А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

У Тео от него голова болела.
– Но почему я-то? Я ведь никто! Самая заурядная личность!
– Кто бы спорил. Прибереги свои вопросы для старикана – он тебе все растолкует лучше моего.
– Расскажи мне о нем. Ты говоришь, его зовут Пижма?
– Граф Пижма, да. Из клана Маргаритки, но не такой остолоп, как многие помещики. – Кочерыжка неодобрительно поджала губы. – Только я ничем ему не обязана и взялась за это дело потому лишь, что он мне заплатил. А что дело будто бы чрезвычайной важности, так это его забота.
– Чрезвычайной важности? – Тео снова замотал головой. – Это я-то?
– Для кого-то ты важен, это ясно, иначе кто бы стал посылать тот мешок с костями высосать твои мозги через ноздри, правильно?
– Кстати, почему этот Пижма послал тебя? Почему сам не пришел?
– Наверное, он свой лимит уже использовал.
– Какой еще лимит?
Кочерыжка зависла в воздухе, приложив палец к губам. Тео сначала подумал, что она просто хочет прервать поток его вопросов, но потом понял, что она к чему-то прислушивается. Он весь покрылся мурашками, и сердце сделалось чересчур большим и активным для его грудной клетки.
– Это... оно? – прошептал он. Кочерыжка покачала головой, но видно было, что она обеспокоена. Тео замер, стараясь сам расслышать то, что улавливали ее чуткие ушки.
– За мной, – приказала она шепотом через некоторое время. – Быстро, но как можно тише. Не вози ножищами! – Она стрельнула на край поляны, и Тео полубегом, полускоком пустился за ней по усыпанной цветами траве. – Прячься. – Она показала на укрытый в кустах овражек. Он улегся на палой листве, которая отсвечивала серебром и золотом, а пахла, как дорогие саше из сухих цветов, осторожно приподнял голову и оглядел поляну. Никого. – Вот не думала, что мои чары так быстро кончатся, – пробормотала Кочерыжка.
– Какие... – начал Тео, но она порхнула к нему и удивительно сильно пнула его в челюсть.
– Заткнись!!
Потянулись долгие секунды. Затем из леса сверкнул солнечный блик, дотянулся до середины поляны, замер и так внезапно обрел форму, что Тео чуть не ахнул.
Это был олень, огромный белый самец с рогами, как два выточенных из кости голых дерева. Его влажные темные глаза смотрели прямо на Тео и, казалось, видели его без труда, как ни сдерживал он дыхание и ни напрягал мускулы.
Какой красавец... Тео не мог думать ни о чем другом, пока олень стоял, горя фосфорическим светом на солнце. Потом олень сморгнул и перенесся в лес на той стороне поляны так скоро и плавно, что Тео не сразу это уловил.
Он шевельнул губами, пытаясь хоть как-то выразить восторг, вызванный этим мимолетным видением, но Кочерыжка, жужжа крыльями, снова ткнула его ножкой – на сей раз не так свирепо.
– Ш-ш-ш, – прошептала она ему в самое ухо – ему показалось даже, что он чувствует ее дыхание. Вслед за этим она, к его удивлению, запела – пискляво, но мелодично. Слов он не разбирал, но повторяющийся мотив действовал на него так сильно, что он не сразу расслышал другой звук – постоянно нарастающий, но даже на пределе не превышающий громкостью стук дождя по твердой земле.
На поляну выехали всадники.
Тео снова оцепенел, но не просто от восхищения, как это произошло с ним при виде оленя. Их было десятка два, всадников и всадниц, в костюмах, собранных как будто из самых разных времен и мест, и старинных, и современных; самые цвета их одежды постоянно менялись, как перламутр или солнце на проточной воде. Лица, красивые и гордые, казались странно лишенными возраста – любому из охотников могло быть от двадцати до сорока человеческих лет. Тео было так же трудно смотреть на них, как на здешний пейзаж сразу после прибытия. Его сознание отчаянно шарило в поисках мерок, категорий, способов как-то очеловечить эти создания, но ничего не могло найти; наездники отказывались подчиняться его привычным суждениям столь же бесповоротно, как олень, обративший его в изваяние одной лишь своей быстролетной прелестью.
Даже кони у них были странными, хотя Тео не мог бы сказать, в чем эта странность заключается. Кони вроде бы как кони – четыре ноги, гривы, глаза и зубы. Но все это не делало их знакомыми Тео лошадьми, так же как тщательно завитые волосы, драгоценности и тихий разговор не делали людьми дивных всадников.
