прорвав оборону врага на 200-километровом фронте, они окружили и уничтожили его бобруйскую группировку и продвинулись в глубину до 110 километров. 22 километра в сутки! И это несмотря на ожесточенное, отчаянное сопротивление врага! Достижение выдающееся, вне всякого сомнения, и командующий фронтом, организовавший этот стремительный бросок, конечно, заслуживал награды:
«Указ
Президиума Верховного Совета СССР
о присвоении генералу армии
Рокоссовскому Константину Константиновичу воинского звания Маршала Советского Союза.
Генералу армии Рокоссовскому Константину Константиновичу присвоить воинское звание Маршала Советского Союза.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. Калинин
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. Горкин
Москва, Кремль,
29 июня 1944 года».
Вырвавшись на оперативный простор, войска фронта, которым Ставка еще 28 июня дала новую задачу – частью сил наступать на Минск, а основными на Слуцк, Барановичи, – завершали окружение 4-й немецкой армии. В каждом городе, в каждом поселке, освобожденном от захватчиков, воины видели бесчисленные следы их преступлений: сожженные и разрушенные здания, трупы расстрелянных и повешенных людей.
Командующий фронтом проезжал одно за другим белорусские селения. На обочинах дорог неизменно стояли уцелевшие, изможденные жители, приветствуя освободителей. Особенно радовались дети. Во время одной остановки машину маршала окружила группа ребятишек. На груди одного из них Рокоссовский увидел бирку с названием деревни и номером. Такие бирки гитлеровцы заставили носить всех жителей белорусских селений, чтобы отличить их от партизан. Это было уже известно Рокоссовскому, и тем больнее задел его испуг ребенка, когда один из офицеров штаба хотел снять бирку.
– Дядя, не надо снимать, а то немец расстреляет! – крикнул испуганный мальчик. Стоило большого труда убедить его, что немец ему уже больше ничего не сделает, что он сюда, на белорусскую землю, больше не вернется.
После таких сцен чувство ненависти к захватчикам и желание сделать все, чтобы освободить своих соотечественников, росли неизмеримо. А захватчикам приходилось теперь очень несладко: во время поездки в войска армии Горбатова штабные машины переправлялись по железнодорожному мосту через Березину, приспособленному для автотранспорта. Все поле в районе моста было усеяно трупами гитлеровцев.
Воодушевленные успешным началом наступления, войска подвижных соединений рвались вперед. 2 июля танкисты 1-го гвардейского танкового корпуса приблизились к Минску, а на следующий день, на 4 часа позже, чем войска 3-го Белорусского фронта, наступавшие с севера, они ворвались на юго-восточную окраину столицы Белоруссии. Тем самым замкнулось кольцо окружения вокруг основных сил 4-й армии гитлеровцев, находившихся восточное Минска. 3 июля после упорных боев Минск был очищен от врага.
Страшная картина открылась перед освободителями Минска. Город-красавец, по сути дела, не существовал, уцелели лишь немногие здания. Немногочисленные оставшиеся в живых горожане горячо приветствовали советских солдат.
Между тем более чем 100-тысячная группировка немецких войск агонизировала в лесах восточнее Минска. Атакуемые на дорогах партизанами, бомбардируемые с воздуха авиацией, немцы пытались прорываться то в одном, то в другом направлении. Но все попытки были тщетны. К 11 июля с группировкой врага было покончено.
17 июля по улицам Москвы прошли 57 600 гитлеровских солдат и офицеров, плененных во время разгрома врага в Белоруссии. Опустив головы брели впереди колонны фашистские генералы. Три часа, по двадцать человек в ряд, шли мимо молчаливых москвичей, заполнивших тротуары, захватчики. Им привелось победно маршировать по улицам Варшавы и Парижа, Праги и Белграда, Афин и Амстердама, Брюсселя и Копенгагена. Осенью 1941 года они были близки и к Москве, но в столицу нашей страны они могли попасть лишь в качестве военнопленных.
