Но вот события совершились, и люди приписывают легендарную проницательность какому-то одному человеку, считают его творцом многих чудес, хотя от века ни одного чуда не совершалось в жизни и не чудеса двигали историю. Лишь стремлением, волей и великим трудом миллионов людей созревает урожай жизни. Этот урожай мог быть уничтожен гневом природы, с которым не в силах сладить мысль и воля одного человека, будь он даже не простым смертным, а сказочным богатырем; погибнуть бы этому урожаю, если бы не воля, не труд, не подвиг миллионов.
...Группа бойцов-пехотинцев спускалась с западных возвышенных берегов Дона в Арчадинскую долину. Они шли размеренной походкой рабочих людей, идущих в поле или на завод.
Ни разу Савин, сын тульского оружейника, не подумал о том, что его когда-нибудь сочтут героем, необыкновенным человекам; не думали никогда об этом и шагавшие рядом с ним Каро Хачикян и Николай Ивчук. Недавно троих друзей наградили орденом Красной Звезды, но и эта награда не лишила их скромности, неизменно присущей чернорабочим людям войны. И сейчас они шли так же, как шли весь этот год, как шли этой весной, когда вражеские танки прорвались к штабу полка и они связками гранат уничтожили панцирные германские машины. Они шли работать. Смерть была каждый день рядом, они не страшились ее, но никогда не забывали о ней. Так индийские укротители змей подчиняют своей воле страшную, смертоносную кобру, но каждую секунду бывают настороже, ожидая молниеносного укуса.
— Вот бы вернуться летом в Вовчу, хорошо бы как,— сказал Савин Ивчуку.— Я сейчас думал об этом.
— Вовча моя далеко,— грустно ответил Ивчук,— и в твой Ереван, Каро, теперь надо ехать через Среднюю Азию, полсвета проехать.
— Чудак, ты меня географии не учи,— перебил его Савин,— просто помечталось мне.
— А ты не мечтай, крылья не выдержат.
— Выдержат. Да и ты небось не раз во сне свою Вовчу видел.
— Ну и что, кто только снов не видит?
— Черви снов не видят. Я во сне даже до Марса долетал, а Марс подальше, чем Вовча. Но знаешь, кто больше всех тянется в Вовчу? Ираклий Микабе-ридзе... Но ты не грусти, дружба, дойдем и мы до Вовчи,— сказал Савин, глядя на печальное лицо Ивчука.
— А кого там найдем, вот вопрос?
— Всех найдем. Сестра твоя боевая, не пропадет. Будь уверен — не пропадет она! Я о твоих родных беспокоюсь, как о своих.
И молчаливый Каро вспомнил в эти минуты Шуру Ивчук, ее мать и могилу Седы под яблоней. Как тяжело, должно быть, Ивчуку: мать и сестра его остались в городе, захваченном врагом...
Савин, поглядев на Хачикяна, сказал:
— Я думаю не только о Вовче, но соображаю и о поездке в Ереван. Останусь жив — весь мир будет мой! Тогда, конечно, построят одноместные самолеты, сяду со своего тульского двора и пошел на Вовчу, Ереван, Киев! И с девчонками буду назначать свидания на небе, поплывешь с девахой посреди лунного света.
— Завтра ты на танке поплывешь к немецким окопам, а уж потом — в лунном свете,— сказал Ивчук.
— Коля,— обратился Савин,— я очень прошу тебя, Коля, не будь таким вредным. Не спускай меня на землю, пока я по небу летаю.
Он оглянулся и увидел, что следом за ними шли Ухабов л Веселый. Видимо, Веселый сочувствовал осужденному лейтенанту. Ухабов эту дружбу молодого солдата объяснял по-своему, Ухабову казалось, что Веселый симпатизирует ему, что в их настроениях есть что-то общее, хотя два дня назад Веселый рассердился, когда Ухабов в шутку назвал его настроение ухабовщиной. По мнению Ухабова, именно с той минуты, они поняли друг друга, а вернее даже с той минуты, когда было отвергнуто заявление Веселого о приеме в партию.
Каждый из них по-своему воспринял недавнюю встречу с генералом Луганским. Веселый вспоминал, как генерал вошел к ним в окоп с начальником политотдела и Бурденко. Все бойцы стали по команде
«смирно». Генерал поздоровался, задыхаясь от одышки, сел, проговорил: «Старость — не радость». Отдышавшись, он сказал: «Знаете, ребята, в чем ваша большая сила, ваше большое богатство? В молодости! К сожалению, молодежь не понимает, какое это счастье. Вот я генерал, но я бы отдал свое звание, если бы мне вместе со снайперским ружьем и одеждой солдата дали вашу молодость. Этот окоп стал бы мне приятнее самых удобных генеральских блиндажей. Что,— улыбаетесь, не верите? Вот поживете с мое, вспомните мои слова...»
