Почему я лечу прочь от огней? Что таится за тенями на востоке, если я оставил все и устремился именно туда? Но, разумеется, меня влечет туда не красота… лес, да, извивающиеся золотистые стволы гамарандов, самых прекрасных деревьев на свете… они чудесны, но за ними… Я летел туда, хотя мои глаза сами отворачивались. Но даже если бы я зажмурил их, закрыл их заклинанием, ослепил себя, чтобы больше никогда ничего не видеть, даже тогда я знал бы, куда лететь. Обугленные деревья на краю леса. Толстый слой пепла, обломки погибших гамарандов. Высокая стена, за которую невозможно проникнуть, сочащаяся из нее кровь остановилась на миг… Еще несколько мгновений, и скрытая в лесах крепость снова начнет кровоточить, от этой крови снова загорится лес. Сначала вспыхнут гамаранды, потом огонь охватит ближайшие холмы и реки, потом заполыхает весь человеческий мир. Я лечу… над стеной из серого камня… над садами и двориками с цветниками и фонтанами… мимо прозрачных окон, ведь крепость столь же прекрасна, сколь страшна… лечу туда, где в глубокой тени ждет пленник с раскинутыми крыльями, готовый уничтожить весь мир… «Не оборачивайся, – умоляю я, касаясь ногами серого камня. – Не оборачивайся… я не хочу видеть…» Но, как и всегда, он поворачивает голову, и, как всегда, я вижу, что у него мое лицо…
Когда я проснулся, истекая потом, закат уже догорал, серебря песок пустыни. Я быстро подавил страхи, порожденные сном. Страх правит моим сном, но я не позволю ему править и моей жизнью наяву. Я найду другой путь. Я смогу.
Малвер ощипывал добытых им птиц, собираясь приготовить их на дымящем костре. Не поднимаясь с песка, я прошептал заклинание, которое скоро превратит дрова в жаркие угли, долго не позволяя им остывать. Через несколько минут Малвер удивленно заморгал и покосился на меня. Он что-то бормотал, насаживая тушки птиц на длинный кинжал. Я улыбнулся про себя. Терпеть не могу непрожаренное мясо.
Я перекатился по песку, сел, зевнул и расправил плечи. Малвер неловко кивнул мне, вертя птиц над огнем. Он старался не смотреть на меня. Видимо, он не сомневался, что я могу в любой момент обрести крылья. Я поднялся и подошел к Александру. Принц стонал во сне, его тело горело. Непонятно, жар ли это, или он просто перегрелся на солнце.
– Я принес ему воды и каррок, но он так и не проснулся, – сказал Малвер. – Капитан Совари пошел за водой. Он говорит, что нам лучше двинуться в путь сегодня ночью и найти укрытие, если… если только у тебя нет другого плана.
– Расскажи мне, что находится в восьми лигах от Загада, Малвер, – попросил я, подсаживаясь к огню и отрезая себе кусочек сочного каррока. – По всем направлениям.
Пустыни Азахстана не слишком гостеприимное место. Конечно, нам следует найти укрытие, и не только от суровой природы, но и от Хамрашей, и от Императора, которого они изберут. Я не представлял, где Александр мог бы быть в безопасности.
– Мы с капитаном уже говорили об этом. Мы точно не на севере от Загада. Если бы мы шли на север, вдоль дороги в Кафарну, или на запад, мы бы уже добрались до лугов и рек. Если бы мы двигались вдоль дороги, уводящей на восток, в Авенкар, мы бы оказались в центре Сриф-Полнара, но Сриф-Полнар не такой широкий, как то, что мы видим. Во всяком случае, мы вряд ли смогли бы пройти сквозь Загад, не заметив его… – Он с сомнением посмотрел на меня, словно спрашивая, мог ли я своей магией сотворить подобное.
– Нет. Конечно не могли.
Малвер положил на песок камень, обозначая им Загад, потом начертил кольцо вокруг него, обозначая расстояние, на которое мы могли уйти от крепости Хамрашей. Говоря о городах и дорогах, которые могут встретиться в пустыне, он обозначал их на своей карте.