После разгрома врага под Минском в германском фронте образовался огромный четырехсоткилометровый разрыв, который гитлеровское командование не было в состоянии быстро заполнить. «Наступило наконец время, – писал позднее маршал Рокоссовский, – когда враг, развязавший войну, стад испытывать все то, что испытывали войска Красной Армии в начале войны. Но мы переживали свои неудачи, сознавая, что они в значительной степени объяснялись внезапностью вероломного нападения врага, знали, что они временные, и ни на минуту не теряли веры в победный исход войны. Врагу же пришлось испытать поражение после одержанных побед и без всякой надежды на более или менее благоприятный исход войны, пожар которой он сам разжег».
После того как войска четырех фронтов на несколько дней ранее предусмотренного планом срока осуществили первую часть Белорусской операции, Ставка Верховного Главнокомандования 4 июля отдала им приказ о дальнейшем наступлении. 1-му Белорусскому фронту теперь предстояло, не прекращая преследования противника, концентрическим ударом 48-й и 65-й армий в общем направлении на Барановичи окружить и уничтожить группировку гитлеровцев в этом районе.
Уже через четыре дня эта задача была выполнена: стремительной атакой советских войск Барановичи 8 июля были освобождены. Советские войска продолжали наступление. Пытаясь найти рубеж, за который можно будет зацепиться, враг спешил отойти за реку Щару. Ее надо было форсировать с ходу. Начальника тыла генерала Антипенко вызвали к телефону. Говорил Рокоссовский.
– Перед нами Щара. Соблазнительно форсировать ее с ходу, но в войсках мало боеприпасов, а это делает предприятие сомнительным. Сможете ли вы подать за короткий срок 400–500 тонн боеприпасов? Немедленного ответа я не жду, подумайте часа два, если нет – я доложу Верховному Главнокомандующему и откажусь от форсирования...
Задача была сложной, но генерал Антипенко еще до истечения двухчасового срока мобилизовал необходимый автотранспорт. Если Рокоссовский просит – значит, это надо сделать во что бы то ни стало, ото было законом для всех его соратников, и работники тыла, а им во время Белорусской операции выпало немало трудных минут, всегда стремились к его выполнению. Рокоссовского уважали и его непосредственные подчиненные, и солдаты, и офицеры частей. Генерал Антипенко так писал о Рокоссовском:
«Я не претендую на роль беспристрастного биографа и открыто признаюсь в том, что сам привязан к этому человеку, с которым меня связывает почти трехлетняя совместная работа на фронте и который своим личным обаянием, всегда ровным и вежливым обращением, постоянной готовностью помочь в трудную минуту способен был вызвать у каждого подчиненного желание лучше выполнить его приказ и ни в чем не подвести своего командующего.
К. К. Рокоссовский, как и большинство крупных военачальников, свою работу строил на принципе доверия к своим помощникам. Доверие это не было слепым: оно становилось полным лишь тогда, когда Константин Константинович лично и не раз убеждался в том, что ему говорят правду, что сделано все возможное, чтобы решить поставленную задачу; убедившись в этом, он видел в вас доброго боевого товарища, своего друга. Именно поэтому руководство фронта было так сплочено и спаяно: каждый из нас искренне дорожил авторитетом своего командующего. Рокоссовского на фронте не боялись, его любили. И именно поэтому его указание воспринималось как приказание, которого нельзя не выполнить.
Организуя выполнение приказов Рокоссовского, я меньше всего прибегал в сношениях с подчиненными к формуле «командующий приказал». В этом не было нужды. Достаточно было сказать, что командующий надеется на инициативу и высокую организованность тыловиков».
Боеприпасы в 65-ю армию и к ее соседям попали вовремя, река Щара была форсирована с ходу, и к 16 июля армии 1-го Белорусского вышли на линию Свислочь, Пружаны, сделав за 12 дней 150–170 километров. Одновременно продвинулись войска 61-й армии, наступавшей в Полесье в очень тяжелых условиях. 14 июля они выбили врага из Пинска. Войска приближались к западным границам Белоруссии, освобождение многострадальной белорусской земли было уже близко.
