Разгорелись споры. Дальновидные люди не советовали делать этого, демонстрация может повредить революции, говорили они... Но легкомысленная молодежь настояла на своем, и демонстрация была организована...
На следующий же день у книжной лавки «Баракат» собралась уйма народу... Я был просто поражен. У хауза Девонбеги состоялся митинг. Забравшись на плоские крыши парикмахерских, ораторы произносили страстные речи, поздравляли народ со свободой, благодарили эмира за манифест, который, по их словам, провозгласил ее. В демонстрации, помимо джадидов, участвовали персы и бедняки евреи, лишенные в то время прав.
Демонстранты шли в сторону проезда Токи Саррофон. Там снова выступали ораторы, выкрикивали лозунги... После этого в квартале Говкушон к процессии присоединились еще многие. Таким образом собралось не меньше пяти-шести тысяч человек. После митинга отправились в квартал Гозиен...
Как известно, Хиёбон — самая широкая и длинная улица в Бухаре. Пока мы дошли до нее, собралось еще более двух тысяч человек, преимущественно бухарские персы и иранцы. На наши головы с крыш богатых домов сыпались конфеты, орехи и миндаль, звучали дойры, молодежь пела веселые песни... В одном многолюдном квартале была сооружена даже трибуна для ораторов. Кто-то хотел пригласить военных музыкантов эмира и под их бодрящую музыку, вслед за ними, выйти на Регистан.
— Глупцы! — воскликнул Карим.
— Да, глупость нашла там пристанище... Люди еще недостаточно разобрались в событиях, в многотысячной толпе не нашлось ни одного, кто бы сказал слово против эмира. Наоборот, на транспарантах, которые несли демонстранты, были начертаны слова благодарности эмиру за манифест, пожелания ему здоровья и долгих лет жизни.
Но вот совсем неожиданно распространился слух, что на Регистане собралось несколько тысяч мулл и учащихся медресе с дубинками, копьями, топорами... И еще триста пехотинцев и двести всадников поджидают демонстрантов...
Тут только я понял, как правы те, кто предупреждал, что затея с демонстрацией принесет лишь вред.
Взволнованные этой мрачной вестью, руководители этой демонстрации, спешно посовещавшись, решили разойтись по домам.
Что и было сделано.
Правда, после небольшой суматохи, руководители демонстрации решили послать к кушбеги трех своих представителей — Мирбобо Мухсин-заде, Атоуллоходжу и Юсуф-заде, чтобы они рассказали о миролюбивых целях демонстрантов. Вскоре пришла печальная весть: этих представителей схватили и бросили в тюрьму, а теперь рыскают по городу, хватают тех, кто заподозрен в джадидизме... Оказавшийся тут Файзулла Ходжаев посоветовал всем участникам демонстрации покинуть Бухару, поскорее добраться до Кагана. Сам же ушел домой.
Насим-джан отпил еще глоток вина, съел кусок мяса и выглянул в окно вагона. Поезд медленно шел по безжизненной пустыне. За окном мало что можно было разглядеть. Сплошные тучи заволокли небо, минутами в вагоне становилось совсем темно. Насим продолжал:
— Итак, народ разошелся по домам, на месте осталось лишь несколько организаторов демонстрации, в их числе Мукам Махсум, Халим Ашуров и я. Мы решили скрыться в доме знатного человека, занимавшего раньше высокий пост и находившегося теперь в тени. Он был другом Мукама, и тот заверил, что мы будем у него в полной безопасности.
«В доме этого человека нас не станут искать... К тому же я сделал ему немало хорошего. Неужели в опасное для нашей жизни время он не поможет нам?»
Пословица гласит: утопающий хватается за соломинку. Вот мы и схватились за «соломинку»... Оглянувшись по сторонам и убедившись, что нас никто не высматривает, постучались в дверь дома прежнего хакима. Он был крайне удивлен нашим появлением, но любезно поздоровался и только попросил побыстрее войти в калитку.
«Кто-нибудь за вами шел, вы не заметили?»
«Нет,— заверил его Мукам Махсум,— никто за нами не шел... Мы не беглые преступники... Можете не бояться! Просто нужно подождать, пока улягутся страсти. Вот мы и решили найти у вас на некоторое время приют».
«Ясно. Но должен вас предупредить, что мой дом не безопасен».
«Почему вы так думаете? Вы — почтенный, благонадежный человек. Кто вас станет преследовать? Неужели вы...»