– На юг от Загада отходит дорога в Манганар. В восьми лигах от города начинается Сриф-Балат, самая широкая полоса дюн в Азахстане. Если немного сдвинуться к западу, вы окажетесь в Мерат-Сале, Соляном Море. Там есть возвышения, две крепости Фонтези, охраняющие соль, и встречаются полосы вазиля. Мы можем быть либо здесь, либо здесь. – Он с сомнением потыкал пальцем в песок. – Сейчас лучше не ехать прямо к Фонтези. Они в родстве с Хамрашами. Дальше на запад начинаются скалы, ведущие к Сриф-Нею, это земли принца Александра, но оставаться в Сриф-Нее мне кажется неразумным. Я был там несколько раз, а капитан бывал там очень часто, и он тоже не думает, что туда стоит стремиться.
Хамраши станут обыскивать все земли Александра, понял я. Там не будет спасения. Пока Кирил не выведет из Загада всех, кто останется верен принцу, пока собственная армия Александра не выберется из Сузейна, принца никто не защитит.
– Может, мы оказались на востоке от дороги на Манганар?
– Вдоль дороги в восьми лигах от города находятся земли семьи лорда Кирила, Фозетов и других небольших Домов. – У каждого Дома были постройки в пустыне, этого требовала традиция. – Если мы забрались еще дальше на восток, значит мы в Сриф-Анаре, в опасных землях, где бродят духи. – Малвер быстро покосился на меня и тут же перевел взгляд на свою карту. – Так говорят. Такие же земли окружают Драфу. – Драфа была старинным разрушенным городом, построенным и погибшим задолго до того, как в сердце пустыни появился первый Император. – Если ехать точно на восток от Загада, окажешься на караванных тропах восточных провинций… – Он продолжал водить пальцем, отмечая для меня города и деревни, дороги, вазиль, срифы, полосы дюн, почти полностью лишенные жизни.
Я поблагодарил его за урок и особенно за жареную птицу. Она была восхитительна. Малвер прав, нам нельзя больше тут оставаться. Не имеет значения, где мы, здесь есть вода, значит сюда придут пастухи или путешественники, они расскажут всем, кого встретили посреди пустыни. Еще вчера я заготовил два прочных длинных деревца. Нужно сделать носилки для Александра. Мы будем двигаться очень медленно.
Как только Совари вернулся с водой, я сказал им, что немного осмотрюсь, а потом мы тронемся в путь. Они очень хотели расспросить меня, как я собираюсь осматриваться в полной темноте, но сдержали свое любопытство. Вместо этого они пообещали пока напоить и накормить принца, чтобы у него были силы для путешествия.
Я направился в сторону источника, ушел достаточно далеко, чтобы меня не было видно, и сел, прислонившись спиной к еще не остывшему камню. Я собирался превратиться в ночную птицу, чтобы оглядеть землю с высоты, но вдруг заметил в темноте какое-то движение. Я распластался на песке за камнем, ожидая увидеть газель или оленя пустыни, напуганного запахом человека или близостью хищника, однако из тьмы вышла высокая стройная фигура. Если бы здесь было немного светлее, ее платье сияло бы зеленым.
Я встал и подождал, пока она подойдет. Я хотел услышать то, что она пыталась сказать мне все эти дни. Кожу покалывало. Кто она такая, если может появляться и исчезать в толпе посреди дворца, узнавать меня в теле сокола, появляться из ниоткуда ночью в пустыне? Ее красота не была совершенной красотой Валлин, не была холодной и неуловимой прелестью моей жены Исанны. Больше всего эта женщина напоминала мне Элинор, ее красота была скорее красотой ее духа, а не тела. Она остановилась в нескольких шагах от меня, оглядела с головы до пят, потом улыбнулась так радостно, что потеплел ночной воздух пустыни.
– Ах, мой милый… – Ее голос ласкал мою душу, словно теплый ветер Эззарии. – Ты как всегда силен и прекрасен. – Еще шаг в мою сторону. Она провела пальцами по клейму на моей щеке. – А это, милый друг, всего лишь единственный след всех пережитых горестей.
Я упал на колени, не в силах вынести всю глубину страдания, заключенную в ее глазах.
– Госпожа, что вы хотите от меня? – Слезы покатились у меня по щекам. Опустошающее, поглощающее, давно забытое страдание… я не понимал, откуда оно пришло.
– Ты должен вспомнить, мой милый. Он тянется к тебе, думая, что ты забыл.
