Я поднял ее на руки и вынес из комнаты.На четвертом уровне мы нашли пустую камеру. Внутри было почти темно. Узенькая дверь выходила в огромный зал. Я положил Тарну на солому у дальней стены.— Я — рабыня, — повторяла она сквозь слезы. — Я — рабыня.Мы нашли ошейник и цепь, и я приковал ее к стене.— Я — рабыня, — повторяла она, словно не в силах поверить, что это так.Сверху раздались тяжелые шаги.— Они ищут на третьем уровне, прямо над нами, — сказал Хассан. — Скоро они будут здесь.— Я — рабыня, — прошептала Тарна.— Если они узнают, кем ты была раньше, — предупредил Хассан, — тебе придется туго.Она тупо уставилась на него, осмысливая сказанное. О Тарне говорили в прошедшем времени. Тарны больше не существовало. Она исчезла. Вместо нее появилась рабыня, безымянная, как кайил или верр.— Если они узнают, что ты была Тарной, — суровым голосом повторил Хассан, — тебе придется туго. Тогда можешь не надеяться на общепринятые пытки и на относительно безболезненную смерть на колу.— Что же мне делать? Что мне делать? — снова заплакала она.— Ты же рабыня, — пожал плечами Хассан. — Повесели нас.И тогда некогда гордая Тарна в мерзкой вонючей камере, на гнилой соломе, принялась нас ублажать. Мы с ней не церемонились. Мы были грубыми, резкими и жестокими. Несколько раз она начинала рыдать и пыталась вырваться. Но она оставалась прикованной к стене, и мы силой заставляли ее вернуться к своим обязанностям.Наконец мы с Хассаном поднялись на ноги.— Рабыня надеется, что хозяевам понравилось, — пролепетала девушка.Хассан взглянул на меня:— По-моему, так ей еще учиться и учиться. Но думаю, со временем начнет получаться лучше.Я кивнул, присоединяясь к его мнению. Едва выйдя из камеры, мы натолкнулись на солдата с лампой в руке.— Я ищу Тарну, — объявил он.— Здесь ее нет, — ответил я. — В камере одна рабыня.Солдат заглянул в камеру и поднял лампу. На соломе, свернувшись калачиком, лежала девушка. Она прикрыла лицо рукой. В полумраке камеры даже такой свет резал глаза.— Господин? — сказала она.— Как твое имя, девушка? — спросил солдат.— Как будет угодно господину, — ответила она.Он поднял лампу, разглядывая красавицу. Загремев цепями, она выпрямилась, посмотрела на него через правое плечо и вытянула ногу, стараясь выгодно подчеркнуть соблазнительный изгиб бедра.Мне захотелось ее изнасиловать.— Как зовут твоего хозяина? — спросил солдат.— Не знаю, — ответила она. — Раньше я принадлежала Тарне. Сегодня я узнала от солдат, что Тарна пропала. Я еще не знаю, кто станет моим господином. — Она смерила солдата оценивающим взглядом. — Ты кажешься мне очень сильным.Не поднимаясь на ноги, девушка выставила обнаженные груди.— Шлюха, — рассмеялся солдат. Она скромно потупилась.— Ладно, сядь, как раньше, — разрешил он. — Давай. — Она повиновалась.— Я ищу Тарну, — повторил солдат.— Зачем она тебе? Оставайся со мной, — произнесла девушка.— Ты грязная, — ответил он. — И от тебя воняет.— Принеси мне невольничьих духов, — сказала она. — И натри ими мое тело.Он повернулся к выходу. Она кинулась следом, пока не натянулась цепь. Стоя на коленях и простирая руки, онавзмолилась:— Четвертый уровень так глубок! Я здесь совсем одна. Никто не помнит, что я здесь. Касбах пал, и меня навестили только два солдата. Останься со мной!— Я должен найти Тарну, — проворчал солдат.— Когда ты закончишь свой поиск, приходи ко мне!— Приду! — неприятно рассмеялся солдат.— Спасибо! — крикнула она и прижалась лицом к полу. — Мой любимый господин!Он уже вышел из камеры, когда девушка прошептала:— Если бы я была свободной женщиной, а не закованной в цепи рабыней, я бы посоветовала тебе захватить по дороге назад бутылку шампанского, чтобы ты мог лучше мной насладиться.— Ах ты, маленькая самка слина! — Солдат рассмеялся, поставил лампу на пол и несколько раз пнул и ударил кулаком девушку,Она каталась по соломе, стараясь прикрыть голову.— Я обязательно вернусь, — сказал он. — И принесу вина.Она тут же села и радостно воскликнула:— Спасибо тебе, господин!— Не забыть бы еще духов, — проворчал солдат, — чтобы натереть одну хорошенькую шлюху.— Спасибо, господин.Солдат с хохотом вышел из камеры и отправился на поиски Тарны.