«Простите меня, Махсум-джан,— перебил его хозяин дома,— всюду есть злые духи, нечистая сила... Все время неожиданно, сами собой воспламеняются одеяла, подушки, уголь, дрова... Днем и ночью летят в мой дом сухие комья глины. Сейчас у меня и в женском и в мужском дворе сидят шесть чтецов Корана и читают священную книгу. А тут еще демонстрация, восстание... Я просто с ума схожу от всего этого! Если я впущу вас, муллы непременно донесут на меня... Вы уж простите меня, Махсум-джан!»
Нам стало ясно, что из этого «укрытия» ничего не выйдет... Мы потихоньку вышли на улицу и начали обсуждать положение.
Куда же идти? Я считал, что самое безопасное место — кладбище. Друзья сначала замялись, но в конце концов пришли к такому же выводу. И мы, не теряя времени, двинулись в сторону кладбища, называющегося холмом Ходжа-аспгардона. Мы, все четверо, поместились в заброшенном, полуразрушенном склепе, сооруженном из камня и жженого кирпича. Один из наших спутников, не помню уже кто, очень боялся мертвецов, его мы оставили у самого входа, чтобы он мог время от времени высовываться, глотнуть свежего воздуха. Мукам Махсум и Халим Ашуров мертвецов не боялись, но оказались изнеженными: затхлый воздух склепа и мелкая въедливая пыль вызвали их крайнее раздражение, они то и дело отряхивались, морщились, что-то бормотали, видимо, ругались. И все же им пришлось лежать на этой затхлой земле, ожидая, когда можно будет уйти. Я был моложе их, но, как ни странно, рассудительней и осторожней. Я напряг весь свой слух, стараясь услышать, что происходит поблизости... Вот проехал фаэтон, вот прогрохотала арба, прокричал осел, свора собак с лаем носилась внизу, у самого холма...
Наконец наступила ночь. Ее темное покрывало окутало Бухару. Но казалось, что и во тьме она кипит интригами. Мы хотим света, но, оказывается, и темнота в иных случаях бывает нужна. Она может спрятать человека от грозящей опасности, от нападения врага... Мы вышли из склепа, когда на улицах уже никого не было. С холма спускались поодиночке и быстро свернули в переулок, в котором жил Мукам. Все вместе вошли в его невзрачный домик, закрыли на засов дверь, опустили занавески. Ждали.
Утром пришел водонос, рассказал, что творится в городе. По улицам ходят приближенные эмира и кушбеги, муллы и их ученики и еще разный сброд... Они вылавливают джадидов и вообще всех, кто им кажется джадидом или их единомышленником. Тащат в Арк, а там бросают в темницу. Они разгромили дом Файзуллы Ходжаева, но ни его самого, ни его семьи там не оказалось. Они своевременно ушли...
...Мы сидели в доме Мукама словно пленники, обдумывали, что нам делать. Любым путем надо выбраться из Бухары. И конечно, добраться до Кагана. Я сделал из найденных в доме волос для всех искусственные бороды и усы, намотал огромные чалмы, надел широкие халаты. Водонос пошел на биржу, нанял щеголеватого извозчика с красивым фаэтоном и подъехал к дому. Пара коней бежала резво и быстро, и мы скоро очутились за городом. Так мы избавились от преследования и благополучно добрались до Кагана.
Рассказ Насим-джана был прерван, поезд прибыл на станцию Караул-Базар и остановился. Карим и Насим-джан вышли из вагона и прошли вдоль всего состава, чтобы поговорить с красноармейцами, узнать, как они едут, каково их настроение... Все было хорошо. По словам начальника эшелона, часов через пять поезд должен прибыть в Карши.
Поезд тронулся примерно через час. Карим ждал продолжения рассказа Насим-джана.
— Мне довелось еще раз спасти Мукама Махсума... Он был на волоске от гибели... Это было во время наступления белых войск под командованием генерала Дутова.
— Интересно, расскажите!
— Дело было летом 1918 года в Ташкенте. Революционный комитет младобухарцев решил отправить в Москву комиссию для переговоров с правительством РСФСР, с товарищем Лениным, просить о помощи... В эту комиссию входили Файзулла Ходжаев, Ахмад-джан Махсум Хамди, Мукам Махсум и я... Вдруг перед нашим выездом пришло сообщение, что генерал Дутов идет на Оренбург. Удастся ли проехать или нет? Но революционные дела не терпели отлагательства, а все надежды были на помощь России, так что мы решили ехать. Будь что будет!
За час до прибытия в Оренбург к нам в купе вошел кондуктор и предупредил, что поезд дальше не пойдет. Собирайтесь, мол, выходить.
«Почему? — спросил Файзулла.— Ведь у нас билеты до Москвы».
