А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

И все же Вагинян был той соломинкой, за которую можно было ухватиться.
К концу разговора по лбу Дробышева скатилась тоненькая струйка пота.
— Что не сделаешь для вас, Клюева, — облегченно выдохнув, Дмитрий Семенович осторожно опустил трубку на рычаг. — Ребята подъедут к девяти.
Без одной минуты девять в кабинет вошли двое в штатском.
— Майор Дуюн.
— Капитан Липко.
Они крепко пожали руки Дробышеву, Виктору и Наташе (она чуть не вскрикнула от боли) и потребовали, чтобы их быстро ввели в курс дела.
Затем, получив исчерпывающую информацию по всем интересующим их вопросам, мужчины о чем-то тихонечко посовещались, и майор Дуюн объявил:
— Работаем параллельно. Моя команда будет присматривать за вами, Наталья Михайловна, за вашим мужем и дочерью. Капитан Липко переключается на Антонину Федоровну и Леонида. Встали, поехали.
Неизвестно откуда взявшиеся пареньки в замызганных рабочих комбинезонах за каких-то полчаса заменили деревянную входную дверь на бронированную, буквально замуровав ее опорную часть специальным бетонным раствором.
— Шторы у вас плохие, просвечивают. — В это время майор Дуюн осуществлял тщательный осмотр квартиры. — Впрочем, это пустяки — заменим. Так, две комнаты... Окна кухни выходят во двор, ага...
Значит, так, слушайте меня внимательно... Мое дело — предотвратить покушение как таковое, я не собираюсь прикрывать вас своим телом. Ничто не будет угрожать вашей жизни при одном условии — если вы будете выполнять все мои инструкции.
— Будем, — заверила его Наташа.
Она только что уложила Инночку спать и теперь приготовилась к долгому обстоятельному разговору, Но Дуюн был краток. •
— Во-первых, — закурив, он начал медленно вышагивать по комнате. — Ни в коем случае не открывать шторы ни днем, ни ночью. Лучше вообще к окнам не приближаться. Во-вторых, о всех своих планах на день сообщать заблаговременно. В-третьих, никакой самодеятельности вроде «вынести мусорное ведро». Из квартиры не выходить ни на секунду, входную дверь не открывать ни под каким предлогом. В-четвертых, вы будете общаться только со мной. Лично. Если некто позвонит вам и скажет, что он выполняет поручение майора Дуюна, — не кладите трубку и мгновенно свяжитесь со мной по этой рации. — Он положил на стол продолговатый аппарат с длинной антенной. — Если вы хотите срочно передать мне какую-либо информацию — связь также производится по рации. Пароль — «Белочка».
— «Белочка», — повторила Наташа. — Витя, запоминаешь?
— Угу... — кивнул благоверный. Непривычная обстановка, в которой он оказался так неожиданно и которая так напоминала фильмы про шпионов, не то что пугала его, но заставляла кончиками волосков ощущать всю важность и неповторимость происходящего.
— Белочка — это я, — пояснил Дуюн. — Ваша информация поступит ко мне через секунду, где бы я ни находился. Что еще? Ах да... В том случае, если хотя бы одна инструкция будет нарушена, я снимаю с себя всяческую ответственность.
— Понятно, — деловито подбоченилась Наташа. — Я бы тоже хотела вас кое о чем предупредить...
Майор выжидающе вскинул брови: мол, давай, девчоночка, удиви дядьку.
— Видите ли... Человек, который хочет меня убрать... он очень смелый... он очень хитрый...
— Я ознакомился с его биографией, — помрачнел Дуюн. — Но мы тоже не гимназистки.
Вскоре привезли черную фольгу, какой обычно пользуются профессиональные фотографы, и плотно закупорили ею окна.
В половине одиннадцатого Клюевы наконец остались одни. И тут же затрезвонил телефон.
— Представляешь, доча, нам новую дверь поставили! — возбужденно дышала в трубку Антонина Федоровна.
— Нам тоже.
— А это бесплатно?
— Бесплатно.
— Ну-у-у, слава Богу!.. А то я подумала — это какие ж деньжищи, вовек не расплатиться! Доча, а вам тоже из квартиры выходить нельзя?
— Тоже, мам...
— И долго этот тюремный режим продолжаться будет?
— Не знаю...
— А кто знает?
В голосе Антонины Федоровны появились укоризненные нотки. А ведь прекрасно знает, что ее дочери угрожает смертельная опасность... Наташа не удивилась бы, если бы мать через минуту начала открыто винить ее во всех неудобствах, которые теперь будет причинять строгая охрана. Поэтому она решила побыстрей свернуть этот бестолковый разговор.
— Потерпи немножко. Его поймают. Его обязательно поймают...
