного Мишрой кургана.
Но это было только начало. Орнитоптер дал археологам уникальную возможность изучать пустыню с воздуха, и за первым открытием последовали новые. За год полетов братья обнаружили около двадцати аналогичных полей рисунков, хотя все они были меньше первого и хуже сохранились. Поля образовывали гигантскую дугу, на которую как бы опирались Керские горы. В одних полях имелись рисунки известных науке людей, в других они отсутствовали, но геометрические узоры присутствовали обязательно. И в центре каждого поля располагался курган, в котором при раскопках обнаруживались разрушенные машины и силовые камни.
Впрочем, несмотря на эти успехи, некоторые вопросы оставались без ответа. Токасии и братьям так и не удалось найти ни скелетов самих транов, ни их произведений искусства. Археологи не узнали ничего нового и о транском языке, они сумели лишь идентифицировать несколько названий предметов и ряд символов, служивших транам цифрами. Вопрос о том, кто же такие траны, стал излюбленной темой застольных бесед для Токасии, Урзы, Мишры и нескольких старших учеников.
– Все-таки это были люди, – сказал во время одного такого разговора Урза. – Среди найденных нами предметов не было ни одного, которым не могли бы пользоваться человекообразные существа. Возможно, траны были расой, родственной современным фалладжи, но у них была хорошо развита наука, и они сумели возвыситься над остальными. Поэтому потомки их не столь удачливых собратьев и возвели их в ранг богов.
– Да, их инструменты нам подходят. Ну и что с того? – не согласился Мишра. – Их могли бы использовать и гномы, и эльфы, и даже орки. Да и минотавры тоже.
– Нет, минотавры слишком большие, – сказал Урза. – У них такие огромные руки, что обращаться с большей частью найденных нами предметов им было бы неудобно.
– Минотавры могли просто всеми командовать, – парировал Мишра. Токасия давно подметила, что Мишра не желал уступать брату даже в мелочах. – Только представьте, – продолжал он, – минотавры, то есть траны, правят, а люди у них в подчинении. Как у орков – они сильнее всех и поэтому держат власть, а бедные маленькие гоблины выполняют всю тяжелую работу.
– Братишка, ведь мы не нашли останков минотавров, – невозмутимо возразил Урза.
– Братишка, человеческих останков мы тоже не нашли, – сказал Мишра, поднимая бокал с набизом, словно провозглашая шутливый тост за логику мысли.
Токасия откинулась на спинку недавно привезенного из столицы кресла с подушками и перестала прислушиваться к беседе братьев. Это был старый спор, он возобновлялся по крайней мере раз в месяц и всегда заканчивался одинаково – братья приходили к выводу, что слишком мало знают. Это ужасно их раздражало.
За годы, проведенные в лагере, оба брата изменились. Урза стал еще стройнее и наконец-то сравнялся с братом по ширине плеч. Он демонстрировал теперь стоическое самообладание и очень этим гордился, а его лицо, благородное и изящное, как нельзя лучше оттеняло характер. Мишра, напротив, остался таким же вспыльчивым, как в первый день знакомства с Токасией. Самой заметной переменой в облике младшего брата была короткая черная бородка, с недавних пор обрамлявшая его улыбающееся лицо.
Старшие ученики сидели за столом и следили за спором, не собираясь принимать в нем участия. Урза и Мишра были старше их, и Токасия знала, что через несколько лет новички будут принимать их за взрослых. Кроме того, ученики на собственном опыте узнали, что всякий, кто высказывает свое мнение в разгар спора между братьями, рискует навлечь на себя гнев обоих сразу.
Токасия гордилась мальчиками и их достижениями, а они, в свою очередь, были ей преданы. Но ребята никак не могли разрешить ключевой вопрос о природе происхождения транов. Он волновал их до такой степени, что они и спорить ни о чем другом не могли.
Молодые люди перешли почти на крик. Токасия решила вступить в дискуссию и предложить братьям новую тему для обсуждения.
– А почему мы не нашли никаких останков? – вмешалась она.
Братья, прищурившись, посмотрели на старую ученую, и та повторила:
– Почему мы не нашли никаких останков – ни человеческих, ни других?