«И я бы не прочь быть в Москве,— вздохнул кондуктор,— путь отрезан. Белые заняли Самару и другие города...»
Остальные члены комиссии тревожно смотрели на Файзуллу. Однако на его лице не было ни малейших признаков страха, он был спокоен, выдержан, как всегда.
«Ну хорошо, ничего не поделаешь,— сказал он, что-то обдумывая.— В Оренбурге живет много мусульман, у меня среди них есть хорошие знакомые и друзья, есть и постоялые дворы бухарцев...»
«В постоялых дворах бухарцев останавливаться опасно,— сказал Мукам Махсум,— там околачиваются разные люди... Нужно найти другое место».
«А может, лучше обратиться в штаб Красной Армии? — посоветовал Ахмад Махсум.— Там помогут».
«Хорошо, доедем — на месте обдумаем, видней будет»,— заключил Файзулла и начал складывать свои вещи.
За сборами быстро прошло время, вот и оренбургский вокзал. На перроне нас встретил Олим-джан Джураев, друг Файзуллы Ходжаева.
Высокий стройный молодой человек, примерно одних лет с Файзул-лой, Олим-джан Джураев горячо поздоровался со всеми: «Добро пожаловать. За вокзалом нас ждет фаэтон. Идемте!»
Мы обрадовались этой встрече и с благодарностью приняли приглашение Олим-джана. В зале ожидания на вокзале к нам подошел полный человек с большим животом и маленькой круглой бородкой, одетый в бухарский халат, с чалмой на голове.
Он приветливо со всеми поздоровался и сказал:
«Я ходжа Гулом. Для своих земляков содержу постоялый двор, готов служить вам. Пришел поезд, я и вышел... Что ж, думаю, может, встречу земляков и смогу помочь им... Милости просим в дом слуги вашего!»
«Спасибо, дядя ходжа,— ответил за всех Файзулла,— я знаю о вас, вы очень хороший человек, заботитесь о земляках... Что поделаешь! Нас еще раньше пригласил Олим-джан».
«А, конечно, что поделаешь! Ну что ж, он мне как сын!»
«Вот и пожалуйте вечером к нам»,— вежливо, но суховато сказал Олим-джан и направился вместе с нами к выходу.
Олим-джан Джураев был известен в свое время в Бухаре как один из самых богатых купцов и широкой души человек. Но ему пришлось расстаться с родной Бухарой, так как он не признавал власти эмира. Он переселился в Россию, избрав местожительством Оренбург. Там выстроил дом для себя и семьи, лавки и торговый двор. Еще в детстве он подружился с Файзуллой Ходжаевым. Живя до революции в Москве, Фаизулла не раз помогал ему, оказывал разные услуги. И неудивительно, что, узнав о прибытии Файзуллы с друзьями, Олим-джан встретил их и поселил в своем доме, где они были радушно приняты. В гостиной, убранной на европейский лад, гостей усадили за большой круглый стол. Гости изрядно проголодались и отдали должное вкусной еде... Попозже, за чаем, начали обсуждать создавшееся положение.
«С чего мы начнем? — обратился Фаизулла к хозяину дома.— Прежде всего нужно узнать, что делается у вас на фронте. Если можно надеяться, что генерал Дутов со своим войском скоро будет разгромлен, то мы обождем. Если же враг еще силен, то надо действовать. Но как?»
«Я пойду в гарнизон или в городскую комендатуру,— сказал Ахмад-джан Махсум.— Тут, как мне говорили, находится мой друг, татарин. Он командует воинской частью. Если он окажется здесь, то постараюсь с ним встретиться. Он, должно быть, сможет дать дельный совет».
«А я схожу к ходже Гулому,— сказал Олим-джан.— Этот старый хитрец общается с белыми и, наверное, знает многое... А вы лучше отдохните с дороги».
Время было послеполуденное. Небо серое, пасмурное, легкий ветерок, играя, поднимал дорожную пыль.
Мы с Мукамом Махсумом тоже ушли — хотелось пройтись по городу. В доме остался один Фаизулла.
Раньше всех вечером, как только стемнело, явился Олим-джан. Он был крайне возбужден и чем-то разгневан. Но, увидев Файзуллу, как-то сразу успокоился, и глаза его потеплели.
«А где другие? — спросил он.— Неужели еще не вернулись? Ну, наверное, сейчас придут... А вы молодец, что решили отдохнуть».
«Как ваша беседа с ходжой Гуломом?»
«Ох, лучше не спрашивайте!»
Он посидел минуту задумавшись, потом встал и вышел из комнаты.
Фаизулла недоумевал: «Что произошло? Странно!»