— Пошли наверх, — произнес Хассан. — Там уже, наверное, хватились Гаруна, высокого паши каваров.— Можешь не сомневаться, — сказал я. — А ты неплохая актриса, — добавил я, заглянув в камеру.Она смутилась.— Солдат точно вернется.— Надеюсь. — Она улыбнулась и переломила между пальцев соломинку.— Ты хочешь, чтобы он вернулся? — спросил я.— Да, — ответила она, гордо подняв голову.— Почему?— Разве тебе он не показался сильным? Ты обратил внимание, с какой уверенностью и легкостью он со мной обращался?— Обратил.— Я хочу достаться ему, — сказала девушка. — Хочу, чтобы он владел мною.— Ты что, серьезно? — спросил я.— Да. Я хочу угождать ему, как рабыня.— Желаю тебе успеха, девочка, — произнес из-за моей спины Хассан.— Я то?ке желаю тебе успеха, рабыня, — сказал я.— Рабыня очень вам благодарна, хозяева, — произнесла она. Когда мы повернулись и вышли, она добавила: — Я желаю вам успеха. Глава 26. ПОХОД Стояло раннее утро.Барабанный бой извещал о начале похода. Кайилы нетерпеливо перебирали ногами. К луке моего седла был привязан длинный кожаный ремень. Ноги уже покоились в стременах. На боку висел ятаган. Узкое тахарское копье торчало из специальных ножен у правого стремени.Мимо в развевающихся белых одеждах промчался Га-рун, высокий паша каваров. Рядом с ним в черной каффие с белым агалом скакал Сулейман, высокий паша аретаев, владелец огромного касбаха в оазисе Девяти Колодцев, начальник тысячи копий. Позади Гаруна ехал его визирь, шейх Бесхада. За Сулейманом скакал на быстроногом кай-иле Шакар, предводитель отряда аретаев, с серебряным копьем в руке.Я оглянулся на длинную вереницу всадников. Солнечные лучи ударили в стену бывшего касбаха Абдула-Ибн-Сарана, соляного убара. Походная колонна тянулась до другого касбаха, некогда служившего убежищем Тарне, прекрасной и гордой разбойнице пустыни. Там находилась голова колонны.В хвосте белел тюрбан молодого хана таджуков. Рядом с ним скакали двадцать человек стражи.Маршрут пролегал через Красный Камень к Двум Ятаганам, оттуда — к Девяти Колодцам и дальше, по большому караванному пути, в Тор. По дороге от походной колонны будут отделяться племена, дошедшие до своих земель. До самого Тора дойдет несколько сотен человек. В основном это будут торговцы рабами, решившие довезти свой товар до знаменитого и дорогого рынка. Отсюда начинается торговля тахарскими рабынями на север. Через пустыню уже полетели слухи, и в Торе готовились к большому событию. Завозили клетки, ковали цепи, закупали еду, косметику и духи для рабынь. Торговцы готовились к аукционам. Огромное внимание уделялось предварительной рекламе. Ей было необходимо охватить многие города и оазисы. Прежде чем на помост ступят босые ножки первой девушки, многое надо предусмотреть. За словами аукционера, щелкнувшего кнутом и выкрикнувшего первую цену, стоит большая организационная работа.В поход вышли кавары, та'кара, бакахсы, чары, кашани, аретаи, луразы, ташиды, равири, ти, зевары и араны. В арьергарде с черными копьями шли таджуки.Сотни кайилов тащили бурдюки с водой.Барабаны стучали все быстрее, приближалось начало похода.Солнце уже вовсю светило на южную стену бывшего касбаха Абдула-Ибн-Сарана, соляного убара.Всего в двух касбахах захватили в плен более шестисот невольниц.Более полутора тысяч сдавшихся в плен воинов были обращены в рабов.Рабы мужчины пойдут в хвосте колонны, а женщин, на которых не хватило кайилов, предполагалось разбить на группы по пятьдесят человек и вести в центре. Женщины ценились гораздо выше.Я решил осмотреть готовящихся к походу женщин. Рабыни стояли на крепостной стене. Их еще не развели по колонне. Группы были скованы легкими блестящими цепями, расстояние между девушками не превышало пяти футов. Я объезжал ряды невольниц, ремень на луке моего седла время от времени натягивался. Он был привязан к скрученным рукам молодой рабыни, бежавшей за моим кайилом.Ноги женщин обмотали ремнями. Они по самые щиколотки увязали в глубоком песке. Позже, когда солнце поднимется в зенит, на них набросят простыни, чтобы защитить глаза от нестерпимого блеска, а тело от ожогов. Время накидывать простыни, конечно, еще не пришло.Чувствуя на себе взгляд воина, девушки выпрямлялись и гордо вскидывали головы.