Врут, наверное; хотя в такие вот моменты отец Ог'Тарнек готов был поверить в это «вранье».Когда он вернулся в свои покои с флейтой в руке, в сопровождении брата Виккела, гость по-прежнему сидел на табурете и всё так же выстукивал большим пальцем некий ритм.— Ага, есть-таки, — оживился он и почти вырвал флейту из рук настоятеля.— Вот, — сказал тот, немного растерянно, — брат Виккел в нашем монастыре по праву считается лучшим флейтистом.Тойра с легким любопытством взглянул на худощавого, курносого монаха с, пожалуй, чересчур толстоватыми для флейтиста пальцами.— Да? Это очень кстати. Если я вам наиграю мелодию, сможете исполнять ее, скажем, часа два-три?— Смогу, — ничуть не удивившись, ответил монах.— Тогда приступим.Встряхнувшись, как встряхивается перед потасовкой с чужой стаей дворовый пес, Тойра прошел в соседнюю комнату. Здесь, укрытый одеялами, лежал Найдёныш. Бледное лицо его казалось ликом мраморной статуи, и только из приоткрытых губ доносился невнятный шепот. Но Тойра и так знал, о чем умоляет мальчик. «Не надо меня делить!» «Поздно, — с легкой горечью подумал Тойра. — Поздно просишь. Теперь-то… разве что попробовать собрать тебя и то… »Он сбросил наконец дорожный плащ, в котором просидел всё то время, пока был у Ог'Тарнека в гостях, — явился Тойра сюда сразу же, как только добрался до монастыря. Мысленно перебрал то, что лежало в дорожном мешке: не пригодится ли что во время заговора; решил — своими силами обойдется.Вернулся в гостевую комнату, где стояли, дожидаясь, Ог'Тарнек и брат Виккел.— Вы уж простите меня, отец настоятель, но я бы просил вас уйти. Помочь вы ничем не сможете, зато лишние глаза могут помешать поневоле. — «Вообще-то, лишние мысли, но объяснять нету времени», — оставалось только надеяться на понимание со стороны Ог'Тарнека.— Как скажете, — развел руками тот. — Я буду в храмовне, брат Виккел.— Теперь вот что, — повернулся к монаху Тойра. — Я сейчас наиграю вам мотив, а вы внимательно слушайте. Если что-то не поймете, переспрашивайте. Потом, когда скажу, начинайте играть — здесь, за столом. И что бы ни доносилось из соседней комнаты… или войдет кто-нибудь вдруг — игру ни в коем случае не прерывайте!Брат Виккел в самом деле оказался талантливым флейтистом: ухватил мелодию с первого раза, повторил почти идеально; к тому же, что немаловажно, не лез с расспросами.Тойра со спокойным сердцем оставил его за игрой, а сам присел рядом с кроватью Найдёныша (точнее — рядом с кроватью Ог'Тарнека, которую тот уступил мальчику — и вот уже неделю спал на жесткой узкой скамье, не слушая увещеваний со стороны братьев-монахов).— Ну-ка… — Тойра прикоснулся ко лбу мальчика.Холодный. А ведь здешние врачеватели, как один, утверждают, что Найдёныш болен лихорадкой — подхватил ее от частого сидения на голой земле, эта болезнь так и называется: «земляная лихорадка».Коновалы деревенские!«Хотя, откуда им знать», — урезонил самого себя Тойра. И Ог'Тарнек, каким бы мудрым ни был, не способен предусмотреть всё на свете. Непосвященные всегда в свободное время убегают в Крапивные Коридоры, такие места есть в каждом монастыре, — и многие ли из ребят заболевали чем-то серьезнее обычной простуды? Да и тех монастырские врачеватели обычно ставят на ноги в два счета, для них такие пациенты — вроде сезонных работ для земледельца.Дело тут в ином.Пододвигая к кровати низенький колченогий табуретец Тойра вспомнил про рисунок — но не тот, что лежал на столе в соседней комнате, а про другой, в дорожном мешке, сложенный вчетверо и завернутый в тряпицу, чтобы не повредился в пути. На рисунке Жорэм, тогда еще никакой не Одноногий, сражается с тайнангинцами. Эту бумагу ветеран переслал ему с повелением немедленно явиться в монастырь.И приписка снизу: «Вспомни Трескунчика».Как будто Тойра мог забыть! В конце концов тот бой, который так искусно изобразил Найдёныш, оказался для Трескунчика последним; рана, загноилась, начался жар, Трескунчик бредил… он так и не пришел в себя. А в бреду кричал, захлебываясь собственным ужасом: «Не надо меня делить!»Тойра, в то время — армейский исповедник, год спустя вернулся в Иншгурру и занялся поисками Носителей.И главное: из всех, кто участвовал в памятном сражении у Гнутой Скалы (которая так четко изображена на рисунке!), умел рисовать — именно Трескунчик.