А когда туман растекался в стороны, в образовавшиеся просветы низвергались потоки тропического ливня. За ливнем с разбойным свистом, в перехлесте молний и гроз, налетал шквал. Стонали, гнулись вековые деревья, грозя рухнуть на притулившиеся у их подножия жилища.
Все размокло, набухло влагой. Плесень покрыла домашнюю угварь и обувь, наросла в углах хижин. Лавины грязи ползли с гор, затопляя тропы. Под тесно переплетенными лианами, ветвями деревьев и кустарников — невыносимая духота. Оружие ржавело на глазах. Малярия косила людей.
Алекс наладил производство некоторых лекарств на месте. Ему помогали Гонда, заменивший погибшего Макгрейва, и старушка Маури. Гонда, где хитростью, а где угрозами, вынуждал подчиненных ему колдунов, прикрепленных к партизанским ротам, раскрывать свои тайны. Он, например, научился приготовлять противозмеиную сыворотку из слюны ящерицы силеочанг—пожирательниц змей. Мазь Маури, сделанная из корней и листьев таинственного растения хоа, излечивала болезнь «нага». Но малярия поддавалась только хинину, а хинин был у японцев. Поэтому воины, несмотря на проливные дожди, выходили в рейды на японские гарнизоны. Во время одного такого рейда партизаны вызволили из плена «Золотого дьявола».
Билла привели ночью. Трудно было узнать в нем того заносчивого толстомордого американца, каким Алекс видел его в последний рал. Щеки запали, глаза потухли, уголки тонких губ опустились книзу. Страшная это штука — пройти через руки джапа. Потом мстительные тилое, узнавшие, что он — убийца их вождя, пытались содрать с него кожу живьем. Но им пришлось довольствоваться лишь маленькими кусочками кожи с прядью рыжих волос. Гаронды Алекса поспели вовремя. Партизанский доктор Гонда промыл запекшуюся кровью рану —алую полоску шириной в сантиметр, которая начиналась с середины лба и терялась в густой шевелюре.
— Где Джекки?— спросил Маунг Джи.— Где ты ее оставил?
— А? Что? — Билл поднял тусклые глаза, обвел собравшихся вокруг командиров отсутствующим взглядом.
— Джекки жива?— настойчиво добивался Маунг Джи.
— А-а, не знаю,— ответил сквозь зубы Билл. И тут, словно вспомнив что-то, злобно выдавил:—Что ей сделается? Ее сам Сатэ пригрел.
— Сатэ? Этого еще недоставало! — с болью воскликнул юноша.
— Пойдемте, друзья! — сказал Алекс.— Пусть он придет в себя, поест.
Билл сидел у тлеющего очага, положив на колени ручищи, покрытые до самых ладоней рыжей кудрявой порослью. Зажал в кулаке лепешку и совсем забыл о ней.
Круг замкнулся — он вернулся к тому, от чего бежал. И нет выхода из заколдованного кольца. Он ушел от этих людей. Почему они спасли его? Может быть, для того, чтобы самим поиздеваться над ним?
Билл с опаской оглянулся. Нет, на него никто не обращает внимания. У Билла отлегло на душе. Не похоже, чтобы они затеяли плохое. Да и что с него взять? Кто он такой?
Он простой американский парень. До него не доходили соображения высшей политики, с которыми носился Рэджи и те, кто прислал его сюда, Рэджи твердил, что сейчас, когда бритты ослабли, надо отхватить этот кусочек — Нагаленд. Отсюда рукой подать до Индии, Бирмы, Китая. Настало время взять в свои руки весь земной шарик. Поэтому лам, где есть хоть один американец, следует насаждать американские порядки.
Так говорил Рэджи. Билл же туго соображал и никак не мог понять, почему этот забытый богом край привлек внимание боссов и какую пользу он может принести самой сильной и богатой стране, лежащей за десять тысяч миль отсюда. И вообще его мало волновало, что думают там, в Вашингтоне и Калькутте. Эти жирные боссы не испытали и тысячной доли того, что ему приходится переживать каждый день. Он, Билл, еще не замечал, чтобы от дикарей была какая-то польза. А Рэджи? Какой парень! Прощел огонь и воду. Хитрый, как тысяча чертей. Мог бы вполне проскочить в генералы. А чем кончил здесь? Погиб от руки сумасшедшей дикарки!
Так рассуждал Билл, когда бежал из джунглей. И вот он снова в джунглях, среди этих людей, от которых бежал.
— На-ка, подкрепись! Может, аппетит прорежется! — Алекс подошел к американцу, протягивая чашку с ромом.
— Благодарю, кинг! — буркнул Билл. Он опрокинул в рот жгучую жидкость.
