Хаиткулы не сомневался, что в этом случае действовал убийца — мастер своего дела.
Хаиткулы попытался представить, как все произошло... В полночь один из них осторожно постучал в дверь. Полусонная женщина поднимается с постели и, вспомнив, что гости предупредили — вернутся заночевать, если не достанут билетов на поезд, открывает. Видно, очень прочными нитями связана эта женщина с ночными гостями, если безропотно подчиняется им. То, что они приехали издалека,
очевидно еще и потому, что они не нашли се.бе другого места для ночлега. Мешки или рюкзаки в первую очередь выдали, что оба приехали не из ближних мест... Будь у них хоть какое-нибудь пристанище, мать, имея дочь, ни за что бы не пустила в дом двух мужчин. И они не смогли бы ее ничем убедить, что им нужно переночевать. Сказала бы: «Неудобно, не положено, не вам об этом напоминать». Открыла дверь и... впустила их.
Дочь крепко спит, мать некоторое время ворочается, но потом тоже засыпает. Дверь в их комнату без скрипа открывается, и те бесшумно входят. Девушку хорошо видно, лунный свет через окно падает на ее. постель. Один из них наносит ей удар ножом, второй в это время следит за матерью. От непонятных ей звуков та просыпается, окликает дочь. Ей приставляют нож к горлу и требуют выполнить что-то, причем немедленно... Что? Загадка! Она подчиняется, ей можно было не угрожать, она не видит мертвую дочь и поэтому на все согласна... Тот же самый, а может быть, другой расправляется потом с матерью.
Хаиткулы не нашел в следственных материалах ничего о мотивах убийства. Требование, приказ нападавших этой женщине — всего лишь его домысел. На одном из снимков виден край матраца, изодранный в клочья. Никаких сведений об этом следствие не дает. Непохоже, чтобы у этих женщин могли быть ценности, обстановка убога, одежда без претензий... Хаиткулы убедился в правоте полковника в отставке, когда-то руководившего управлением внутренних дел большой области: следствие велось в ложном направлении, приняв версию о возможном виновнике — владельце оторванного каблука. Он „сделал несколько выписок. В первую очередь — из тех свидетельских показаний, в которых, говорилось о муже убитой, находившемся в то время в
колонии.В Ашхабад Хаиткулы привели другие цели: старые областные картотеки, а также республиканская картотека, с которой он считал не лишним познакомиться. Он решил: полчаса полистает дело, сдаст его Аннамамеду, потом займется картотеками, и... в общем, здесь ему делать больше нечего. Не задержится в Ашхабаде и лишнего часа.
Так он думал, всячески стараясь выбросить из головы старое кровавое преступление, не имеющее отношения к его делам, но лрофессиональная заинтересованность брала свое. Волей-неволей он вникал в детали следствия. В первых объяснениях зоркий глаз опытного работника угрозыска не
обнаружил ничего примечательного. Но в одном из следующих, написанном весьма небрежным почерком, говорилось, что один из приезжих был высокого роста, худощавый, а другой — низкий и полный. В других показаниях констатировалось, что гости убитой были примерно одного роста — выше среднего, но первый был худой, второй же — плотный. Большинство опрошенных показывали, что один. из подозреваемых был не полный, а как бы «широкий в кости». Это заинтересовало Хаиткулы.
Как могли выглядеть старик, страдающий от кашля, и его худой, высокий, лысый, как Фантомас, спутник шестнадцать лет назад? Мозг у Хаиткулы снова работал как электронно-вычислительная машина. Скупые сведения о двух преступниках давней поры он быстро примеривал ко всем, кто имел отношение к последнему делу, которым был занят майор.
Из дальнего уголка памяти Хаиткулы всллыла фотография Сарана. Хотя майор не имел оснований считать его причастным к тому убийству, но не. мог не подумать о нем и попытался сейчас сравнить его внешность с предполагаемой внешностью настоящего убийцы. Сарану сейчас 65 лет, он полный, но это нажитая полнота; 16 лет назад он не мог быть таким полным, скорее всего он тогда был упитанным, тоже «плотным». К тому же он высокий.
Хаиткулы записал в блокноте четыре вопроса:
1) Чем занимался Саран в те годы?
2) Его внешность. Давно ли он стал носить бороду и усы?
3) Мог ли он знать женщину, убитую 16 лет назад?
4) Судьба мужа этой женщины после освобождения из заключения. Могла ли быть связь между ним и. Сараном?
Не будет ли пустой тратой времени искать ответы да эти вопросы?.. И все же Хаиткулы решил разобраться в них.
