Впервые за многие десятилетия беспокоило "мягкое подбрюшье
Союза". Все чаще и чаще в секретных депешах дипломатов, в докладах
резидентов КГБ и ГРУ, в Генеральном штабе и, наконец, на Политбюро звучало
прежде не очень знакомое слово "Афганистан".
Пройдет совсем немного времени и наступит поистине трагический месяц
в жизни двух народов - декабрь 1979-го.
В последние дни этого месяца "Правда" опубликует "Обращение
правительства Афганистана".
"Правительство ДРА, принимая во внимание расширяющееся вмешательство
и провокации внешних врагов Афганистана и с целью защиты завоеваний
Апрельской революции, территориальной целостности, национальной
независимости и поддержания мира и безопасности, основываясь на Договоре о
дружбе, добрососедстве и сотрудничестве от 5 декабря 1978 г., обратилось к
СССР с настоятельной просьбой об оказании срочной политической, моральной,
экономической помощи, включая военную помощь, о которой правительство
Демократической республики Афганистан ранее неоднократно обращалось к
правительству Советского Союза.
Правительство Советского Союза удовлетворило просьбу афганской
стороны".
...Теперь нам кажется, что об афганской войне мы знаем все или почти
все.
Да, афганская война - это наша биография. Биография страны. И какая
бы она ни была - героическая, кровавая, позорная - такой теперь останется
навсегда.
Война более многозначна, чем мир. Для одних - это подвиг, мужество,
героизм, для других - позор, кровь, смерти тысяч ни в чем не повинных
людей.
Будем же правдивы перед собой и историей, не станем смешивать святое
и грешное, низменное и высокое. Всего хватало на этой войне, как, впрочем,
и на десятках других.
Люди боятся войны, проклинают ее и вновь воюют. Самое таинственное во
всем этом - начало. Как начинаются войны?
Нас отделяет более пятидесяти лет от 22 июня 1941 года, но мы до сих
пор исследуем причины ее возникновения, препарируем события, ищем ответ на
вечный вопрос: кто и как?.. Как же начиналась афганская война? Кто ее
начинал? Сегодня это уже доподлинно известно: десантники генерала Ивана
Рябченко, "мусульманский батальон" и две таинственные группы Комитета
госбезопасности под кодовым названиями "Зенит" и "Гром".
О "мусульманском батальоне" сказано достаточно, о десантниках написал
книгу сам Рябченко, а вот о группах "Зенит" и "Гром" неизвестно почти
ничего, за исключением разве что фамилий первых героев, да нелепых,
вздорных и зачастую грязных выдумок об их действиях на афганской земле.
Марк Урбан, автор книги "Война в Афганистане", на которую так часто
ссылаются в нашей печати, утверждает: "27 декабря... к вечеру, парашютисты
двинулись к центру Кабула. В 19.15 местного времени они вошли в
министерство внутренних дел и разоружили его сотрудников. Другая группа...
достигла дворца Дар-уль-аман".
Если бы так просто - пришли и разоружили. Нет, никто не складывал
оружия. Министерство было взято штурмом.
Что же касается "другой, группы", то десантники действительно
достигли дворца и даже, в азарте боя перепутав своих с чужими, вступили в
перестрелку с "мусульманским батальоном", переодетым в афганскую форму.
Но к тому времени дворец уже был захвачен. Кем? Группами "Гром" и
"Зенит".
"Гром" - это и есть, по существу, группа "А", "Зенит"... Впрочем, все
по порядку.
В "УАЗ" начальника кафедры высшей школы КГБ полковника Бояринова
набился добрый десяток преподавателей. Переезжали с одной учебной точки на
другую. Пешком шагать не хотелось, ночь, темнота, лес, под ногами сыро.
Потому и решили - лучше плохо ехать, чем хорошо идти.
"Гриша", как звали между собой начальника кафедры преподаватели,
сидел впереди, на месте старшего машины. Ехали долго. "УАЗ" петлял в
темноте лесными дорогами, выхватывая лучом фар то белые стволы берез у
обочины, то глухую черноту чащобы, то кустарник прямо на пути. Офицеры уже
поглядывали на часы: по времени должны были бы приехать.
- Заблудился Гриша, - шепнул чуть слышно кто-то из молодых
преподавателей, - во, хохма будет...
- А ты сам на его место сядь, хохмач! - вступился за Бояринова
другой.
