Просила тебе передать, мол, хорошо ей с тобой было. Ты прости, мне сейчас не до того, видишь, какая беда приключилась. Адрес она оставила на всякий случай, потом дам тебе… ох, ты ж читать не умеешь.— Умею.— Ага. — Она посмотрела на Иссканра с легким удивлением, но промолчала. Дел действительно было невпроворот, не до странного паренька из караванной охраны. Умеет читать и умеет, им небось в пути всё равно заниматься нечем. — Ты как, сильно торопишься? Поможешь моим «засовам» с больными?Иссканр согласился — и поступил в полное распоряжение к тому самому громиле, который встретил его у ворот. Оставшуюся часть ночи парень вместе с «засовами» госпожи Бриноклар занимался тем, что переносил тяжелораненых, способным же ходить помогал добраться до врачевателей. Было и много другой работы, трудной и грязной, не дозволявшей задумываться ни о чем больше. И когда улица внезапно покачнулась, а в глазах потемнело, Иссканр решил, что просто устал. Голос дежурного врачевателя, на рабочий стол которого он сейчас оперся, звучал словно из далекого Нуллатона:— Эй, в чем!.. Приятель, да у тебя же всё предплечье обожжено! Кто-нибудь, помогите его уложить — и несите кипяток, промыть инструменты. Потом, потом, Кигурш, сам закончи с той дамочкой, заштопай рану, перевяжи и напои сонным настоем, да, мне сейчас… зверобоги! да вы только поглядите, что у парня с рукой! Госпожа Бриноклар, как вы вообще могли допустить его к работе, он же уже не один час ходит с этими ожогами! На стол его, немедленно!..Голоса пропали, пропал свет, и только остался во рту металлический привкус крови, к которому Иссканр уже успел привыкнуть, — всё это время, пока помогал больным, он закусывал от боли нижнюю губу, считая, что его-то раны как раз не смертельные…Полторы недели он провалялся в гостинице ступениатов, ставшей теперь госпиталем. Лукьерр и кое-кто из охранников каравана наведывались к Иссканру — всё равно из-за колоссальных разрушений в Северном Сна-Тонре множество сделок сорвалось и караван вынужден был задержаться дольше запланированного. «Хуккрэн роет копытом землю, — улыбался Лукьерр. — Считает, тут дело нечисто, и, кажется, подозревает, что всё это устроил ты один, только из неприязни к нему». Иссканр пожимал плечами: он-то знал… хотя иногда, вспоминая про тот невидимый колпак… нет, конечно, Держатели обрушились не из-за Иссканра, тут и думать нечего! И вообще, пора снова заняться записками брата Гланнаха — жаль, их у Иссканра отобрала госпожа Бриноклар, когда застала больного за таким «утомительным занятием». Управительница гостиницы считала себя виноватой, что не сразу заметила ожоги Иссканра, и всячески старалась вину загладить. Иногда ее старания представлялись Иссканру чрезмерными — вот как в случае с записками монаха. Конечно, госпожа Бриноклар обещала вернуть их — пусть только сперва Иссканр выздоровеет.Он ругался, умолял, уверял, что чтение ему не повредит — управительница была непреклонна. В конце концов Иссканр смирился.Точно так же смирился он и с тем, что в ближайшее время не увидится с Танайей. Может, оно и к лучшему? Он не знал; в глубине души был рад, что всё решилось само собой, и сам же досадовал на себя за эту радость… хотя — не слишком.Он взял у госпожи Бриноклар адрес Танайиной деревушки, чтобы по окончании поисков, связанных с записками брата Гланнаха, навестить ее. А можно будет и не навещать. Лежа на госпитальной койке, глядя в потемневший от времени потолок, Иссканр, как и тогда, на мосту, почувствовал, что жизнь его меняется — и кто знает, куда приведут записки монаха?.. Меняется жизнь, меняется сам Иссканр… на мгновение ему показалось, что мир вокруг бешено завертелся: разноцветные смазанные полосы извивались одуревшими червями, даже почудилось, что этажом ниже кричит кто-то из больных.Он помотал головой — и наваждение прошло. Поэтому, когда здешний врачеватель полюбопытствовал, на что больной жалуется, Иссканр честно ответил: на госпожу Бриноклар, отобравшую мешочек с записками. А больше жаловаться не на что.