Охотники задержались на поляне всего на несколько мгновений, у того места, где остановился олень. При этом они смотрели на землю, словно читая там невидимые письмена. Один из них, высокий, с длинными золотыми волосами, в костюме довольно современного вида (если бы костюмы для верховой езды шились из блестящих чешуек), владелец ружья с серебристым дулом и белым прикладом, привстал на стременах и повернул коня в ту сторону, где скрылся олень. Он пришпорил скакуна, и остальные унеслись вслед за ним со скоростью щелкнувшего хлыста, но так тихо, что Тео сразу перестал слышать их, не успели они исчезнуть за деревьями.
– Лорд Шпорник, – по прошествии полминуты сказала Кочерыжка. – Тот, одетый, как ящерица. Я его видела в зеркальнике. Надо сказать, в жизни он лучше, если кому нравится такой тип.
Тео не знал, что это за тип – впрочем, он сейчас и собственное имя затруднился бы вспомнить.
– Они... эльфы?
Кочерыжка фыркнула и опустилась на землю в футе от Тео.
– У нас тут все эльфы – кроме тебя, понятно. Эти – Цветочные, местная знать, скажем так. И очень много о себе понимают.
– Они... и правда прекрасны.
Кочерыжка посмотрела на него с чем-то вроде обиды.
– Ну да, конечно... ты ведь раньше таких не видал. Шпорник, да еще так близко, – нахмурилась она. – Нам повезло, что нас не заметили. Ох, Дерева вековые! Ну кто тебе велел возвращаться за мной?
Тео в своем ошеломлении не сразу смекнул, о чем это она.
– Ты про хижину? Хочешь сказать, я должен был бросить тебя с этим мертвяком?
– Я бы себе сама дверь открыла. Ту я проделала для тебя, чтобы малость задержать нашего уродину. Но ты утащил меня с собой и запорол всю посадку, вот мы и выпали не в том месте, прямо посреди Дельфиниума. Дерьмо и трижды дерьмо. Даже от опушки этого леса нам до земель Маргаритки полдня тащиться, с твоей-то поворотливостью, а днем нам из леса выходить опасно.
– Опасно?
– Само собой – тут ведь земля Шпорника, тупица. Ему принадлежит почти все, что на ней, и многое над ней – птицы, скажем. Если мы выйдем на открытое место, он может про это узнать через час, а то и меньше.
– Знаешь что, хватит обзывать меня тупицей. Ты, конечно, спасла мне жизнь, но это не дает тебе права пинать меня в зад до ее конца.
– Он еще и огрызается.
– Слушай, пару часов назад я жил в своем мире, и самым волнующим, что я мог придумать, было смотаться на мотоцикле в какой-нибудь буррито* Здесь: кабачок (исп.).

. И вот я оказываюсь в сказочном лесу, по которому меня ведет Девочка-с-пальчик, и характер у этой девочки паскудный, между нами говоря. Любой другой на моем месте был бы не лучше, так что засохни!
Он подождал немного, но Кочерыжка вроде не собиралась его бросать и даже как будто не очень обиделась, поэтому он рискнул задать вопрос:
– Почему, собственно, этот парень не должен знать, что мы находимся на его земле? Что такого страшного, если он узнает?
– Потому что Шпорник из Сорняков, ясно? Будь он Вьюном или даже ни тем, ни другим, вроде Пижмы – другое дело, но все Сорняки, сдается мне, не прочь перерезать тебе глотку.
Тео совсем обалдел.
– Шпорник? Сорняки? А разве это не растения?
Кочерыжка экспрессивным звуком выразила свое отчаяние.
– Ладно, ты и правда не виноват – откуда тебе знать. Ты шагай, а я тебе расскажу кое-что про наши дела. Смотри только! Ты, может, думаешь, что я тебя чересчур задергала – так оно, может, и есть, а может, это самое тебе и требуется, – так вот: если я велю тебе встать на месте и заткнуться, то встань и заткнись. Этот мир для тебя опасен, парниша, и не только потому, что ты можешь запнуться о корень и разбить себе нос. Усек?
Тео кивнул.
– Тогда пошли, – распорядилась она, взмыв в теплый воздух.
Трудно было бы так сразу разобраться в эльфландской истории, даже слушая лекцию в тихой аудитории или читая учебник. Воспринимать краткий курс от Кочерыжки, ковыляя за ней по диковинному лесу, было все равно что изучать политэкономию со слов таксиста-эмигранта, который везет тебя по незнакомому городу. Стиль лектора тоже не способствовал пониманию: как только перед Тео начинал брезжить свет, Кочерыжка внезапно улетала вперед на разведку или, жужжа около его лица, делала замечания относительно его внимательности или скорости, с которой он шел.
