А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Алые бархатные драпировки придавали интерьеру величественную роскошь, сродни европейской, но официантки в мини-юбках, сновавшие по залу с коктейлями, напоминали, что здесь больше Вегас, нежели Версаль. В просторном зале стояли две рулетки, три стола для игры в кости и еще три, за которыми мужчины играли в карты. Карстерс внимательно оглядел представший его взору вид, скользнув на мгновение глазами по стенам и потолку, и вновь обратился к столам.
В потолке не было пулеметных амбразур, по крайней мере, он не заметил ни одной.
Но Гилман, разумеется, должен знать точно.
А вот и он — Сэмюэль Стенли Гордон Гилман — самый невозмутимый и самый хладнокровный из всех присутствующих в этом казино. Он работал у рулетки номер два — спокойно, уверенно, ловко и с видимым удовольствием управляясь со своим делом. Он-то уж точно должен знать все тонкости системы охранной сигнализации, распорядок дня и график работы служащих казино; он должен знать, какой сорт шотландского виски тут был фирменным, где установлены; рубильники кондиционеров и какая из пятидесятидолларовых девок тут предлагает первоклассное обслуживание. К настоящему. моменту все эти и множество прочих деталей, отпечатавшихся в его никогда не ошибающемся мозгу, уже проанализированы, классифицированы и отправлены по различным ячейкам мысленной картотеки, откуда их мгновенно можно востребовать. Он так же виртуозно обращается с фактами и цифрами, как некий П. Т. Карстерс с ружьями и женщинами, подумал именитый спортсмен.
Кэти Пикелис заметила, что ее сопровождающий смотрит на крупье, и спросила:
— Вы с ним знакомы, Пи-Ти?
— Нет, но мне кажется, это тот самый шутник, который спрашивал у бармена в моем отеле, не крашу ли я волосы.
— А вы красите?
— Я даже не брею подмышки,— честно заявил Карстерс, направляясь к одному из карточных столов.
— В рулетку не хотите? — поинтересовался Пикелис.
— Сплошное надувательство, сэр! Слишком сложное математическое упражнение для такого азартного любителя простых забав, как я,— объяснил холостяк.— Рулетка — забава для ученых мужей и биржевиков.
— Отсутствует дух приключения?
— Вот именно, Джон. Ни духа приключений, ни романтики.
— А вы романтик, мистер Карстерс? -— улыбаясь, сделала выпад дочь рэкетира.
— А как же? Мне-то казалось, что вы это давно поняли. Только не надо меня уверять, что вы и впрямь поверили, будто я всего-навсего очередной искатель сокровищ, который надеется завладеть знаменитыми жемчугами Пикелиса!
На мгновение рэкетир обомлел от столь неожиданного упоминания о его несуществующих жемчугах, но затем кивнул.
— Нет-нет, Кэти,— продолжал Карстерс,— только вы и ваша чистая девичья кр-р-расота увлекает меня, заставляет трепетать и пылать, мое сердце.
— Я бы сказала, что вы скорее всего опьянены собственным шармом.
— О жестокая! — возопил он, когда они приблизились к столу для игры в кости.
— Вот ваша любимая игра,— предположил Пикелис. Его дочь тут же отрицательно замотала головой.
— Нет, папа, это не подходит Пи-Ти. Слишком вульгарно, ведь так?
Разведчик, усмехнулся.
— Да, слишком низкопробная забава. — Она не может вызвать сильных ощущений в душе человека, привыкшего в приключениях оттачивать свою сноровку и ум. А тут слишком многое зависит от слепого случая — так?
Карстерс вновь поднес ее ладонь к губам и запечатлел на ней благоговейный поцелуй.
— Так, моя дорогая. Как же вы меня понимаете! — признался он.
— А вы ведь совсем не игрок, Пи-Ти,— осуждающе заметила она.
Он вздохнул.
— У меня нет дурацкой привычки швырять деньги на ветер, если вы это имеете в виду, Кэти. Я с большим удовольствием делаю деньги. Ваш отец сможет меня понять, я полагаю.
Пикелис кивнул.
— Значит, карты?
— Да, Джон. Я попытаю счастья в нескольких партиях. Вы присоединитесь ко мне?