– Их съели стервятники и шакалы, – немедленно ответил Мишра.
Урза возмущенно фыркнул.
– Отлично, а почему мы тогда не нашли останков стервятников? – насмешливо спросил он. – В курганах вообще нет останков животных. Это просто невероятно, они должны были там оказаться хотя бы случайно.
– Я так понимаю, братишка, ты знаешь, как это объяснить, – бросил в ответ Мишра.
– Чума, – убежденно сказал Урза. – Какая-то болезнь, которая не только убила транов, но и уничтожила их останки. Это объясняло бы и то, почему обломки машин разбросаны по такой обширной территории.
Мишра покачал головой.
– Нет, не чума. Отсутствие произведений искусства чумой не объяснишь. А вот войной – пожалуйста. Те, кто победил транов, сожгли все, что осталось от их противников – картины, книги, тела и все остальное.И обрати внимание – мы неоднократно находили ямы с пеплом, в самых разных местах.
– Это отходы производства, а не следы пожарищ, – возразил Урза. – Ну да ладно, допустим, ты прав. Но что же стало с победителями?
– А вот они стали шакалами, пожирателями падали, – остроумно ответил Мишра, опуская стакан на стол. – Это же очень просто. Была раса рабов-людей, она уничтожила своих хозяев-минотавров, а затем погибла сама, поскольку не умела обращаться с машинами минотавров.
– Отличное рассуждение, – выплюнул Урза. – Каждый довод основан на другом спорном доводе, так что в конце концов тебе просто приходится поверить в то, что ты пытаешься доказать. И поэтому у меня есть к тебе вопрос, братишка: объясни мне, отчего это выжившие шакалы не создали после войны ни одного произведения искусства?
Мишра наморщил лоб и задумался.
– Они не достигли того уровня культуры, когда появляется искусство, – наконец сказал он. – Поэтому у нас и нет произведений искусства, дошедших с тех времен.
– Если не считать рисунков в пустыне, – сказал Урза.
– Если не считать рисунков в пустыне, – согласился Мишра.
– А их и не надо считать, – сказал, улыбаясь, Урза. Мишра бросил на брата удивленный взгляд.
– Что ты хочешь сказать? Эти рисунки – однозначно не естественного происхожде…
– Это не рисунки, не произведения искусства, – прервал его Урза. – Хорошо, человекообразные фигуры, возможно, и рисунки, может, это изображения людей, которых встречали траны. Но все эти зигзаги, многоугольники и кривые не имеют отношения к искусству. Это дорожные знаки.
Теперь и Токасия с удивлением посмотрела на Урзу. Что он открыл на этот раз?
Не говоря ни слова, старший брат поднялся из-за стола и покинул палатку. Он вернулся с большой картой окрестных земель и расстелил ее на столе – ученики едва успели убрать блюда с жареным зайцем и дынями. На карте была прочерчена дуга обнаруженных ими полей с рисунками.
– Перед нами транские курганы, которые мы нашли, – сказал Урза, по очереди ткнув пальцем в каждый. – Вокруг каждого кургана нарисованы многоугольники и зигзаги. Видно, что это как бы стрелки и все они указывают в одном определенном направлении – на север. Однако каждая группа стрелок немного отклоняется от севера в сторону. Так, стрелки во втором лагере немного отклонены на запад.
Достав карандаш, светловолосый ученик обозначил на карте указанное направление.
– Большая часть стрелок у следующего кургана, который расположен западнее, указывает в том же направлении, но отклоняется на запад немного меньше, чем стрелки первого кургана, – продолжил он, проводя еще одну толстую линию со стрелкой на конце. – Стрелки следующего указывают почти прямо на север; а стрелки четвертого кургана – он западнее третьего – отклоняются уже на восток. Следующие тоже отклонены на восток, но немного больше, и так далее. – Карандаш прочертил еще несколько линий.
Урза отошел от карты, чтобы дать посмотреть остальным. Все присутствующие знали, что курганы образуют дугу, но только Урза догадался изучить направления, заданные узорами. Проведенные Урзой линии вели примерно в одно место – в центр круга, частью которого и была образованная курганами дуга.