Гитлеровские захватчики нанесли этой республике колоссальный ущерб. Всему миру известны Орадур-сюр-Глан во Франции, Лидице в Чехословакии, населенные пункты, которые были уничтожены немцами и жителей которых они расстреляли. Трагедия этих западноевропейских городов велика. Но далеко не всем известно, что в Белоруссии подобные случаи, были правилом. Многие десятки белорусских селений целиком, со всем населением, от грудных младенцев до дряхлых стариков, были уничтожены врагом. Всего же на территории Белоруссии погибло 2 миллиона 200 тысяч советских граждан.
После того как войска правого крыла 1-го Белорусского фронта к середине июля продвинулись далеко вперед, наступила пора и для левофланговых армий. Еще 7 июля Ставка утвердила план Люблинско-Брестской операции. Замысел Рокоссовского заключался в том, чтобы уничтожить люблинскую и брестскую группировки противника ударами войск фронта в обход Брестского укрепленного района с севера и юга и, продолжая продвижение на Варшавском направлении, выйти на широком фронте на рубеж реки Вислы.
18 июля пять общевойсковых армий (среди них, пока еще во втором эшелоне, и 1-я польская армия), танковая и воздушная армии левого фланга 1-го Белорусского перешли в наступление. Успех пришел сразу. В этот же день они прорвали оборону врага на фронте в 30 километров и углубились на 13 километров. 20 июля произошло знаменательное событие: на широком фронте советские солдаты вышли к Западному Бугу, к границе нашей Родины.
В июльскую жару на пыльных фронтовых дорогах, в гуще наступающих войск то и дело появлялся командующий 1-м Белорусским фронтом. Его походный, защитной окраски автомобиль можно было видеть то на одном, то на другом участке фронта. Подтянутый и стройный, всегда тщательно выбритый, командующий бывал и у пехотинцев и у артиллеристов, заезжал и к танкистам и к авиаторам.
Конно-механизированная группа генерала Крюкова (2-й гвардейский кавалерийский корпус и 11-й танковый корпус) начала переправу через Западный Буг. Эскадрон за эскадроном спускались к реке. Вброд шли батареи. Вот уже первые орудия на том берегу, вот они ведут огонь...
Из-за поворота дороги на большой скорости вылетают легковые машины и направляются к переправе, обгоняя кавалеристов. По рядам проносится:
– Рокоссовский! Рокоссовский...
Навстречу машине маршала скачет Крюков. Не доезжая до нее, он спрыгивает с лошади, передает поводья ординарцу, направляется к уже остановившейся машине в докладывает:
– Товарищ Маршал Советского Союза! Части 2-го гвардейского кавалерийского корпуса переправляются через Западный Буг!
Рокоссовский здоровается с ним, группа генералов поднимается на высокий берег реки. Теперь ветераны корпуса издалека видят высокую фигуру маршала. Она хорошо знакома им: под его руководством в ноябре – декабре 1941 года они защищали Москву, под его руководством они пришли сюда, на западную границу Родины, пришли со славой и победами.
Рокоссовский смотрит в бинокль на переправу, на бесконечную череду войск и техники, исчезающих вдали, за рекой. Там, за Бугом, – Польша! Как давно он покинул ее! Кто мог подумать, что 18-летняй каргопольский драгун, вместе с полком вынужденный уйти из Польши в 1915 году под напором германских войск, вернется сюда спустя тридцать лет во главе миллионной армии, вернется, чтобы руководить освобождением Польши от немецких фашистов. Воистину судьбы человеческие неисповедимы!
Что ждет его и войска руководимого им фронта в Польше? Рокоссовский знал, что политическое положение в польских землях чрезвычайно сложно. За годы оккупации, продолжавшейся вот уже почти пять лет, польский народ многое перенес. Миллионы граждан Польши были уничтожены захватчиками, угнаны в Германию. Теперь с востока шло освобождение, и подавляющее большинство поляков приветствовали Красную Армию, армию-освободительницу. Но в Польше существовали силы, которые смотрели на приближение советских войск как на угрозу своим собственным, эгоистическим планам, как на крушение надежд на воссоздание довоенной Польши, Польши помещиков и буржуазии. С того момента, как советские войска 20 июля вступили на территорию Польши, Рокоссовский становился не просто военачальником над многотысячными армиями, но и политическим деятелем, каждый шаг, каждое действие которого имело значение в сложной борьбе политических сил тогдашней Польши. Следовало быть чрезвычайно осторожным, и надо сказать, что Рокоссовский сумел проявить крайнюю степень дипломатичности в обращении с польскими гражданами и польскими политическими деятелями.
