А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

А то на месте Га
лушко мог оказаться кто угодно: и сам Савостьянов, и Степашин, и даже Галин
а Старовойтова.
И еще неизвестно, хорошо это или плохо: в такое время оказаться на посту ми
нистра безопасности, когда помимо тебя, по меньшей мере, дюжина твоих под
чиненных имеют напрямую выход на главу государства и даже об этом не док
ладывают. И это при условиях, когда в Белом Доме сидит Виктор Баранников, п
остоянно напоминающий о своем существовании звонками в Секретариат. «Д
умает или нет Галушко подчиниться указу законного президента России Ру
цкого и сдать дела ему, Баранникову. Отдает ли он себе отчет о персонально
й ответственности за невыполнение указа президента? Ознакомлен ли он с п
оследним законом, принятым Верховным Советом, который предусматривает
расстрел именно для таких случаев?» Судя по записи разговора, звонил не с
ам Баранников, а кто-то из его людей. Но трудно было предположить, что бы са
м Баранников об этом не знал.
И хотя профессиональный «чекист», памятуя о славной истории своей служб
ы, никогда не забывает о расстреле, как о логичном завершении собственно
й карьеры, Галушко, как, впрочем, и все другие, подобного завершения собств
енной карьеры, естественно, не хотел. Но чувствовал, что поставлен в самое
, дурацкое положение.
Еще никогда в России не существовало сразу два министра госбезопасност
и, причем стравленных друг с другом в непонятной игре, где на кону может ок
азаться голова одного из них, а может быть, и обе.
Новое мышление совершенно не коснулось ни одной из голов в системе безоп
асности, о чем сокрушался еще Михаил Горбачев.
Ч Я вас попрошу, Ч после некоторой паузы проговорил Галушко, Ч лично п
роконтролировать все мероприятия, как на стадии подготовки, так и…
Министр снова вздохнул и добавил:
Ч Вы понимаете?
Савостьянов кивнул головой и попросил разрешения идти.
Ч Минутку, Ч сказал Галушко. Ч А что с грузом?
Ч Все в порядке, Ч поднял на него глаза Савостьянов. Ч Тот, что послан к
оротким путем, уже прибыл. А тот, что послан длинным путем, ожидается дня ч
ерез два-три спецавиарейсом.
Ч Так почему же сегодня такой сбой графика? Ч министр сунул в рот какую-
то таблетку и запил ее водой из старомодного графина времен Виктора Абак
умова.
Савостьянов внимательно взглянул на своего шефа, подбирая слова, чтобы о
тветить понятнее. Старое здание на Лубянке прослушивалось насквозь вдо
ль и поперек. Даже неизвестно кем. Всеми. Цена слова всегда стоила здесь оч
ень дорого, а сегодня Ч и говорить нечего.
Ч Во-первых, амбиции, Ч как бы в раздумьи произнес Савостьянов. Ч Вы же
знаете нашу армию. Она считает себя очень хитрой и умной, при планировани
и просчитывает варианты на компьютерах до пятого знака, а ведет себя все
гда, как слон, ловящий мышь в посудной лавке. Лавка разгромлена, а мышь, ест
ественно, сбежала. Это не их вина, это образ жизни.
Получатель груза знает это не хуже любого другого. Все-таки Ч генерал-по
лковник. Все должно быть подчинено логике войны. Это его слова. А логика во
йны подсказывает, что в конкретной обстановке проиграет тот, кто сделает
первый выстрел. Этот выстрел будет очень громким Ч его услышит весь мир.
И, конечно, он его делать не хочет, а потому даже хотел отказаться от гуман
итарной помощи, если так можно выразиться. И отказался бы, я уверен, если б
ы не некоторые слабости его характера, которые он не в силах перебороть…