Через несколько минут Олим-джан вернулся, сел поближе к Файзулле, стал рассказывать:
«Я всегда думал, что это низкий человек, что он может оказаться предателем, шпионом... Но не представлял себе, до какой степени! Он встретил меня очень приветливо, угостил вином. Потом, когда заговорили о делах, он сказал, что белые очень близко, что не сегодня завтра они возьмут Оренбург».
«Он может и соврать, похвалиться своей осведомленностью»,— заметил Фаизулла.
«Так или иначе, но город, кажется, действительно уйдет из рук красных,— с тревогой сказал Олим-джан.— Я-то смогу спасти вас и при белых, обеспечу укрытие... Но этот негодяй найдет и предаст вас! Он даже предложил мне стать его сообщником, сказал, чтобы я промолчал насчет приближения Дутова, наоборот, я должен вас уверить, что он при последнем издыхании. Зато, когда город будет занят белыми, чтоб я лично, своими руками передал ему вас, именно вас! Для меня, мол, это выгодно — заслужу расположение Дутова».
«Что же вы на это ответили?»
«Принял все его предложения, даже от себя добавил, сказал, что нужно сообщить каким-то образом об этом белым до их прихода».
«Вот молодец!»
«Да, я хотел разведать, кто здесь общается с Дутовым... Оказывается, он-то сам и держит эту связь со штабом генерала и уже успел о вас доложить!»
«Да, обстановка! — задумчиво сказал Файзулла.— Что же теперь надо делать?»
«По-моему, как можно скорее выбраться из города!»
«Куда и на чем?»
«Я могу привести пару добрых коней».
«Но нас четверо!»
Олим-джан смутился: как же он упустил это из виду! Но Файзулла его успокоил:
«Ничего, не тревожьтесь. Придут мои товарищи, вместе решим».
Все вскоре пришли, печальные и усталые, хотя ничего еще не знали о грозящей опасности. Только один Ахмад-джан Махсум, как всегда спокойный и сдержанный, чему-то даже улыбался.
«Ну как,— обратился к нему Файзулла,—были в штабе красных, нашли своего друга?»
«Нашел, он здесь и работает, в штабе... Сказал, что не вовремя мы приехали: Оренбург со всех сторон окружен белыми. Через день-другой штаб эвакуируется на восток. Он предложил присоединиться к ним и вместе сражаться с белыми».
«Что же вы ответили?»
«Сказал, что отвечу, когда посоветуюсь с товарищами... Лично я думаю, что другого выхода нет».
«Совершенно верно! — воскликнул Файзулла.— Мы оба можем присоединиться к Красной Армии. А что будут делать остальные двое?»
«О, за нас не беспокойтесь,— живо сказал Мукам Махсум,— меня и Насим-джана опекает ходжа Гулом. Он ручается, что с нами ничего не случится».
«Где вы видели его?»
«Мы гуляли по городу и встретились с ним... Он пригласил зайти в его лавку, угостил чаем и попутно рассказывал о событиях. Белые будто бы уже у входа в город. Мы спросили, что же делать, неужели мы приехали сюда, чтобы найти свою смерть? Ходжа засмеялся и весело сказал: «Нет, что вы! Вы ведь сын почтенного муллы! Ни один волос не упадет с вашей головы. Я не допущу. Но с одним условием: отделиться от Фай-зуллы!» Он нас ошеломил, мы терялись в догадках и не знали, что ответить. Тут, видя наше недоумение, он добавил: «Нужно найти какую-нибудь причину... А вы завтра же перебирайтесь ко мне. Об остальном позабочусь я!»
«Что вы ответили?» — нетерпеливо спросил Олим-джан.
«Что мы могли ответить? Мы согласились».
«Правильно! Молодцы! — воскликнул после короткого раздумья Файзулла.— Теперь нужно решить, как провести это дело. Я предлагаю, чтобы завтра утром Насим-джан и Мукам перешли в дом ходжи Гулома. Ахмад-джан уйдет к своему товарищу в штаб Красной Армии. А мы, Олим-джан и я, сядем на приведенных вами коней и поскачем в Саратов. Здесь нам оставаться при белых опасно».
«Вы правы. А из Саратова, надо думать, мы сумеем попасть в Москву».
Из кухни принесли тем временем дымящийся плов, и все подсели к столу.
С утра начали действовать, как решили. Первыми, собрав свои вещи, ушли мы с Мукамом Махсумом, отправились прямиком в дом ходжи Гулома, ушел и Ахмад-джан к своему другу в штаб. И тогда, накинув хурджины на своих коней, Файзулла и его друг Олим-джан пустились в путь.