Инночка будто чувствовала, что ее родители безмерно устали, что они нуждаются в покое и отдыхе. За всю ночь кроха не проронила ни звука, спала тихо-тихо.
Витя уснул мгновенно. Она тоже было задремала, но сквозь нежную дымку надвигающегося сна увидела вдруг обезображенное злобой лицо корейца. Это желтоватое лицо было так натурально, так осязаемо... Протяни руку — и дотронешься до приплюснутого носа.
«Он где-то рядом... — теперь уже твердо знала Наташа. — Где-то совсем близко...»
— Разбудил? Простите, что так поздно. — По тону Дробышева было понятно, что случилось что-то важное.
— Нет-нет, Дмитрий Семенович, еще не ложилась.
— У тебя все нормально?
— Да вроде бы...
— Просто у меня беспокойство какое-то... — Было слышно, как Дробышев глубоко затянулся сигаретой. — Сам не понимаю, откуда взялось? Главное — ты ничего не бойся. У Вагиняна ребята что надо, в обиду не дадут.
— Дмитрий Семенович, а если связаться с Одессой?
— Зачем?
— Ну, я подумала... Не вечно же эти прятки могут продолжаться. А вдруг он действительно утонул? Может, водолазы исследуют дно? Я показала бы им направление, я запомнила.
— Глупости, Клюева. Забудьте об этом. Это ж сколько водолазов нужно? И потом... Мне минуту назад сообщили... Слышите меня?
«Конечно же, Дробышев не просто так позвонил. И беспокойство его охватило тоже не на ровном месте...»
— Слышу.
— В подмосковном Воскресенске был замечен мужчина, схожий по приметам с вашим дружком...
— Замечен? — У Наташи аж дыхание перехватило. — Кем замечен? Когда?
— В районе двадцати двух. Милицейский патруль потребовал у него документы. Вот...
— Они живы?
— Живы. Лежат в местной больнице. Один в реанимации, состояние его критическое. Другой в сознании, он-то и рассказал про приметы. Только не паникуйте, это может быть обыкновенное совпадение...
— Да-да, еще одно. Но опять не в мою пользу. Это он. Он теперь раненый зверь...
— Не торопите события, Клюева, — как-то неуверенно сказал Дробышев. — Я вам утречком перезвоню, лады?
Наташа лежала на спине и думала: почему целая система не может справиться с одним человеком? И вдобавок ко всему эта система еще и боится его! Да где это видано?
— Сообщение для «Белочки».
— Соединяю.
И через мгновение:
— Майор Дуюн на проводе.
— Наталья Клюева вас беспокоит.
— Знаю. Что у вас?
— Мне необходимо поехать в Лефортово.
— Когда?
— Прямо сейчас.
— В три часа ночи?
— Да...
АВАРИЯ
Все произошло так неожиданно, что Федор даже не успел ничего сообразить. Не доезжая до светофора, «мерседес», ехавший впереди, вдруг резко затормозил и остановился. Ну и его «восьмерка», конечно, «поцеловала» иностранца в задницу. Не сильно, правда, только бампер немного помяла, но все равно приятного мало.
— Что ты вытворяешь, чайник, что же ты вытворяешь? — прошептал Федор и, заглушив мотор, выскочил на дорогу.
А дверца «мерседеса» открылась, и из него вылез высокий широкоплечий паренек в кожаной куртке. Присел пару раз, чтобы размять затекшие конечности, небрежно выплюнул на асфальт жвачку и медленно двинулся посмотреть, что там произошло.
— Ну разве так можно? — Томов-Сигаев покачал головой, стараясь сложить вместе расколовшуюся пополам переднюю левую фару. — Вы что, светофор не видели?
Паренек тоже присел, снял темные очки, аккуратно спрятал их в карман и потрогал бампер «мерседеса» своей увесистой пятерней.
А сзади уже вовсю гудели машины. Старались объехать, обдавали Федора клубами выхлопов и поливали неприличными выражениями из открытых окон.
— Что же это вы так тормозите, молодой человек? — сказал Томов-Сигаев, пытаясь сдержать злость. — Вы посмотрите, ведь только недавно фару поменял, совсем новая была, а вы...
— Короткий! — вдруг крикнул паренек зычным басом. — Поди посмотри, что у нас с жопой!
Из кабины медленно вылез мускулистый коротышка. Подошел, долго тупо глазел на помятое железо и вдруг со всей силы саданул по багажнику кулаком. Посмотрел на Федора Ивановича пустыми поросячьими глазками и сказал:
— Ты че, мужик, глаза дома оставил? Не видишь, куда прешь?
— Как это? — Томов-Сигаев даже раскрыл рот от возмущения. — Да я... Да вы... Нет, постойте, это же вы виноваты. Посмотрите, сколько до светофора, а вы тормозите, как будто...