Наконец его отпустили, и вместе с караваном Иссканр поехал обратно на юг, чтобы в Дьенроке свернуть с привычного пути и направиться к побережью. «Мы никогда не можем знать, насколько привлекаем внимание зверобогов — и угодны ли им наши деяния. А когда узнаём, как правило, бывает слишком поздно что-либо предпринимать», — писал брат Гланнах.И Иссканру еще предстояло убедиться в этом на собственном примере. * * * Публика собралась — столько и на выступлении не каждый раз увидишь. Кажется, прежние гастроли Кайнора в Трех Соснах не пользовались таким, скажем прямо, бешеным успехом.Толпу трясло, толпа неистовствовала. Какое там «хлеба!» — зрелищ, и только зрелищ! Крестьяне, кузнецы, кожевники, рыбаки, пастухи — сегодня все они превратились в зрителей. Или, если угодно, в прихожан — поскольку творимым действом руководил господин Хожмур.Свежесбитый помостец со столбом в центре установили на самом краю дороги, где не так давно Гвоздь наблюдал за висевшими в небе грачами. Сейчас они, едва видимые на фоне черного неба, растопырили крылья и вот-вот собирались взлететь с ветвей, чем-то напуганные. Им, беднягам, тоже сегодня не дали как следует выспаться.Под взъерошенное гудение толпы Кайнора привязали к столбу так, что он мог видеть и три сосны, и грачей на их ветвях, и людей вокруг. Видел он и дорогу, поле, тонущее в сумраке, повозку, на которой сюда доставили помостец. И еще — факелы, много факелов и много хвороста. Хватит, чтобы спалить не одного жонглера.Как это там в законах Бердальфа Морепашца? «…Певцы и комедианты, глумословы и артисты всяких мастей есть люди, ни к какому из сословий не принадлежащие, и хоть к ворам и разбойникам без причины приравнивать их не следует, однако же и безоглядно доверять им не стоит». И еще: «А если кто словом или делом обидит артиста, пеней в качестве возмещения тому пусть служит тень обидчика». Но не наоборот — верно, мудрый Морепашец? Хотя… — законы твои составлены не одним тобой, наверняка за спиной у тебя стояли верховные иерархи Церкви. И ты знал, что, если пойдешь против них, лишишься и земель, которые завоевал, и головы, которая тебе на плечах отнюдь не мешала…Но разве мне, Кайнору из Мьекра, легче от этого понимания?!Ведь я же не герой из баллад и баек, которые сам не раз горланил по кабакам! Посмотрите на меня: худой, избитый, совсем не зверобогоизбранный! Меня не запишут в святые мученики, меня даже похоронят за оградой кладбища, и кости мои станут поживой блохастых псов…Гвоздь вдруг замер: показалось, что отзываясь на его мысли где-то далеко залаяла Друлли. Бред какой! Откуда ей здесь взяться?Неоткуда. И всё же…— …обвиняешься, — громогласно бубнил господин Хожмур, — в наведении чар колдовских, вредоносных, способствовании утоплению Кнурша Кружечника и…«Ты еще обвини меня, что древоточцы в вашей храмовне идолов погрызли», — подумал Кайнор.— …слово в свое оправдание? Или признаешь ты вину свою?— Не признаю, — сказал Гвоздь, со скукой разглядывая обступивших его со всех сторон людей. «И ведь обычные лица, не хари какие-нибудь непотребные…»— Доказать свою невинность можешь?Во-от, тут они дыхание и затаили. В задних рядах встрепыхнулся господин Туллэк, готовый бороться за свой покой всеми доступными способами. Кайнор подмигнул ему.— Не могу. Верьте на слово, что ль? — предложил, обращаясь уже к жрецу. Тот надулся индюком, покраснел, завращал глазами:— Ах ты нечестивец! Шутковать решил?! На костер его!..— Так уже ведь… — напомнил, показывая взглядом на хворост Гвоздь. Он понимал, что поведи себя иначе — и можно было бы оттянуть неизбежное. Но, во-первых, Кайнора, как это иногда случалось, понесло, а во-вторых, если «неизбежное» — так зачем оттягивать? Главное, что не топить собираются, верно?Слова, всё это время игравшие в чехарду у него в голове, начали сами собой складываться в строки: «Дожить до вечера без увечий»?Зачем тебе, однодневке, вечность?!Чужим плащом натирает плечивозможность мучиться бесконечно. Круг чертят мелом. Погасли свечи.Шагаю смело судьбе навстречу!И время — врал ты, мудрец, — не лечит!И бремя, радость — уже далече. Я был наивен, я был доверчив:я сеял смех, а пожал лишь ветер.И завсегдатай хмельной таверныхохочет в спину мою гиеной. Я прахом был — и я был вселенной —святой провидец, подлец последний.