и примерно в те же годы зародился культ Запретной Книги, с которым Сатьякалова церковь борется — не слишком-то успешно! — вот уже почти три с половиной столетия.И тогда же горцы сообщили о возникновении Лабиринта.Но в те времена почти никому не было дела ни до Лабиринта, ни до разрушенных монастырей, ни до культа Запретной Книги. Вместе с Сетью на Ллаургин обрушилось чересчур много испытаний и бед.«В том, что люди справились с этими бедами и выдержали испытания, есть заслуга и Церкви, — думал, глядя в бешеные волны, Баллуш Тихоход. — И в годы затишья мы начали задавать вопросы и искать ответы. Сперва мы не знали, как это делается, но мы учились — учились читать ненаписанное и слышать невысказанное. Теперь мы расплачиваемся за это».Он зябко поежился, коснулся ладонями «плавника» на голове и вздрогнул: «Но почему — именно мы?!»Крупицы истины начали собирать еще задолго до первых захребетных походов — просто тогда людей, интересовавшихся прошлым, было меньше, чем тех, кого волновали заботы сиюминутные.«Но ведь так было во все времена!» — он уперся лбом в стекло: холодно! как же холодно, о Неустанная! как же!..Баллуш был далеко не первым, кто спрашивал пойманных сторонников культа Запретной Книги (запретников, как их называли) — прежде, чем отправить связанными в пучину волн. Но сопоставляя, он пришел к выводам, которых, кажется, никто до него не делал. «…развоплощен на веки вечные»? Если бы! Тот, чье имя волею зверобогов предано забвению, вполне способен вернуться в мир снова — точнее, не в мир вообще, а именно в Ллаургин Отсеченный. И он возвращается, но только по частям. Воплощается — по частям.А зверобоги, вне всякого сомнения, знают об этом.Каждый раз, когда он возвращался в Ллаургин, они уничтожали Преданного Забвению — по частям же, повторяя то, что сделали во время Раскола, снова и снова. Ибо, по всей видимости, не могли отыскать другой выход.Теперь всё изменилось.«Они узнали, как уничтожить его окончательно! — беззвучно кричал — миру, морю, себе — Баллуш. — Теперь они знают. Но… что-то произошло между ними».Даже мысленно он боялся произнести эту фразу: Сатьякал раскололся, и зверобоги враждуют между собой.Впрочем, это длится вот уже несколько лет, но до последнего времени было не так страшно.— Теперь, — повторил он в который раз, — всё изменилось!И зашептал, глядя как волны дикими псами треплют остов «Кинатита»: «Умри! Так будет лучше для всех нас, мальчик! Умри же — и спаси Ллаургин еще на несколько десятилетий; а я тогда, может быть, придумаю, как спасти его навсегда».За спиной Баллуша безмятежно потрескивали дрова в очаге; в его пламени Тихоход неделю назад сжег сообщение из монастыря Весеннего Роения. Сообщение, в котором шла речь о смерти брата Гланнаха и странном поведении караванного телохранителя по имени Иссканр.«Счастливец! — подумал о покойном монахе Баллуш. — Ты занимался, чем хотел, уверовав, что обвел меня вокруг пальца. В одном ты был прав: чудес не бывает, Гланнах. И то, что нас ждет, если все Носители останутся живы — меньше всего это будет походить на чудо. Больше всего — на конец света».Он вздрогнул и жадно впился взглядом в творившееся за стеклом: буря наконец-то поборола «Кинатит»! То, что не удалось времени, соли и крысам, смогла совершить стихия: древний парусник-дом, оторвавшись от скал острова, медленно опускался на дно.…А в занавешенной молитвенной нише по-прежнему горели огнем янтарные бусины глаз Акулы Неустанной. * * * Невероятно, но Кайнор задремал — прямо на стуле, сидя у входа в кабинет чернявой! Проснулся от еле слышного скрипа двери, вскинулся — и напоролся взглядом на двузубую вилку стальных глаз господина Фейсала. Со сна плохо соображал, поэтому вскочил и согнулся в поклоне — и уже кланяясь, понял, что — пр-роклятие! — не следовало этого делать! Ибо Кайнор и господин Фейсал как бы не были знакомы!К счастью, хозяин оказался сообразительнее своего шептуна: небрежно кивнул и пошел дальше. Дескать, чего удивительного в том, что нас приветствует дожидающийся аудиенции у графини господин Не-знаю-как-его-зовут? Нич-чего удивительного! Вот если бы не приветствовал…Гвоздь сообразил, что так оно и есть, — и выходит, сам того не ведая, он поступил правильно.