Он был Носителем, но об этом не догадывался никто из его боевых товарищей, даже он сам — не догадывался. И когда заболел той проклятой лихорадкой — умер, хотя лечили Трескунчика не самые худшие врачеватели. Ибо Носитель, начавший вспоминать о том, что он только часть чего-то большего, — рано или поздно умирает. человеческое сознание оказывается не в состоянии «переварить» воспоминания Преданного Забвению — вот какой невеселый каламбур получается.Подобное происходило не только с Трескунчиком; вдоволь настранствовавшись по Иншгурре, Тойра узнал еше о двух случаях «лихорадки». С тем же исходом.Вот только потерять Найдёныша он не имеет права! Теперь, когда знает о Носителях едва ли не больше любого другого человека, в Отсеченном, когда начинает догадываться, что делать и с Носителями, и с Лабиринтом, — теперь нельзя ошибиться. Искать следующее воплощение Носитетеля бывшего когда-то Трескунчиком, возможно, придется слишком долго. Даже с учетом Тойриной догадки, что, вопреки легендам, Носители заново воплощаются в Ллаургине примерно в одних и тех же местах. Точек воплощения должно быть семь, он вычислил пока только три. Одна из них — Тайдонский округ, оттуда родом был Трескунчик, там же Тойра нашел мальчика, который сейчас безжизненно лежит на постели Ог'Тарнека.— Не надо меня делить!Из-за занавески, отделяющей спальню отца настоятеля от гостиной, доносятся звуки флейты — негромкие, баюкающие, умиротворяющие.И потому резкий, властный ритм, который Тойра начинает отстукивать на крышке махонькой тумбочки рядом с изголовьем кровати, кажется неуместным. Позванивает металлическая кружка, подпрыгивают священные статуэтки зверобогов — Тойра прерывает на мгновение стук, чтобы поставить кружку на пол и смести фигурки туда же; потом продолжает. Флейта за занавеской сбивается на пару тактов, но играть не перестает.Тойра улыбается («Молодец монах!») и принимается вплетать в рваный ритм стучанья слова — строчка за строчкой, купает за куплетом. — Яд из крови, яд из раны, яд из сердца — прочь!Я не скрою, это страшно, если в двери — ночь;если стонет, если молит, если шепчет: «Дай!»но не стоит верить волнам. Жертвою — не стань! Он придумывает их на ходу, увязывая одно слово с другим, как вяжет теплые носки любимому внуку бабушка: петли ложатся ровно, хотя где-то, возможно, нитка растрепалась, а где-то узелок попался. Но Тойре не до красивостей, в жесткий ритм он вплетает смысл, который должен просочиться через вязкую пелену Найдёнышевого беспамятства. — Море вечно, ночь безбрежна, в небе вой зверей.Ветер вещий веет-бредит: «Мне внемли скорей!Знаешь, мальчик, ты игрушка, подчинись, смирись.Нет — сломаем! Нет — разрушим!Спину гни, молись!» Ты не слушай, правда лжива.Ночи — дверь закрой.Вот что: лучше расскажи-ка,как ты жил, герой.Слушай душу, верь лишь сердцу,остальное — прах!Жар ли, стужа, — есть спасеньев отблесках костра. Тойра почти кричит — и он видит, как губы мальчика, начинают подрагивать, а веки трепетать крыльями мотылька.«Давай, Трескунчик, давай! Держись! Возвращайся!» Коль сияешь — так и будешь ты сиять вовек.Если знаешь — не забудешь, что ты — человек.Яд из крови, яд из раны, яд из сердца — вон!Путь не пройден: горе ль? радость? этот выбор твой! Удар ладони — громкий, как будто Тойра забивает последний гвоздь в дверь, в которую постучалась ночь из заговора.Всё. Теперь остается только ждать. Брат Виккел будет играть столько, сколько сможет, потом его сменит Тойра — еще кого-нибудь найдут — и так до тех пор, пока Найдёныш (именно Найдёныш, а не живущий в нем Носитель!), поддетый на крючок мелодии, не вынырнет сюда, в то, что люди называют реальностью.И если это произойдет, Тойра постарается, чтобы мальчик никогда не вспомнил о том, что привиделось ему в бреду: никогда в сознание Найдёныша не проберутся воспоминания Носителя.…Разве только иногда, в снах, которые, просыпаясь, он будет помнить весьма и весьма смутно.Тойра наклоняется и подбирает с пола разбросанные статуэтки Сатьякала, ссыпает их на тумбочку. Туда же ставит кружку.Вглядывается в бледное лицо, кажется, начинающее чуть розоветь, хотя, конечно, это обман: изменения, даже если они начались, не могут проявиться так скоро.И всё-таки…— Выживи, мальчик, — шепчет Тойра. — Выживи, не сдавайся. Да, я намерен сделать тебя своим орудием и оружием, но… я обещаю, я клянусь тебе, что не забуду о том, что ты не только Носитель, но и человек. И когда-нибудь — придет время! — я всё расскажу тебе.«Живой или мертвый», — добавляет он мысленно.Поднимается и выходит из спальни, оставляя Найдёныша наедине с мелодией флейты, с нечеловеческим прошлым и неопределенным будущим.