Луной кровавой во тьме алею —такой ли вам я, толпа, милее?! Так мажьте маслом и ешьте с хлебомменя, поющего гимн хвалебный!Сгорю безмолвно, углем дотлею… —но, может, хоть одного согрею?Не знаю. Верю… — Последнее желание будет? — сплюнул господин Хожмур — Давай скорее, глумослов!Гвоздь задумался, всего на секунду. По-прежнему где-то далеко и в то же время вот здесь, совсем рядом, лаяла собака.— Свистнуть хочу, — провозгласил он народу свою последнюю волю.— Так свисти, — предложили из толпы — без особого, впрочем, радушия.Кайнор объяснил, что свистнуть ему хочется в свисток, а тот висит на шее; или развязывайте руки, или пусть кто-нибудь подойдет и вложит ему свисток в рот.Господин Хожмур собственной персоной снизошел (вернее, поднялся на помостец) и, морщась, ткнул Гвоздю в губы свисток. Рыжий двинул бровями, мол, не заслоняй пейзажа в последние-то минуты, не на тебя же, злыдня, смотреть во время финального свиста, верно? Жрец отвалил.Кайнор набрал воздуха в легкие и засвистел, переливчато, узорчато. Впрочем, свисток предназначался для Друлли, так что народ-то ничего и не услышал.Им сейчас не до того было.Дряхлым занавесом вздернулось и заплясало небо, грачи наконец-то оторвались от ветвей и с карканьем взмыли вверх, а по дороге, прямо на помостец, скакали гвардейцы, гвардейцы!.. «Вы чем тут занимаетесь, в-вашу!..» — «Да мы… да он… да сами видите…» Гвардейцы видели, гвардейцы ой как видели и ой как карали, вот уже и девятихвостки пошли выписывать по спинам и плечам, господин К'Дунель не останавливал, он только фургонам Жмуновым велел остановиться да, спешившись, скорым шагом направился к помостцу. Лично резал веревки на Гвозде, улыбался в усы.«Сейчас еще обниматься полезет», — подумал Кайнор.И действительно, господин капитан заключил его в свои крепкие, можно сказать, братские объятия. А заключивши, прошептал на ухо, чтоб другие не слышали: «Еще раз попытаешься сбежать, я всех твоих акробатов на хрен повырежу, понял? И псину твою живьем крысам скормлю. Если понял — кивни».Кайнор — человек негордый и неглупый — понял и кивнул.И даже похлопал К'Дунеля по спине в приступе ответной братской любви. ГЛАВА ШЕСТАЯ «Где наследил великий Бердальф…». Что испугало кальмаров. В Шатрах Захребетников. Гостеприимство монахов. Прогулки по ночному кораблю. «Неподдельное смущение и искренняя наивность»
Иль по снегу бреду,иль пустыней, в бреду, —словно грешник в аду,я пощады не жду.Кто-то спросит:«Живешь для чего ты, бродяга?»«Не живу! Я лечу…пусть — вот-вот упаду! » Кайнор из Мьекра по прозвищу Рыжий Гвоздь
Рыбацкая деревушка со звучным названием След Бердальфа, по сути, принадлежала монастырю Акулы Неустанной. Считалось, что именно здесь почти пятьсот лет назад великий мореплаватель и воин, основатель династии иншгурранских правителей, впервые ступил на берег Ллаургина — тогда еще не Отсеченного. Он приплыл сюда во главе множества искателей приключений, оставивших свои дома и отправившихся в новые земли «по веленью сердец своих» (а также, не сомневался Иссканр, из-за манящего сияния баснословных заморских богатств). Самого же Морепашца призвала в дорогу Неустанная. Именно она охраняла великую армаду Востока от невзгод, которые обрушивались на корабли, — потомки мореплавателей по сей день любят рассказывать истории о невиданных чудовищах, исполинских волнах, летающих черепахах, штормах, длившихся неделями… И хотя до падения Сети мореходство было такой же обычной профессией, как лекарство или зодчество, мало кто из приплывших в Ллаургин желал проделать этот путь еще раз по своей воле. Пусть даже новая земля оказалась совсем не тем взлелеянным в мечтах и расписанным в сказках краем с медовыми реками и золотыми горами.Ну а теперь-то мысль о таком путешествии никому и в голову не взбредет! Большую часть кораблей, приплывших с Востока, разрушило время, меньшую — люди, ведь после падения Сети громадные парусники-дома оказались никому не нужны. Их сохранилось меньше десятка, дряхлых свидетелей былой славы. А прибрежные воды, куда только и отваживаются выходить предки былых мореходов, бороздят сейчас небольшие галеры да рыбацкие лодчонки. Правда, в распоряжении короля осталось несколько древних боевых трирем, предназначенных, впрочем, не для морских сражений, а для перевозки войска.