Ч Все это очень заумно, Ч проворчал министр. Ч Не переиграйте. Впрочем,
вы несете персональную ответственность перед президентом и будете отв
ечать, если…
Ч Если вас волнует только это, Ч спокойно, без тени вызова ответил Саво
стьянов, Ч то, разумеется, вся ответственность лежит на мне, и я не собира
юсь ни за кого прятаться. И прошу только, чтобы мне не мешали.
Ч Извините, Ч Галушко, смотревший до этого на полированную поверхност
ь своего стола, поднял глаза на своего дерзкого подчиненного, Ч но меня в
олнует не только это.
Министр замолчал и стал нервно протирать очки.
Ч Я вас слушаю, Ч почтительно отозвался Савостьянов.
Ч Евгений Вадимович, Ч тихо, но очень четко произнес Голушко. Ч Я не зна
ю и не интересуюсь, какие инструкции вы получили через мою голову или даж
е относительно моей головы. Но я вас прошу, не подставляйте наше ведомств
о под удар. Я нисколько не удивлюсь, если узнаю, что вся эта кутерьма затея
на главным образом для того, чтобы уничтожить нас как один из государств
енных институтов. Независимо от того, кто из них победит, в проигрыше окаж
емся мы. А наша ликвидация Ч это очередная ошибка, которую совершит ныне
шнее государственное ведомство в череде уже очень многих ошибок. Вы меня
понимаете?
Савостьянов ответил мягкой улыбкой:
Ч Я тоже здесь работаю. И, сознаюсь вам, мне тоже не хочется отсюда куда-ни
будь уходить, а тем более Ч под суд за нарушение фундаментальных основ г
осударственного права. Хотя, как вы знаете, любое право в нашей стране Ч э
то крепостное право.
Ч Я этого не знаю, Ч жестко отреагировал министр. Ч Можете идти.
Вернувшись к себе, Савостьянов обнаружил, что один из стоявших на его сто
ле телефонов надрывается от звонков. Едва ли в Москве набралось бы два де
сятка человек, которые знали номер этого телефона, связывающий начальни
ка управления Министерства безопасности Москвы с городской АТС. Все ост
альные обязаны были пользоваться средствами спецсвязи или через дежур
ного по управлению. Так что Савостьянов мог бы догадаться, кто ему звонит,
даже не слушая голоса автомата, сообщающего помер телефона звонившего.

Он взял трубку и, как ожидал, услышал на том конце провода взволнованный г
олос Льва Пономарева Ч депутата от демократов, своего товарища по демок
ратическому движению, которое группировалось в свое время вокруг Гаври
ила Попова Ч бывшего мэра Москвы.
Ч Женя, Ч спросил Пономарев. Ч Как дела?
Ч Неважно, Ч ответил Савостьянов.
Ч Ты знаешь, что Ачалов и Макашов уже раздают автоматы в Белом Доме?
По голосу было видно, что Пономарев изо всех сил старается выглядеть спо
койным.
Ч В самом деле? Ч переспросил Савостьянов.
Ч Я тебе точно говорю, Ч закричал Пономарев. Ч Там уже все маршируют с о
ружием. Все: и баркашовцы, и казаки, и кто угодно.
Ч Интересно, Ч проговорил Савостьянов. Ч А откуда у них столько оружи
я?
Ч Ты меня спрашиваешь? Ч взорвался Пономарев. Ч Я тебя хотел об этом сп
росить. Вы что-нибудь думаете делать? Или будете отсиживаться, как обычно?

Ч Лева, Ч вздохнул Савостьянов. Ч Я тебе честно скажу, что макашовские
автоматы Ч это последнее, что меня сейчас волнует. Все даже хуже, чем ты с
ебе представляешь.
Ч А что такое? Ч голос у Пономарева дрогнул.
Ч Непобедимая и легендарная очень хочет сказать свое веское слово и не
в нашу пользу, Ч ответил Савостьянов. Ч Ты меня извини. По телефону я не х
очу обсуждать такие вещи. Да, и права не имею. Но могу тебе посоветовать уе
хать куда-нибудь из города. Во всяком случае Ч отослать семью куда-нибуд
ь подальше. Ты меня понял? Все, извини, дела.
Савостьянов посмотрел на часы. Было 19 часов 25 минут. Он протянул руку к кноп
ке селектора и приказал подать машину к подъезду к восьми часам.