После того как советские войска форсировали Западный Буг, Правительство СССР опубликовало заявление, в котором говорилось:
«Советские войска вступили в пределы Польши, преисполненные одной решимостью – разгромить вражеские германские армии и помочь польскому народу в деле его освобождения от ига немецких захватчиков и восстановления независимой сильной и демократической Польши. ...Советское Правительство не намерено устанавливать на территории Польши органов своей администрации, считая это делом польского народа».
Военный Совет 1-го Белорусского фронта обратился к солдатам и офицерам со специальным воззванием, в котором разъяснялась цель освободительной миссии Красной Армии.
На четвертый день наступления армий левого фланга 1-го Белорусского фронта Рокоссовский получил директиву Ставки: не позднее 26–27 июля овладеть Люблином. Ставка поясняла, что овладения Люблином требуют интересы будущей независимой и демократической Польши.
Новая Польша родилась именно в эти дни. 21 июля 1944 года на освобожденной советскими войсками польской земле был создан Польский комитет национального освобождения, сыгравший роль центрального исполнительного органа народной власти. С волнением читали поляки торжественные слова манифеста, изданного комитетом:
«Поляки на родине и в эмиграции!
Поляки под немецким игом!
Соотечественники! Пробил час освобождения. Польская армия вместе с Красной Армией перешла через Буг. Польский солдат сражается на своей родимой земле. Над истерзанной Польшей вновь реют бело-красные флаги...»
Между тем советские солдаты стремительно продвигались вперед. Не 26–27, а 23 июля они штурмом взяли Люблин, а через два дня уже вышли к Висле в районе Демблина. Севернее в этот же день начались бои за Седльце...
В Люблине, на Замковой площади, тысячи горожан собрались на митинг, посвященный образованию Польского комитета национального освобождения. Древний польский город – первая столица нового народного государства – стал свидетелем единения польского и советского народов, единения, направленного на разгром общего врага. Восхищение собравшихся жителей Люблина вызвал парад войск 1-й армии Войска Польского. Восторженные, ликующие выступления горожан на этом митинге можно было бы суммировать в одной фразе: «Мы ждали освобождения с востока и не ошиблись».
Но вот к микрофону подходит командующий 1-м Белорусским фронтом. Он произносит несколько слов, и по площади расплывается гул удивления и восторга: Маршал Советского Союза Константин Рокоссовский, оказывается, говорит на польском языке. И тысячи люблинцев с напряженным вниманием слушают его. А Рокоссовский говорит о судьбе многострадальной Польши, о том, что пришел час освобождения польского народа, о том, что Красная Армия громит врага и вместе с ней начали сражаться уже и солдаты 1-й армии Войска Польского...
Дел у командующего 1-м Белорусским в эти дни много. Положение на фронте требовало его постоянного и строгого контроля. Войска продолжали безостановочное наступление, и казалось, что в ближайшее же время перед ними раскроется блестящая перспектива: освобождение первой европейской столицы, порабощенной гитлеровцами Варшавы.
Так считало и Советское Верховное Главнокомандование. На совещании в Ставке 27–29 июля было решено, что 1-й Белорусский фронт после овладения районом Брест и Седлец должен без остановок развивать наступление в общем направлении на Варшаву и не позже 5–8 августа овладеть ее предместьем – Прагой, захватив на правом фланге плацдармы на реке Нареве, в районе Пултуска. Левый фланг фронта должен был обеспечить захват плацдармов на Висле, южнее Варшавы. Следует обратить внимание на то, что даже в той, исключительно благоприятной, по-видимому, обстановке, советское командование не считало возможным в ближайшие же дни добиться взятия Варшавы. И это понятно, поскольку в распоряжении Ставки не имелось крупных резервов, которые она могла бы выделить в распоряжение Рокоссовского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55
«Указ
Президиума Верховного Совета СССР
о присвоении генералу армии
Рокоссовскому Константину Константиновичу воинского звания Маршала Советского Союза.