В итоге ему удалось усвоить примерно вот что:
Эльфы бывают всех форм и размеров, но дворянство, или, так сказать, высший класс имеет приближенно человеческий облик, как те охотники, которых он видел недавно. Они, как и люди, занимающие сходное положение в обществе, владеют обычно и домами в Городе, и загородными поместьями. (Большой город у них, видимо, только один – не иначе та самая таинственная метрополия, которую описал Эйемон в своей книге.) Все знатные дома носят названия цветов, и вся власть в Эльфландии, похоже, принадлежит им.
– Энергостанции-то ихние, – так, весьма загадочно, объяснила это явление Кочерыжка.
Цветочные кланы существовали в калейдоскопе сложных альянсов и конфликтов, но самым важным для понимания Тео была как будто борьба между Вьюнами и Сорняками, поскольку предметом их спора являлись смертные. Кочерыжка не совсем твердо знала историю этого конфликта, но Вьюны, насколько ухватил Тео, были за сосуществование с человеческим родом, а Сорняки – против.
– Как это – против? – спросил он.
– Ну, наверное, они хотят истребить ваших.
– Истребить? – Тео сделалось зябко. – Господи Иисусе. Сколько же смертных у вас здесь живет?
Кочерыжка наморщила лоб и задумалась.
– Теперь, по-моему, нисколько – один ты.
Тео гулко сглотнул.
– Почему же для них так важно истребить смертных, раз их, то есть нас, здесь нет?
– Да потому что дело не только в здешних смертных, тупица.
До Тео это дошло не сразу, но когда дошло, он остановился.
– Погоди-ка. Да притормози же! Ты хочешь сказать, что банда каких-то эльфов хочет перебить всех на свете людей? Настоящих людей из моего мира?
– Что значит «настоящих»? – рассердилась Кочерыжка. – А я, по-твоему, не настоящая? Думаешь, если меня ранить, у меня кровь не пойдет? А если ты меня разозлишь, я не лягну тебя в задницу?
– Я не хотел тебя обидеть. Я просто пытаюсь найти в этом какой-то смысл. Как, собственно, они думают уничтожить смертных?
Она, еще не остыв, пожала плечами.
– Говорю тебе, это политика такая. Если хочешь знать больше, спроси своего Пижму. Я мелкая сошка, рабочий класс.
– Господи. – Тео снова зашагал. Волшебный лес нравился ему все меньше и меньше. – И много их, этих Сорняков?
– Не очень. Около четверти Цветочных, считая верхушку.
– Целая четверть? Господи Иисусе!
– Сделай милость, перестань это повторять. – Кочерыжка прожужжала вокруг его головы три раза. – Мне-то ничего, но многие у нас этого не любят, не говоря уж о том, что такие слова тебя мигом выдадут. «Магомет» или «Будда» твердить тоже не стоит, если уж на то пошло.
– Выходит, если я буду помалкивать, другие эльфы не сообразят, что я не местный?
– Ты удивишься, сколько тут дураков, – ухмыльнулась она. – А насчет Сорняков ты запомни, что Вьюнов не меньше, а эти к вам нормально относятся. Весь вопрос в том, сколько промежуточных примет ту или эту сторону. Ты не волнуйся, парниша, у нас эта волынка уже долго тянется. Постой-ка, – она зависла в воздухе, – я что-то слышу. И запах чувствую...
– Ты думаешь, что...
– Просто стой и ничего не делай, ладно?
– Но...
– Деревами клянусь, я скоро сама начну читать листовки Сорняков, пообщавшись с тобой, а у меня даже права голоса нет! Стой тут, молчи и жди меня. – Она облетела его и умчалась, мелькая красным платьем между деревьями.
Тео опустился на траву и закрыл глаза руками, чтобы дать им отдохнуть. Все это не укладывалось у него в голове. Всего несколько часов назад он жил нормальной жизнью в нормальной хижине в нормальных горах Северной Калифорнии. Не то чтобы роскошно, скорее ниже среднего уровня, зато без слепленных из трупов чудовищ и маленьких стервочек-фей.
Как только дядя Эйемон умудрялся иметь с ними дело и не спятить при этом? Хотя он, по правде сказать, сам на это напрашивался. Всю жизнь об этом мечтал.
Вспомнив об Эйемоне, Тео достал тетрадку из кармана кожаной куртки, обвязанной рукавами вокруг пояса. Тетрадь на ходу так долго била ему по ногам, что он уже собрался ее выкинуть – ходок из него неважный, он первый готов это признать, – но только она теперь и связывала его с прежним, знакомым миром.