За моей спиной заблеял часту, голос этого шумного животного разрушил очарование ее мягкого голоса, прогнал изумрудное заклятие, которое она наложила на меня. Я вскочил на ноги, выхватывая меч, чтобы защитить ее. Меня едва не ослепил свет факела.
– Вот ты где! – произнес старческий голос. – Я знал, что мы найдем тебя у источника. Что я говорил, мальчик? – Шагах в двадцати от меня стоял старик, он держал за руку мальчика лет двенадцати-тринадцати. Волосы старика были совершенно седы и заплетены в две длинные косы, спускающиеся до пояса. Дерзиец, вне всякого сомнения. Хотя его лицо было покрыто сетью морщин, время не согнуло спину, не лишило рук силы. У старика был длинный слегка горбатый нос, в ушах болтались золотые кольца. Черные глаза сияли в свете факела, но по их движению я понял, что он либо очень плохо видит, либо не видит вообще. У него не было трости, с какой обычно ходят слепые, но он не выпускал руки мальчика.
– Он вовсе не у источника, Гаспар, – негромко возразил мальчик, словно желая, чтобы его слова услышал только старик. – До источника еще шагов пятьсот. – Мальчик был худенький и хрупкий, движения полны жизни и грации. Его длинные светлые волосы не были заплетены в косу, из одежды имелась только набедренная повязка, серебряные браслеты на руках и серебряные серьги в ушах. И мальчик и старик были босы.
Старик возмущенно засопел:
– Мальчишки! И кто только занимается их воспитанием! Я сказал, что из всего Сриф-Анара они выбрали именно Таине-Хет, а Квеб толкует мне о пяти сотнях шагов! – Часту у них за спиной тоже выразил свое неудовольствие.
Моя голова все еще была полна зеленой паутины заклинаний, искр полных любви слов, темных глаз, вместивших все страдания мира. Я едва замечал вновь пришедших.
– Госпожа… – Я повернулся к ней, но она вновь исчезла, я едва не зарыдал от огорчения.
– Мы не хотели прерывать твоей молитвы, господин, – почтительно произнес мальчик. – Но Гаспар очень спешил, он уверен, что твоему раненому другу угрожает опасность.
– Молитвы… нет, – рассеянно ответил я. Скорее приступа сумасшествия. Они ее не видели. Я вздрогнул. – Кто вы и кого ищите?
– Тебя и твоих спутников, – ответил старик. – Один из света и один из тьмы. Мы пришли, чтобы отвести вас в Драфу, где тебя подготовят к последней битве.
ГЛАВА 18
Драфа. Неужели боги могли считать это место своим убежищем? Здесь жарче и суше, чем во всей остальной пустыне. Святой город, сказал Гаспар, любимый город богов, которые успели состариться прежде, чем Атос поселился между звезд, богов, которые создали мир из песка, воды и огня.
Сам город, разумеется, тоже был построен из песчаника в те далекие времена, когда вода здесь еще была. Старик сказал, что одно время здесь жило не меньше десяти тысяч человек. Драфа действительно была сердцем Азахстана еще тогда, когда король дерзийцев ютился в шатре из кож, за тысячи лет до того, как дерзийский Император приказал выстроить розовые арки Загада. Здесь цвели лимоны, миндаль, гранат и ореховые деревья, несметные стада бродили по зеленым холмам, за которыми начиналась пустыня.
Теперь невозможно даже понять, были ли дворцы в сердце Азахстана действительно прекрасны, – от города остались только лабиринты разрушенных стен и куски разбитых мостовых. Высокие колонны и поваленные статуи львов сохранились на небольшом возвышении в центре города. Лимонные и миндальные деревья ушли в небытие вместе с зелеными холмами. Остался только неутомимый ветер, со свистом несущийся над песками, засыпающий и вновь обнажающий разрушающиеся стены и осыпающиеся башни, каждым своим дуновением срывающий еще немного плоти с костей древнего города. Единственное запыленное лимонное дерево сохранилось у стены двора, где мы оставили лошадей и часту Гаспара, чтобы уберечь их от прожорливых зайдегов и койотов. У восточной границы города сохранился ряд пышных сине-зеленых тамарисков, в тени которых когда-то отдыхали подъезжающие к городу путники. Сейчас деревья сдерживали дюны, не позволяя им окончательно завоевать город. Небольшая рощица вездесущих и всегда полезных пальм нагер росла возле полуразвалившейся стены. Там мы положили Александра.