И опять ночь, размытая дождями, едва приметная дорога. Бояринов, до
этого, казалось, дремавший, встряхнулся, наклонился к водителю:
- Потише, Вася. Сейчас будет маленький поворотик, ты прижмись к левой
стороне и тормозни на минутку.
- Что, Григорий Иванович, - пошутили в машине, - мину заложили?
Полковник не ответил. "УАЗ" притормозил, остановился. Бояринов открыл
дверцу, вгляделся в темноту, удовлетворенно вздохнул:
- Тут, моя птичка, тут, родимая, на гнезде сидит. Уже яйца отложила.
- И кивнул шоферу: - Трогай потихоньку, только не газуй. Спугнем.
Автомобиль качнулся и почти бесшумно пополз вперед. В салоне
притихли. Вот так Гриша! За поворотом выехали на знакомую опушку.
- Все, ребята, выгружайся, - сказал Бояринов, - третья учебная точка.
Как заказывали... А ты, Анатолий Алексеевич, посиди пока, - обратился он к
преподавателю кафедры Набокову, - дело есть.
Набоков смотрел, как, удивленно озираясь на Бояринова, вылезают из
"УАЗа" молодые преподаватели. Они считали, что Гриша заблудился. Невежды.
Гриша не мог заблудиться. Гриша - бог в ориентировании, видит, будто сова,
в темноте. Лес, как книгу, наизусть читает.
Откуда это у него? С войны. Партизанил, воевал, командовал школой
снайперов, готовил диверсионные группы для заброски в тыл, сам не раз
летал за линию фронта.
- Толя! - Бояринов повернулся к Набокову. - Мы возвращаемся в Москву.
- То есть как - в Москву? А учения, Григорий Иванович? - Учения
закончатся без нас.
- Что-нибудь случилось?
- Как тебе сказать. - Бояринов замолчал, потер тыльной стороной
ладони отросшую щетину. - Хотелось бы верить, что ничего серьезного не
произошло. В общем, надо нам переделать учебную программу.
- Увеличить курс?
- Нет, сократить. Нынешний набор мы выпускаем не в августе, а в июне.
- А дальше?
- Спецзадание. Афганистан.
- Афганистан? - удивился Набоков. Столь неожиданно прозвучало имя
далекой страны, что он с трудом попытался вспомнить ее очертания на карте.
- Завтра жду твоих предложений по программе.
... Вернувшись в Москву, они засели за перекройку учебного курса.
Пересчитали, перелопатили, отвели побольше часов на боевые темы, такие как
разведка в заданном районе, в городе, организация засады, налета. В общем,
готовились учить слушателей тому, что надо на войне.
Пролетели недели подготовки и поступила команда: отобрать людей для
"Зенита". Такое условное наименование получило подразделение.
Приехал генерал, он был немногословен. Повторил то, что уже знал
каждый, и в заключение разговора спросил, кто не готов к выполнению
спецзадания. Зал не шелохнулся.
- Значит, все готовы! - подвел итог представитель руководства КГБ.
Однако у Бояринова и его кафедры было свое мнение. Сформировав
мандатную комиссию и рассмотрев каждого слушателя, взвесив все "за" и
"против", они отвели десять кандидатур.
Тогда впервые в своей жизни Набоков увидел, как плачет мужчина,
офицер, сотрудник КГБ.
Его отвели, потому что посчитали психологически не готовым к
возможным боевым нагрузкам.
Все десятеро атаковали кабинет Бояринова с раннего утра, просили,
умоляли, доказывали, но начальник кафедры был непреклонен. За некоторых
пытались просить преподаватели, восприняв неприступность Григория
Ивановича как излишнюю строгость или даже упрямство.
Пройдут считанные месяцы, и жизнь преподаст жестокий урок, подтвердив
правоту Бояринова.
Случилось так, что первый состав "Зенита" закончил командировку в
сентябре. Началась постепенная замена. Однако людей не хватало и решили
пренебречь выводами бояриновской комиссии. Рассудили так: мол, чего
просевать, отбирать - все офицеры КГБ, не один раз проверены в деле. И на
второй заход в состав группы были включены сотрудники, отведенные
"мандаткой". Они и оказались в самом пекле - на штурме дворца Амина. Двое
из них погибли, гретий тяжело ранен и умер по дороге в Союз. Четвертый
попал в Афганистан позже и тоже получил тяжелое ранение.