Дальше размышлять не было времени — смуглокожий громила кашлянул: «Госпожа готова вас принять».— Ну, раз готова… — пробормотал Гвоздь, поправляя новенький камзол.Последняя представительница рода Н'Адер дожидалась его за массивным лакированным столом, явно принадлежавшим (впрочем, как и весь кабинет) покойному батюшке-захребетнику. Вероятно, чернявая решила, что так будет выглядеть внушительнее — но смотрелась, признаться, смешно. Гвоздь обвел взглядом стены, частью увешанные гобеленами и оружием, частью заставленные стеллажами с древними и не очень свитками; скептически вздернул бровь.Графинька заметила это, но виду не подала.— Входите, господин Кайнор.— Я уже вошел, — произнес, он сдержанно. — Итак…Она кивнула. Мгновение или чуть дольше разглядывала узоры на столешнице, а потом внимательно посмотрела на Гвоздя:— Вы когда-нибудь убивали людей?— Двух. И больше, надеюсь, не придется.— Отчего же?— Я, знаете ли, графиня, сторонник крепкого здорового сна. А чужие смерти не способствуют душевному покою… даже когда убиваешь, защищая собственную жизнь.Она снова кивнула и неосознанно провела пальцем по краю стола. Глядя на плотно поджатые губы госпожи Н'Адер, Гвоздь вдруг понял, что она боится его.«И правильно делает!»— Вы бывали в ллусимском Храме?— За свою жонглерскую жизнь я был в стольких местах, что всех и не упомнишь. — Гвоздь шагнул к столу, заставляя графиню смотреть снизу вверх — или подняться с кресла. — К чему эти разговоры, госпожа? Разве имеет значение, был я на Ллусиме, не был?— Может, и имеет — и большее, чем вы представляете. Вы действительно родились в Мьекре, господин Кайнор?— Да вроде никаких особых семейных легенд по этому поводу не водилось, — произнес он осторожно. — Хотя, опять же, времени много прошло, что-то могло и забыться…— Нет, всё правильно. Вы должны были родиться именно в Мьекре… Но скажите, господин Кайнор… — Она замялась.— Да не стесняйтесь, графиня, отвечу на любые вопросы, кроме уж самых неприличных. Вы ведь не из праздного любопытства, верно? Это небось батюшка вам завещал меня расспросить. — По ее глазам Гвоздь понял, что неожиданно угадал. Ну что же, тем лучше. По вопросам усопшего вполне можно будет составить представление о том, чего же хотел граф-захребетник. — Спрашивайте, — подбодрил Гвоздь. — Я отвечу.— Вы были в семье единственным ребенком?— Нет, у меня был брат.— Он тоже жонглер?— Он покойник, графиня. Но при жизни был вполне добропорядочным селянином. Кроликов разводил, морковку выращивал. Как и мои родители. Это я, такой-сякой, решил собственным примером подтвердить народную мудрость про «в семье не без урода» — и ушел из дому.— Почему?— Что «почему»?— Почему вы ушли? Вам родители сказали, что вы им не родной сын, так? — «Ах во-от оно что!» Кайнор помолчал, пощелкивая пальцами.— Да, — сказал он наконец, — верно, графиня. Я действительно оказался подкидышем, но из дому я ушел не из-за этого… уж не знаю, поверите ли. А что, покойный ваш батюшка ненароком отписал мне часть своего наследства? — Теперь настал ее черед смеяться:— Нет, что вы! С чего это вы взяли?— Ваш батюшка был захребетником. И, кажется, не причислен Церковью к сонму святых. Да и откуда еще, скажите-ка, он мог знать такие душещипательные подробности о никому не известном мальчишке из никому не известного города… — Хотел добавить кое-что еще — сдержался. — Вот я и делаю выводы…— Ошибочные! — В ее голосе зазвенела сталь захребетниковых мечей — да-а, порода — она проступает, как ни прячь! — Ошибочные, господин Кайнор! Просто отцу нравилось ваше творчество и он интересовался вами при жизни. И завещал, чтобы вы сопровождали меня в паломничестве к Ллусиму. — Она даже не сделала паузы перед словом «творчество», и это, заклюй его Цапля, Кайнору понравилось!— Так-то оно так, графиня. Однако, замечу, ваш батюшка кое о чем забыл — или же попросту не успел сделать это, что в данном случае одно и то же. Не догадываетесь, о чем я? Он, графиня, позабыл — вот досада! — спросить моего мнения: хочу ли я тратить время на ллусимское паломничество. А я — не хочу.— Вам заплатили… — Ну вот, опять те же самые стальные нотки в голосе — зря она это, ох зря!