Картотеки Хаиткулы просмотрел быстрее, чем думал. Теперь побыстрее добраться до Чарджоу. Аннамамед, долго сопротивлявшийся: «Если ты не переночуешь у меня эту ночь, то все-таки вычеркну тебя из списка друзей»,— вынужден был уступить. Он позвонил в аэропорт и попросил оставить один билет на. вечерний рейс до Чарджоу.
— Еще дела есть в Ашхабаде? — спросил Аннамамед. Хаиткулы ответил не сразу:
— Чем должен заниматься провинциал, попадая в столицу? Конечно, идти в «Детский мир»... Куплю Солмаз куклу и мяч.
— Еще что?
— Потом ты проводишь меня.
Аннамамед позвонил Ходже Назаровичу, сказал, что Хаиткулы скоро улетает. Ходжа Назарович взялся проводить майора.
В аэропорт они приехали втроем. После того как Хаиткулы зарегистрировал билет, они немного постояли у металлической ограды, за которой начиналось летное поле. Гул непрерывно взлетавших и приземлявшихся лайнеров не мешал их беседе.
Но вот улетавших пассажиров пригласили садиться в автобус, курсировавший между аэровокзалом и самолетами. Хаиткулы задержался на ступеньке, махнул рукой своим коллегам. Автобус тронулся; фигурки тех, кто остался за оградой, становились все меньше и меньше, пока совсем не скрылись из глаз. Хаиткулы посмотрел в ту сторону, где должен стоять его самолет, но слет фар встречного автобуса ослепил его. Он отвернулся, автобусы поравнялись.
Когда автобусы проходят один мимо другого почти вплотную, чуть ли не касаясь стеклами один другого, пассажирам ничего не остается, как разглядывать друг друга с известной бесцеремонностью. Хаиткулы как током ударило, когда он поймал на себе взгляд из встречной машины. Недовольный этим, сердито посмотрел в ту сторону. Его взгляд пересекся с чужим не более чем на полсекунды, но этого было достаточно, чтобы Хаиткулы принял решение. Вот он уже пробирается к водителю, бесцеремонно расталкивая стоящих в проходе... Мысль его работала четко: «Почему у него так округлились глаза, когда он увидел меня? На голове каракулевая шапка. Знакомое лицо... Длинный! Он!» Хаиткулы никак не мог вспомнить, кто сидел рядом, но, пожалуй, человек ростом пониже Длинного. Неужели Старик?
— Надо вернуться! — Красная книжечка Хаиткулы запрыгала перед носом шофера,— В том автобусе особо опасный преступник! Поворачивайте! Откуда сейчас прибыл самолет, знаете?
— Московский или чарджоуский. Вы не беспокойтесь, мы их догоним!
Не обращая внимания на ропот, поднявшийся в салоне, водитель развернул автобус и нажал на газ. Хаиткулы,. стоя вплотную у самых дверей, выслушивал замечания в свой адрес: «Разиня, вещи позабыл», «Совсем совесть потерял»... Нашелся, конечно, и пассажир, по-видимому, перед этим хорошо разогревшийся в ресторане аэровокзала, который рвался к водителю выяснять отношения. Увещевания других
пассажиров: «Без нас все равно самолет не улетит»,— на него не действовали.Но расстояние между автобусами сокращалось.Когда Хаиткулы увидел,- что автобус, в котором находились преступники, остановился, он сделал водителю знак рукой — дверцы распахнулись. Он выскочил на ходу, показывая удостоверение двум дежурным милиционерам, коротко объяснил, что происходит. Все вместе они бросились за толпой пассажиров.
Хаиткулы не ошибся. Это были они — те, кого безуспешно разыскивала узбекская и туркменская милиция. Длинный случайно увидел Хаиткулы и теперь ругал себя, что заставил его посмотреть в их сторону. Почувствовал опасность. Автобус был еще на большом расстоянии от вывески «Выход в город», а он стал крепко толкать в бок дремавшего рядом товарища:
— Вставай, башлык, пропали!
Старик закашлялся, потом вытер рот ладонью, зло посмотрел на Длинного, косившегося в стекло:
— Что там? Змея ползет? Чего уставился? — Он потирал бок после тычков Длинного.
— Змея? Хуже! Чарджоуский капитан! Мы там отсиживались, а он нас здесь подстерегал.
Старик привычно опустил руку в карман за куревом, но тут же выдернул, ее, охнул:
— Вах-хей, он видал тебя?