– Траны ни черта не смыслили в искусстве, – глядя на своего брата, сказал Урза. – С чего им оставлять в пустыне картины? Ответ – ни с чего. To, что они оставили, – вовсе не картины, а дорожные указатели. Они указывают путь к крупным транским поселениям. Мы больше обращали внимание на человекообразные фигуры, потому что они были нам знакомы, и проигнорировали стрелки и геометрические фигуры, потому что не поняли, что они могут означать. А на самом деле они намного важнее.
Мишра склонился над картой и нахмурился.
– Линии на бумаге, – фыркнул он. – Ты увидел дугу и рассчитал, где находится центр, а затем нашел в геометрических узорах линии, которые указывают в нужном тебе направлении.
– Ты не согласен с моими доводами, брат? – тихо спросил Урза.
Мишра улыбнулся, его снежно-белые зубы блеснули на фоне черной бороды.
– Да я просто в восторге от них, братишка! Твои доводы поразительны. Каждое новое положение основано на другом, тоже спорном, и в конце концов тебе приходится поверить в то, что ты сам пытаешься доказать! Так что доводы мне нравятся! Но вот выводы, я думаю, ошибочны.
Урза медленно скатал карту.
– Значит ли это, что, когда я завтра отправлюсь в пустыню проверять свою гипотезу, ты останешься здесь?
Мишра вздрогнул, а Токасия круглыми глазами уставилась на старшего брата.
– С вашего разрешения, госпожа, я хотел бы взять орнитоптер и все проверить, – сказал Урза. – А поскольку мой брат не желает составить мне компанию, я вполне смогу обойтись одним из тех, что поменьше…
– Кто сказал, что я не желаю? – резко оборвал его Мишра. – Наоборот, мне кажется, что я просто обязан отправиться с тобой – хотя бы для того, чтобы ты случайно не увидел в центре круга транские развалины, которых там нет.
Урза довольно кивнул и выскользнул из палатки, шагнув в надвигающиеся сумерки.
– Раз так, я должен все продумать, – бросил он через плечо. – Всем спокойной ночи!
Когда Урза ушел, за столом стало тихо. Никто из учеников не захотел обсуждать его теории, а Токасии требовалось время, чтобы переварить сказанное.
Беседа за столом приняла менее взрывоопасный характер. Один из учеников сообщил, что нашел в раскопе несколько интересных дисков с транскими цифрами. Другой пожаловался, что ему жутко мешает работать один юный ученик, который каждый поднятый с земли кусок камня считает транской машиной. Все рассмеялись, а Токасия рассказала, как несколько лет назад одна ученица с пеной у рта убеждала ее, что раскопки следует вести на горных вершинах, а главный ее аргумент звучал так: если бы она была траном, она бы прятала самые ценные предметы именно там.
Мишра тихо сидел у очага и теребил бородку. Несколько минут спустя он извинился перед остальными и вышел, но направился не в свою палатку, которую делил с Урзой, а вниз, туда, где раскинулся лагерь землекопов-фалладжи. Токасия заметила, что младший брат чем-то встревожен, но не придала этому значения.
Вечером того же дня Токасия сидела за своим столом и изучала конструкцию ноги су-чи. Оказалось, что строение ног у обнаруженного ими почти целого образца отличалось от того, что они с Урзой предполагали – колени машины были вывернуты назад. «Интересно, – подумала Токасия, – это хитрое конструкторское решение, или же у транов колени сгибались в обратную сторону и изобретатель просто взял за модель машины самого себя?»
Вдруг на стол легла тень. Подняв голову, Токасия встретилась глазами с Ахмалем. Молодежь называла его теперь «старик Ахмаль», – седые волосы украшали его голову, да к тому же он и сам в последнее время то и дело жаловался, что достиг преклонного возраста и уже не так бодр, как когда-то. Токасия знала, что у него давно есть внуки и что вскоре он собирается покинуть лагерь. Пожилая женщина подумала, что ей будет его не хватать – особенно потому, что он воплощал в себе все лучшее, что есть у фалладжи. Он был прям, честен и искренен.