Было сложно поверить, что люди действительно могли поселиться в таком месте. Стервятники кружили над дюнами, к нашему костру пытались приблизиться огромные скорпионы, ящерицы и шакалы. Однако старый Гаспар и мальчик Квеб были только двумя из пяти обитателей руин, живших благодаря источнику, деревьям и нескольким козам. Остальные трое, Сарья, Манот и Фесса, были женщинами преклонных лет, они казались старше Гаспара. Меня больше всего интересовал мальчик. Если он раб, то его рабство было добровольным. На нем не было ни клейма, ни кандалов. Четверо стариков явно обожали его. Черты лица и цвет волос мальчика говорили о дерзийских или базранийских предках.
Переход из нашей части вазиля сюда был долгим. Путешествие на носилках не могло не повредить Александру, и к тому моменту, когда мы добрались до Драфы, он горел в лихорадке. Как только мы положили его в тени нагер, три старухи налетели на нас, словно мухи на гниющее мясо.
– Не трогайте его! – рыкнул Совари на маленькую старушку, которую Гаспар назвал Сарьей. Ее кожа была цвета обгоревшей земли, вся в рубцах и морщинах, во рту виднелись всего три зуба, да и те были готовы отправиться вслед за своими ушедшими товарищами. – Ни один из грязных пустынников не коснется его. – Весь ночной переход капитан не убирал руки с рукояти меча, готовый выхватить его при первом подозрении. Опытный воин, он прекрасно знал, что такое гангрена. Я молился всем богам, чтобы до этого не дошло.
– У вас есть какие-нибудь лекарства? – спросил я у Сарьи, пока Совари омывал лицо принца и старался напоить его. – У нас ничего нет, а те средства, что я знаю, встречаются только в лесах. – Здесь нет ни дубов, ни трав, ни корешков, которыми лечат раны в Эззарии.
– Манот отличная знахарка. А Фесса знает еще больше, – ответила старуха, кивая головой на своих товарок. Высокая седая женщина стояла рядом с Александром, ее тонкие ноздри подрагивали, она вдыхала запах, чтобы, как я догадался, понять, не загнила ли рана. Третья старуха, круглолицая и широкая, ходила вокруг Совари и Александра, горестно цокая языком. – Но они должны осмотреть рану и прочистить ее, чтобы нога начала заживать. И делать это нужно быстро.
Гаспар с мальчиком медленно подошли по вытоптанной в песке тропинке.
– Ваш третий друг присматривает за лошадьми, – произнес старик. – Как раненый воин?
– Очень страдает, – ответил я, отводя его в сторону. – А эти женщины?..
– Они знают, что делать. И в пустыне есть необходимые снадобья, – он подмигнул мне и заговорщицки улыбнулся, – от любых ран.
У меня осталось неприятное ощущение, что его незрячие глаза проникают гораздо глубже, чем мне хотелось бы. Я не забыл его слова. …один из света и один из тьмы… последняя битва… А как он сумел рассказать женщинам, что Александр ранен, еще до того, как нашел нас?
Когда солнце немного поднялось над дюнами, я подошел к капитану. Совари сидел, опустив подбородок на руки, и с тоской глядел на спящего принца.
– Мы должны позволить этим женщинам осмотреть его, капитан. Они не императорские лекари, но зато знают, какие лекарства можно достать в пустыне. У нас с тобой есть только один способ помочь ему, и он не скажет нам за это спасибо.
Совари угрюмо поглядел на меня, потом отвел глаза.
– Мой долг защищать его жизнь. Кто знает, каким ядом напичкают его эти оборванки? – Фесса подошла ближе, и Совари замахал на нее руками. – Что эти нищие понимают в целительстве? Не больше, чем местные шакалы или ведьмы из Трида. Если ногу оставить, гангрена убьет его.
Я собирался возразить ему, но меня перебил слабый голос:
– Вы не отрежете ее. Не отрежете. – Александр не открывал глаз, но его кулаки сжались, он был готов умереть, но не сдаться.
– Конечно нет, мой господин, – заверил принца Совари. – Только в том случае…
– Ни… в… каком… – Слова падали тяжелыми камнями. – Нет.
– Как прикажете, мой господин. Разумеется.