Веселый набрался смелости и возразил: «Но вы были в нашем возрасте, товарищ генерал, и тогда вам это не казалось счастьем».
Генерал внимательно посмотрел на красноармейца своими большими черными глазами. В это время Бурденко доложил: «Товарищ генерал, це и есть Веселый, вы его спрашивали». Генерал проговорил: «Вот ты какой, Веселый. А где твой глубокий окоп, окоп победы? Про этот окоп нужно помнить. Мы смотрели на тебя издали и гордились тобой. Неужели ты не чувствовал, что на тебя много народу смотрит? Чувствовал или нет, Веселый? А ну-ка, вспомни!»
И тут же генерал добавил: «Я могу тебе кое-что обещать, Веселый. Когда решишь, что готов вступить в партию, напиши мне, я дам тебе рекомендацию. Устав это дело разрешает. Согласен?»
— Согласен,— ответил Веселый.
После этого разговора с души Веселого будто спал камень.
Он шел рядом с Ухабовым и снова видел лицо генерала, слышал его речь.
— А кто здесь Ухабов? — спросил генерал. Ухабов сделал шаг вперед. Генерал встал,
приложил ладонь к груди разжалованного лейтенанта. «Здесь спокойно?» — спросил он. «Спокойно, товарищ генерал»,— ответил Ухабов. Генерал покачал головой: «Не порадовал ты меня ответом, Ухабов, а я думал, что совесть тебя мучает».
Генерал помолчал, потом проговорил: «Натворил ты делов, Ухабов. Люди, вроде нас с тобой, которым доверена судьба других, не должны решать с кондачка. Ну что поделаешь, повоюй пока рядовым. Подполковник Кобуров обещает ходатайствовать о твоем восстановлении в звании лейтенанта, если покажешь себя в предстоящих боях».
Генерал повернулся к окружившим его бойцам.
— Ну, товарищи, желаю вам успеха. Вы и сами знаете, что нельзя позволить врагу зимовать на берегах наших великих рек. Танкисты обещают нам надежную помощь, но просят, чтобы и пехотинцы им помогли. Надо, чтобы на танках сидели бойцы-автоматчики, готовые уничтожить зарывшегося в окопы врага. Это потруднее, чем идти в атаку по земле-матушке. Трудное дело,— пусть к танкистам пойдут добровольцы, я не советовал вашим командирам посылать людей по приказу.
Ухабов проговорил: «Я первым пойду, товарищ генерал».
Луганской посмотрел на него и ничего не сказал...
И Ухабов вспомнил теперь эту встречу с Луганским. Обещание генерала восстановить его в звании лейтенанта Ухабов относил в счет своих заслуг — не мог генерал не понимать, что за человек Павел Ухабов! Ведь его осудили не за трусость, он проявил храбрости больше, чем положено по норме. Пусть Дементьев издевается, называя его порыв «ухабов-щиной» — не каждому суждено из своей фамилии создать «щину» или «изм». Пока еще никто не говорит «дементьевщина», а вот особую лихость, пусть и нарушающую дисциплину, назвали его именем. Едва полковник Дементьев произнес это слово, оно сразу понравилось Ухабову, и после он уже сам выискивал повод сказать «ухабовщина». Вот и до Военного Совета дошла его слава. После встречи с генералом Луганским Ухабов совсем загордился. «Тебя уже знает большое начальство, Павел Савельевич, ты не простой солдат, не лейтенант, ты Ухабов, стало быть, не тушуйся, Павел Савельевич».
II
У моста через Дон бойцы остановились: после вражеской канонады мост был разрушен, и сейчас его ремонтировали. Несколькими сотнями метров ниже по течению Дона саперы наводили новый понтонный мост. Пешеходам было предложено подождать. Солдаты садились на снег, доставали кисеты.
— Какое сегодня число, парторг?—спросил Ухабов.
— Восемнадцатое,— ответил Бурденко.— Кто из вас, хлопцы, не слышал сообщения Информбюро?
Отозвалось несколько человек.
— Так слухайте, почитаю,— сказал Бурденко, по привычке выпуская дым самокрутки в рукав шинели,— слухайте.
«В течение ночи на 17 ноября наши войска вели бои с противником в районе Сталинграда, северо-восточнее Туапсе и юго-восточнее Нальчика. На других фронтах никаких изменений не произошло».
— Неделю назад писали яростные бои,— вмешался Ухабов,— сейчас это слово выпало. После наказания лейтенанта Ухабова, видать, страсти улеглись.