Впрочем, он прочел ее почти до конца. Ему вспомнилось кое-что о цветочных фамилиях, но про Вьюнов и Сорняков он почему-то ничего не запомнил.
Дожидаясь Кочерыжку, он заново перелистал страницы. Может, он пропустил что-то, способное спасти его от злого волка или других чудищ? Очень трудно поверить, что он действительно здесь, и все описанное Эйемоном – правда.
Прилетела Кочерыжка и сказала:
– Дело плохо. Мы подошли вплотную к одной из ферм Шпорника. Можно обойти, но на это уйдет несколько дней.
– Дней?
– Ну да, чтобы к Пижме попасть. Шпорника поблизости точно нет, раз он гоняется за своим дурацким оленем, но если кто из его арендаторов тебя засечет, его милость мигом окажется тут.
– Так что же нам делать? – пожал плечами Тео. – Ты хоть летать умеешь, а я?
Она посмотрела на него так, словно собиралась отпустить очередную грубость, но вдруг просветлела.
– Надо тебя замаскировать, парниша. Таким манером мы спасем твою смертную шкуру.

Он шевельнул рукой, и с кожаного рукава посыпались прутья.
– Кого я, собственно, изображаю? Огородное пугало?
– Перестань трясти ветки – они должны оставаться на месте, и листья в волосах тоже. Ты не пугало, а лесной дух, леший. Великоват немного, но если коленки согнуть...
– Я еще и идти должен во всей этой амуниции? Да меня тепловой удар хватит.
– Если попадешься Шпорнику, хуже будет. Тебя посадят в железную формочку и испекут, как картошку. Стой и не дрыгайся – я тебе еще и лицо грязью намажу.
– М-м-м! Фто ты делаеф?
– Надо, чтобы ты был похож на лесного жителя, который и на свет-то почти не выходит. – Кочерыжка отлетела примерно на фут, оценивая свою работу. – Еще немного листьев добавить, и сойдет. Подними воротник и давай за мной. Да не так, медленно. Как будто у тебя ноги не разгибаются.
– Всего не упомнишь.
– Я пытаюсь спасти твою жизнь, парниша, а содействия от тебя не вижу. Взять бы одну из этих палок да воткнуть тебе куда следует – тогда ты мигом сбавишь ход.
– Знаешь что? В пересчете на дюймы ты самая неприятная личность, с которой мне приходилось иметь дело.
Тео поплелся за своей провожатой через редеющий лес. Подсыхающая грязь на лице досаждала ему, но не настолько сильно, как ветки и сухие листья, напиханные в куртку и штаны. Он старался ковылять потише, размахивая руками, как учила его Кочерыжка – вылитый шимпанзе со сломанной шеей, – но изображать правдиво то, чего никогда не видел, было трудновато.
– А их много тут, этих леших? – За деревьями замаячила ровная, золотисто-зеленая местность. – Тех, кого я сейчас представляю?
– Думаю, ни одного. Притом леший выходит из лесу от силы раз в году.
– Что? – Тео остановился, раздраженно скребя ногтями щеку. – Как же ты тогда намерена одурачить кого-то?
Кочерыжка ткнулась чуть ли не в самое его ухо, и он поморщился от перепада давления.
– Я не говорила, что у нас наверняка это получится. Мы можем только надеяться. Во-первых, в здешних местах только один леший, слишком большой и глупый, чтобы ты мог его сыграть, а во-вторых, сегодня единственный день в году, когда лесные жители вылезают на солнышко, ухают, свистят и вообще всячески дурака валяют. Не спрашивай меня почему – я с ними по вечерам не выпиваю. Но когда на них накатывает весенняя лихорадка, близко никто старается не подходить, так что и тебя скорее всего оставят в покое. А если кто и сунется от нечего делать, то мой тебе совет: вопи и ухай что есть мочи, да пострашнее. Понял? Все лучше, чем если тебя примутся жарить.
Получив надлежащий втык, Тео заковылял дальше.
Великий древесный океан, который они переплывали, свелся к отдельным, раскиданным по склону рощицам. Перебираясь от одной к другой, Тео спускался на пугающе широкую равнину. По обеим ее сторонам тянулись зеленые холмы, роскошные, как на картине Максфилда Пэрриша, но до них было далеко, не меньше нескольких часов ходу. У подножия их холма начинались возделанные земли. Почву, темную, как молотый кофе, заслоняло волнующееся море похожих на папоротники посадок. Между стеблями, то нагибаясь, то выпрямляясь, двигались чьи-то фигуры.
– Это что же такое?
– Пшеница. Присядь, больно уж у тебя вид человеческий.
Тео послушался. Спину невыносимо ломило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74