Я поднял глаза на капитана, он неохотно пожал плечами. Совари не успел произнести и слова, а женщины уже были здесь, отодвинув нас в сторону. Прежде чем мы успели опомниться, задымился костер, появились шерстяные подстилки и корзины с различными корешками и сушеными листьями. Они разрезали наложенную нами повязку, – нога Александра выглядела еще хуже, чем накануне. Я не думал, что такое возможно. Принц не пошевелился. Он потратил на несколько сказанных нам слов все свои силы.
– Квеб, – позвала Сарья. – Нам нужна свежая кошона. – Мальчик кивнул и умчался, оставив старика сидеть у стены, где он вскоре и задремал.
Сарья перетерла сухие корни дурно пахнущей молочной травы, растущей под стенами, вскипятила серый порошок, слегка остудила, разложила дымящуюся массу на грубом холсте, потом снова опустила в кипящую воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Когда я проснулся, истекая потом, закат уже догорал, серебря песок пустыни. Я быстро подавил страхи, порожденные сном. Страх правит моим сном, но я не позволю ему править и моей жизнью наяву. Я найду другой путь. Я смогу.
Малвер ощипывал добытых им птиц, собираясь приготовить их на дымящем костре. Не поднимаясь с песка, я прошептал заклинание, которое скоро превратит дрова в жаркие угли, долго не позволяя им остывать. Через несколько минут Малвер удивленно заморгал и покосился на меня. Он что-то бормотал, насаживая тушки птиц на длинный кинжал. Я улыбнулся про себя. Терпеть не могу непрожаренное мясо.
Я перекатился по песку, сел, зевнул и расправил плечи. Малвер неловко кивнул мне, вертя птиц над огнем. Он старался не смотреть на меня. Видимо, он не сомневался, что я могу в любой момент обрести крылья. Я поднялся и подошел к Александру. Принц стонал во сне, его тело горело. Непонятно, жар ли это, или он просто перегрелся на солнце.
– Я принес ему воды и каррок, но он так и не проснулся, – сказал Малвер. – Капитан Совари пошел за водой. Он говорит, что нам лучше двинуться в путь сегодня ночью и найти укрытие, если… если только у тебя нет другого плана.
– Расскажи мне, что находится в восьми лигах от Загада, Малвер, – попросил я, подсаживаясь к огню и отрезая себе кусочек сочного каррока. – По всем направлениям.
Пустыни Азахстана не слишком гостеприимное место. Конечно, нам следует найти укрытие, и не только от суровой природы, но и от Хамрашей, и от Императора, которого они изберут. Я не представлял, где Александр мог бы быть в безопасности.
– Мы с капитаном уже говорили об этом. Мы точно не на севере от Загада. Если бы мы шли на север, вдоль дороги в Кафарну, или на запад, мы бы уже добрались до лугов и рек. Если бы мы двигались вдоль дороги, уводящей на восток, в Авенкар, мы бы оказались в центре Сриф-Полнара, но Сриф-Полнар не такой широкий, как то, что мы видим. Во всяком случае, мы вряд ли смогли бы пройти сквозь Загад, не заметив его… – Он с сомнением посмотрел на меня, словно спрашивая, мог ли я своей магией сотворить подобное.
– Нет. Конечно не могли.
Малвер положил на песок камень, обозначая им Загад, потом начертил кольцо вокруг него, обозначая расстояние, на которое мы могли уйти от крепости Хамрашей. Говоря о городах и дорогах, которые могут встретиться в пустыне, он обозначал их на своей карте.
– На юг от Загада отходит дорога в Манганар. В восьми лигах от города начинается Сриф-Балат, самая широкая полоса дюн в Азахстане. Если немного сдвинуться к западу, вы окажетесь в Мерат-Сале, Соляном Море. Там есть возвышения, две крепости Фонтези, охраняющие соль, и встречаются полосы вазиля. Мы можем быть либо здесь, либо здесь. – Он с сомнением потыкал пальцем в песок. – Сейчас лучше не ехать прямо к Фонтези. Они в родстве с Хамрашами. Дальше на запад начинаются скалы, ведущие к Сриф-Нею, это земли принца Александра, но оставаться в Сриф-Нее мне кажется неразумным. Я был там несколько раз, а капитан бывал там очень часто, и он тоже не думает, что туда стоит стремиться.
Хамраши станут обыскивать все земли Александра, понял я. Там не будет спасения. Пока Кирил не выведет из Загада всех, кто останется верен принцу, пока собственная армия Александра не выберется из Сузейна, принца никто не защитит.