— Тал, господин, — произносили многие, когда я проезжал мимо.— Купите меня в Торе, господин, — попросила одна из рабынь. Какая-то девушка из четвертой группы, натянув цепь, выскочила из строя и прижалась щекой к ноге моего кайила. Затем она взглянула на меня полными слез глазами. Это была Тафа. Она провела со мной ночь в подвале касбаха Ибн-Сарана, накануне моей отправки в Клим. Неплохая девчонка. Я поехал дальше, Зины, которую Хассан-бандит взял в плен вместе с Тафой, не оказалось ни в одном из касбахов. Мы так и не узнали, кому ее продали и перед кем она сейчас стоит на коленях.Среди пленниц четвертой группы я узнал еще одну рабыню. Девушка отвернулась, пряча лицо. Почувствовав, что я остановился, она упала на колени и зарыдала:— Прости меня, господин.— Посмотри на меня, рабыня, — приказал я.Невольница испуганно подняла голову. Это была рыжеволосая Зайя, она подсыпала сахар в вино во дворце Сулеймана-паши, а потом показала против меня на суде.— Не помнишь ли ты, кто все-таки ударил кинжалом Сулейман-пашу? — спросил я.— Хамид! — выкрикнула она. — Хамид, помощник Ша-кара, предводителя отряда аретаев.— Память твоя крепнет день ото дня, — улыбнулся я и швырнул ей конфету из седельного мешка.— Ты не сердишься на меня, господин? — пролепетала она.— Нет, — сказал я.Она сунула конфету в рот, а я поехал дальше Хамида среди закованных в цепи рабов не оказалось. Его отправили в отдаленный аретайский оазис. Там ему предстояло закончить свою жизнь в тяжких трудах.Во второй группе тоже оказались знакомые женщины. Смотрительница сераля высокая Дана и ее напарница, отвечавшая за масла и благовония для ванной. Из-за нас с Хас-саном их выгнали из сераля. Разъяренная Тарна отправила девушек удовлетворять прихоти своих солдат. Они и подумать не могли, что их гордая хозяйка сама стала лакомым кусочком для озверевших после долгих походов воинов.— Тал, господин! — приветствовали они меня.— Тал, рабыни! — ответил я и поехал дальше.Рабов из сераля освободили. Им дали денег и пообещали помочь добраться до Тора. Кайилов, правда, им не хватило, и в поход бывшие рабы отправлялись пешком. Единственное исключение сделали по распоряжению Гаруна, высокого паши каваров.— Этого, — сказал он, показав на типа в рубиновом ожерелье, который пытался выдать нас стражникам Тарны, — продать на торгах в Торе женщине. — Несчастного утащили. Сейчас он стоял в толпе рабов в хвосте колонны. Его одного не раздели. На нем по-прежнему красовалось шелковое одеяние сераля и рубиновое ожерелье. Рабы недобро на него посматривали.У первой группы из пятидесяти девушек я остановился. Она стояла двадцать третьей от начала. ' Девушка вышла из строя, прикованная к левой руке цепь натянулась. Невольница прислонилась щекой к моему стремени, не осмеливаясь поднять голову. Когда она все же взглянула на меня, в глазах ее сверкали, слезы.— Спасибо, господин, — прошептала она.— Ты идешь в первой группе. Двадцать третья от начала, — сказал я. — Я слышал о тебе очень хорошие отзывы.— Девушка должна радоваться, если она нравится мужчинам, — ответила она.Я хотел ехать дальше, но она схватилась маленькой ручкой за мое стремя. Прикованная к левой руке цепь тянула ее назад.— Я совсем не такая, как мужчины, — сказала она.— Заметно, — улыбнулся я, любуясь ее обнаженным телом.— Я совсем другая. — Она посмотрела на меня. — И мне это нравится. Я кивнул.— Я полюбила мужчин, — продолжала девушка. — Они такие сильные, такие могущественные. Мне нравится им подчиняться, я так люблю их слушаться! Мне очень приятно сознавать, что за малейшее непослушание меня могут выпороть или убить. Я даже не знала, что подобные чувства возможны.Я смотрел на охваченную восторгом рабыню. Радость подчинения мужчинам буквально преобразила ее. Женщины органически стремятся к подчинению. Не испытывая его, они становятся мелочными, капризными, злобными, нервными, истеричными и недоброжелательными, как все люди, потребности которых не находят удовлетворения. Рабыня, вне всякого сомнения, полностью зависит от прихотей и милости мужчины Ей приходится подчиняться более чем кому-либо. Ее подчиненное положение закреплено на культурном и законодательном уровнях. Она — рабыня.