О том, каков был их путь, мне много позднее рассказывал Файзулла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
На следующий же день у книжной лавки «Баракат» собралась уйма народу... Я был просто поражен. У хауза Девонбеги состоялся митинг. Забравшись на плоские крыши парикмахерских, ораторы произносили страстные речи, поздравляли народ со свободой, благодарили эмира за манифест, который, по их словам, провозгласил ее. В демонстрации, помимо джадидов, участвовали персы и бедняки евреи, лишенные в то время прав.
Демонстранты шли в сторону проезда Токи Саррофон. Там снова выступали ораторы, выкрикивали лозунги... После этого в квартале Говкушон к процессии присоединились еще многие. Таким образом собралось не меньше пяти-шести тысяч человек. После митинга отправились в квартал Гозиен...
Как известно, Хиёбон — самая широкая и длинная улица в Бухаре. Пока мы дошли до нее, собралось еще более двух тысяч человек, преимущественно бухарские персы и иранцы. На наши головы с крыш богатых домов сыпались конфеты, орехи и миндаль, звучали дойры, молодежь пела веселые песни... В одном многолюдном квартале была сооружена даже трибуна для ораторов. Кто-то хотел пригласить военных музыкантов эмира и под их бодрящую музыку, вслед за ними, выйти на Регистан.
— Глупцы! — воскликнул Карим.
— Да, глупость нашла там пристанище... Люди еще недостаточно разобрались в событиях, в многотысячной толпе не нашлось ни одного, кто бы сказал слово против эмира. Наоборот, на транспарантах, которые несли демонстранты, были начертаны слова благодарности эмиру за манифест, пожелания ему здоровья и долгих лет жизни.
Но вот совсем неожиданно распространился слух, что на Регистане собралось несколько тысяч мулл и учащихся медресе с дубинками, копьями, топорами... И еще триста пехотинцев и двести всадников поджидают демонстрантов...
Тут только я понял, как правы те, кто предупреждал, что затея с демонстрацией принесет лишь вред.
Взволнованные этой мрачной вестью, руководители этой демонстрации, спешно посовещавшись, решили разойтись по домам.
Что и было сделано.
Правда, после небольшой суматохи, руководители демонстрации решили послать к кушбеги трех своих представителей — Мирбобо Мухсин-заде, Атоуллоходжу и Юсуф-заде, чтобы они рассказали о миролюбивых целях демонстрантов. Вскоре пришла печальная весть: этих представителей схватили и бросили в тюрьму, а теперь рыскают по городу, хватают тех, кто заподозрен в джадидизме... Оказавшийся тут Файзулла Ходжаев посоветовал всем участникам демонстрации покинуть Бухару, поскорее добраться до Кагана. Сам же ушел домой.
Насим-джан отпил еще глоток вина, съел кусок мяса и выглянул в окно вагона. Поезд медленно шел по безжизненной пустыне. За окном мало что можно было разглядеть. Сплошные тучи заволокли небо, минутами в вагоне становилось совсем темно. Насим продолжал:
— Итак, народ разошелся по домам, на месте осталось лишь несколько организаторов демонстрации, в их числе Мукам Махсум, Халим Ашуров и я. Мы решили скрыться в доме знатного человека, занимавшего раньше высокий пост и находившегося теперь в тени. Он был другом Мукама, и тот заверил, что мы будем у него в полной безопасности.
«В доме этого человека нас не станут искать... К тому же я сделал ему немало хорошего. Неужели в опасное для нашей жизни время он не поможет нам?»
Пословица гласит: утопающий хватается за соломинку. Вот мы и схватились за «соломинку»... Оглянувшись по сторонам и убедившись, что нас никто не высматривает, постучались в дверь дома прежнего хакима. Он был крайне удивлен нашим появлением, но любезно поздоровался и только попросил побыстрее войти в калитку.
«Кто-нибудь за вами шел, вы не заметили?»
«Нет,— заверил его Мукам Махсум,— никто за нами не шел... Мы не беглые преступники... Можете не бояться! Просто нужно подождать, пока улягутся страсти. Вот мы и решили найти у вас на некоторое время приют».
«Ясно. Но должен вас предупредить, что мой дом не безопасен».
«Почему вы так думаете? Вы — почтенный, благонадежный человек. Кто вас станет преследовать? Неужели вы...»