Потом медленно повернул перевязанную голову, и Алекс заглянул, наконец, в зеленые глазки «Золотого дьявола».
— Забудь прошлую обиду, Ал!—глухо заговорил Билл,— Теперь не вернешь ничего. Погибли все товарищи, один я остался. Очень дорогой ценой заплатили мы за Гаро. И поделом нам. А ты, кинг, скоро будешь генералом, туземным генералом. Провалиться мне на этом месте, если я вру! Смотри, у тебя уже целая армия. Ты...
— Ладно. Будешь с нами. Потом еще поговорим о всех твоих «подвигах»...
Алекс отвернулся. Жалок был сейчас «Золотой дьявол». Генерала ему пророчет. Ишь ты! Кто еще называл его так? Когда?
С гор потянуло свежестью и сразу вспомнилось. Ну, конечно, это было в детстве.Пионерский лагерь в Чимгане. Трое суток продолжалась военная игра. Саня командовал «синими». И, как уж повелось, «синие» должны были потерпеть поражение. Днем они схоронились в кустарнике шиповника. Никому и в голову не пришло искать их там, среди колючек, которых избегали даже козы. В вечерних сумерках, исцарапанные и довольные, выбрались они из колючего кустарника... Саня провел свой отряд без дорог и тропинок прямо через гору и бурливую горную речушку.
А на рассвете, когда лагерь сладко посапывал во сне, «синие» обрушились на «красных». Вопреки традициям «синие» победили. Старший пионервожатый сказал ему тогда у костра: «Ты провел эту операцию, как Суворов в Альпах. Быть тебе, Саня, генералиссимусом, но уже советским».
ПЛАМЯ РАЗГОРАЕТСЯ
Тянулись к небу тревожные столбы дыма. Они взывали о помощи. Сиеми потом гордились: они помогли земи, самому могучему племени нага. Возрождалась былая слава сиеми.
Пламя гнева разгоралось в джунглях. С просьбой о помощи прибыли гонцы от ао и агоре. Алекс, договорившись с вождем земи Джагонангом о связи и взаимодействии, повел гарондов на север. И снова под натруженные ноги легли километры тяжелой дороги. Тропа бежала в расщелину, и над, ними громоздились горы, черно-синие от покрывающего их мокрого леса, ныряла в зеленые озера жесткой в рост человека слоновьей травы с узкими и острыми, как штыки, стеблями. Прохладный воздух мягко ласкал разгоряченные лица. Иногда Алексу казалось, что он шагает через знакомый с детства лес. Кругом стоят низкорослые дубы, ясени, литые платаны. Сквозь голые, ободранные ветви просвечивает голубое небо с облаками. В вышине парят орлы. Шуршит под ногами опавшая листва.
Горы округлые и зазубренные, лежали у их ног или вонзались пиками в небо. Падали вниз сверкающие воды, разбиваясь о камни тысячами бусинок. На горах теснились косматые деревни с пальмовыми крышами, темными от дыма и непогоды. Террасами золотились поля зреющего риса.
Однажды они еышли к реке следами тигров, лающих оленей и кабанов. На другой стороне были земли но и агоре.
— Неплохо бы выкупаться, Ал! — подошел к Громову Билл.
— С удовольствием,— откликнулся Алекс.
Они спустились к небольшому заливчику. Быстро раздевшись, бросились в чистые холодные воды. Фыркали, как два больших моржа. Глядя на них, осторожно сползли к реке и некоторые воины, но под общий хохот, как пробки, выскакивали на берег, затевали веселую возню.
Алекс вытерся полотенцем так крепко, что покраснела кожа. И сразу же москиты с яростью накинулись на него. Пришлость лезть чуть не в самый костер. Рядом примостился Билл. Он веточкой достал уголек, закурил. Глубоко затянулся, выпустил дым длинной струей, крякнул:
— Хорошо! Глоток бы рома, а? Слушай, Ал,—наклонился американец к Алексу, заглядывая ему в глаза.— Скажи, ты русский? Так нам сообщили из Калькутты...
Алекс поднял голову.
— Да, я русский. Почему даже тебя беспокоит это?
— Э-э, мне наплевать! А бритты взбеленились. Препротивные людишки. Заграбастали себе все, а мы проливай кровь за их Бирму, Индию. Нашими руками хотят держать свои колонии. А нам что? Пустая банка из-под консервов?
— Не будет этого больше, Билл. Освободятся народы от японцев, погонят заодно и вас, и англичан. Смотри, нага встают на борьбу за свободу. И мы помогаем им.
— Это называется по-русски, да? Понятно, почему Калькутта приказала нам не болтать, что ты русский. А почему ты сам-' скрываешь это? Разве дикари знают, что такое русский, советский?