Генералу армии Рокоссовскому Константину Константиновичу присвоить воинское звание Маршала Советского Союза.
Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. Калинин
Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А. Горкин
Москва, Кремль,
29 июня 1944 года».
Вырвавшись на оперативный простор, войска фронта, которым Ставка еще 28 июня дала новую задачу – частью сил наступать на Минск, а основными на Слуцк, Барановичи, – завершали окружение 4-й немецкой армии. В каждом городе, в каждом поселке, освобожденном от захватчиков, воины видели бесчисленные следы их преступлений: сожженные и разрушенные здания, трупы расстрелянных и повешенных людей.
Командующий фронтом проезжал одно за другим белорусские селения. На обочинах дорог неизменно стояли уцелевшие, изможденные жители, приветствуя освободителей. Особенно радовались дети. Во время одной остановки машину маршала окружила группа ребятишек. На груди одного из них Рокоссовский увидел бирку с названием деревни и номером. Такие бирки гитлеровцы заставили носить всех жителей белорусских селений, чтобы отличить их от партизан. Это было уже известно Рокоссовскому, и тем больнее задел его испуг ребенка, когда один из офицеров штаба хотел снять бирку.
– Дядя, не надо снимать, а то немец расстреляет! – крикнул испуганный мальчик. Стоило большого труда убедить его, что немец ему уже больше ничего не сделает, что он сюда, на белорусскую землю, больше не вернется.
После таких сцен чувство ненависти к захватчикам и желание сделать все, чтобы освободить своих соотечественников, росли неизмеримо. А захватчикам приходилось теперь очень несладко: во время поездки в войска армии Горбатова штабные машины переправлялись по железнодорожному мосту через Березину, приспособленному для автотранспорта. Все поле в районе моста было усеяно трупами гитлеровцев.
Воодушевленные успешным началом наступления, войска подвижных соединений рвались вперед. 2 июля танкисты 1-го гвардейского танкового корпуса приблизились к Минску, а на следующий день, на 4 часа позже, чем войска 3-го Белорусского фронта, наступавшие с севера, они ворвались на юго-восточную окраину столицы Белоруссии. Тем самым замкнулось кольцо окружения вокруг основных сил 4-й армии гитлеровцев, находившихся восточное Минска. 3 июля после упорных боев Минск был очищен от врага.
Страшная картина открылась перед освободителями Минска. Город-красавец, по сути дела, не существовал, уцелели лишь немногие здания. Немногочисленные оставшиеся в живых горожане горячо приветствовали советских солдат.
Между тем более чем 100-тысячная группировка немецких войск агонизировала в лесах восточнее Минска. Атакуемые на дорогах партизанами, бомбардируемые с воздуха авиацией, немцы пытались прорываться то в одном, то в другом направлении. Но все попытки были тщетны. К 11 июля с группировкой врага было покончено.
17 июля по улицам Москвы прошли 57 600 гитлеровских солдат и офицеров, плененных во время разгрома врага в Белоруссии. Опустив головы брели впереди колонны фашистские генералы. Три часа, по двадцать человек в ряд, шли мимо молчаливых москвичей, заполнивших тротуары, захватчики. Им привелось победно маршировать по улицам Варшавы и Парижа, Праги и Белграда, Афин и Амстердама, Брюсселя и Копенгагена. Осенью 1941 года они были близки и к Москве, но в столицу нашей страны они могли попасть лишь в качестве военнопленных.