– Может, мы оказались на востоке от дороги на Манганар?
– Вдоль дороги в восьми лигах от города находятся земли семьи лорда Кирила, Фозетов и других небольших Домов. – У каждого Дома были постройки в пустыне, этого требовала традиция. – Если мы забрались еще дальше на восток, значит мы в Сриф-Анаре, в опасных землях, где бродят духи. – Малвер быстро покосился на меня и тут же перевел взгляд на свою карту. – Так говорят. Такие же земли окружают Драфу. – Драфа была старинным разрушенным городом, построенным и погибшим задолго до того, как в сердце пустыни появился первый Император. – Если ехать точно на восток от Загада, окажешься на караванных тропах восточных провинций… – Он продолжал водить пальцем, отмечая для меня города и деревни, дороги, вазиль, срифы, полосы дюн, почти полностью лишенные жизни.
Я поблагодарил его за урок и особенно за жареную птицу. Она была восхитительна. Малвер прав, нам нельзя больше тут оставаться. Не имеет значения, где мы, здесь есть вода, значит сюда придут пастухи или путешественники, они расскажут всем, кого встретили посреди пустыни. Еще вчера я заготовил два прочных длинных деревца. Нужно сделать носилки для Александра. Мы будем двигаться очень медленно.
Как только Совари вернулся с водой, я сказал им, что немного осмотрюсь, а потом мы тронемся в путь. Они очень хотели расспросить меня, как я собираюсь осматриваться в полной темноте, но сдержали свое любопытство. Вместо этого они пообещали пока напоить и накормить принца, чтобы у него были силы для путешествия.
Я направился в сторону источника, ушел достаточно далеко, чтобы меня не было видно, и сел, прислонившись спиной к еще не остывшему камню. Я собирался превратиться в ночную птицу, чтобы оглядеть землю с высоты, но вдруг заметил в темноте какое-то движение. Я распластался на песке за камнем, ожидая увидеть газель или оленя пустыни, напуганного запахом человека или близостью хищника, однако из тьмы вышла высокая стройная фигура. Если бы здесь было немного светлее, ее платье сияло бы зеленым.
Я встал и подождал, пока она подойдет. Я хотел услышать то, что она пыталась сказать мне все эти дни. Кожу покалывало. Кто она такая, если может появляться и исчезать в толпе посреди дворца, узнавать меня в теле сокола, появляться из ниоткуда ночью в пустыне? Ее красота не была совершенной красотой Валлин, не была холодной и неуловимой прелестью моей жены Исанны. Больше всего эта женщина напоминала мне Элинор, ее красота была скорее красотой ее духа, а не тела. Она остановилась в нескольких шагах от меня, оглядела с головы до пят, потом улыбнулась так радостно, что потеплел ночной воздух пустыни.
– Ах, мой милый… – Ее голос ласкал мою душу, словно теплый ветер Эззарии. – Ты как всегда силен и прекрасен. – Еще шаг в мою сторону. Она провела пальцами по клейму на моей щеке. – А это, милый друг, всего лишь единственный след всех пережитых горестей.
Я упал на колени, не в силах вынести всю глубину страдания, заключенную в ее глазах.
– Госпожа, что вы хотите от меня? – Слезы покатились у меня по щекам. Опустошающее, поглощающее, давно забытое страдание… я не понимал, откуда оно пришло.
– Ты должен вспомнить, мой милый. Он тянется к тебе, думая, что ты забыл.
За моей спиной заблеял часту, голос этого шумного животного разрушил очарование ее мягкого голоса, прогнал изумрудное заклятие, которое она наложила на меня. Я вскочил на ноги, выхватывая меч, чтобы защитить ее. Меня едва не ослепил свет факела.
– Вот ты где! – произнес старческий голос. – Я знал, что мы найдем тебя у источника. Что я говорил, мальчик? – Шагах в двадцати от меня стоял старик, он держал за руку мальчика лет двенадцати-тринадцати. Волосы старика были совершенно седы и заплетены в две длинные косы, спускающиеся до пояса. Дерзиец, вне всякого сомнения. Хотя его лицо было покрыто сетью морщин, время не согнуло спину, не лишило рук силы. У старика был длинный слегка горбатый нос, в ушах болтались золотые кольца. Черные глаза сияли в свете факела, но по их движению я понял, что он либо очень плохо видит, либо не видит вообще. У него не было трости, с какой обычно ходят слепые, но он не выпускал руки мальчика.