Они уселись за ближайший столик для игры в «двадцать одно», и банкомет, замешкавшись на мгновение, смущенно напомнил им, что у них нет фишек. Карстерс извлек из кармана десять пятидесятидолларовых купюр и взглянул на главного гангстера. Пикелис невозмутимо добавил пять сотенных бумажек, и через каких-нибудь полторы минуты перед ними "уже лежали горки фишек, и игра началась. Пикелис внимательно наблюдал за манерой игры противника. Карстерс играл рискованно. Рискованно, но умно, подумал про себя рэкетир. Через сорок минут богатый холостяк стал богаче на триста семьдесят долларов.
— Итак, «двадцать одно» — это ваша любимая игра? — предположил Пикелис, когда симпатичная официантка — охоло пятнадцати фунтов лишнего веса, но все излишки размещены очень компактно,— поставила перед ними наполненные стаканы.
— Не совсем. Я предпочитаю покер.
— Конечно, покер,— произнесла за его спиной Кэти. Она стояла, почти прислонившись к нему своим теплым, источавшим аромат обещания телом.— Конечно же, покер. Покер куда более боевая игра, а, Пи-Ти?
— У меня от вас нет секретов, радость моя,— ответил второй наиболее выгодный жених Соединенных Штатов.
У нее были сногсшибательные духи, и жар ее тела, казалось, усиливал пьянящий эффект их букета.
— Я и сам люблю покер,— произнес седеющий рэкетир, тщательно интонируя каждое слово.
Он допил виски и вопросительно посмотрел на гостя.
— Почему бы и нет? — с готовностью ответил Карстерс.
Оба встали, собрали свои фишки и двинулись к соседнему столу, где сражение в покер было в самом разгаре. К концу третьей сдачи Пикелис осознал всю' верность оценки, данной гостю его дочерью. Карстерс играл в покер так, словно охотился на тигров в бирманских джунглях,— напористо и беспощадно. Это была и впрямь настоящая война, и блондин-миллионер явно вел ее с удовольствием. Это была особого рода война, очень личного свойства — дуэль. Не то чтобы Карстерс хотел прикончить именно Пикелиса, он был готов разгромить их всех — каждого игрока, оказавшегося за столом. Он намеревался выйти из игры победителем. В каждой из четырех сдач он выигрывал три — иногда рискуя, иногда коварно блефуя, но неизменно красиво и с хладнокровным изяществом.
Пикелис изучал его, пытаясь понять, что же за человек сидит перед ним и какую игру он играет.
Этот человек был искусным, жестким, восхитительным и непостижимым, как и его игра.
— Вы играете как профессионал, Пи-Ти,— заметил рэкетир с нескрываемым уважением.
— Мне нравится думать, что я самый профессиональный из всех любителей, Джон,— ответил Карстерс.
—Во всем,— вставила Кэти Пикелис. — Это предположение или укор? Она ответила не сразу.
— Это просто интуитивное суждение женщины. Я ведь только повторяю то, что сказал папа. Вы играете,чтобы выигрывать.
Второй наиболее выгодный жених Соединенных Штатов умудрился кивнуть, передернуть плечами и улыбнуться одновременно.
— Мне нужны деньги,— сделал он ответный выпад,—и я обожаю сам процесс игры.
Джон Пикелис покачал головой.
— Всем в этом зале нравится процесс игры, и риск,и то ощущение собственного превосходства, которое возникает всякий раз, когда ты даешь окружающим
понять, что тебе по карману азартные игры,— возразил практичный главарь гангстеров.— Я как-то пару лет назад видел по телевизору выступление врача, который утверждал, что многие из тех, кто увлекается азартными
играми, настолько неустойчивы психически, что иногда стремятся к проигрышу. Но вы похожи на меня, Пи-Ти. Вы стремитесь только к выигрышу, а это нормальное человеческое желание.
Он нравился главарю гангстеров. Что открывало неплохие перспективы. — Вот видите, я же говорил вам, что я самый нормальный человек,— съехидничал Карстерс, обращаясь к девушке.— Вы правы, Джон,— продолжал он, обернувшись к ее отцу,— я играю только в те игры, которые мне нравятся, игры, в которых я силен, и я играю, чтобы выигрывать. А вы тоже очень и очень неплохо играете.
Это было правдой. Карстерс выиграл уже порядка трех тысяч ста долларов, но и у Пикелиса фишек было больше, может быть, на пятьсот или шестьсот долларов по сравнению с их количеством перед игрой. Вдобавок у рэкетира в голове возникли некоторые идеи относительно этого светловолосого незнакомца, который так галантно ухлестывал за его дочерью. Этот Пи-Ти не привереда, не размазня, не самодовольный гусь и не простачок, да и вообще он совсем не то, что о нем понаписано в колонках светской хроники. Хорошо воспитанный, обходительный, решительный. Блестящий, несгибаемый, точно лезвие из нержавейки,— вот что такое этот П. Т. Карстерс.