После разгрома врага под Минском в германском фронте образовался огромный четырехсоткилометровый разрыв, который гитлеровское командование не было в состоянии быстро заполнить. «Наступило наконец время, – писал позднее маршал Рокоссовский, – когда враг, развязавший войну, стад испытывать все то, что испытывали войска Красной Армии в начале войны. Но мы переживали свои неудачи, сознавая, что они в значительной степени объяснялись внезапностью вероломного нападения врага, знали, что они временные, и ни на минуту не теряли веры в победный исход войны. Врагу же пришлось испытать поражение после одержанных побед и без всякой надежды на более или менее благоприятный исход войны, пожар которой он сам разжег».
После того как войска четырех фронтов на несколько дней ранее предусмотренного планом срока осуществили первую часть Белорусской операции, Ставка Верховного Главнокомандования 4 июля отдала им приказ о дальнейшем наступлении. 1-му Белорусскому фронту теперь предстояло, не прекращая преследования противника, концентрическим ударом 48-й и 65-й армий в общем направлении на Барановичи окружить и уничтожить группировку гитлеровцев в этом районе.
Уже через четыре дня эта задача была выполнена: стремительной атакой советских войск Барановичи 8 июля были освобождены. Советские войска продолжали наступление. Пытаясь найти рубеж, за который можно будет зацепиться, враг спешил отойти за реку Щару. Ее надо было форсировать с ходу. Начальника тыла генерала Антипенко вызвали к телефону. Говорил Рокоссовский.
– Перед нами Щара. Соблазнительно форсировать ее с ходу, но в войсках мало боеприпасов, а это делает предприятие сомнительным. Сможете ли вы подать за короткий срок 400–500 тонн боеприпасов? Немедленного ответа я не жду, подумайте часа два, если нет – я доложу Верховному Главнокомандующему и откажусь от форсирования...
Задача была сложной, но генерал Антипенко еще до истечения двухчасового срока мобилизовал необходимый автотранспорт. Если Рокоссовский просит – значит, это надо сделать во что бы то ни стало, ото было законом для всех его соратников, и работники тыла, а им во время Белорусской операции выпало немало трудных минут, всегда стремились к его выполнению. Рокоссовского уважали и его непосредственные подчиненные, и солдаты, и офицеры частей. Генерал Антипенко так писал о Рокоссовском:
«Я не претендую на роль беспристрастного биографа и открыто признаюсь в том, что сам привязан к этому человеку, с которым меня связывает почти трехлетняя совместная работа на фронте и который своим личным обаянием, всегда ровным и вежливым обращением, постоянной готовностью помочь в трудную минуту способен был вызвать у каждого подчиненного желание лучше выполнить его приказ и ни в чем не подвести своего командующего.
К. К. Рокоссовский, как и большинство крупных военачальников, свою работу строил на принципе доверия к своим помощникам. Доверие это не было слепым: оно становилось полным лишь тогда, когда Константин Константинович лично и не раз убеждался в том, что ему говорят правду, что сделано все возможное, чтобы решить поставленную задачу; убедившись в этом, он видел в вас доброго боевого товарища, своего друга. Именно поэтому руководство фронта было так сплочено и спаяно: каждый из нас искренне дорожил авторитетом своего командующего. Рокоссовского на фронте не боялись, его любили. И именно поэтому его указание воспринималось как приказание, которого нельзя не выполнить.
Организуя выполнение приказов Рокоссовского, я меньше всего прибегал в сношениях с подчиненными к формуле «командующий приказал». В этом не было нужды. Достаточно было сказать, что командующий надеется на инициативу и высокую организованность тыловиков».
Боеприпасы в 65-ю армию и к ее соседям попали вовремя, река Щара была форсирована с ходу, и к 16 июля армии 1-го Белорусского вышли на линию Свислочь, Пружаны, сделав за 12 дней 150–170 километров. Одновременно продвинулись войска 61-й армии, наступавшей в Полесье в очень тяжелых условиях. 14 июля они выбили врага из Пинска. Войска приближались к западным границам Белоруссии, освобождение многострадальной белорусской земли было уже близко.