– Он вовсе не у источника, Гаспар, – негромко возразил мальчик, словно желая, чтобы его слова услышал только старик. – До источника еще шагов пятьсот. – Мальчик был худенький и хрупкий, движения полны жизни и грации. Его длинные светлые волосы не были заплетены в косу, из одежды имелась только набедренная повязка, серебряные браслеты на руках и серебряные серьги в ушах. И мальчик и старик были босы.
Старик возмущенно засопел:
– Мальчишки! И кто только занимается их воспитанием! Я сказал, что из всего Сриф-Анара они выбрали именно Таине-Хет, а Квеб толкует мне о пяти сотнях шагов! – Часту у них за спиной тоже выразил свое неудовольствие.
Моя голова все еще была полна зеленой паутины заклинаний, искр полных любви слов, темных глаз, вместивших все страдания мира. Я едва замечал вновь пришедших.
– Госпожа… – Я повернулся к ней, но она вновь исчезла, я едва не зарыдал от огорчения.
– Мы не хотели прерывать твоей молитвы, господин, – почтительно произнес мальчик. – Но Гаспар очень спешил, он уверен, что твоему раненому другу угрожает опасность.
– Молитвы… нет, – рассеянно ответил я. Скорее приступа сумасшествия. Они ее не видели. Я вздрогнул. – Кто вы и кого ищите?
– Тебя и твоих спутников, – ответил старик. – Один из света и один из тьмы. Мы пришли, чтобы отвести вас в Драфу, где тебя подготовят к последней битве.
ГЛАВА 18
Драфа. Неужели боги могли считать это место своим убежищем? Здесь жарче и суше, чем во всей остальной пустыне. Святой город, сказал Гаспар, любимый город богов, которые успели состариться прежде, чем Атос поселился между звезд, богов, которые создали мир из песка, воды и огня.
Сам город, разумеется, тоже был построен из песчаника в те далекие времена, когда вода здесь еще была. Старик сказал, что одно время здесь жило не меньше десяти тысяч человек. Драфа действительно была сердцем Азахстана еще тогда, когда король дерзийцев ютился в шатре из кож, за тысячи лет до того, как дерзийский Император приказал выстроить розовые арки Загада. Здесь цвели лимоны, миндаль, гранат и ореховые деревья, несметные стада бродили по зеленым холмам, за которыми начиналась пустыня.
Теперь невозможно даже понять, были ли дворцы в сердце Азахстана действительно прекрасны, – от города остались только лабиринты разрушенных стен и куски разбитых мостовых. Высокие колонны и поваленные статуи львов сохранились на небольшом возвышении в центре города. Лимонные и миндальные деревья ушли в небытие вместе с зелеными холмами. Остался только неутомимый ветер, со свистом несущийся над песками, засыпающий и вновь обнажающий разрушающиеся стены и осыпающиеся башни, каждым своим дуновением срывающий еще немного плоти с костей древнего города. Единственное запыленное лимонное дерево сохранилось у стены двора, где мы оставили лошадей и часту Гаспара, чтобы уберечь их от прожорливых зайдегов и койотов. У восточной границы города сохранился ряд пышных сине-зеленых тамарисков, в тени которых когда-то отдыхали подъезжающие к городу путники. Сейчас деревья сдерживали дюны, не позволяя им окончательно завоевать город. Небольшая рощица вездесущих и всегда полезных пальм нагер росла возле полуразвалившейся стены. Там мы положили Александра.
Было сложно поверить, что люди действительно могли поселиться в таком месте. Стервятники кружили над дюнами, к нашему костру пытались приблизиться огромные скорпионы, ящерицы и шакалы. Однако старый Гаспар и мальчик Квеб были только двумя из пяти обитателей руин, живших благодаря источнику, деревьям и нескольким козам. Остальные трое, Сарья, Манот и Фесса, были женщинами преклонных лет, они казались старше Гаспара. Меня больше всего интересовал мальчик. Если он раб, то его рабство было добровольным. На нем не было ни клейма, ни кандалов. Четверо стариков явно обожали его. Черты лица и цвет волос мальчика говорили о дерзийских или базранийских предках.