— Ну че ты мне баки забиваешь? — Короткий мотнул головой. — Не, Юр, ты на него посмотри, всю жопу нам разворотил, а сам еще че-то вякает.
— Но позвольте... — Федору Ивановичу стало немного не по себе от этих поросячьих глазок, буравящих его переносицу. — Давайте дождемся ГАИ, они сами разберутся, кто виноват.
— Да ты знаешь, сколько стоит этот бампер выправить, | козел? — Короткий опять сжал кулаки и опять с размаху саданул по багажнику.
И тут в Федоре взыграло чувство собственного достоинства. Он выпятил грудь, выкатил глаза и отчетливо произнес, делая ударение на каждом слоге:
— Попрошу не оскорблять, молодой человек! Я вас в два раза старше!
— А ты не выступай! — Короткий двинул ногой по правой фаре «жигуленка», и она отвалилась. — Ты че меня пугаешь, козел? Ты че меня пугаешь, я спрашиваю?
— Вас пока никто не пугает! — Томов-Сигаев готов был аж взорваться от возмущения. — Я хотел решить этот казус полюбовно, но раз такое дело...
Он развернулся и двинулся в сторону ближайшего таксофона, бормоча себе под нос:
— Вот наглецы какие. Они у меня еще попляшут. Они у меня еще пожалеют, что связались. Нет, это просто бандиты, это же просто бандиты.
Гаишники приехали минут через пятнадцать. Все это время ребятки спокойно сидели на капоте Федоровой «восьмерки» и курили, изредка перекидываясь парой фраз. А Федор сидел за рулем и то и дело поглядывал на часы. С одной стороны, Бог с ней, с фарой этой, хоть она и новая, но с другой стороны...
Нет, нельзя давать спуску этим проходимцам, у которых нет чувства элементарного уважения к старшим. Да они вообще ничего не боятся, как будто нет у нас ни законов, ни милиции — ничего. Сколько можно терпеть хамство в транспорте, очередях, на улице, на работе, в конце концов? Нет, уж он-то спуску им не даст, уж они-то жестоко поплатятся за этого «козла».
— Попрошу документы! — Молодой милиционер козырнул и заглянул в салон: — Что у вас тут случилось?
— Да вот, вы понимаете... — Томов-Сигаев бодро протянул милиционеру права и техпаспорт. — Эти молодые люди неожиданно затормозили. И свет-то был зеленый, можно было ехать спокойно. Я не успел затормозить и слегка их задел. И вы знаете, что мне от них пришлось выслушать за то время, пока вы...
Но что пришлось выслушать Федору, милиционера не волновало. Посмотрев документы, он медленно пошел к парням, по дороге оглядывая повреждения.
— Здравия желаю, начальник! — Короткий протянул ему свои права. — Вот, блин, козел, жопу разворотил, а платить не хочет.
— Кто разворотил? Я разворотил? — Томов-Сигаев весь пошел пятнами. — Да как вам не стыдно?
— Разберемся, — безразлично констатировал гаишник, прервав спор.
Потом долго заполняли протокол с обеих сторон, Томов-Сигаев пять раз подряд рассказал, как все было на самом деле. Милиционер пять раз подряд выслушал, глядя куда-то мимо, и наконец сказал:
— А че ж ты к самой жопе притулился, дистанцию не соблюдаешь?
— Я... — Федор Иванович проглотил это «ты». — Я соблюдал... начальник. Это они встали вдруг посреди дороги. Ты посмотри, где мы стоим, а где светофор.
Милиционер посмотрел, но это не дало никакого результата.
— Да че ты его слушаешь?! — крикнул Короткий. — Он небось еще не проспался после вчерашнего, вот и не видит вокруг ни хрена.
При этом его рука вынырнула из кармана и что-то сунула милиционеру в ладонь. И тот как-то сразу оживился, встрепенулся, начал проявлять интерес. Попросил Томова-Сигаева дыхнуть, долго зачем-то стоял на четвереньках, заглядывая то под одну, то под другую машину, а потом сказал:
— Ну вот что, ребята. Повреждения у вас незначительные, разбирайтесь сами.
— Как это — сами? — возмутился Томов-Сигаев. — Как это — сами? Да я вас потому и вызвал, что...
— А ты вообще не выступай. — Милиционер махнул рукой. — Если не хочешь, чтобы я тебя прав лишил, сиди и не вякай. Все понял?
Это уже перешло все границы. Томов-Сигаев уже даже знал, что он сейчас скажет этому наглецу в милицейской форме, даже рот открыл, набрал побольше воздуху, ножку эдак по-обиженному отставил, но милиционер просто сел в машину, хлопнул дверцей и укатил.