— Мне нравится быть рабыней, — сказала, глядя на меня, девушка.— На колени! — приказал я.— Да, господин, — произнесла она и опустилась на колени. Я поднял пятки, чтобы толкнуть кайила и ехать дальше, но она сказала: — Господин?— Что?— Вы позволите мне сказать?— Говори— Меня продадут в Торе?— Да, ты попадешь на большой аукцион невольниц— А кому меня продадут?— Хозяину, — сказал я и тронул кайила. Кожаный ремень натянулся, привязанная к луке седла рабыня побежала следом. Позади, прикованная к группе своих подруг, осталась стоять на коленях в горячем песке безымянная красавица, которую раньше знали под именем Тарна.В Торе новый хозяин подберет ей хорошее имя. То, которое ему понравится.Я взглянул на привязанную к седлу девушку. Во всей колонне одетой оставалась только она и еще одна девушка в белом курдахе в голове колонны. На шее невольницы блестел ошейник. Старый, с именем Ибн-Сарана, уже сняли. На новом стояло имя Хакима из Тора. Ему и принадлежала рабыня. Кисти рук невольницы были туго скручены кожаным ремнем, конец которого я привязал к луке седла. Накидка была неправдоподобно коротка и представляла собой грязную и жирную тряпку, которой протирают большие сковороды. Я нашел ее на одной из кухонь в касбахе Ибн-Сарана. Я специально разорвал тряпку на ее левом боку, чтобы люди могли полюбоваться восхитительным изгибом ее бедер. Я выставлял девушку напоказ так, как мне того хотелось, поскольку она принадлежала мне.Мало того, что она ложно обвинила меня на суде в Девяти Колодцах, она лукаво и торжествующе улыбнулась, довольная своей подлостью. Она радовалась тому, что я загремел в Клим. Из Девяти Колодцев я сбежал, но был пойман, закован в кандалы и все равно отправлен на соляные прииски. Никогда не забуду восторга, презрения и насмешки, с которыми она смотрела на меня, закованного в цепи беззащитного человека. Она решила сделать мне подарок на память и швырнула из окошка пропитанный духами шелковый платок, а потом послала мне воздушный поцелуй и рассмеялась, после чего хозяин велел ей угомониться.Никогда не забуду красотку Веллу и то, как она стала моею рабыней. Сейчас она молила о прощении, как будто после моих слов что-то могло измениться Я помню, как она прижалась к ногам своего нового хозяина, Хакима из Тора. Потом она подняла голову и увидела, что Хаким из Тора — это я.— Не поднимайся, рабыня, — сказал тогда я.— Ты простил меня, Тэрл? — стенала она. — Скажи, ты простил меня?— Принеси плеть! — приказал я.Я увидел проезжавшего мимо Т'Зшала. За ним ехала тысяча всадников с копьями.— Мы возвращаемся в Клим, — сказал он.— У вас же есть кайилы, — удивился я.— Мы рабы соли и пустыни, — произнес он. — Мы возвращаемся в Клим.— Соляного убара больше нет, — напомнил я.— Мы договоримся с местными пашами о контроле за пустыней и оговорим новые цены на соль.— Полагаю, они поднимутся, — улыбнулся я.— Я этого не исключаю, — кивнул Т'Зшал.Я подумал о том, что не стоило, наверное, вооружать рабов из Клима и давать им кайилов. Это были особые люди. Все они дошли до Клима.— Если тебе когда-нибудь станет плохо, — сказал Т'Зшал, — пошли гонца в Клим. Рабы пустыни и соли придут на помощь.— Спасибо, — ответил я. Из них выйдут надежные союзники. Это были свирепые и могучие люди. Каждый из них дошел до Клима. — Полагаю, теперь на соляных приисках все будет по-другому. — Мне вспомнилось, какХассан предупредил меня насчет пропитанного духами платка. «Тебя за него убьют», — сказал он тогда, и я спрятал платок в трещине в соляной корке.Т'Зшал огляделся. Скованные цепью рабыни попятились. — Мы построим в Климе таверны и кофейни, — сказал он. — Люди слишком долго жили без развлечений.— Контролируя добычу соли, — сказал я, — вы сможете построить все, что вам захочется.— Мы объединим все соляные промыслы, — произнес Т'Зшал.— У тебя большие замыслы, — сказал я.Т'Зшал был настоящим лидером. Гарун уже пригласил его и его воинов к себе на службу. Они ответили отказом.Я знал, что Т'Зшал не станет служить никому. «Лучше быть первым в Климе, чем вторым в Торе», — сказал он однажды. Он был рабом, настоящим рабом, только не чьим-то, а рабом самой пустыни и соли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39