Гитлеровские захватчики нанесли этой республике колоссальный ущерб. Всему миру известны Орадур-сюр-Глан во Франции, Лидице в Чехословакии, населенные пункты, которые были уничтожены немцами и жителей которых они расстреляли. Трагедия этих западноевропейских городов велика. Но далеко не всем известно, что в Белоруссии подобные случаи, были правилом. Многие десятки белорусских селений целиком, со всем населением, от грудных младенцев до дряхлых стариков, были уничтожены врагом. Всего же на территории Белоруссии погибло 2 миллиона 200 тысяч советских граждан.
После того как войска правого крыла 1-го Белорусского фронта к середине июля продвинулись далеко вперед, наступила пора и для левофланговых армий. Еще 7 июля Ставка утвердила план Люблинско-Брестской операции. Замысел Рокоссовского заключался в том, чтобы уничтожить люблинскую и брестскую группировки противника ударами войск фронта в обход Брестского укрепленного района с севера и юга и, продолжая продвижение на Варшавском направлении, выйти на широком фронте на рубеж реки Вислы.
18 июля пять общевойсковых армий (среди них, пока еще во втором эшелоне, и 1-я польская армия), танковая и воздушная армии левого фланга 1-го Белорусского перешли в наступление. Успех пришел сразу. В этот же день они прорвали оборону врага на фронте в 30 километров и углубились на 13 километров. 20 июля произошло знаменательное событие: на широком фронте советские солдаты вышли к Западному Бугу, к границе нашей Родины.
В июльскую жару на пыльных фронтовых дорогах, в гуще наступающих войск то и дело появлялся командующий 1-м Белорусским фронтом. Его походный, защитной окраски автомобиль можно было видеть то на одном, то на другом участке фронта. Подтянутый и стройный, всегда тщательно выбритый, командующий бывал и у пехотинцев и у артиллеристов, заезжал и к танкистам и к авиаторам.
Конно-механизированная группа генерала Крюкова (2-й гвардейский кавалерийский корпус и 11-й танковый корпус) начала переправу через Западный Буг. Эскадрон за эскадроном спускались к реке. Вброд шли батареи. Вот уже первые орудия на том берегу, вот они ведут огонь...
Из-за поворота дороги на большой скорости вылетают легковые машины и направляются к переправе, обгоняя кавалеристов. По рядам проносится:
– Рокоссовский! Рокоссовский...
Навстречу машине маршала скачет Крюков. Не доезжая до нее, он спрыгивает с лошади, передает поводья ординарцу, направляется к уже остановившейся машине в докладывает:
– Товарищ Маршал Советского Союза! Части 2-го гвардейского кавалерийского корпуса переправляются через Западный Буг!
Рокоссовский здоровается с ним, группа генералов поднимается на высокий берег реки. Теперь ветераны корпуса издалека видят высокую фигуру маршала. Она хорошо знакома им: под его руководством в ноябре – декабре 1941 года они защищали Москву, под его руководством они пришли сюда, на западную границу Родины, пришли со славой и победами.
Рокоссовский смотрит в бинокль на переправу, на бесконечную череду войск и техники, исчезающих вдали, за рекой. Там, за Бугом, – Польша! Как давно он покинул ее! Кто мог подумать, что 18-летняй каргопольский драгун, вместе с полком вынужденный уйти из Польши в 1915 году под напором германских войск, вернется сюда спустя тридцать лет во главе миллионной армии, вернется, чтобы руководить освобождением Польши от немецких фашистов. Воистину судьбы человеческие неисповедимы!
Что ждет его и войска руководимого им фронта в Польше? Рокоссовский знал, что политическое положение в польских землях чрезвычайно сложно. За годы оккупации, продолжавшейся вот уже почти пять лет, польский народ многое перенес. Миллионы граждан Польши были уничтожены захватчиками, угнаны в Германию. Теперь с востока шло освобождение, и подавляющее большинство поляков приветствовали Красную Армию, армию-освободительницу. Но в Польше существовали силы, которые смотрели на приближение советских войск как на угрозу своим собственным, эгоистическим планам, как на крушение надежд на воссоздание довоенной Польши, Польши помещиков и буржуазии. С того момента, как советские войска 20 июля вступили на территорию Польши, Рокоссовский становился не просто военачальником над многотысячными армиями, но и политическим деятелем, каждый шаг, каждое действие которого имело значение в сложной борьбе политических сил тогдашней Польши. Следовало быть чрезвычайно осторожным, и надо сказать, что Рокоссовский сумел проявить крайнюю степень дипломатичности в обращении с польскими гражданами и польскими политическими деятелями.