— Вот так, — сказал Короткий, широко улыба ясь. — А ты говоришь — ГАИ. Что будем делать? За ремонт-то надо платить.
Второй тем временем полез в бардачок «восьмерки» и достал оттуда пачку визиток. Одну вынул, а остальные швырнул в салон, рассыпав по сиденьям.
— Это вы мне должны заплатить, наглецы! — Федор решил перейти в наступление. — Да я вам сейчас такое могу устроить — света белого не увидите! Стоит мне только набрать один номер, и вы... И вы...
— Ладно, ладно, товарищ Томов-Сигаев Эф И, — перебил его Короткий. — Не разоряйся. Слышал, что мент сказал? Велел самим разбираться. А мы так считаем, что ты виноват, значит, и платить придется тебе.
— Я... Ну ладно, вы у меня попляшете. — Федор суетливо вынул из кармана блокнот с ручкой и стал переписывать номера машины. — Вы у меня еще получите за свое хамство.
— Пиши-пиши. — Ребята засмеялись. — Только не ошибись, профессор.
— Уж я не ошибусь, будьте спокойны. — Он спрятал блокнот в карман. — Вы думаете, что я на вас управы не найду?
— Ну поищи. — Короткий хмыкнул, открыл дверцу «мерседеса» и сел за руль. — Ты нас найдешь, мы тебя найдем. Как-то разберемся.
— Да как вы смеете уезжать, даже не извинившись за разбитую... — начал было возмущаться он, но «мерседес» фыркнул и укатил прочь.
— Ну, сволочи, ну, негодяи, ну, подлецы какие... — ругался Томов-Сигаев всю дорогу до института. — Это же надо, как только таких земля носит? Но они у меня пожалеют. Они у меня еще слезами умоются...
ТРЯПКА
Склифосовский выглядел, прямо скажем, неважнецки. На физиономии места живого не было.
Он хмуро поглядел на Наташу и опустился на привинченный к полу табурет. По тому, как он при этом страдальчески прикусил нижнюю губу, можно было сделать вывод, что его задница представляла собой один сплошной синяк.
— Где мой адвокат? — с вызовом гаркнул Склифосовский. — Я не скажу ни слова, пока не явится мой адвокат!
— Я хочу, чтобы наш разговор был не для протокола, — интимно произнесла Наташа.
— С чего это вдруг?
— Совсем не вдруг... — Она вывалила на стол объемистую пачку ксерокопий. — У меня сегодня было достаточно времени, чтобы еще раз внимательно просмотреть ваше дело. Внимательно и спокойно, не захлебываясь эмоциями, как это было на процессе.
Склифосовский уперся в Наташу своими распухшими глазенками, по выражению ее лица стараясь уловить какой-то подвох.
— Раньше я думала, что вы такой же, как и они. Безжалостный убийца, выродок без капли совести и сострадания. Но теперь... Я сопоставила все факты, выстроила цепочку происходивших событий день за днем, час за часом и пришла к выводу, что...
— Что? — Склифосовский встрепенулся.
— Мне стал ясен ваш психологический портрет. Еще несколько часов назад не хватало чего-то существенного, важного... Или же, наоборот, что-то мешало, что-то было лишнее. Уж очень противоречивой и загадочной личностью вы мне казались. И тут я поняла. Случайность! Все дело именно в ней! Про Маугли читали? Маленький мальчик случайно, я подчеркиваю — случайно! — оказался в джунглях, в волчьей стае. И сам стал волком.
— А можно попроще? — Склиф нервно заерзал на табурете. — Без этих ваших заумностей?
— Попробую. Есть люди, способные управлять обстоятельствами. Но есть и другие люди, не обладающие достаточно сильным характером. Я понятно выражаюсь?
— Допустим... — угрюмо пробурчал Склифосовский.
— Так уж получилось, что обстоятельства управляли вами на протяжении всей вашей жизни, а вы были их невольным рабом, послушным исполнителем. Подует ветер вправо — и вы вправо. А подует влево... Никакой вы не злодей, Склифосовский. Вы просто безвольный человек, тряпка, тюфяк. И трус. Да-да, пора бы уж признаться самому себе. Трус!..
— Вы правы... — тихо сказал Склифосовский. — Я боялся их... Сколько раз хотел сбежать, а боялся...
— Вы самого себя боялись, — с сочувствием смотрела на него Наташа. — Боялись совершить поступок. Вы привыкли, что за вас думают и решают другие.
— Короче! — будто опомнившись, закричал Склифосовский. — Я тряпка, да?!
— Ничего-то вы не поняли, — вздохнула Наташа. — И напрасно сердитесь. Я же прощения у вас хотела попросить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34