19:45

Генерал Грачев отличался от всех своих предшественников на посту минис
тра обороны богатой мимикой своего лица. Все его великие предшественник
и Ч от маршала Ворошилова до маршала Устинова и маршала Язова Ч славил
ись тем, что на их лицах ничего невозможно было прочесть, кроме надменног
о самодовольства. Генерал Грачев не прошел сталинско-брежневской номен
клатурной закалки, когда народу требовалось глядеть на номенклатурное
начальство не иначе, как на небожителей, а потому на лице министра оборон
ы вечно мелькали то улыбки, то недовольные гримасы. Словом, настроение ге
нерала было всегда написано на его лице. Новая элита только начинала фор
мироваться, и ее повадки были много проще, чем у небожителей ушедшей эпох
и, хотя и сохранилось врожденное для России презрительно-пренебрежител
ьное отношение к собственному народу. Но тут уж было решительно ничего н
е поделать.
«Власть в России всегда была хорошей Ч ей с народом не везло», Ч заметил
однажды один циничный историк и был, наверное, прав.
Ныне на лице генерала армии Грачева читалось глубокое раздумье в сочета
нии с недовольством. Генерал молчал. Молчал и сидящий против него генера
л-полковник Громов, бывший начальник Грачева, а теперь его первый замест
итель, один из немногих офицеров, которому Грачев еще мог доверять, правд
а, с некоторыми оговорками. То, что многие старшие офицеры морочили голов
у бедняге Руцкому, а потом с той же ретивостью докладывали об этом Грачев
у, чтобы, не дай Бог, чего не подумали, было скорее не страшно, а противно. Лю
бой из них мог, услышав какое-либо неосторожное слово от самого Грачева, н
емедленно доложить об этом и самому президенту, не забыв кое-что прибави
ть от себя. Доносительству учили семьдесят лет, и не счесть числа трагеди
й, обрушившихся на армию. Ныне трагедии превратились в фарс, еще более под
огрев желание доносить друг на друга. Благо никого не арестовывают и не р
асстреливают. Совесть чиста, а сигнализировать нужно.
Грачев, вернувшись после прогулки с президентом, провел переговоры по ши
фро-спецсвязи с командующими округами и флотами, как на территории ныне
шней России, так и бывшего СССР. Не везде, конечно, но в большей части, так на
зываемого, «ближнего зарубежья» удалось сохранить структуру единого а
рмейского подчинения. Некоторые командующие вообще толком не понимали,
что опять случилось в Москве. Какое назначение получил Ачалов? Некоторые
полагали, что Ельцин снял с должности Грачева и назначил Ачалова. Правда,
никто не запрашивал у Москвы разъяснении, считая, что центр их даст сам. Пр
иходилось объяснять долго и противно, что происходит в столице. Командую
щие округами всегда входили в местные партийно-государственные элиты, б
удучи, как правило, членами бюро обкомов и депутатами Верховных Советов
разных уровней. Как партия прикажет.
Ныне первые секретари обкомов перетекли в областные советы, сохранив на
командующих, по большей части, былое влияние. И все они, а это уже было ясно,
встали на дыбы, узнав об указе президента No 1400.
Некоторые командующие были вполне в курсе дела. Правда, никаких директив
они от Ачалова не получали, видимо, потому что у того не было связи. Но были
очень раздражены происходящим. Они советовали Грачеву занять позицию с
амого жесткого нейтралитета и ясно дать понять обеим враждующим сторон
ам, чтобы они оставили армию в покое и никак на нее не рассчитывали в надви
гающихся событиях.
Честно говоря, Грачев именно так бы и поступил, если бы он всего пару часов
назад не пообещал Ельцину полную поддержку Вооруженных сил. Во всяком с
лучае, все командующие округами подтвердили, что даже не шелохнутся без
приказа, подписанного Грачевым лично. По их настроению можно было понять
, что они не шелохнутся, и получив подобный приказ. С одной стороны, это был
о вроде бы хорошо. Во всяком случае, все они точно также поступят и с прика
зами Ачалова, коль он найдет способ им этот приказ переслать. Это было хор
ошо, но этого было мало. Оставалось, как всегда, надеяться на Московский во
енный округ и на гарнизон столицы, во многие части которого уже были дост
авлены ачаловские приказы. Командиры звонили в Министерство обороны, тр
ебуя разъяснений.
«Без моего личного приказа, Ч кричал охрипшим голосом в трубку Грачев,
Ч подтвержденного устно и письменно, не предпринимать никаких действи
й, даже если на вас будут падать бомбы!»
Коллегия Министерства, куда, помимо начальника Генерального штаба, заме
стителей министра обороны и нескольких высших офицеров аппарата Минис
терства входили и главкомы видов Вооруженных сил, выглядела так же мрачн
о и угрюмо, как в августе 1991 года, когда маршал Язов пытался воодушевить ген
ералов призывами к спасению социализма и СССР. Даже еще хуже, поскольку а
вгустовские события были еще у всех свежи в памяти. Кроме того, хотя с той
поры прошло не так уж много времени, армия деградировала с такой быстрот
ой, что ее уже нельзя было сравнить даже с армией 1991 года.
Сформированная по архаичному принципу всеобщей воинской повинности, о
громная до абсурда, она превратилась в уродливый срез всего российского
общества, впавшего, по меткому выражению одной американской газеты, в «с
остояние социального озверения». Гигантская масса вооруженных людей, с
веденных в роты, эскадрильи, дивизионы и эскадры, как и все население стра
ны, боролась за собственное выживание, пройдя за три года по тернистому и
деологическому пути «от третьего Рима до третьего мира». Дедовщина, став
шая бичом армии, порождала небывалое для русской и советской армии массо
вое дезертирство. Любой сбежавший из части солдат, будучи пойманным, ссы
лался на «дедовщину», независимо от того, имела она место в части или нет.