Совпадение? Вряд ли. Говорят, полковник Бояринов хорошо разбирался в
людях. Стоило ли посылать тех офицеров в пламя войны? Нет, конечно.
Наверно, нашлось бы для них дело и дома. Но все это станет известно позже,
когда уже и Григория Ивановича не будет в живых.
А в июле 1979 года "Зенит-1" убыл в Афганистан. Возглавил группу
кандидат военных наук, доцент, полковник Григорий Иванович Бояринов.
Возвратился он оттуда в сентябре. Тогда же у них с Набоковым состоялся
обстоятельный разговор и Анатолий Алексеевич сказал, что готов поехать на
смену начальнику кафедры. И даже пожаловался, мол, преподаватели и
помоложе уже съездили, а он все никак.
Бояринов усмехнется и по-отечески положит ему ладонь на плечо:
- Не спеши, Толя. Чует моя душа - Афганистана нам надолго хватит.
Горько это звучит, но боюсь, что надолго. И грустно добавит:
- Поверь мне, старику...
Сотни советских и зарубежных журналистов и исследователей пытались
найти ответ на вопрос, который действительно волнует мир до сих пор - как
Бабрак Кармаль из Чехословакии попал в Кабул? У кого только ни пытались
выведать этот секрет - у советских дипломатов, генералов, партийных и
правительственных деятелей... Наверное, многие из них и рады бы
рассказать, да нечего. И для них стремительное перемещение афганского
лидера из страны в страну оставалось и остается тайной.
Ну а сам Бабрак? Неужто за эти годы, особенно когда он был смещен со
всех партийных и государственных постов и жил в Советском Союзе, не
нашлось человека, который бы попытался выведать сокровенное?
Пытались. И неоднократно. Задавали вопрос напрямую, что называется, в
лоб, самому Бабраку Кармалю. Вот один из диалогов:
БАБРАК: Какой бы дорогой я ни вернулся домой, это была воля моей
партии...
Корр.: И все же, как это оказалось исполненным технически - ваше
возвращение?
БАБРАК: Конечно, я не мог проехать через Пакистан или Иран. Оставался
один путь: через Москву и Ташкент. Как летел и на чем - это уже детали, в
которые я не хотел бы вдаваться.
Бывший афганский лидер сказал правду - его путь действительно лежал
через Москву и Ташкент. Что же касается деталей, то рассказать о них
читателям хотелось бы как можно подробнее.
...Декабрь семьдесят девятого выдался в Москве слякотным и мокрым.
Восемь бойцов группы "А" во главе с Валентином Ивановичем Шергиным,
поднятые утром по тревоге, на автобусе подъезжали к зданию Первого
главного управления (ПГУ) КГБ. "Пазик", шлепая шинами, словно галошами,
подкатил к центральному выходу.
- Ого! Смотри-ка, ребята, как встречают! - удивился Изотов. Ребята
прильнули к окнам: на стоянке их ждали три черных "Волги". Тут же из
машины вышли двое в штатском и направились к автобусу. Шергин спрыгнул с
подножки, доложил о прибытии.
- Занимайте места, - поступила команда, и "альфовцы" расселись по
машинам.
"Волги" резво взяли с места. Мелькали знакомые москорские улицы.
Хозяева, которые сидели за старшего в каждой машине, молчали, как-то по
особому заинтересованно разглядывая пробегающие за окном картины.
Помалкивали и гости: в таких случаях расспрашивать не принято.
Машины устремились по дороге из Москвы. Поворот, другой - и уже вдоль
бетонки серый голый лес, бесснежный, угрюмый. Повертелись еще с полчаса и
уткнулись в ворота. За небольшим забором уютная дачка, чисто выметенные
дорожки, кучки пожухлых листьев под деревьями, оставшиеся как память о
прошедшей осени.
Их проводили в дом. В одной из комнат за столом сидел толстый
мужчина, шумно прихлебывал чай из блюдечка. Познакомились. Фамилия и имя
мужчины не говорили ровным счетом ничего: Борис Чичерин. Чувствовалось,
что этот толстяк добрый и радушный человек. Он тут же пригласил всех к
столу, угостил чаем, бутербродами. От улыбки Чичерина стало как-то
спокойнее, ушло напряжение, в котором с самого утра находились бойцы
группы "А". Ведь никто и словом не обмолвился, зачем их подняли по
тревоге, вызвали в Первое главное управление, отвезли в подмосковный лес.