— Мне заплатили за то, что я, бросив всё, отправлюсь с посланными вами людьми туда, куда они велят мне отправиться. Я это сделал — и труппа, к которой я принадлежу, получила деньги. Можно сказать, компенсацию за потраченное время. Всё. Мы в расчете, сударыня. Я ответил на ваши вопросы — а теперь разрешите откланяться. Или вы повезете меня к озеру даже против моего желания связанного, в мешке? — Он снова издевательски вздернул бровь. Видел: да, она готова и на такой вариант. Но — вопреки Кайноровым ожиданиям — графинька о мешке промолчала.— Чего вы хотите? Еще денег? — Он развел руками и засмеялся: — Мы приходим ни с чем и уходим ни с чем.И живешь средь дворцов ли, средь смрадных пещер,всё равно твои руки пусты после смерти.А душе драгоценностей груды — зачем? — Значит, деньги вам не нужны. Тогда — что?— Ничего, графиня.— Так не бывает.— Бывает. Просто иногда в это очень трудно поверить. Особенно если вам что-нибудь позарез нужно.— Ладно! — Она наконец поднялась из кресла, но лишь для того, чтобы решительно прихлопнуть ладошкой по столешнице. — Я не хотела… вы сами меня вынудили. Выгляньте-ка в окно.Это окно выходило во внутренний дворик — на котором сейчас стояли до боли знакомые Гвоздю фургоны.— Да, господин Кайнор. Я вполне допускаю, что вам действительно ничего не нужно. Но кое-что нужно будет вашим сотруппникам, да? Я изучала разные философские школы и знаю об «отрекшихся от мира». Если помните, прежде, чем избавиться от желаний, они избавляются от привязанностей. Мудрые люди, господин…Он не дал ей договорить, в два прыжка преодолел разделявшее их расстояние и приставил к горлу чернявой шпильку, выдернутую из ее же прически. Кожа у графини была гладкой и шелковистой, упругое тело пахло грушами. Но глаза по-прежнему казались темными горошинами льда.— Убьете меня? — говорить ей было нелегко, и — да, она перепугалась до смерти. Но быстро взяла себя в руки. — Убьете — и что дальше? Вы не выйдете отсюда, а даже если уйдете, вас быстро найдут. А ваших сотрупнников и искать не придется. Так что отпустите меня — и поговорим наконец как взрослые люди, а не как язвительный старший брат с сестренкой-дурочкой. Отпустите меня, ну же! — Он отпустил, но шпильку оставил себе.— С вашими друзьями ничего не случится. Их будут кормить, одевать — не по-королевски, но вполне прилично. И им заплатят достаточно, чтобы компенсировать издержки. А мы с вами съездим к Ллусиму — и по нашем возвращении их отпустят. Вы тоже будете свободны от каких-либо обязательств.Сжимая от бессилия кулаки, он выждал несколько ударов сердца, не больше. Потом разжал. И поглядел ей в глаза.— Не буду. Сейчас, графиня, мы с вами подписали два договора. Первый вы получили от меня не слишком-то честным способом — зверобоги вам судьи. Второй я дарю вам совершенно бесплатно. Согласно первому, я съезжу с вами в это проклятое паломничество к Ллусиму. Согласно второму… согласно второму, графиня, отныне и до конца своих дней вы обзаводитесь человеком, который будет мстить вам за это принуждение.— Какой же вы всё-таки мальчишка! «Мстить»! «До конца своих дней»! Хорошо, я согласна. Мстите. Но сперва — съездим к Ллусиму.«Ты ведь даже не представляешь, во что ввязываешься и что творишь!» — с досадой подумал Кайнор.Он не знал, что точно такие же слова час назад сказал чернявой господин Фейсал — впрочем, подразумевая совсем другое. * * * Между первым и стонадцатым ударами волн Иссканр успел главное: понять, что происходит, и принять меры, какие мог. Впрочем, опять же сперва он принял меры, а уже потом, лежа в деревянном ящике — «в гробу!», — понял, что море вознамерилось раз и навсегда покончить с «Кинатитом». Как говорится, не мытьем, так катаньем.Если честно, никаких особых вариантов у Иссканра и не было. Из комнаты-ловушки, куда он провалился, найти выход он попросту не успевал. Да даже и выбрался бы в коридор — а дальше что?! Куда бежать, как спасаться?Впрочем, лодка тоже не была лучшим путем к спасению. Она была лишь маленькой надеждой на то, что Иссканр проживет чуть дольше и сможет потом выбраться — сперва из ящика в лодке, а потом… потом видно будет.