У кого-то — кого-то из отцов — подобные качества могут вызвать беспокойство.Но только не у Джона Пикелиса.Он нашел их восхитительными, возможно, даже интересными. Он еще не решил.
И было в этом П. Т. Карстерсе еще что-то, что выдавало в нем — нет, не преступника, разумеется, но человека, явно выходящего за обычные рамки норм общественного поведения. Не просто снисходительная спесь, свойственная богатым и влиятельным людям, но нечто большее, что было труднее определить.
— Еще партийку? — предложил рэкетир.
Все игроки кивнули. И знаменитый блондин опять пожал плечами, и опять на протяжении всей партии улыбка не сходила с его лица, и он опять выиграл. Теперь его выигрыш составил четыре тысячи триста долларов, и игра ему наскучила. Он взглянул на часы и понял, что Арболино и Уиллистон, пожалуй, еще не закончили все дела в отеле.
— Мне кажется, было бы бестактно выйти из игры именно в тот момент, когда я отнял у вас столько денег,
джентльмены,— великодушно заметил беспощадный, улыбчивый холостяк,—- так что, пожалуй, я дам вам, картежникам, еще один шанс меня догнать.
Проигравшие просияли.Карстерс обладает тактом, изысканными манерами и деньгами, одобрительно размышлял Пикелис, подав банкомету сигнал, что можно продолжать игру. Кэти Пикелис вздернула бровки и отправилась к рулеточному столу понаблюдать за происходящими там событиями. Она не могла не обратить внимания на хладнокровное проворство крупье и его слегка высокомерную болтовню с клиентами. Гилман одарил ее любезной улыбкой — оценивающей и далеко не равнодушной. Он был и впрямь большой профессионал, ибо позволил ей встать почти вплотную к рулетке, как поступил бы всякий опытный крупье с ангелом-хранителем, в особенности явившимся в обличье хорошенькой женщины. Она догадалась, что он здесь человек новый, прибывший откуда-то издалека, но большего ей не сообщили ни его манеры, ни его выговор. Он же о ней знал куда как много — из досье, подготовленного командой молодых аналитиков профессора Уиллистона, но сам в данный момент целиком отдался своей роли опытного крупье, и играл он эту свою роль весьма умело. Лишь временами он позволял себе отвлечься от рулетки и мысленно представить Арболино и Уиллистона. И думая о них, он не особенно беспокоился. В конце концов, и к «рекогносцировке», и к разработке плана предстоящей операции, и к закупке инвентаря они отнеслись с Предельной тщательностью.
Предстояла не такая уж опасная и сложная операция — она не шла ни в какое сравнение ни с той давнишней атакой на конвой бензовозов 5-й бронетанковой армии, ни с убийством полковника Децлера, когда они вставили в его настольную лампу бомбу, точь-в-точь похожую на обычную электрическую лампочку. В игорном зале прохладно — даже чересчур, подумал Гилман, подгребая к себе лопаткой горку фишек, но он был слишком занят, чтобы попросить кого-нибудь сходить и уменьшить тягу кондиционера.
В переулке за «Парадайз-хаусом» было куда теплее. Точнее говоря, и Уиллистон и Арболино истекали потом в своих белых комбинезонах. Оба держали по чемоданчику с надписью «РЕМОНТ ЛИФТОВ» в правой руке, а под мышкой левой руки в легкой кобуре у обоих висели «тридцать вторые», с глушителями. Подойдя к черному ходу отеля, они увидели в дверях чернокожего официанта в форменном сюртуке — тот явно вышел сюда из коктейль-холла покурить. Он взглянул на них и улыбнулся.
— Где тут у вас грузовой лифт? — произнес профессор, изо всех сил стараясь изобразить южный говорок.
— Вон туда. В конце коридора, налево. Чернокожий не спросил, сломан ли грузовой лифт.
Негры в этом городе не осмеливались задавать вопросы, да и в конце концов, не его это собачье дело. Лазутчики пошли по указанному им маршруту, нашли грузовой лифт и поднялись на последний этаж. Там они отыскали лестницу, ведущую на крышу — не туда, где располагались апартаменты Пикелиса, а на площадку, где были установлены огромные кондиционеры отеля с устремленной в небо вентиляционной трубой. Властелин округа Джефферсон, конечно, предпочел бы разместить свое обиталище на самой верхней точке здания, но Пикелис ворчливо смирился с экономической необходимостью того, чтобы его жилье находилось подальше от сквозняков и гула вентиляционной системы. Десятки растений в кадках и кусты образовывали плотную стену листвы высотой в семь футов, отгораживающую пентхаус и террасу от мощных генераторов.