По суровому выражению его лица Токасия поняла, что разговор будет не из приятных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
Меж тем Урза молча сидел у костра. Он не танцевал и ничего не пил.
Заметив это, Токасия подошла к нему.
– Тебе грустно? – спросила ученая.
– Нет, что вы, – ответил юноша. – Мне просто кажется, что надо проверить оснастку – не порвалось ли что-нибудь, не треснуло ли. А если уж мы решили сделать кабину побольше, то надо…
– Завтра, – твердо сказала пожилая женщина. – Ты так молод, у тебя вся жизнь впереди. А сегодня вечером надо веселиться.
– Я веселюсь, когда работаю с машинами, – сказал Урза, глядя, как по другую сторону костра Мишру со всех сторон обступили ученики и землекопы, чтобы еще раз услышать его историю. Токасии казалось, что с каждым новым пересказом она делается все длиннее и увлекательнее.
– Есть в жизни и другие радости, – сказала Токасия, проследив за взглядом Урзы. – Твой брат, похоже, уже сделал это открытие,
Немного помолчав, Урза ответил:
– Я вовсе не был против, чтобы Мишра полетал на орнитоптере.
– Я и не говорила, что ты был против, – сказала Токасия.
– Просто когда машину первый раз запускают, ее детали испытывают большие нагрузки, – продолжал, поднявшись на ноги, старший брат. – Надо было сначала все проверить, а потом пускай бы он летел, куда вздумается..
– Конечно, – спокойно сказала Токасия.
– Даже если забыть о его безрассудстве – он ведь мог пострадать из-за какой-нибудь технической неисправности, – сказал Урза.
– Верно, верно, – согласилась Токасия. И, выдержав паузу, продолжила: – Но попробуй объяснить это мальчишке, у которого одно желание – доказать всем, что он ни в чем не уступает старшему брату.
– Когда имеешь дело с машинами, главное – соблюдать все меры предосторожности. Я говорю только о благоразумии.
– А если бы спор выиграл он, а не ты? Стал бы ты тогда настаивать на соблюдении всех мер предосторожности? – спросила Токасия.
Урза не ответил. Он просто стоял и молча смотрел на своего брата сквозь языки пламени.
Глава 3: Койлос
Мишра был прав – западнее их лагеря среди песков были огромные рисунки. Кто-то насыпал в пустыне небольшие валы из сухой земли, более темной, чем окружающий их песок. Заметить их можно было только с воздуха – Токасия и раньше отправляла экспедиции в этот район, еще до того, как организовала лагерь на нынешнем месте, но она даже не догадывалась о существовании рисунков.
Последние представляли собой странную смесь. Здесь были изображения людей, точнее, существ, более или менее похожих на людей. Любое из них могло оказаться портретом трана. Изображения животных – оленей, слонов и верблюдов – соседствовали с геометрическими фигурами – кривыми, спиралями и многоугольниками, стороны которых по многу раз пересекали скопления фигур, разделяя некоторые из них на части, другие же оставались нетронутыми. «В общем, совершенно бессмысленные детские рисунки, – подумала Токасия, – созданные ради забавы расой пустынных титанов».
Мишра верно определил и происхождение рисунков – их авторами, вне всякого сомнения, были траны. Рисунки располагались плотно и опоясывали огромный курган, который оказался исключительно богатым на находки: в частности, там обнаружили целый скелет су-чи. Мечта Токасии собрать полностью одно из этих таинственных существ наконец исполнилась. Лежали в кургане и остатки нескольких орнитоптеров, но даже они не шли ни в какое сравнение с целой россыпью силовых кристаллов, обнаруженных в самом сердце разрытого холма. Многие кристаллы потрескались и больше не светились, но археологи добыли более чем достаточное количество целых камней, ярко сверкающих всеми цветами радуги. Их было столько, что хватило бы и на дальнейшие исследования в лагере, и на отправку в Пенрегон – другим ученым и многочисленным дворянам – благодетелям Токасии. Прибытие в столицу находок подстегнуло интерес знати к раскопкам, и вскоре этот интерес воплотился в нечто материальное – второй постоянный лагерь на месте обнаруженного Мишрой кургана.