Главное, что покойника в ящике не оказалось. Его там, как чуть позже догадался Иссканр, и не могло быть: скорее всего лодку эту взяли «про запас», на тот случай, если ее владелец умрет посреди океана. Ведь в пути вряд ли были бы время и возможности сделать ее. Вполне оправданная предусмотрительность.Теперь то, что должно было обеспечить безбедное посмертие неведомому знатному мореплавателю, Иссканр собирался использовать, чтобы спасти свою жизнь.Он забрался в лодку, а потом и в ящик, отметив при этом, что оба предмета имеют не совсем обычную форму. Их борта были двойными и заключали в себе некую прослойку — или, может, они вообще были полыми и там находился воздух? Иссканр не вполне понимал, к чему такие ухищрения, но догадывался, что предки не хотели, чтобы лодка затонула — и уж тем более ящик (гроб!) с останками покойного.«Похвальное стремление», — пошутил Иссканр, забираясь в ящик и сдвигая на прежнее место крышку: не плотно, но так, чтобы в случае опасности ее можно было быстро закрыть наглухо. Он хотел как можно дольше дышать свежим воздухом, однако опасался неожиданного удара, способного… по сути, способного сотворить со старым парусником-домом что угодно!«Как будто мало мне было Сна-Тонра!» — Иссканр лежал в затхлом, узком гробу, а лодка — и весь дряхлый «Кинатит» — раскачивались от оплеух разъяренного моря. Потом, после особо мощного удара, раздался оглушительный треск и Иссканр торопливо задвинул крышку. Изнутри на ней были какие-то выступы, он ухватился за них, чтобы по возможности обезопасить себя (хотя крышка была и сама по себе достаточно тяжела, а всё-таки…)В следующий миг вселенная споткнулась, вздрогнула и полетела кувырком.И длилось это по крайней мере вечность…Закусив губу, из последних сил удерживая крышку, Иссканр бился о стены древнего гроба и всё сильнее убеждался в бессмысленности своей задумки. Разломанный, разбитый о скалы «Кинатит» унесет в открытое море по частям — и в одной из этих частей будет запрятанная в каюте лодка с Иссканром. И затонет этот фрагмент парусника-дома вместе с лодкой в каюте.Но даже если стены треснут и лодку выбросит наружу, если она выскользнет из ловушки вслед за выливающейся из каюты водой, — что тогда? Ее затянет в один из водоворотов, когда части парусника-дома начнут опускаться на дно.Смерть, смерть, всюду смерть!И если бы он чудесным образом сумел выбраться из каюты с лодкой и добежать до верхней палубы — куда бы он делся? В ледяных волнах одинокого пловца ждала верная смерть; ну а добраться до острова он бы попросту не успел, теперь это ясно.Но как же хочется жить! — особенно теперь, когда трясешься в чужом гробу!Он старался дышать как можно реже и спокойнее, но это плохо получалось. Лодку швыряло из стороны в сторону, в конце концов что-то тяжелое навалилось сверху на крышку — и Иссканр с облегчением опустил руки. У него всё равно не оставалось сил.Иссканр закрыл глаза — что толку таращиться в темноту? — и как будто снова оказался в ступениатском госпитале. И всплыло из памяти полузабытое ощущение, что мир вокруг меняется, жизнь меняется, и он, Иссканр, тоже меняется… Изменчивый мир, как и в прошлый раз, завертелся вокруг, окрашиваясь в разноцветные полосы, которые принялись выгибаться, таять, перетекать одна в другую. И снова кто-то закричал — вот только на сей раз поблизости не было больных, вообще никого не было, кто мог бы издавать такие крики.«Говорят, человек перед смертью вспоминает прожитое… Тут же — чушь какая-то!»Кричали всё громче, теперь Иссканр не сомневался, что голос принадлежит не человеку. Хотя существо явно было разумным — во всяком случае, настолько, чтобы чувствовать боль и страдать. «Это как-то связано между собой: цветные полосы и крик», — понял Иссканр. И каким-то образом они были связаны с ним, безродным парнем, который вот-вот должен умереть.Он падал наяву и в своем видении — и в какой-то момент перестал отличать одно от другого. И тогда… тогда он почувствовал на себе взгляды — пристальные, нечеловеческие. Из прошлого. («…Но не из моего же?!») Обладатели этих взглядов, кажется, и были причиной падения Иссканра-который-не-был-Иссканром.Невыносимая, всеохватная боль пронзила вдруг его тело. И тогда он закричал сам, распадаясь на куски, как распадался сейчас (…когда?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68