— Они знают. О моем народе, о его жизни и борьбе за справедливость я рассказывал сиеми.—Алекс помедлил, будто опасаясь выдать сокровенную тайну.
— Чудной ты какой-то, Алекс. У нас в Америке ты бы не выжил. С детства жизнь била меня и учила: «Плюй на всех! Думай только о себе! Хватай все, что идет в руки». А ты думаешь о себе в последнюю очередь. Странно, что именно тебе я дважды обязан жизнью и должен отплатить по счету.
— Жизнь тебя изуродовала, Билл. Поэтому ты в каждом не похожем на тебя человеке видишь урода. Не святоша я, я просто хочу, чтобы было хорошо не только мне, но и другим. А. за спасенную тебе жизнь никакого счета не представляю. Мы не бизнесмены, и здесь не Америка. Мы солдаты. А теперь скажи: кто был третий предатель?
Алекс смотрел прямо в глаза американцу. Билл щурился, жмурился, пытаясь скрыть правду за короткими светлыми ресницами, под тяжелыми надбровьями.
— Дан,— буркнул сквозь зубы, съеживаясь.
— На мертвого валишь?
Не веришь? Клянусь матерыо, это был Даниэль. Мне приказали сопровождать Гаро, а он прогнал меня еще в де-ревне тилое.
— Почему? Что произошло между вами?
— Я просил его вернуться, мне показалось, что дело нечисто. Он обозвал меня трусом и прогнал. Клянусь матерью, это правда!
— А жива мать у тебя, Билл?
— Увы, ее уже нет на этом свете,— вздохнул американец.—Ей досталось. Она не знала ни минуты отдыха, работала ночами. Надо ж было прокормить нас, ораву в восемь гавриков! Отец потерял работу, запил. Напивался до бесчувствия и бил всех. А мать защищала нас, и ей доставалось больше всех. Так и умерла, от побоев. В тот же день отец утопился. Мы остались сиротами. А кому сироты нужны? Эх, почему все так несправедливо устроено, Ал?
Что-то светлое появилось в выражении вечно угрюмого лица Билла. Глаза погрустнели, расширились. Он был искренним сейчас, может быть, впервые за много лет. Вопросительно смотрел на Алекса.
Но что мог ответить ему Алекс, когда сам вспомнил свою мать, свой дом. До боли отчетливо вспомнил, как провожали его. Молодые лейтенанты уезжали в полк. Немного хмельные и грустные, они прощались с родными и товарищами, целовали девушек, обещая скоро вернуться за ними.
Уже стоя на подножке уносившего их вагона, Саня бросил прощальный взгляд на своих «стариков». Отец, высокий, прямой, с непокрытой седой головой, сжав губы, не отрываясь смотрел на сына. Рядом с ним притулилась черненькая сухонькая мама. Она все старалась выпрямиться и улыбнуться своему первенцу.
Эти прощальные взгляды до сих пор жгли сердце Алекса.Ему нестерпимо захотелось хоть бы на несколько минут оказаться в Ташкенте. Крепко прижать маму к груди и поцелуями осушить ее слезы, увидеть улыбку на усатом лице отца, пройти по скверу, взглянуть на куранты, броситься в студеные воды Чорсу. Мама, мама! Когда же, наконец, попадет он на родину? Когда?!
Алекс застонал и откинулся на спину. Закат окрасил часть неба во все цвета радуги. Фиолетовые, синие, зеленые, оранжевые волны отходили от алой, пламенеющей на самом горизонте полосы и таяли в начинавшем сереть небе. Сумерки сгустились. Сразу высыпали звезды. Чужие холодные звезды.
Шелестит тростник, клонясь метелками к земле. Перешептываются вверху деревья. Бесшумно проносятся над водой Летучие лисицы. Говорит и говорит неумолчно Чипдвин, словно спешит выговориться перед пришедшими на его берега людьми, поведать им тайны джунглей, обременивших его непомерным грузом ужаса и отчаяния. Захлебывается, торопится успеть. Ведь люди в джунглях стали непоседами. Уйдут, и не расскажешь всего.
Тихо льется песня. Алекс встряхнулся, пошел по лагерю. После купания в ледяной воде тело горело. Он остановился у группы поющих воинов. В середине сидел пожилой крепкий воин в короткой, туго перепоясанной патронташем куртке нараспашку. Закрыв глаза и раскачиваясь, глухим грудным голосом он запевал:
Древняя наша земля, Годы тянутся чередой. Зреет золотом урожай. Люди гордятся собой. Это плоды их труда.
Воины сосредоточенно смотрели ему в рот, хором заканчивали куплет:
— Гей, нага трудяга!
Алекс не мог без волнения слушать песни нага. Простые, бесхитростные, они полны любви к природе и безотчетного страда перед ее могучими силами, тихой печали и великой радости бытия.