Но это было только начало. Орнитоптер дал археологам уникальную возможность изучать пустыню с воздуха, и за первым открытием последовали новые. За год полетов братья обнаружили около двадцати аналогичных полей рисунков, хотя все они были меньше первого и хуже сохранились. Поля образовывали гигантскую дугу, на которую как бы опирались Керские горы. В одних полях имелись рисунки известных науке людей, в других они отсутствовали, но геометрические узоры присутствовали обязательно. И в центре каждого поля располагался курган, в котором при раскопках обнаруживались разрушенные машины и силовые камни.
Впрочем, несмотря на эти успехи, некоторые вопросы оставались без ответа. Токасии и братьям так и не удалось найти ни скелетов самих транов, ни их произведений искусства. Археологи не узнали ничего нового и о транском языке, они сумели лишь идентифицировать несколько названий предметов и ряд символов, служивших транам цифрами. Вопрос о том, кто же такие траны, стал излюбленной темой застольных бесед для Токасии, Урзы, Мишры и нескольких старших учеников.
– Все-таки это были люди, – сказал во время одного такого разговора Урза. – Среди найденных нами предметов не было ни одного, которым не могли бы пользоваться человекообразные существа. Возможно, траны были расой, родственной современным фалладжи, но у них была хорошо развита наука, и они сумели возвыситься над остальными. Поэтому потомки их не столь удачливых собратьев и возвели их в ранг богов.
– Да, их инструменты нам подходят. Ну и что с того? – не согласился Мишра. – Их могли бы использовать и гномы, и эльфы, и даже орки. Да и минотавры тоже.
– Нет, минотавры слишком большие, – сказал Урза. – У них такие огромные руки, что обращаться с большей частью найденных нами предметов им было бы неудобно.
– Минотавры могли просто всеми командовать, – парировал Мишра. Токасия давно подметила, что Мишра не желал уступать брату даже в мелочах. – Только представьте, – продолжал он, – минотавры, то есть траны, правят, а люди у них в подчинении. Как у орков – они сильнее всех и поэтому держат власть, а бедные маленькие гоблины выполняют всю тяжелую работу.
– Братишка, ведь мы не нашли останков минотавров, – невозмутимо возразил Урза.
– Братишка, человеческих останков мы тоже не нашли, – сказал Мишра, поднимая бокал с набизом, словно провозглашая шутливый тост за логику мысли.
Токасия откинулась на спинку недавно привезенного из столицы кресла с подушками и перестала прислушиваться к беседе братьев. Это был старый спор, он возобновлялся по крайней мере раз в месяц и всегда заканчивался одинаково – братья приходили к выводу, что слишком мало знают. Это ужасно их раздражало.
За годы, проведенные в лагере, оба брата изменились. Урза стал еще стройнее и наконец-то сравнялся с братом по ширине плеч. Он демонстрировал теперь стоическое самообладание и очень этим гордился, а его лицо, благородное и изящное, как нельзя лучше оттеняло характер. Мишра, напротив, остался таким же вспыльчивым, как в первый день знакомства с Токасией. Самой заметной переменой в облике младшего брата была короткая черная бородка, с недавних пор обрамлявшая его улыбающееся лицо.
Старшие ученики сидели за столом и следили за спором, не собираясь принимать в нем участия. Урза и Мишра были старше их, и Токасия знала, что через несколько лет новички будут принимать их за взрослых. Кроме того, ученики на собственном опыте узнали, что всякий, кто высказывает свое мнение в разгар спора между братьями, рискует навлечь на себя гнев обоих сразу.
Токасия гордилась мальчиками и их достижениями, а они, в свою очередь, были ей преданы. Но ребята никак не могли разрешить ключевой вопрос о природе происхождения транов. Он волновал их до такой степени, что они и спорить ни о чем другом не могли.
Молодые люди перешли почти на крик. Токасия решила вступить в дискуссию и предложить братьям новую тему для обсуждения.
– А почему мы не нашли никаких останков? – вмешалась она.
Братья, прищурившись, посмотрели на старую ученую, и та повторила:
– Почему мы не нашли никаких останков – ни человеческих, ни других?