…И из своего сновидения-бреда Фриний так и не сможет увидеть лица своего учителя — того лица, лица сорокапятилетнего Тойры, — учитель будет поворачиваться к Фринию спиной.Всегда — спиной.
И Фриний-Найдёныш стонет во сне: там, на кровати, и здесь, в коридорах Лабиринта… * * * Змея — толстенная, иссиня-черная, явно ядовитая — ждала за дверью.Гвоздь вполголоса ругнулся и присел, чтобы рассмотреть гадину повнимательнее. Ну да, точно ядовитая — у них у всех головы как бы треугольные, а в «щечках»-то как раз отрава и таится.Вот пакость!Кровь у змеи была, как и полагается, красной и вязкой и уже начала подсыхать. Натекло ее немало, и голова, отделенная от туловища, казалось, плавала в этой луже. Гвоздь поддел голову кинжалом, словно боялся (а что? — в глубине души действительно боялся!): вот сейчас возьмет да и оживет. Но нет, никаких чудес, никаких воскрешений, никакого священного сияния и пророческих слов — обычная дохлая змея.Другое дело, что совсем не обычен сам факт присутствия ее в комнате Гвоздя и господина Туллэка; а впрочем, только на первый взгляд необычен.Иначе с чего бы молчаливый тайнангинец вдруг оказался в этой самой комнате и застукал здесь конюха? То-то же.Значит, зашел, чтобы подложить свинью, то есть в данном случае — змею, подложил, заметил мальчонку и поволок за ухо на правый суд? Похоже на то. Почему подложил разрубленную? А это предупреждение. (Тут бы спросить: «О чем можно предупреждать таким образом?» — но разве ж разберешь этих тайнангинцев, к тому же господин Туллэк наверняка-то знает о чем). Откуда Айю-Шун змею взял? Да откуда их обычно берут — словил или купил у торговца змеями (и, выходит, держал, мерзавец, живой в одном из сундуков как минимум пару дней, позже у него случая-то купить или поймать не было). Теперь возможность подвернулась вот и подбросил. А пацану велел молчать — если тот вообще что-нибудь заметил, он небось о другом в тот момент думал.Гвоздю сейчас, кстати, тоже о другом подумать не мешало бы.Рыжий оставил в покое змею и шагнул к своей койке, пошарил под матрасом… да, есть! Вот он — плотный конверт с разломанной печатью! Молодец мальчишка, успел выполнить обещанное! Так читай поскорее, пока господину Туллэку не взбрело в его врачевательскую голову бежать спасать «господина жонглера» от возможных козней Айю-Шуна,Из-за плотно прикрытой двери в комнату просачивался негромкий гул, в зале на первом этаже давно забыли про «досадный случай», лютнист ужаривал раздумчивого «Рыцаря», слушатели внимали. Пожелай кто-нибудь прогуляться коридором, Гвоздь наверняка услышит скрип досок и успеет принять меры.Так что не будем обращать внимания на дохлую змею в углу и подсядем поближе к свече… ну-ка, о чем изволит писать покойный граф Н'Адер?..Ишь ты, накатал целый трактат!..