После того как советские войска форсировали Западный Буг, Правительство СССР опубликовало заявление, в котором говорилось:
«Советские войска вступили в пределы Польши, преисполненные одной решимостью – разгромить вражеские германские армии и помочь польскому народу в деле его освобождения от ига немецких захватчиков и восстановления независимой сильной и демократической Польши. ...Советское Правительство не намерено устанавливать на территории Польши органов своей администрации, считая это делом польского народа».
Военный Совет 1-го Белорусского фронта обратился к солдатам и офицерам со специальным воззванием, в котором разъяснялась цель освободительной миссии Красной Армии.
На четвертый день наступления армий левого фланга 1-го Белорусского фронта Рокоссовский получил директиву Ставки: не позднее 26–27 июля овладеть Люблином. Ставка поясняла, что овладения Люблином требуют интересы будущей независимой и демократической Польши.
Новая Польша родилась именно в эти дни. 21 июля 1944 года на освобожденной советскими войсками польской земле был создан Польский комитет национального освобождения, сыгравший роль центрального исполнительного органа народной власти. С волнением читали поляки торжественные слова манифеста, изданного комитетом:
«Поляки на родине и в эмиграции!
Поляки под немецким игом!
Соотечественники! Пробил час освобождения. Польская армия вместе с Красной Армией перешла через Буг. Польский солдат сражается на своей родимой земле. Над истерзанной Польшей вновь реют бело-красные флаги...»
Между тем советские солдаты стремительно продвигались вперед. Не 26–27, а 23 июля они штурмом взяли Люблин, а через два дня уже вышли к Висле в районе Демблина. Севернее в этот же день начались бои за Седльце...
В Люблине, на Замковой площади, тысячи горожан собрались на митинг, посвященный образованию Польского комитета национального освобождения. Древний польский город – первая столица нового народного государства – стал свидетелем единения польского и советского народов, единения, направленного на разгром общего врага. Восхищение собравшихся жителей Люблина вызвал парад войск 1-й армии Войска Польского. Восторженные, ликующие выступления горожан на этом митинге можно было бы суммировать в одной фразе: «Мы ждали освобождения с востока и не ошиблись».
Но вот к микрофону подходит командующий 1-м Белорусским фронтом. Он произносит несколько слов, и по площади расплывается гул удивления и восторга: Маршал Советского Союза Константин Рокоссовский, оказывается, говорит на польском языке. И тысячи люблинцев с напряженным вниманием слушают его. А Рокоссовский говорит о судьбе многострадальной Польши, о том, что пришел час освобождения польского народа, о том, что Красная Армия громит врага и вместе с ней начали сражаться уже и солдаты 1-й армии Войска Польского...
Дел у командующего 1-м Белорусским в эти дни много. Положение на фронте требовало его постоянного и строгого контроля. Войска продолжали безостановочное наступление, и казалось, что в ближайшее же время перед ними раскроется блестящая перспектива: освобождение первой европейской столицы, порабощенной гитлеровцами Варшавы.
Так считало и Советское Верховное Главнокомандование. На совещании в Ставке 27–29 июля было решено, что 1-й Белорусский фронт после овладения районом Брест и Седлец должен без остановок развивать наступление в общем направлении на Варшаву и не позже 5–8 августа овладеть ее предместьем – Прагой, захватив на правом фланге плацдармы на реке Нареве, в районе Пултуска. Левый фланг фронта должен был обеспечить захват плацдармов на Висле, южнее Варшавы. Следует обратить внимание на то, что даже в той, исключительно благоприятной, по-видимому, обстановке, советское командование не считало возможным в ближайшие же дни добиться взятия Варшавы. И это понятно, поскольку в распоряжении Ставки не имелось крупных резервов, которые она могла бы выделить в распоряжение Рокоссовского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55