– Их съели стервятники и шакалы, – немедленно ответил Мишра.
Урза возмущенно фыркнул.
– Отлично, а почему мы тогда не нашли останков стервятников? – насмешливо спросил он. – В курганах вообще нет останков животных. Это просто невероятно, они должны были там оказаться хотя бы случайно.
– Я так понимаю, братишка, ты знаешь, как это объяснить, – бросил в ответ Мишра.
– Чума, – убежденно сказал Урза. – Какая-то болезнь, которая не только убила транов, но и уничтожила их останки. Это объясняло бы и то, почему обломки машин разбросаны по такой обширной территории.
Мишра покачал головой.
– Нет, не чума. Отсутствие произведений искусства чумой не объяснишь. А вот войной – пожалуйста. Те, кто победил транов, сожгли все, что осталось от их противников – картины, книги, тела и все остальное.И обрати внимание – мы неоднократно находили ямы с пеплом, в самых разных местах.
– Это отходы производства, а не следы пожарищ, – возразил Урза. – Ну да ладно, допустим, ты прав. Но что же стало с победителями?
– А вот они стали шакалами, пожирателями падали, – остроумно ответил Мишра, опуская стакан на стол. – Это же очень просто. Была раса рабов-людей, она уничтожила своих хозяев-минотавров, а затем погибла сама, поскольку не умела обращаться с машинами минотавров.
– Отличное рассуждение, – выплюнул Урза. – Каждый довод основан на другом спорном доводе, так что в конце концов тебе просто приходится поверить в то, что ты пытаешься доказать. И поэтому у меня есть к тебе вопрос, братишка: объясни мне, отчего это выжившие шакалы не создали после войны ни одного произведения искусства?
Мишра наморщил лоб и задумался.
– Они не достигли того уровня культуры, когда появляется искусство, – наконец сказал он. – Поэтому у нас и нет произведений искусства, дошедших с тех времен.
– Если не считать рисунков в пустыне, – сказал Урза.
– Если не считать рисунков в пустыне, – согласился Мишра.
– А их и не надо считать, – сказал, улыбаясь, Урза. Мишра бросил на брата удивленный взгляд.
– Что ты хочешь сказать? Эти рисунки – однозначно не естественного происхожде…
– Это не рисунки, не произведения искусства, – прервал его Урза. – Хорошо, человекообразные фигуры, возможно, и рисунки, может, это изображения людей, которых встречали траны. Но все эти зигзаги, многоугольники и кривые не имеют отношения к искусству. Это дорожные знаки.
Теперь и Токасия с удивлением посмотрела на Урзу. Что он открыл на этот раз?
Не говоря ни слова, старший брат поднялся из-за стола и покинул палатку. Он вернулся с большой картой окрестных земель и расстелил ее на столе – ученики едва успели убрать блюда с жареным зайцем и дынями. На карте была прочерчена дуга обнаруженных ими полей с рисунками.
– Перед нами транские курганы, которые мы нашли, – сказал Урза, по очереди ткнув пальцем в каждый. – Вокруг каждого кургана нарисованы многоугольники и зигзаги. Видно, что это как бы стрелки и все они указывают в одном определенном направлении – на север. Однако каждая группа стрелок немного отклоняется от севера в сторону. Так, стрелки во втором лагере немного отклонены на запад.
Достав карандаш, светловолосый ученик обозначил на карте указанное направление.
– Большая часть стрелок у следующего кургана, который расположен западнее, указывает в том же направлении, но отклоняется на запад немного меньше, чем стрелки первого кургана, – продолжил он, проводя еще одну толстую линию со стрелкой на конце. – Стрелки следующего указывают почти прямо на север; а стрелки четвертого кургана – он западнее третьего – отклоняются уже на восток. Следующие тоже отклонены на восток, но немного больше, и так далее. – Карандаш прочертил еще несколько линий.
Урза отошел от карты, чтобы дать посмотреть остальным. Все присутствующие знали, что курганы образуют дугу, но только Урза догадался изучить направления, заданные узорами. Проведенные Урзой линии вели примерно в одно место – в центр круга, частью которого и была образованная курганами дуга.