— Видал. Слепой он, что ли?
Проталкивая Старика вперед, Длинный плечами раздвинул, пассажиров. Узел он волочил по полу. Они оказались у выхода первыми. Как только автобус остановился, Длинный сразу же „выпрыгнул из дверей. Поднял узел на плечо, не почувствовав его тяжести. Старик соскочил за ним так же прытко, хотя со стороны можно было подумать, что такой старый человек без палочки не только не вылезет из автобуса, до не сделает лишних метров по ровному месту.
Они выбежали к стоянке такси. От машины, которая стояла к ним ближе всего, Длинный отшвырнул какого-то человека, через полуоткрытую дверцу договаривавшегося с шофером. Тот успел схватиться за столб, устоял на ногах, но апельсины из его авоськи тяжелыми ватными мячиками покатились под ноги прохожим. Длинный втолкнул на переднее сиденье Старика, рванул заднюю дверцу, нырнул в машину.
— Шеф, вперед! Червонец за нами.
— Дам червонец тому, кто вас отсюда вытряхнет!
Шофер умолк, почувствовав на своей шее холодок лезвия, повернул ключ зажигания. Машина рванулась и помчалась вперед, скрывшись за ближайшим углом. Они хорошо знали город, потому что Старик уверенно показывал дорогу: «Налево... направо... и здесь направо». Стрелка спидометра качнулась до «100».
...Ходжа Назарович и Аннамамед, увидев Хаиткулы, сообразили: произошло ЧП. Аннамамед тут же побежал вызывать дежурную опергруппу, а Ходжа Назарович остался ее ждать рядом с Хаиткулы.
В те минуты, когда «Волга» лимонного цвета, просигналив на красный свет, с головокружительной скоростью вылетела на проспект Свободы, чтобы, свернув направо у гостиницы «Октябрьская», промчаться затем до конца микрорайона и оказаться на улице Худайбердыева, — а это уже было на приличном расстоянии от аэропорта,— Хаиткулы расспрашивал на стоянке пассажира, прозевавшего такси и собиравшего рассыпанные по площадке апельсины.
— Номер такси не запомнили?
— Вах-хей, У меня нет привычки разглядывать номера... Еще сегодня.вечером племянник посадил меня в Москве на самолет, проводил... Хотел ведь ехать поездом... Черт бы пебрал негодяя...
— Шофер такси был туркмен?
— Самый натуральный туркмен, будь он проклят!
— Он что, отказался вас везти?
— Нет... хотел. «Немного подожди,— говорит,— вот возьму еще пассажира, вам же меньше платить за проезд». А тут кто-то. цапнул меня за затылок, чуть с мясом волосы не вырвал. В такой момент и милиции никогда нет рядом...
— Мы из милиции, яшулы. Немного, к сожалению, опоздали. Запомнили, кто занял ту машину?
— Да как я мог их видеть, когда лбом чуть не сшиб этот столб. Встал, а их уже и след простыл... шпана...
— Шофера узнаете, если увидите, снова?
— Шофера? Узнаю. Почему не узнать?
— Какие-нибудь особые приметы шофера бросились в глаза?
— Кажись, не было... Шапка, по-моему, была из серого каракуля, пальто вроде драповое, с каракулевым воротником.
— Спасибо.
Записав адрес пассажира, Хаиткулы поручил дежурному по аэропорту отправить, его на такси домой.
К Ходже Назаровичу подъехали две милицейские машины: «Волга» и «ГАЗ-69», по внутренней рации полковник отдал распоряжение дежурному ГАИ немедленно послать имевшихся в его распоряжении инспекторов на проверку всех городских, такси.
— ...Пятнадцать минут назад, захватив такси, в городе появились два особо, опасных преступника. На голове шофера серая каракулевая шапка, одет в пальто с каракулевым воротником. Приметы преступников: один средних лет, высокий, лысый. Второй — старик, часто кашляет, курит сигареты «Памир». Они, по-видимому, вооружены, поэтому соблюдайте осторожность. На поимку преступников посылается оперативная, группа.
Ходжа Назарович разрешил Аннамамеду и Хаиткулы участвовать в операции, сам же поехал в управление к общегородскому пульту.
Такси в это время двигалось вверх по Одиннадцатому микрорайону к горным, отрогам. Позади остались последние городские строения. Свернули в. сторону и стали подниматься на вершину одного из холмов, с которых начинается подножье Копетдага. Не доехав до нее, остановились. Шофер огляделся по сторонам:
— Не тянет дальше... Длинный ухмыльнулся:
— Нам дальше и не надо. Поставь на ручной тормоз. Если хочешь жить, чтобы не пикнул! Выходи из машины и подними руки.