Переход из нашей части вазиля сюда был долгим. Путешествие на носилках не могло не повредить Александру, и к тому моменту, когда мы добрались до Драфы, он горел в лихорадке. Как только мы положили его в тени нагер, три старухи налетели на нас, словно мухи на гниющее мясо.
– Не трогайте его! – рыкнул Совари на маленькую старушку, которую Гаспар назвал Сарьей. Ее кожа была цвета обгоревшей земли, вся в рубцах и морщинах, во рту виднелись всего три зуба, да и те были готовы отправиться вслед за своими ушедшими товарищами. – Ни один из грязных пустынников не коснется его. – Весь ночной переход капитан не убирал руки с рукояти меча, готовый выхватить его при первом подозрении. Опытный воин, он прекрасно знал, что такое гангрена. Я молился всем богам, чтобы до этого не дошло.
– У вас есть какие-нибудь лекарства? – спросил я у Сарьи, пока Совари омывал лицо принца и старался напоить его. – У нас ничего нет, а те средства, что я знаю, встречаются только в лесах. – Здесь нет ни дубов, ни трав, ни корешков, которыми лечат раны в Эззарии.
– Манот отличная знахарка. А Фесса знает еще больше, – ответила старуха, кивая головой на своих товарок. Высокая седая женщина стояла рядом с Александром, ее тонкие ноздри подрагивали, она вдыхала запах, чтобы, как я догадался, понять, не загнила ли рана. Третья старуха, круглолицая и широкая, ходила вокруг Совари и Александра, горестно цокая языком. – Но они должны осмотреть рану и прочистить ее, чтобы нога начала заживать. И делать это нужно быстро.
Гаспар с мальчиком медленно подошли по вытоптанной в песке тропинке.
– Ваш третий друг присматривает за лошадьми, – произнес старик. – Как раненый воин?
– Очень страдает, – ответил я, отводя его в сторону. – А эти женщины?..
– Они знают, что делать. И в пустыне есть необходимые снадобья, – он подмигнул мне и заговорщицки улыбнулся, – от любых ран.
У меня осталось неприятное ощущение, что его незрячие глаза проникают гораздо глубже, чем мне хотелось бы. Я не забыл его слова. …один из света и один из тьмы… последняя битва… А как он сумел рассказать женщинам, что Александр ранен, еще до того, как нашел нас?
Когда солнце немного поднялось над дюнами, я подошел к капитану. Совари сидел, опустив подбородок на руки, и с тоской глядел на спящего принца.
– Мы должны позволить этим женщинам осмотреть его, капитан. Они не императорские лекари, но зато знают, какие лекарства можно достать в пустыне. У нас с тобой есть только один способ помочь ему, и он не скажет нам за это спасибо.
Совари угрюмо поглядел на меня, потом отвел глаза.
– Мой долг защищать его жизнь. Кто знает, каким ядом напичкают его эти оборванки? – Фесса подошла ближе, и Совари замахал на нее руками. – Что эти нищие понимают в целительстве? Не больше, чем местные шакалы или ведьмы из Трида. Если ногу оставить, гангрена убьет его.
Я собирался возразить ему, но меня перебил слабый голос:
– Вы не отрежете ее. Не отрежете. – Александр не открывал глаз, но его кулаки сжались, он был готов умереть, но не сдаться.
– Конечно нет, мой господин, – заверил принца Совари. – Только в том случае…
– Ни… в… каком… – Слова падали тяжелыми камнями. – Нет.
– Как прикажете, мой господин. Разумеется.
Я поднял глаза на капитана, он неохотно пожал плечами. Совари не успел произнести и слова, а женщины уже были здесь, отодвинув нас в сторону. Прежде чем мы успели опомниться, задымился костер, появились шерстяные подстилки и корзины с различными корешками и сушеными листьями. Они разрезали наложенную нами повязку, – нога Александра выглядела еще хуже, чем накануне. Я не думал, что такое возможно. Принц не пошевелился. Он потратил на несколько сказанных нам слов все свои силы.
– Квеб, – позвала Сарья. – Нам нужна свежая кошона. – Мальчик кивнул и умчался, оставив старика сидеть у стены, где он вскоре и задремал.
Сарья перетерла сухие корни дурно пахнущей молочной травы, растущей под стенами, вскипятила серый порошок, слегка остудила, разложила дымящуюся массу на грубом холсте, потом снова опустила в кипящую воду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69