«Мой дорогой друг!Поскольку вы читаете это письмо, значит, вы живы, а я уже отправился во Внешние Пустоты. Как сказали бы наши боевые товарищи, «сбежал под крыло Разящей», — хотя, подозреваю, там, где я нахожусь сейчас, когда вы читаете письмо, меньше всего мне захочется оказаться под крылом Цапли. Надеюсь, что этого и не случится, а также надеюсь, что вам, мой друг, удастся завершить начатое нами много лет назад.Ну, довольно лирики — перехожу к делу.Я решил ничего не рассказывать Флорине, вернее, не рассказывать ничего существенного. Я слишком хорошо знаю своего шурина, чтобы доверить девочке что-либо, кроме этого письма; да и его я обозвал малозначительным, сделал всё, чтобы она поняла: здесь только пара строк для вас, а остальное вы знаете сами. Опять же раз вы его читаете, значит, письму удалось избегнуть рук господина Фейсала.Так вот, девочка не знает ничего. Я сказал, что кое-что известно вам, а остальное ей сообщат уже в Храме, когда вы туда приедете. Но отдельных фактов может не знать и Смутный (или забудет вас с ними ознакомить) — вот они: — во-первых, Носители. Вы помните, как мы сперва смеялись над этими сказками тайнангинцев про недолюдей, которые являются частью чего-то большего, чем обычный человек, и всю жизнь ищут себя-целого, свои части в других недолюдях, — и почти никогда не находят? В последние годы мне впору было бы смеяться над самим собой — ибо я тоже искал и не находил. Хвала… (ну вот, не возблагодаришь же здесь Сатьякал! — а кого тогда? впрочем, не важно) к счастью, я сам Носителем не являюсь. Ничего такого мне не снится, да и рожден я был вполне обычным способом, а не найден в капусте. Увы, кормилица моя уже давно отправилась во Внешние Пустоты, равно как и родители, так что спросить, был ли у меня пупок с самого начала или же появился потом, не у кого, а это один из несомненных признаков Носителя. Ну да про признаки вы, кажется, в курсе.Теперь о количестве Носителей. Вы знаете, что книги «Не-Бытия» всегда неполны, однако в нескольких экземплярах указывается одно и то же число: семь. В действительности же их может быть в данный конкретный момент и меньше, если некоторых убили и души их отправились во Внешние Пустоты — и еще не успели заново воплотиться. (Здесь же уточню, что на новое воплощение, как свидетельствуют кое-какие мои исследования и догадки Смутного, уходит около года. То есть лишь год спустя после своей смерти Носитель снова может родиться в Ллаургине; однако не исключено, что иногда для последующего воплощения требуется больше времени. Не знаю, от чего это зависит, даже гадать не пытаюсь.)Так вот, семь Носителей. Мы со Смутным, как вы помните, предположили, что все они сейчас находятся в плотском обличье в пределах Ллаургина Отсеченного. В разном возрасте, разных сословиях, в разных, разумеется, местах. (Здесь надо бы об Узлах вспомнить, но это будет «во-вторых».) Смутный понимал, что собрать Носителей вместе почти невозможно, и вы поддерживали его. Я не упрекаю вас, в конце концов, вы, друг мой, и так совершили над собой значительное усилие, поверив в то, во что верить вам как бы и не полагалось…»В этом месте Гвоздь удивленно поднял правую бровь и велел себе после разобраться, что имел в виду покойный граф.«…А теперь я добавлю фактов, которые помогут вам удержать эту веру на плаву. Мы ведь действительно нашли Носителей! Точнее, большую часть нашел Смутный, сам либо с помощью своих людей. При этом мы выяснили, что (думаю, это вас позабавит) часть Носителей воплотилась уже после того, как мы занялись их поисками.Однако, увы, мы отыскали не всех. Согласно предположениям Смутного, здесь, по эту сторону Хребта, нам их найти и не удастся. Ибо Смутный считает, что Носители воплощаются в Ллаургине равномерно относительно некоей оси или центральной точки на материке. И полагает таковой (осью или точкой — он так и не решил) Лабиринт. То есть совершенно не обязательно, чтобы они появлялись рядом с Хребтом, просто часть из них обнаруживается в Тайнангине, а часть — в Иншгурре и Трюньиле. За тайнангинскими он намерен отправиться после того, как отыщет здешних и решит, как вообще поступить, когда соберет всех семерых.Вот тут-то самое время вспомнить про «во-вторых». во-вторых, Узлы. Вы знаете, что они частенько появляются в запеленутых районах, там ими никого не удивишь. Однако иногда Узлы падают и в других областях — и тогда считается, что падение Узлов вызвано особым вниманием Сатьякала к такому месту (или к человеку, в оном месте находящемуся). Иными словами, опосредованно, через Узлы, зверобоги пытаются влиять на Тха Реальный из Тха Внереального. Разумеется, самый живой интерес они проявляют к Носителям, если Сатьякалу удается отыскать таких (а это, как мы знаем, непросто даже для зверобогов). Так вот, согласно моим последним наблюдениям, при первой встрече двух Носителей почти всегда падает Узел. Точнее, не при встрече даже, а при их приближении друг к другу на некое критическое расстояние. (Я прочел об этом в одной из версий «Не-Бытия», которую чудом удалось раздобыть, она неполная, одна из самых «рваных», но при этом в ней обнаружились несколько раньше неизвестных и очень важных фрагментов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68