Шофер сделал все, что ему приказали. Старик бросил недокуренную сигарету, развязал кушак и крепко связал им в локтях поднятые руки шофера. Вдвоем они связали ему ноги, сшибли на землю. Длинный повозился в машине, слил из бака бензин, убрал тормоз. «Волга» по инерции покатилась вниз, сначала медленно, потом быстрее и быстрее, пока ее зажженные .фары не исчезли за обрывом. Было слышно, как она переверцулась несколько раз и со скрежетом свалилась глубоко внизу на дно оврага.
Длинный подошел к шоферу, поставил грязный, на толстой подметке, ботинок ему на грудь:
— Благодари бога, что ты туркмен, их и так мало на свете, а то продырявил бы тебе глотку. Знай: если не будешь держать язык за зубами, то тебе будет...— Он провел
указательным пальцем по своему горлу слева направо, щелкнул языком.— Понял?.. Чтобы целый час не шевелился! Мы проследим. Двинешься раньше — будет плохо...
Они. пропали во тьме южной ночи.
Дорога, которая шла с подножья гор, соединялась с улицей Худайбердыева, по левую сторону которой простирался Десятый, а по правую Одиннадцатый микрорайоны. На первой же остановке в пределах города они разошлись в разные стороны, предварительно условившись о месте встречи. Старик протянул Длинному пачку «Памира» и спички:
— На. Делай вид, что куришь. Наши привычки чарджо-уский сыщик уже может знать. Если не обманем его, дела наши скверные...
Они обменялись и шапками.Подошел автобус, и Старик, махнув Длинному рукой, уехал. Длинный стал голосовать. Несколько машин с зеленым огоньком прошло в ту и в другую сторону, но ни одна не остановилась. Он пошел в город пешком, и его нагнал «уазик», остановившийся сразу, как только Длинный поднял руку. Водитель взялся подвезти его, помог уложить груз в багажник.
Проехав сельскохозяйственный институт, остановились. Он щедро рассчитался с молодым шофером, взвалил узел на плечо и, делая длинные петли, вышел к нужному ему двору. Здоровенный пес с обрубленными ушами и хвостом, дремавший посреди двора, не залаял, не бросился на позднего гостя; лениво махая обрубком хвоста, проводил его до веранды.
Пока он разувался, открылась дверь, и его обдало жаром хорошо протопленной комнаты. Молодая женщина в платье из тонкой, просвечивающей на свету ткани, под которой ее холеное тело перекатывалось как ртуть, не сказав ни слова, взяла его за руку и ввела в дом. Дверца черной голландской печи раскалилась докрасна. Длинному показалось, что от одного только вида этой дверцы согреваются не только его ноги и руки, но и все внутренности, подумал: «Сущий рай!»
Старик уже сидел за сачаком и ел. Ел с таким аппетитом, будто перед этим голодал семь лет. Обсасывая мосол, кивнул Длинному: «Располагайся!»
Длинный снял пальто, повесил его на крючок, сказал женщине с длинными ресницами, которая сидела рядом со Стариком, прижимаясь к нему и поглаживая ему плечи:
— Привез вам еще мешок груза.
— Ой, покажи скорей! Как хочется посмотреть! — Глаза ее загорелись, но она не убирала рук с плеч Старика.
— Как будто не увидишь... Длинный, изголодавшийся за день, собрался было взять кусок мяса из большой миски, стоявшей на сачаке, но передумал.
— Ладно...— Он встал и вышел на веранду. Встречавшая его женщина, хозяйка дома, ее звали Дженнетгуль, пошла следом.
Когда они вернулись, Длинный .одной рукой обнимал дрожавшую от холода женщину, в другой держал свой узел. Он поставил его в сторонке, но Дженнетгуль торопливо развязала узел, засунула в него руку, вытащила отрез панбархата. Передала его подруге.
Сахрагуль, продолжая прижиматься к Старику, правда, без прежней страсти, сняла руки с его плеч, погладила ладошкой нежную ткань:
— Все одного цвета? И узор одинаковый?
— Половина красные, половина зеленые, — ответил Длинный.
— Госцена-то их какая? Пятнадцатирублевые, что ли? Длинный промолчал на этот раз — он знал, что Сахрагуль прекрасно разбирается и в «товаре», и в ценах.
— Сама не видишь? — буркнул Старик.