Ночь прошла спокойно. Утром они переправились по висячему мосту и напали на страшный след Сатэ.Вышли к первому селению аборс. Ни души. Одно лишь жаркое солнце в небе. Хижины безмолвны, как стога сена.
— Куда все подевались?— сказал воин, заглядывая в одну из хижин.
— И там никого нет,— откликнулся другой.
— Смотрите, смотрите! — закричал кто-то в смятении. Алекс взглянул и дрогнул. За большим домом-морунгом торчал ряд высоких шестов. На конце каждого — отрезанная человеческая голова. Их много. Целая цепь, десятка три-четыре. Длинная цепь голов. Весь отряд — восемьсот воинов, замер перед страшным частоколом,
— Не-ет! — истошный крик вонзился прямо в небо.— Не-ет! Нет!
Кто-то бросился из строя. Воины смешались, заволновались, загудели. Маунг Джи кинулся в хижину и исчез внутри.
— Вот, сорвал с шеста. Что это? — подошел Нгамба и протянул Алексу рваный белый лоскут.
— «Смерть всем, кто не со мной! Алиссандербонг», — перевел Алекс надпись, сделанную кровью. Вынул скомканную тряпку, найденную на месте расправы с Гаро.— Одна рука.
— Я ничего не понимаю, брат. Почему твое имя здесь?
— Бандиты хотят показать, что это зверствуем мы, партизаны. Пытаются восстановить против нас всех нага. Понял?
— Даже дьявол не придумает такое! — схватился за голову Нгамба.
— Они хуже дьяволов. Сохрани на память! Мы еще припомним им это.
Вступили на земли ао. И здесь пепелища сожженных деревень. Уцелевшие селения обезлюдели, жители попрятались в горных убежищах. Беглецы присоединялись к отряду.У селения Бонгья партизаны настигли крупный японский отряд. Банда Сатэ несомненно укрылась под его надежным крылышком. Командиры с трудом сдерживали воинов, рвавшихся в бой.
В лесу царила мертвая тишина. Ночной воздух был недвижим. Казалось, что и деревья погрузились в глубокий сон. Даже вечно досаждавшие москиты притихли. Гаронды крались в высокой траве, зажав концы головного платка в зубах, чтобы заглушить звуки собственного дыхания. Послышались шорохи. Все остановились. Шорохи смолкли, и никто не смог определить, кому они принадлежали — вражеским дозорным или диким свиньям, собиравшим отбросы.
Двинулись дальше. Красный колеблющийся свет костров делался все ярче. Он манил, притягивал к себе. Там враг. Безжалостный, кровожадный.Спокойно спит лагерь и не слышит, как крадутся гаронды. Часовые маются, борясь со сном. Вот один дернулся, всполошился. Всматривается в ночь. Джонни подпрыгнул и метнул нож в него,
— Получай, крыса!
Часовой, схватившись за горло, захрипел и повалился на бок.Пронзительный свист вспорол тишину —гаронды набросились на спящий лагерь. Засвистели пули, сбивая листву и сучья, загрохотали гранаты.
Перед партизанами были опытные солдаты знаменитой восемнадцатой дивизии, прошедшие непролазные дебри и хляби джунглей Индокитая, опаленные огнем штурма Сингапура и Тимора. Бывалые бойцы джунглей, они быстро оправились от неожиданного удара и отошли в чащу. Шквальными залпами в упор встретили они атакующих гарондов. Зеленая трава сразу окрасилась алой кровью.
— Назад, назад! —закричал что есть силы Алекс, видя, как Нгамба и Зониг собирают роты для новой атаки.
Партизаны медленно отступали в спасительные заросли, укрываясь за деревьями и кустами, в корневищах и ямах. Противников разделяла теперь широкая поляна, где все еще дымились тлеющие костры. Занимался рассвет. Тронулись, поплыли над землей рваные космы тумана. Японцы затаились. Стояла гнетущая тишина.
«Что делать? Отступить и рассеяться в джунглях? Ночью это бы удалось. А сейчас только начался день,— мучительно думал Алекс.— Джапы прицепятся, окружат, уничтожат всех. Их больше, они лучше вооружены. Чу! Заурчали моторы бронемашин. Готовят атаку. Что же делать, черт побери?»
Он огляделся. Вокруг командиры и телохранители: Нгамба, Зониг, Массанг, Рики Рам, Маунг Джи, Билл. Смотрят на него, своего вождя н командующего, и ждут. Ждут его решения, его приказа.
«А что если побить джапа его же хитростью?»— осенило вдруг Алекса. Он послал Джонни за командирами, и когда те собрались, объяснил свой план.
— У тебя не голова, а совет старейшин,— улыбнулся Нгамба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27