Оставалось только теряться в догадках.
Ждать пришлось недолго. Появился представитель руководства Первого
главка, поздоровался и в нескольких словах объяснил задачу: охранять
людей, которые будут им представлены. Охранять днем и ночью, беречь пуще
собственной головы.
И добавил после паузы: "Это большие люди, о которых пока не знает и
не должен знать мир".
Мир и вправду еще не знал опальных, бежавших от гнева Амина,
Ватанджара, Анахиту, Нура. Редко кто слышал за пределами Афганистана и о
Бабраке Кармале, хотя он был соратником Тараки, одним из создателей НДПА,
секретарем ЦК, а с 1976 года послом в Чехословакии.
Впервые увидели их и бойцы группы "А". Трое мужчин и женщина вошли в
комнату, остановились. На полшага впереди оказался человек с темным,
словно загоревшим до черноты лицом, с большим горбатым носом, с черными,
как маслины, глазами. Был он широк в кости, плотен телом. Одет в
европейский, отменно сшитый костюм.
Борис Чичерин представил гостя: - Бабрак Кармаль!
Непривычное словосочетание. Изотов повторил про себя имя и фамилию
афганца: как бы не забыть, не дай Бог.
- А это Нур Ахмад Нур, - назвал Чичерин следующего, стоявшего за
спиной Бабрака высокого, почти лысого, но еще молодого мужчину. - Он
учился у нас, знает русский язык.
Нур смущенно кивнул, соглашаясь, и узкая щеточка седых усов над
верхней губой, обозначила слегка заметную улыбку.
- Анахита, - продолжал Чичерин, указывая чуть заметным движением руки
на смуглую женщину с темной косой, уложенной вокруг головы. Она, как
Бабрак и Нур, была в европейском костюме. Надо сказать, что никто не
заметил улыбки или тени смущения на ее лице. Чувствовалось, что Анахита
горда и своенравна. Борис потом объяснил: она из богатой семьи, получила
хорошее образование, всегда оставалась ярым приверженцем и самым преданным
другом Бабрака. Когда его будут снимать со всех постов, Анахита, одна из
немногих, встанет на защиту генсека.
Рядом с Анахитой - высокий, поджарый, в отличие от остальных, со
светлой кожей лица молодой человек. Смоляные волосы да черные усы выдавали
в нем афганца, а строгого покроя френч - военного. Ватанджар действительно
оказался профессиональным военным, танкистом, героем Саурской революции.
Оказывается, его боевая машина и сейчас стоит на площади перед дворцом. Он
в апреле 1978 года на своем танке возглавил ударный отряд, двинувшийся из
Пули-Чархи в город, и первым вступил в бой с национальными гвардейцами,
охранявшими президентский дворец.
А теперь - здесь, в Подмосковье, на секретной даче, подавленный и
растерянный.
Что там у них происходит, если секретари ЦК, герои, скрываются за
тысячи верст от дома? Называется, свершили революцию. Говорят, река Кабул
сегодня красна от человеческой крови. Неужели правда?..
- Вот, пожалуй, и все, - подвел итог представитель командования. -
Теперь распределитесь, кто за кого отвечает. Осваивайтесь. Ждите команды.
Для удобства общения и пущей секретности афганцам предложили
называться русскими именами.
- Вот Ватанджар, - взял на себя инициативу Чичерин. - Мухаммед Аслан.
К чему тут ближе - Миша, Саша?
- Саша! - сказал кто-то.
- Хорошо, значит, Саша.
И Борис заговорил на дари - гортанно, распевно, видимо, объясняя
афганцам целесообразность присвоения русских псевдонимов. Те согласно
закивали. Дали всем русские имена и на том, собственно, закончили.
А все-таки непривычно было воспринимать клекот Чичерина, распевающего
незнакомые слова, видеть сверкающие искры в черных, глубоких глазах
Бабрака, слышать тоненький, почти женский, голос танкиста Ватанджара. Как
дальше сложится судьба этих людей? Неспроста ведь они оказались на даче
ЛГУ, в лесу, под секретом. Каждому понятно, что неспроста.
Осваиваться долго не пришлось. Подали машины; опять голые, продрогшие
деревья за окном, продуваемый всеми ветрами аэродром. Так неласково
провожала их Москва. Но Ташкент встречал ярким, совсем не зимним солнцем,
теплом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31