Уиллистону и Арболино это было известно, ибо они тщательно изучили копии архитектурного проекта здания и все газетные вырезки с фотографиями церемонии открытия отеля, а также аэрофотоснимки, сделанные на деньги П. Т. Карстерса неким пилотом из Джексонвилля, который согласился снять с высоты птичьего полета несколько кадров якобы для туристического путеводителя, якобы готовящегося к печати неким несуществующим рекламным агентством.
Профессор Колумбийского университета и каскадер также прослушали устный рапорт Гилмана о некоторых особенностях нежилых помещений здания, так что они уверенно двинулись прямиком к двери с табличкой «КОНДИЦИОНЕР — КРЫША».
— Сигнализация,— напомнил Уиллистон.
Арболино кивнул и нашел датчик системы сигнализации именно в том месте, о котором говорил Гилман, и осторожно отключил. Дверь легко поддалась. Оказавшись на крыше, Уиллистон еще раз взглянул на светящийся циферблат часов. Человек из Лас-Вегаса высчитал, что вся операция должна занять от четырех с половиной до шести минут, ну, самое большое,— семь. Если же они задержатся на крыше восемь минут или дольше, то у них были все шансы на обратном пути вступить в рукопашную, а то и в перестрелку с охраной. Конечно же, пентха-
ус имел внешнюю охрану в вестибюле: охрана была выставлена у дверей личного лифта Пикелиса. Но и в помещении также могли находиться вооруженные люди.
Каскадер молча указал на металлические ступеньки, бегущие вверх по вентиляционной трубе. Он раскрыл свой чемоданчик с инструментами и достал оттуда нейлоновую лесенку с крюками на обоих концах. Он взобрался до половины трубы, прочно приладил крюк к металлической ступеньке и, уцепившись за лесенку, перелетел через зеленую стену кустов. Он мягко приземлился на террасе Пикелиса и — машинально, точно опытный цирковой акробат — бросил свободный конец к ногам профессора Колумбийского университета Эндрю Ф. Уилли-стона, который остался стоять у трубы.
Уиллистон, повторив его маневр, стал внимательно осматривать зеленые заросли, пока не обнаружил спрятанную в листве колючую проволоку. Он зацепил крюк за ветку, не соприкасающуюся с проволокой.
Итак, они на объекте.Пока все шло удачно.С момента их выхода из лифта прошла одна минута и пятьдесят секунд.Оба нарушителя надели специальные очки, включив инфракрасные «авторучки» и бесшумно двинулись к большим застекленным дверям, ведущим во внутренние покои пентхауса. Краткий осмотр дверей выявил от-
сутствие сигнализации, поэтому Уиллистон повернул дверную ручку, и оба вошли внутрь. Они оказались в гостиной — просторной и роскошной, в точности соответствующей описанию Карстерса. Вся мебель была расставлена именно так, как он и рассказал: три диванчика, рояль и исполинских размеров кофейный столик из мрамора. Уиллистон думал, что Джон Пикелис должен был непременно приобрести новомодный стол —
стекло в хромированной оправе, и на секунду замер в недоумении.Потом он услышал какой-то звук.Оба разведчика упали на пол: один спрятался за диванчиком, другой юркнул в складки портьер на окне. Дверь раскрылась. Вошел слуга-негр в ливрее, воровато огляделся вокруг, потом подошел к бару и щедро налил себе лучшего коньяка Джона Пикелиса.
3 бумажный стаканчик.Он специально, принес с собой бумажный стаканчик, чтобы не оставлять следов.Он с явным удовольствием, врастяжечку, выпил «Ре-ми мартэн» двадцатилетней выдержки, скомкал стаканчик и сунул его себе в карман. Улыбнулся. Это была улыбка не вора, не пройдохи-лакея и даже не хитренького дяди Тома, а истинного ценителя дорогих коньяков, чья совесть была столь же чиста, сколь тонок был его вкус. У дверей он замер, подошел к мраморному столику и чуть подвинул пепельницу — видимо, она стояла не на своем обычном месте — после чего удалился.
Вероятно, сцена, которую они только что наблюдали, имела огромную социальную и психологическую значимость, подумал, усмехнувшись, профессор, но она отняла у них целых две минуты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33