А официальная статистика Ч 4500 солдат и матросов, убитых в своих частях в т
ечение еще незаконченного 1993 года Ч создавали для дезертирства крайне б
лагожелательный фон в глазах набирающего силу общественного мнения.
Помимо дезертирства, были буквально провалены два последних призыва в а
рмию. Призывники предпочитали отправиться в тюрьму или в бега, а не явить
ся в военкомат. Их вылавливали чуть ли не на улицах, пытаясь заткнуть зияю
щие дыры некомплекта, хотя бы в частях стратегического назначения. В арм
ию хлынули целые категории хронически больных людей, признанных годным
и для службы, умножая число мрачных трагедий.
Едва ли в лучшем положении находился офицерский корпус. В отличие от сво
их солдат, идущих в армию на до смешного короткий срок в два года, где по вс
ем правилам российского абсурда первый год считались «молодыми», а втор
ой
Ч «дедами», офицеры шли в армию фактически на всю жизнь.
Показатель офицерской смертности в мирное время хотя и считался официа
льно секретным, был известен всем и примерно равнялся солдатской смертн
ости, хотя офицеров было, разумеется, более чем на порядок меньше. И хотя п
ричины смертности, если не считать самоубийств, были принципиально друг
ими, чем у солдат, от этого легче не становилось. Глобальные выводы войск и
з восточной Европы и Прибалтики фактически в чистое поле создавали проб
лемы с размещением и обучением хотя бы офицерских и сверхсрочных кадров
, которые, как все отлично понимали, решить было совершенно невозможно пр
и всех благих намерениях собственного правительства и Запада.
Офицеры практически были поставлены перед вопросом, где раздобыть хлеб
насущный. Денежное содержание, хотя и поднималось время от времени, совс
ем не могло соперничать с галопирующей инфляцией, приводя привыкший к др
угой жизни офицерский корпус в состояние ярости к тем, кто «развалил стр
ану и затеял эти проклятые реформы».
Если к этому прибавить извечный квартирный вопрос и тот факт, что денежн
ые накопления офицеров за время службы превратились в пыль, то не надо об
ладать большой фантазией, чтобы представить, с каким энтузиазмом офицер
ы и солдаты желали бы защищать президента в его борьбе с Верховным Совет
ом и наоборот.
Неминуемое крупное сокращение офицерского корпуса, включая и генерало
в, которых в Советской армии накопилось едва ли не больше, чем в остальных
армиях мира вместе взятых, порождало апатию, под покровом которой вызрев
ала лихая мысль: не разогнать ли, пока не поздно, обе ветви власти и самост
оятельно выступить врачевателем недугов, терзающих страну.
При всей своей лояльности к президенту генерал Грачев несколько раз даж
е в публичных выступлениях призывал политиков разного толка оставить а
рмию в покое и не провоцировать ее навести тот порядок в стране, который о
на посчитает нужным.
Но армию в покос не оставляли. Пользуясь общим упадком и деградацией общ
ества, ее постоянно будоражили то деятели типа подполковника Терехова, т
о неувядаемые марксисты товарища Зюганова, то общество «Память», то свящ
енники из катакомбных церквей с горящими фанатичным огнем глазами, то ав
антюристы типа Дэви Марии Христос. И только демократы фактически не вели
никакой работы в Вооруженных силах, пустив продекларированные военные
реформы на самотек и выбрав из всех видов воздействия на армию лишь урез
ание ее бюджета, не считая смутных угроз ее вообще разогнать. Президент-д
емократ, он же Верховный главнокомандующий, должен был служить единстве
нным гарантом приверженности армии светлым идеям демократии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39