– Траны ни черта не смыслили в искусстве, – глядя на своего брата, сказал Урза. – С чего им оставлять в пустыне картины? Ответ – ни с чего. To, что они оставили, – вовсе не картины, а дорожные указатели. Они указывают путь к крупным транским поселениям. Мы больше обращали внимание на человекообразные фигуры, потому что они были нам знакомы, и проигнорировали стрелки и геометрические фигуры, потому что не поняли, что они могут означать. А на самом деле они намного важнее.
Мишра склонился над картой и нахмурился.
– Линии на бумаге, – фыркнул он. – Ты увидел дугу и рассчитал, где находится центр, а затем нашел в геометрических узорах линии, которые указывают в нужном тебе направлении.
– Ты не согласен с моими доводами, брат? – тихо спросил Урза.
Мишра улыбнулся, его снежно-белые зубы блеснули на фоне черной бороды.
– Да я просто в восторге от них, братишка! Твои доводы поразительны. Каждое новое положение основано на другом, тоже спорном, и в конце концов тебе приходится поверить в то, что ты сам пытаешься доказать! Так что доводы мне нравятся! Но вот выводы, я думаю, ошибочны.
Урза медленно скатал карту.
– Значит ли это, что, когда я завтра отправлюсь в пустыню проверять свою гипотезу, ты останешься здесь?
Мишра вздрогнул, а Токасия круглыми глазами уставилась на старшего брата.
– С вашего разрешения, госпожа, я хотел бы взять орнитоптер и все проверить, – сказал Урза. – А поскольку мой брат не желает составить мне компанию, я вполне смогу обойтись одним из тех, что поменьше…
– Кто сказал, что я не желаю? – резко оборвал его Мишра. – Наоборот, мне кажется, что я просто обязан отправиться с тобой – хотя бы для того, чтобы ты случайно не увидел в центре круга транские развалины, которых там нет.
Урза довольно кивнул и выскользнул из палатки, шагнув в надвигающиеся сумерки.
– Раз так, я должен все продумать, – бросил он через плечо. – Всем спокойной ночи!
Когда Урза ушел, за столом стало тихо. Никто из учеников не захотел обсуждать его теории, а Токасии требовалось время, чтобы переварить сказанное.
Беседа за столом приняла менее взрывоопасный характер. Один из учеников сообщил, что нашел в раскопе несколько интересных дисков с транскими цифрами. Другой пожаловался, что ему жутко мешает работать один юный ученик, который каждый поднятый с земли кусок камня считает транской машиной. Все рассмеялись, а Токасия рассказала, как несколько лет назад одна ученица с пеной у рта убеждала ее, что раскопки следует вести на горных вершинах, а главный ее аргумент звучал так: если бы она была траном, она бы прятала самые ценные предметы именно там.
Мишра тихо сидел у очага и теребил бородку. Несколько минут спустя он извинился перед остальными и вышел, но направился не в свою палатку, которую делил с Урзой, а вниз, туда, где раскинулся лагерь землекопов-фалладжи. Токасия заметила, что младший брат чем-то встревожен, но не придала этому значения.
Вечером того же дня Токасия сидела за своим столом и изучала конструкцию ноги су-чи. Оказалось, что строение ног у обнаруженного ими почти целого образца отличалось от того, что они с Урзой предполагали – колени машины были вывернуты назад. «Интересно, – подумала Токасия, – это хитрое конструкторское решение, или же у транов колени сгибались в обратную сторону и изобретатель просто взял за модель машины самого себя?»
Вдруг на стол легла тень. Подняв голову, Токасия встретилась глазами с Ахмалем. Молодежь называла его теперь «старик Ахмаль», – седые волосы украшали его голову, да к тому же он и сам в последнее время то и дело жаловался, что достиг преклонного возраста и уже не так бодр, как когда-то. Токасия знала, что у него давно есть внуки и что вскоре он собирается покинуть лагерь. Пожилая женщина подумала, что ей будет его не хватать – особенно потому, что он воплощал в себе все лучшее, что есть у фалладжи. Он был прям, честен и искренен.
По суровому выражению его лица Токасия поняла, что разговор будет не из приятных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55