— Вижу, но не чувствую,—нальцы Сахрагуль сколь зили по ткани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Хаиткулы попытался представить, как все произошло... В полночь один из них осторожно постучал в дверь. Полусонная женщина поднимается с постели и, вспомнив, что гости предупредили — вернутся заночевать, если не достанут билетов на поезд, открывает. Видно, очень прочными нитями связана эта женщина с ночными гостями, если безропотно подчиняется им. То, что они приехали издалека,
очевидно еще и потому, что они не нашли се.бе другого места для ночлега. Мешки или рюкзаки в первую очередь выдали, что оба приехали не из ближних мест... Будь у них хоть какое-нибудь пристанище, мать, имея дочь, ни за что бы не пустила в дом двух мужчин. И они не смогли бы ее ничем убедить, что им нужно переночевать. Сказала бы: «Неудобно, не положено, не вам об этом напоминать». Открыла дверь и... впустила их.
Дочь крепко спит, мать некоторое время ворочается, но потом тоже засыпает. Дверь в их комнату без скрипа открывается, и те бесшумно входят. Девушку хорошо видно, лунный свет через окно падает на ее. постель. Один из них наносит ей удар ножом, второй в это время следит за матерью. От непонятных ей звуков та просыпается, окликает дочь. Ей приставляют нож к горлу и требуют выполнить что-то, причем немедленно... Что? Загадка! Она подчиняется, ей можно было не угрожать, она не видит мертвую дочь и поэтому на все согласна... Тот же самый, а может быть, другой расправляется потом с матерью.
Хаиткулы не нашел в следственных материалах ничего о мотивах убийства. Требование, приказ нападавших этой женщине — всего лишь его домысел. На одном из снимков виден край матраца, изодранный в клочья. Никаких сведений об этом следствие не дает. Непохоже, чтобы у этих женщин могли быть ценности, обстановка убога, одежда без претензий... Хаиткулы убедился в правоте полковника в отставке, когда-то руководившего управлением внутренних дел большой области: следствие велось в ложном направлении, приняв версию о возможном виновнике — владельце оторванного каблука. Он „сделал несколько выписок. В первую очередь — из тех свидетельских показаний, в которых, говорилось о муже убитой, находившемся в то время в
колонии.В Ашхабад Хаиткулы привели другие цели: старые областные картотеки, а также республиканская картотека, с которой он считал не лишним познакомиться. Он решил: полчаса полистает дело, сдаст его Аннамамеду, потом займется картотеками, и... в общем, здесь ему делать больше нечего. Не задержится в Ашхабаде и лишнего часа.
Так он думал, всячески стараясь выбросить из головы старое кровавое преступление, не имеющее отношения к его делам, но лрофессиональная заинтересованность брала свое. Волей-неволей он вникал в детали следствия. В первых объяснениях зоркий глаз опытного работника угрозыска не
обнаружил ничего примечательного. Но в одном из следующих, написанном весьма небрежным почерком, говорилось, что один из приезжих был высокого роста, худощавый, а другой — низкий и полный. В других показаниях констатировалось, что гости убитой были примерно одного роста — выше среднего, но первый был худой, второй же — плотный. Большинство опрошенных показывали, что один. из подозреваемых был не полный, а как бы «широкий в кости». Это заинтересовало Хаиткулы.
Как могли выглядеть старик, страдающий от кашля, и его худой, высокий, лысый, как Фантомас, спутник шестнадцать лет назад? Мозг у Хаиткулы снова работал как электронно-вычислительная машина. Скупые сведения о двух преступниках давней поры он быстро примеривал ко всем, кто имел отношение к последнему делу, которым был занят майор.
Из дальнего уголка памяти Хаиткулы всллыла фотография Сарана. Хотя майор не имел оснований считать его причастным к тому убийству, но не. мог не подумать о нем и попытался сейчас сравнить его внешность с предполагаемой внешностью настоящего убийцы. Сарану сейчас 65 лет, он полный, но это нажитая полнота; 16 лет назад он не мог быть таким полным, скорее всего он тогда был упитанным, тоже «плотным». К тому же он высокий.
Хаиткулы записал в блокноте четыре вопроса:
1) Чем занимался Саран в те годы?
2) Его внешность. Давно ли он стал носить бороду и усы?
3) Мог ли он знать женщину, убитую 16 лет назад?
4) Судьба мужа этой женщины после освобождения из заключения. Могла ли быть связь между ним и. Сараном?
Не будет ли пустой тратой времени искать ответы да эти вопросы?.. И все же Хаиткулы решил разобраться в них.