Бурденко насмешливо посмотрел на него.
— Дуже много думаешь о себе, Ухабов, скажу тебе между прочим.
Бойцы не стали посмеиваться над Ухабовым: как бы то ни было, а ведь совсем недавно он был лейтенантом.
Бурденко продолжал: «В Сталинграде наши войска отбили атаки противника».
Ухабов шепнул на ухо Веселому: «Если бы все сообщения о немецких потерях были верными, то сейчас не осталось бы на свете ни одного немца».
Веселый сплюнул махорочную труху, прилипшую к губе, отошел от Ухабова и сел рядом с Савиным. Ухабов с тревогой подумал: «А вдруг пойдет и капнет на меня, тем более что хочет в партию вступать». Эта мысль растревожила его: «На этот раз мне не простят».
— Як бачите, больших новостей нема,— сказал Бурденко, закончив чтение.— Если зробимо. что-нибудь важное, напишут. Ци сообщения солдаты пишут, а не редакторы газет. Не написали мы ничего доброго, так и печатать нечего, ясно?
— А когда начнем писать? — спросил Каро.
— А мы зараз идем с тобой к пишущим машинкам учиться печатать. Но це трудная работа.
— Ухабовщина может загубить все дело, надо быть спокойным и хладнокровным,— добавил Ухабов. На этот раз он говорил без насмешки, серьезно.
— Верно,— подтвердил Бурденко,— а дело стоящее.
Наконец мост отремонтировали. Бурденко и Тоноян пошли первыми, указывая бойцам дорогу.
— Идем выбирать скакунов, товарищи,— пошутил Савин,— мне давай КВ.
Веселый серьезно ответил:
— Тут одни Т-34. Но это скакуны самые быстрые. Стройные.
— Стройные? — сказал Савин.— Это мне давай, люблю стройных, я и девок стройных люблю, толстых себе берите.
— Не идет у тебя из головы женский пол, ты вроде болен,— сказал Ивчук.
— Не идет,— согласился Савин,— ну и что? Знаешь, без любви и тебя бы на свете не было, а может, и твоя любовь даст жизнь новым людям, и они будут гораздо лучше, чем ты. Ты надышался порохом, горьким стал, а они будут дышать чистым воздухом, вместо свиста снарядов соловья будут слушать. Ладно, хватит об этом, айда.
— А я люблю, когда Савин говорит про любовь,— неожиданно произнес Мусраилов,— кто ел одну только тыкву, не будет знать, какая вкусная дыня. Правда,
Каро? Ты это понимаешь. Твой шамам недалеко; каждую неделю ее видишь. Каро молчал.
— Полегче, Алдибек, тут один попробовал пошутить с Каро, чудом жив остался.— И Савин кивнул в сторону Ухабова.
— Ладно, брось,— проговорил Каро,— о другом говорить не можешь?
— Вот видели? — сказал Савин.— С ним надо осторожно, граждане, он хуже противотанковой мины.
Бурденко и Тоноян, шедшие впереди, остановились. Бурденко оглядел старый, заброшенный окоп, засыпанный снегом.
— Оце траншеи нашей роты,— сказал он.— Скилько здесь людей погибло, скилькы ночей тут слушали, как Дон плещется, скилькы каши поели мы в цих окопах.
Фронтовая жизнь на этом участке замерла, ушла в прошлое, но эти засыпанные снегом окопы были живой строкой, вписанной кровью в вечную книгу народной истории.
Ill
Танкисты сердечно приняли пехотинцев. Сам полковник, командир танковой части, приветствовал гостей.
— Вы не голодны, товарищи? — спросил он.
— Мы поели, товарищ полковник,— ответил Бурденко,— но нам интересно, який вкус у танкистского борща.
— Ну, если так, вот в этом блиндаже вас покормят.
— Товарищи, здесь прямо ресторан! — воскликнул Савин, входя в просторный блиндаж.— Столы, скатерти, совсем как в городе, неужели даже официанты есть?
— Официантки сейчас принесут обед,— смеясь сказал капитан-танкист.
— Вот это жизнь! — воскликнул Савин.— Не вернусь я больше в полк. Каждый день буду ходить в бой на танковой броне, а потом пускай девушки меня кормят. Рай.
Глаза бойцов привыкли к полутьме блиндажа, они оглядывались, улыбались друг другу. Вошла девушка в ватных брюках, в телогрейке и ушанке, принесла на подносе несколько тарелок жареного мяса с гречневой кашей.
— Здравствуйте, товарищи,— поздоровалась она, ставя на стол поднос.
— От души вам благодарны, красавица,— ответил Ухабов.
— Кушайте, благодарить будете потом.