«Простите меня, Махсум-джан,— перебил его хозяин дома,— всюду есть злые духи, нечистая сила... Все время неожиданно, сами собой воспламеняются одеяла, подушки, уголь, дрова... Днем и ночью летят в мой дом сухие комья глины. Сейчас у меня и в женском и в мужском дворе сидят шесть чтецов Корана и читают священную книгу. А тут еще демонстрация, восстание... Я просто с ума схожу от всего этого! Если я впущу вас, муллы непременно донесут на меня... Вы уж простите меня, Махсум-джан!»
Нам стало ясно, что из этого «укрытия» ничего не выйдет... Мы потихоньку вышли на улицу и начали обсуждать положение.
Куда же идти? Я считал, что самое безопасное место — кладбище. Друзья сначала замялись, но в конце концов пришли к такому же выводу. И мы, не теряя времени, двинулись в сторону кладбища, называющегося холмом Ходжа-аспгардона. Мы, все четверо, поместились в заброшенном, полуразрушенном склепе, сооруженном из камня и жженого кирпича. Один из наших спутников, не помню уже кто, очень боялся мертвецов, его мы оставили у самого входа, чтобы он мог время от времени высовываться, глотнуть свежего воздуха. Мукам Махсум и Халим Ашуров мертвецов не боялись, но оказались изнеженными: затхлый воздух склепа и мелкая въедливая пыль вызвали их крайнее раздражение, они то и дело отряхивались, морщились, что-то бормотали, видимо, ругались. И все же им пришлось лежать на этой затхлой земле, ожидая, когда можно будет уйти. Я был моложе их, но, как ни странно, рассудительней и осторожней. Я напряг весь свой слух, стараясь услышать, что происходит поблизости... Вот проехал фаэтон, вот прогрохотала арба, прокричал осел, свора собак с лаем носилась внизу, у самого холма...
Наконец наступила ночь. Ее темное покрывало окутало Бухару. Но казалось, что и во тьме она кипит интригами. Мы хотим света, но, оказывается, и темнота в иных случаях бывает нужна. Она может спрятать человека от грозящей опасности, от нападения врага... Мы вышли из склепа, когда на улицах уже никого не было. С холма спускались поодиночке и быстро свернули в переулок, в котором жил Мукам. Все вместе вошли в его невзрачный домик, закрыли на засов дверь, опустили занавески. Ждали.
Утром пришел водонос, рассказал, что творится в городе. По улицам ходят приближенные эмира и кушбеги, муллы и их ученики и еще разный сброд... Они вылавливают джадидов и вообще всех, кто им кажется джадидом или их единомышленником. Тащат в Арк, а там бросают в темницу. Они разгромили дом Файзуллы Ходжаева, но ни его самого, ни его семьи там не оказалось. Они своевременно ушли...
...Мы сидели в доме Мукама словно пленники, обдумывали, что нам делать. Любым путем надо выбраться из Бухары. И конечно, добраться до Кагана. Я сделал из найденных в доме волос для всех искусственные бороды и усы, намотал огромные чалмы, надел широкие халаты. Водонос пошел на биржу, нанял щеголеватого извозчика с красивым фаэтоном и подъехал к дому. Пара коней бежала резво и быстро, и мы скоро очутились за городом. Так мы избавились от преследования и благополучно добрались до Кагана.
Рассказ Насим-джана был прерван, поезд прибыл на станцию Караул-Базар и остановился. Карим и Насим-джан вышли из вагона и прошли вдоль всего состава, чтобы поговорить с красноармейцами, узнать, как они едут, каково их настроение... Все было хорошо. По словам начальника эшелона, часов через пять поезд должен прибыть в Карши.
Поезд тронулся примерно через час. Карим ждал продолжения рассказа Насим-джана.
— Мне довелось еще раз спасти Мукама Махсума... Он был на волоске от гибели... Это было во время наступления белых войск под командованием генерала Дутова.
— Интересно, расскажите!
— Дело было летом 1918 года в Ташкенте. Революционный комитет младобухарцев решил отправить в Москву комиссию для переговоров с правительством РСФСР, с товарищем Лениным, просить о помощи... В эту комиссию входили Файзулла Ходжаев, Ахмад-джан Махсум Хамди, Мукам Махсум и я... Вдруг перед нашим выездом пришло сообщение, что генерал Дутов идет на Оренбург. Удастся ли проехать или нет? Но революционные дела не терпели отлагательства, а все надежды были на помощь России, так что мы решили ехать. Будь что будет!
За час до прибытия в Оренбург к нам в купе вошел кондуктор и предупредил, что поезд дальше не пойдет. Собирайтесь, мол, выходить.
«Почему? — спросил Файзулла.— Ведь у нас билеты до Москвы».
«И я бы не прочь быть в Москве,— вздохнул кондуктор,— путь отрезан. Белые заняли Самару и другие города...»