Картотеки Хаиткулы просмотрел быстрее, чем думал. Теперь побыстрее добраться до Чарджоу. Аннамамед, долго сопротивлявшийся: «Если ты не переночуешь у меня эту ночь, то все-таки вычеркну тебя из списка друзей»,— вынужден был уступить. Он позвонил в аэропорт и попросил оставить один билет на. вечерний рейс до Чарджоу.
— Еще дела есть в Ашхабаде? — спросил Аннамамед. Хаиткулы ответил не сразу:
— Чем должен заниматься провинциал, попадая в столицу? Конечно, идти в «Детский мир»... Куплю Солмаз куклу и мяч.
— Еще что?
— Потом ты проводишь меня.
Аннамамед позвонил Ходже Назаровичу, сказал, что Хаиткулы скоро улетает. Ходжа Назарович взялся проводить майора.
В аэропорт они приехали втроем. После того как Хаиткулы зарегистрировал билет, они немного постояли у металлической ограды, за которой начиналось летное поле. Гул непрерывно взлетавших и приземлявшихся лайнеров не мешал их беседе.
Но вот улетавших пассажиров пригласили садиться в автобус, курсировавший между аэровокзалом и самолетами. Хаиткулы задержался на ступеньке, махнул рукой своим коллегам. Автобус тронулся; фигурки тех, кто остался за оградой, становились все меньше и меньше, пока совсем не скрылись из глаз. Хаиткулы посмотрел в ту сторону, где должен стоять его самолет, но слет фар встречного автобуса ослепил его. Он отвернулся, автобусы поравнялись.
Когда автобусы проходят один мимо другого почти вплотную, чуть ли не касаясь стеклами один другого, пассажирам ничего не остается, как разглядывать друг друга с известной бесцеремонностью. Хаиткулы как током ударило, когда он поймал на себе взгляд из встречной машины. Недовольный этим, сердито посмотрел в ту сторону. Его взгляд пересекся с чужим не более чем на полсекунды, но этого было достаточно, чтобы Хаиткулы принял решение. Вот он уже пробирается к водителю, бесцеремонно расталкивая стоящих в проходе... Мысль его работала четко: «Почему у него так округлились глаза, когда он увидел меня? На голове каракулевая шапка. Знакомое лицо... Длинный! Он!» Хаиткулы никак не мог вспомнить, кто сидел рядом, но, пожалуй, человек ростом пониже Длинного. Неужели Старик?
— Надо вернуться! — Красная книжечка Хаиткулы запрыгала перед носом шофера,— В том автобусе особо опасный преступник! Поворачивайте! Откуда сейчас прибыл самолет, знаете?
— Московский или чарджоуский. Вы не беспокойтесь, мы их догоним!
Не обращая внимания на ропот, поднявшийся в салоне, водитель развернул автобус и нажал на газ. Хаиткулы,. стоя вплотную у самых дверей, выслушивал замечания в свой адрес: «Разиня, вещи позабыл», «Совсем совесть потерял»... Нашелся, конечно, и пассажир, по-видимому, перед этим хорошо разогревшийся в ресторане аэровокзала, который рвался к водителю выяснять отношения. Увещевания других
пассажиров: «Без нас все равно самолет не улетит»,— на него не действовали.Но расстояние между автобусами сокращалось.Когда Хаиткулы увидел,- что автобус, в котором находились преступники, остановился, он сделал водителю знак рукой — дверцы распахнулись. Он выскочил на ходу, показывая удостоверение двум дежурным милиционерам, коротко объяснил, что происходит. Все вместе они бросились за толпой пассажиров.
Хаиткулы не ошибся. Это были они — те, кого безуспешно разыскивала узбекская и туркменская милиция. Длинный случайно увидел Хаиткулы и теперь ругал себя, что заставил его посмотреть в их сторону. Почувствовал опасность. Автобус был еще на большом расстоянии от вывески «Выход в город», а он стал крепко толкать в бок дремавшего рядом товарища:
— Вставай, башлык, пропали!
Старик закашлялся, потом вытер рот ладонью, зло посмотрел на Длинного, косившегося в стекло:
— Что там? Змея ползет? Чего уставился? — Он потирал бок после тычков Длинного.
— Змея? Хуже! Чарджоуский капитан! Мы там отсиживались, а он нас здесь подстерегал.
Старик привычно опустил руку в карман за куревом, но тут же выдернул, ее, охнул:
— Вах-хей, он видал тебя?
— Видал. Слепой он, что ли?