Бойцы с удовольствием смотрели на еду и на миловидную девушку.
— Что вы все смотрите на меня, человека, что ли, не видели? — спросила она и рассмеялась.
— Давно я мечтал услышать такой смех,— сказал Савин.— Смейтесь, девушка, громче, подымайте нашу боеспособность всем врагам назло.
Девушка удивленно взглянула на Савина, вдруг прыснула, выбежала из блиндажа.
Савин пододвинул свою тарелку Мусраилову.
— Ешь, Алдибек, я подожду второй очереди. Алдибек придвинул тарелку Ивчуку.
— Ты ешь, Ивчук, я тоже подожду — третьей очереди.
— А я ждать не буду,— сказал Ивчук и придвинул к себе тарелку.
Вошла вторая официантка, эта была совсем хороша — высокая, стройная. Ее лицо показалось Савину знакомым, не из Тулы ли она? Девушка поставила на стол поднос и, как ее предшественница, почувствовала, что взгляды всех бойцов обращены на нее. Савин думал, что бы ей сказать веселое, видимо, думал об этом и Ухабов.
— Шура! — вдруг крикнул Каро. Девушка растерянно посмотрела на него.
— Шура! — отчаянно крикнул Ивчук, узнав сестру.
— Коля! — Она бросилась к брату.
Каро рукавом вытер наполнившиеся слезами глаза — он был так взволнован, словно это его сестра внезапно появилась в блиндаже на берегу студеного . Дона.
IV
Полковник-танкист сам показывал пехотинцам, как десантнику надо садиться на танк, как вести себя, когда танк движется, как на нем укрываться от вражеского огня, прижимаясь к броне.
— Когда танк ведет орудийный огонь, лежи спокойно, прижмись к броне грудью; когда живая сила врага близко, так близко, что башенный стрелок не видит ее у себя под самым носом, ты коси немцев из автомата, а когда танк проходит по окопам противника, оглянись назад: не остался ли сзади кто живой, не собьет ли тебя вылезший из земли враг. Если видишь врага — тотчас бей из автомата! Не такая уж опасная работа, как может показаться,— ведь немец очень боится чаших красавиц — «тридцатьчетверок».
Шура Ивчук с мучительным нетерпением ждала, когда же, наконец, можно будет рассказать Коле, как она попала в армию, какие трудности пережило население Вовчи во время эвакуации, как ей с матерью казалось, что жизнь кончена и что они никогда уж не увидят ни отца, ни Коли. И вот они вместе. Если бы мать знала об этом!
А Коля словно забыл о сестре. Он прыгал на броню неподвижного танка, ложился на него плашмя, переползал по броне, прижимался грудью к кованой стальной башне. Сердце Шуры сжалось. Она представила себе, как вокруг Колиной головы засвистят осколки снарядов, бронебойные пули. Когда же наконец кончится эта беседа? Правда, ей все же удалось улучить минуту и спросить об Ираклии. Этот чудак Савин шепнул ей, что Ираклий вылечился и вернулся в полк. Шура притворилась, что принимает эту весть спокойно. А сколько ей надо сказать брату!
Полковник все учил солдат своей науке.
— А шо робыць, колы танк подобьют? — спросил Бурденко полковника.
— Ты на движущейся крепости,— сказал полковник,— а если танк неожиданно остановится, тогда ты окажешься на неподвижной крепости. Спрыгни с брони, займи позицию за стальным корпусом танка, защищай себя и свою крепость, не давай противнику приблизиться. Если жив башенный стрелок, крепость может оставаться неприступной — сеять вокруг себя смерть.
Наконец полковник ушел в другие подразделения, где танкисты также вели занятия с пехотинцами. Учение продолжал капитан Краснов. У него серьезное, строгое лицо, и это смешило Шуру: еще вчера капитан просил ее хотя бы улыбнуться, уж если нельзя ее поцеловать. Он чуть не плакал, но ведь нельзя было только из жалости позволить себя поцеловать. Подумать только, она увидит Ираклия! Она об этом и мечтать не смела.
Краснов, должно быть, уже знает, что Коля — брат Шуры. Капитан сам влезает на броню танка, вертит в руке автомат, показывает, как надо стрелять по вражеской засаде; потом он быстро оглядывается: не остались ли за спиной гитлеровцы, смотрит направо, налево, потом снова вперед — чо направлению движения танка.
Подошло время обеда. Наконец капитан объявил перерыв, и Шура подбежала к брату, обняла его.
— Коля, ну как ты, расскажи о себе!
— Что мне рассказывать, Шура, лучше скажи, как мама. Где она сейчас? Есть ли вести от папы?
— Мы от папы ничего не получали. А мама работает в Бухаре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84