Остальные члены комиссии тревожно смотрели на Файзуллу. Однако на его лице не было ни малейших признаков страха, он был спокоен, выдержан, как всегда.
«Ну хорошо, ничего не поделаешь,— сказал он, что-то обдумывая.— В Оренбурге живет много мусульман, у меня среди них есть хорошие знакомые и друзья, есть и постоялые дворы бухарцев...»
«В постоялых дворах бухарцев останавливаться опасно,— сказал Мукам Махсум,— там околачиваются разные люди... Нужно найти другое место».
«А может, лучше обратиться в штаб Красной Армии? — посоветовал Ахмад Махсум.— Там помогут».
«Хорошо, доедем — на месте обдумаем, видней будет»,— заключил Файзулла и начал складывать свои вещи.
За сборами быстро прошло время, вот и оренбургский вокзал. На перроне нас встретил Олим-джан Джураев, друг Файзуллы Ходжаева.
Высокий стройный молодой человек, примерно одних лет с Файзул-лой, Олим-джан Джураев горячо поздоровался со всеми: «Добро пожаловать. За вокзалом нас ждет фаэтон. Идемте!»
Мы обрадовались этой встрече и с благодарностью приняли приглашение Олим-джана. В зале ожидания на вокзале к нам подошел полный человек с большим животом и маленькой круглой бородкой, одетый в бухарский халат, с чалмой на голове.
Он приветливо со всеми поздоровался и сказал:
«Я ходжа Гулом. Для своих земляков содержу постоялый двор, готов служить вам. Пришел поезд, я и вышел... Что ж, думаю, может, встречу земляков и смогу помочь им... Милости просим в дом слуги вашего!»
«Спасибо, дядя ходжа,— ответил за всех Файзулла,— я знаю о вас, вы очень хороший человек, заботитесь о земляках... Что поделаешь! Нас еще раньше пригласил Олим-джан».
«А, конечно, что поделаешь! Ну что ж, он мне как сын!»
«Вот и пожалуйте вечером к нам»,— вежливо, но суховато сказал Олим-джан и направился вместе с нами к выходу.
Олим-джан Джураев был известен в свое время в Бухаре как один из самых богатых купцов и широкой души человек. Но ему пришлось расстаться с родной Бухарой, так как он не признавал власти эмира. Он переселился в Россию, избрав местожительством Оренбург. Там выстроил дом для себя и семьи, лавки и торговый двор. Еще в детстве он подружился с Файзуллой Ходжаевым. Живя до революции в Москве, Фаизулла не раз помогал ему, оказывал разные услуги. И неудивительно, что, узнав о прибытии Файзуллы с друзьями, Олим-джан встретил их и поселил в своем доме, где они были радушно приняты. В гостиной, убранной на европейский лад, гостей усадили за большой круглый стол. Гости изрядно проголодались и отдали должное вкусной еде... Попозже, за чаем, начали обсуждать создавшееся положение.
«С чего мы начнем? — обратился Фаизулла к хозяину дома.— Прежде всего нужно узнать, что делается у вас на фронте. Если можно надеяться, что генерал Дутов со своим войском скоро будет разгромлен, то мы обождем. Если же враг еще силен, то надо действовать. Но как?»
«Я пойду в гарнизон или в городскую комендатуру,— сказал Ахмад-джан Махсум.— Тут, как мне говорили, находится мой друг, татарин. Он командует воинской частью. Если он окажется здесь, то постараюсь с ним встретиться. Он, должно быть, сможет дать дельный совет».
«А я схожу к ходже Гулому,— сказал Олим-джан.— Этот старый хитрец общается с белыми и, наверное, знает многое... А вы лучше отдохните с дороги».
Время было послеполуденное. Небо серое, пасмурное, легкий ветерок, играя, поднимал дорожную пыль.
Мы с Мукамом Махсумом тоже ушли — хотелось пройтись по городу. В доме остался один Фаизулла.
Раньше всех вечером, как только стемнело, явился Олим-джан. Он был крайне возбужден и чем-то разгневан. Но, увидев Файзуллу, как-то сразу успокоился, и глаза его потеплели.
«А где другие? — спросил он.— Неужели еще не вернулись? Ну, наверное, сейчас придут... А вы молодец, что решили отдохнуть».
«Как ваша беседа с ходжой Гуломом?»
«Ох, лучше не спрашивайте!»
Он посидел минуту задумавшись, потом встал и вышел из комнаты.
Фаизулла недоумевал: «Что произошло? Странно!»