Время покорителей волн прошло — и не вернется уже никогда. Ни один человек в здравом рассудке не рискнет отправиться на восток дальше, чем на день-другой пути. Чем ближе к Пелене, тем пустынней выглядят воды, а та жизнь, что кишит в них… лучше человеку с нею никогда не встречаться, Акула Неустанная — свидетель!Такие невеселые мысли Иссканру навеял вид деревушки, в которую он пришел осенью 698 года, покинув в Дьенроке «родной» караван. В Следе Бердальфа Иссканр надеялся найти кого-нибудь, кто согласится отвезти его на остров Йнууг, где находился монастырь Акулы Неустанной. Хотя за время путешествия он успел прочесть некоторые из записей брата Гланнаха и догадывался, что попасть на остров будет не так просто. Да и на острове… «Иногда мне мнится, что Баллуш обрадовался бы, если бы у Йнууга появилась собственная Пелена. Нет, я не осмелюсь обвинять отца настоятеля в стремленьи отгородиться от мира — однако ни для кого не секрет, что больше Тихохода заботят Пелена и прошлое, нежели мирские дела и настоящее. «Мы — хранители традиций и знаний», — любит повторять он. И верно: ведь именно отец Кеввал Волны Усмиряющий из церкви Акулы Неустанной сопровождал Бердальфа в его великом походе и помогал советом в трудные минуты. Так же и Баллуш готов всегда помочь советом страждущему — и его ли вина, что порой советы эти жестоки и суровы? Таковы и зверобоги, которые властвуют над миром. Таков и мир. Таковы и люди, его населяющие». Мухи не по-осеннему бодро роились во дворах и у побережья, где были разложены и развешаны пойманная рыба, шкуры тюленей и рыбачьи сети.Деревенские псы так же бодро облаивали Иссканра и не теряли надежды ухватить его за пятку, а то и за что-нибудь повыше да помягче. Он лениво отмахивался от них палкой, пробираясь к причалу. Точнее, к тому, что считалось здесь причалом — к хлипкому настилу из полупрогнивших досок, на котором возились с лодкой рыбаки. На чужака ни один из них внимания не обращал.— Добрый день! — крикнул Иссканр, подойдя ближе. — Да сопутствует вашим делам Акула Неустанная.Один из рыбаков отвлекся от лодки, мельком глянул на Иссканра и, пробурчав: «Пусть и тебе сопутствует», — продолжил что-то втолковывать своим соотечественникам. Теперь Иссканр разглядел, что лодка, с которой они возились, пробита в двух местах, и рыбаки, похоже, решали, чинить ее или разобрать на доски.— Скажите, уважаемые, как я могу попасть на Йнууг?— Вплавь, — буркнул кто-то. — Как же еще.Иссканр потянулся за мечом — собаки воспользовались моментом, и одна добралась-таки до штанины чужака.Рыбаки оторвались от лодки, с вялым интересом наблюдая за развитием событий. Иссканр угостил обидчицу палкой, прислонился спиной к хлипкому деревцу, Проницающий ведает как выжившему на этих продуваемых ветром камнях, и вынул из поясного кошелька амулет брата Гланнаха — стилизованное изображение Акулы:— Знаете, что это такое?Они, конечно, знали. Тотчас отогнали собак, а один, коренастый, с кудрявой рыжей бородой, тут же пригласил гостя присесть — прямо на пробитую лодку. И сам пристроился рядом, пожевал губами.— Ты не монах, — заявил наконец. — Тогда откуда у тебя амулет?Иссканр объяснил, не вдаваясь в подробности. Рыбак кивнул: дело известное, многие братья погибали, отправляясь куда-либо по заданию обители.— Давай, — протянул он руку за амулетом. — Буду на Йнууге — передам, кому следует.— Мне нужно самому попасть на остров, — сказал Иссканр. Он подозревал, что рыбак отлично понимает это и всего лишь испытывает чужака. А настроение у Иссканра сейчас было неподходящее для испытаний, честное слово! И непонятно даже, чего больше жалко: порванной штанины или отведавших палки собак-дур, которых сердобольные хозяева вовремя не отозвали. — Когда на Йнууг отходит лодка?— Видишь? — Рыжебородый привстал и для пущей наглядности хлопнул ладонью по продырявленному днищу. — Это насчет «когда». А вообще-то на Йнууг посторонних не пускают.— Я не посторонний, — ответил Иссканр. «Чудес не бывает. Я знаю это. Я верю в это. Однако же и младенчики просто так, с неба, в крестьянские огороды не падают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68