Проталкивая Старика вперед, Длинный плечами раздвинул, пассажиров. Узел он волочил по полу. Они оказались у выхода первыми. Как только автобус остановился, Длинный сразу же „выпрыгнул из дверей. Поднял узел на плечо, не почувствовав его тяжести. Старик соскочил за ним так же прытко, хотя со стороны можно было подумать, что такой старый человек без палочки не только не вылезет из автобуса, до не сделает лишних метров по ровному месту.
Они выбежали к стоянке такси. От машины, которая стояла к ним ближе всего, Длинный отшвырнул какого-то человека, через полуоткрытую дверцу договаривавшегося с шофером. Тот успел схватиться за столб, устоял на ногах, но апельсины из его авоськи тяжелыми ватными мячиками покатились под ноги прохожим. Длинный втолкнул на переднее сиденье Старика, рванул заднюю дверцу, нырнул в машину.
— Шеф, вперед! Червонец за нами.
— Дам червонец тому, кто вас отсюда вытряхнет!
Шофер умолк, почувствовав на своей шее холодок лезвия, повернул ключ зажигания. Машина рванулась и помчалась вперед, скрывшись за ближайшим углом. Они хорошо знали город, потому что Старик уверенно показывал дорогу: «Налево... направо... и здесь направо». Стрелка спидометра качнулась до «100».
...Ходжа Назарович и Аннамамед, увидев Хаиткулы, сообразили: произошло ЧП. Аннамамед тут же побежал вызывать дежурную опергруппу, а Ходжа Назарович остался ее ждать рядом с Хаиткулы.
В те минуты, когда «Волга» лимонного цвета, просигналив на красный свет, с головокружительной скоростью вылетела на проспект Свободы, чтобы, свернув направо у гостиницы «Октябрьская», промчаться затем до конца микрорайона и оказаться на улице Худайбердыева, — а это уже было на приличном расстоянии от аэропорта,— Хаиткулы расспрашивал на стоянке пассажира, прозевавшего такси и собиравшего рассыпанные по площадке апельсины.
— Номер такси не запомнили?
— Вах-хей, У меня нет привычки разглядывать номера... Еще сегодня.вечером племянник посадил меня в Москве на самолет, проводил... Хотел ведь ехать поездом... Черт бы пебрал негодяя...
— Шофер такси был туркмен?
— Самый натуральный туркмен, будь он проклят!
— Он что, отказался вас везти?
— Нет... хотел. «Немного подожди,— говорит,— вот возьму еще пассажира, вам же меньше платить за проезд». А тут кто-то. цапнул меня за затылок, чуть с мясом волосы не вырвал. В такой момент и милиции никогда нет рядом...
— Мы из милиции, яшулы. Немного, к сожалению, опоздали. Запомнили, кто занял ту машину?
— Да как я мог их видеть, когда лбом чуть не сшиб этот столб. Встал, а их уже и след простыл... шпана...
— Шофера узнаете, если увидите, снова?
— Шофера? Узнаю. Почему не узнать?
— Какие-нибудь особые приметы шофера бросились в глаза?
— Кажись, не было... Шапка, по-моему, была из серого каракуля, пальто вроде драповое, с каракулевым воротником.
— Спасибо.
Записав адрес пассажира, Хаиткулы поручил дежурному по аэропорту отправить, его на такси домой.
К Ходже Назаровичу подъехали две милицейские машины: «Волга» и «ГАЗ-69», по внутренней рации полковник отдал распоряжение дежурному ГАИ немедленно послать имевшихся в его распоряжении инспекторов на проверку всех городских, такси.
— ...Пятнадцать минут назад, захватив такси, в городе появились два особо, опасных преступника. На голове шофера серая каракулевая шапка, одет в пальто с каракулевым воротником. Приметы преступников: один средних лет, высокий, лысый. Второй — старик, часто кашляет, курит сигареты «Памир». Они, по-видимому, вооружены, поэтому соблюдайте осторожность. На поимку преступников посылается оперативная, группа.
Ходжа Назарович разрешил Аннамамеду и Хаиткулы участвовать в операции, сам же поехал в управление к общегородскому пульту.
Такси в это время двигалось вверх по Одиннадцатому микрорайону к горным, отрогам. Позади остались последние городские строения. Свернули в. сторону и стали подниматься на вершину одного из холмов, с которых начинается подножье Копетдага. Не доехав до нее, остановились. Шофер огляделся по сторонам:
— Не тянет дальше... Длинный ухмыльнулся:
— Нам дальше и не надо. Поставь на ручной тормоз. Если хочешь жить, чтобы не пикнул! Выходи из машины и подними руки.