Через несколько минут Олим-джан вернулся, сел поближе к Файзулле, стал рассказывать:
«Я всегда думал, что это низкий человек, что он может оказаться предателем, шпионом... Но не представлял себе, до какой степени! Он встретил меня очень приветливо, угостил вином. Потом, когда заговорили о делах, он сказал, что белые очень близко, что не сегодня завтра они возьмут Оренбург».
«Он может и соврать, похвалиться своей осведомленностью»,— заметил Фаизулла.
«Так или иначе, но город, кажется, действительно уйдет из рук красных,— с тревогой сказал Олим-джан.— Я-то смогу спасти вас и при белых, обеспечу укрытие... Но этот негодяй найдет и предаст вас! Он даже предложил мне стать его сообщником, сказал, чтобы я промолчал насчет приближения Дутова, наоборот, я должен вас уверить, что он при последнем издыхании. Зато, когда город будет занят белыми, чтоб я лично, своими руками передал ему вас, именно вас! Для меня, мол, это выгодно — заслужу расположение Дутова».
«Что же вы на это ответили?»
«Принял все его предложения, даже от себя добавил, сказал, что нужно сообщить каким-то образом об этом белым до их прихода».
«Вот молодец!»
«Да, я хотел разведать, кто здесь общается с Дутовым... Оказывается, он-то сам и держит эту связь со штабом генерала и уже успел о вас доложить!»
«Да, обстановка! — задумчиво сказал Файзулла.— Что же теперь надо делать?»
«По-моему, как можно скорее выбраться из города!»
«Куда и на чем?»
«Я могу привести пару добрых коней».
«Но нас четверо!»
Олим-джан смутился: как же он упустил это из виду! Но Файзулла его успокоил:
«Ничего, не тревожьтесь. Придут мои товарищи, вместе решим».
Все вскоре пришли, печальные и усталые, хотя ничего еще не знали о грозящей опасности. Только один Ахмад-джан Махсум, как всегда спокойный и сдержанный, чему-то даже улыбался.
«Ну как,— обратился к нему Файзулла,—были в штабе красных, нашли своего друга?»
«Нашел, он здесь и работает, в штабе... Сказал, что не вовремя мы приехали: Оренбург со всех сторон окружен белыми. Через день-другой штаб эвакуируется на восток. Он предложил присоединиться к ним и вместе сражаться с белыми».
«Что же вы ответили?»
«Сказал, что отвечу, когда посоветуюсь с товарищами... Лично я думаю, что другого выхода нет».
«Совершенно верно! — воскликнул Файзулла.— Мы оба можем присоединиться к Красной Армии. А что будут делать остальные двое?»
«О, за нас не беспокойтесь,— живо сказал Мукам Махсум,— меня и Насим-джана опекает ходжа Гулом. Он ручается, что с нами ничего не случится».
«Где вы видели его?»
«Мы гуляли по городу и встретились с ним... Он пригласил зайти в его лавку, угостил чаем и попутно рассказывал о событиях. Белые будто бы уже у входа в город. Мы спросили, что же делать, неужели мы приехали сюда, чтобы найти свою смерть? Ходжа засмеялся и весело сказал: «Нет, что вы! Вы ведь сын почтенного муллы! Ни один волос не упадет с вашей головы. Я не допущу. Но с одним условием: отделиться от Фай-зуллы!» Он нас ошеломил, мы терялись в догадках и не знали, что ответить. Тут, видя наше недоумение, он добавил: «Нужно найти какую-нибудь причину... А вы завтра же перебирайтесь ко мне. Об остальном позабочусь я!»
«Что вы ответили?» — нетерпеливо спросил Олим-джан.
«Что мы могли ответить? Мы согласились».
«Правильно! Молодцы! — воскликнул после короткого раздумья Файзулла.— Теперь нужно решить, как провести это дело. Я предлагаю, чтобы завтра утром Насим-джан и Мукам перешли в дом ходжи Гулома. Ахмад-джан уйдет к своему товарищу в штаб Красной Армии. А мы, Олим-джан и я, сядем на приведенных вами коней и поскачем в Саратов. Здесь нам оставаться при белых опасно».
«Вы правы. А из Саратова, надо думать, мы сумеем попасть в Москву».
Из кухни принесли тем временем дымящийся плов, и все подсели к столу.
С утра начали действовать, как решили. Первыми, собрав свои вещи, ушли мы с Мукамом Махсумом, отправились прямиком в дом ходжи Гулома, ушел и Ахмад-джан к своему другу в штаб. И тогда, накинув хурджины на своих коней, Файзулла и его друг Олим-джан пустились в путь.
О том, каков был их путь, мне много позднее рассказывал Файзулла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31