Шофер сделал все, что ему приказали. Старик бросил недокуренную сигарету, развязал кушак и крепко связал им в локтях поднятые руки шофера. Вдвоем они связали ему ноги, сшибли на землю. Длинный повозился в машине, слил из бака бензин, убрал тормоз. «Волга» по инерции покатилась вниз, сначала медленно, потом быстрее и быстрее, пока ее зажженные .фары не исчезли за обрывом. Было слышно, как она переверцулась несколько раз и со скрежетом свалилась глубоко внизу на дно оврага.
Длинный подошел к шоферу, поставил грязный, на толстой подметке, ботинок ему на грудь:
— Благодари бога, что ты туркмен, их и так мало на свете, а то продырявил бы тебе глотку. Знай: если не будешь держать язык за зубами, то тебе будет...— Он провел
указательным пальцем по своему горлу слева направо, щелкнул языком.— Понял?.. Чтобы целый час не шевелился! Мы проследим. Двинешься раньше — будет плохо...
Они. пропали во тьме южной ночи.
Дорога, которая шла с подножья гор, соединялась с улицей Худайбердыева, по левую сторону которой простирался Десятый, а по правую Одиннадцатый микрорайоны. На первой же остановке в пределах города они разошлись в разные стороны, предварительно условившись о месте встречи. Старик протянул Длинному пачку «Памира» и спички:
— На. Делай вид, что куришь. Наши привычки чарджо-уский сыщик уже может знать. Если не обманем его, дела наши скверные...
Они обменялись и шапками.Подошел автобус, и Старик, махнув Длинному рукой, уехал. Длинный стал голосовать. Несколько машин с зеленым огоньком прошло в ту и в другую сторону, но ни одна не остановилась. Он пошел в город пешком, и его нагнал «уазик», остановившийся сразу, как только Длинный поднял руку. Водитель взялся подвезти его, помог уложить груз в багажник.
Проехав сельскохозяйственный институт, остановились. Он щедро рассчитался с молодым шофером, взвалил узел на плечо и, делая длинные петли, вышел к нужному ему двору. Здоровенный пес с обрубленными ушами и хвостом, дремавший посреди двора, не залаял, не бросился на позднего гостя; лениво махая обрубком хвоста, проводил его до веранды.
Пока он разувался, открылась дверь, и его обдало жаром хорошо протопленной комнаты. Молодая женщина в платье из тонкой, просвечивающей на свету ткани, под которой ее холеное тело перекатывалось как ртуть, не сказав ни слова, взяла его за руку и ввела в дом. Дверца черной голландской печи раскалилась докрасна. Длинному показалось, что от одного только вида этой дверцы согреваются не только его ноги и руки, но и все внутренности, подумал: «Сущий рай!»
Старик уже сидел за сачаком и ел. Ел с таким аппетитом, будто перед этим голодал семь лет. Обсасывая мосол, кивнул Длинному: «Располагайся!»
Длинный снял пальто, повесил его на крючок, сказал женщине с длинными ресницами, которая сидела рядом со Стариком, прижимаясь к нему и поглаживая ему плечи:
— Привез вам еще мешок груза.
— Ой, покажи скорей! Как хочется посмотреть! — Глаза ее загорелись, но она не убирала рук с плеч Старика.
— Как будто не увидишь... Длинный, изголодавшийся за день, собрался было взять кусок мяса из большой миски, стоявшей на сачаке, но передумал.
— Ладно...— Он встал и вышел на веранду. Встречавшая его женщина, хозяйка дома, ее звали Дженнетгуль, пошла следом.
Когда они вернулись, Длинный .одной рукой обнимал дрожавшую от холода женщину, в другой держал свой узел. Он поставил его в сторонке, но Дженнетгуль торопливо развязала узел, засунула в него руку, вытащила отрез панбархата. Передала его подруге.
Сахрагуль, продолжая прижиматься к Старику, правда, без прежней страсти, сняла руки с его плеч, погладила ладошкой нежную ткань:
— Все одного цвета? И узор одинаковый?
— Половина красные, половина зеленые, — ответил Длинный.
— Госцена-то их какая? Пятнадцатирублевые, что ли? Длинный промолчал на этот раз — он знал, что Сахрагуль прекрасно разбирается и в «товаре», и в ценах.
— Сама не видишь? — буркнул Старик.
— Вижу, но не чувствую,—нальцы Сахрагуль сколь зили по ткани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29