А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Причесанного, трезвого, вымытого. Он читал свои вирши. Наташа мило улыбалась и чувствовала себя препогано. Впрочем, не удержалась. Отругала стихи поэта и сказала, что ничего героического не совершила — просто выполнила свою работу.
— Вы за перестройку? — спросил ее очкастый ведущий.
— Я за закон, — не разделила энтузиазма ведущего Наташа.
— За демократический закон? — настаивал очкарик.
— Честно говоря, я не знаю, что это такое. Демократия, в переводе с греческого, — власть народа. Если законом будет управлять большинство — я против. Законом вообще нельзя управлять. Его можно только исполнять. Я — исполнитель.
Так шло изо дня в день. Газеты, журналы, снова телевидение. На работе Наташа появлялась для того, чтобы получить зарплату. Дробышев никаких дел ей не давал. Говорил:
— Вы сейчас и так заняты важным делом. Все правильно говорите. Я рад за вас.
Виктор каждый вечер встречал ее с кипой вырезок и зачитывал наиболее понравившиеся ему места.
Была у этой популярности, правда, другая, менее приятная, сторона. Звонили какие-то придурки и просили засудить их до смерти, потому что без нее жить не могут. Или вдруг на улице останавливались люди и глазели, как она покупает, скажем, морковку.
Мать тоже была счастлива. Только Ленька, кажется, был недоволен. Теперь слово сестры становилось слишком весомым.
Он попытался держаться, не пил почти целый месяц, но потом его повело, и как-то раз он вернулся домой, что называется, на бровях. Еще хорошо, что не попал в милицию. Но, к несчастью, первым на глаза попался не матери и даже не Витьке, а именно Наташе.
— О! Гособвинитель... — пролепетал Ленька, глядя на сестру снизу вверх, потому что стоял на четвереньках. Открывание двери отняло у бедняги все силы.
— Копеечку потерял? — язвительно полюбопытствовала Наташа.
— Ну выпил человек, ну и что?
— На какие шиши?! Ты же тунеядец! У матери на шее сидишь! Ты что, с нее на выпивку тянешь, негодник? Или воруешь?
Если бы Наташа знала, что оба ее предположения были весьма близки к истине...
— Это не твое дело! Пошла на ...! — озлобился брат.
Наташа живо подняла его с четверенек и влепила такую оплеуху, что тот, похоже, мигом протрезвел.
Наташа размахнулась еще для одного крепкого воспитательного действия, но тут случилось непонятное — ее вдруг забило в судорогах, началась рвота.
Такая реакция на алкоголь повергла Леньку в настоящий шок, а Наташа бросилась в туалет, где рвота продолжалась мучительно долго.
На шум, естественно, сбежались мать и мух.
Наташа вышла из туалета бледная и слабая.
Тут же спряталась у себя в комнате. А когда Виктор робко вошел, вдруг улыбнулась и сказала:
— Ты кого больше хочешь — мальчика или девочку?
— Наташка! — аж задохнулся муж. — Милая моя!..
СВЕТКА
Дело было необычное, по крайней мере, для Наташи. Мало того, что сейчас для нее все дела необычны, а тут еще и убийство на сексуальной почве. Больше она ничего не знала. Только Самойлов сказал, что это круто. Как на развале видеокассет, где про фильм, который покупаешь, можно прочесть только, что это «ломовейшая комедия» или «боевик-ураган», «суперхит сезона». Ну еще продавец закатит глаза, покачает головой и таинственным голосом скажет, что это надо смотреть. А дальше — кот в мешке.
Но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Поэтому Наташа набрала в легкие побольше воздуха, как перед прыжком в ледяную воду, и потянула за тесемочку.
Когда первый раз открываешь книгу, быстро пролистываешь ее, останавливаясь только на картинках. Как будто картинки могут сжато рассказать содержание. Наташа начала с фотографий.
Нежнова Лидия Васильевна, сорокового года рождения. Профиль и анфас. Обычная тетка с немного опухшим лицом, каких полно на рынке или в гастрономе в обеденный перерыв. Работает паспортисткой в ЖЭКе. Обвиняемая номер один.
Ростокина Алла Семеновна, тридцать восьмой год рождения. Тоже профиль и анфас. И тоже довольно обычная тетка. Немножко похожа на учительницу, которая преподавала географию Наташе в Одессе. Короткая стрижка, нос картошкой; два массивных подбородка. Уборщица в заводской столовой. У таких обычно грубые руки с пальцами, как сосиски, от постоянной работы с мокрой тряпкой. Обвиняемая номер два.
И наконец жертва. Никакого профиля, никакого анфаса. Что называется, сюжетные снимки. Мужчина лежит в ванне, до половины заполненной мутной, темной от крови водой. Горло перерезано, и всю грудь залила черная кровь. Лица не разобрать, потому что оно тоже залито кровью — выколоты глаза. Лобов Антон, шестьдесят пятый год рождения, студент института культуры. Прилагается паспортная фотография. Симпатичный парень с веснушками на все лицо.
И заключение судмедэкспертизы. Глаза выколоты острым предметом, горло перерезано острым предметом. Смерть наступила от болевого шока и потери крови. Половые органы отрезаны уже после смерти острым предметом.
— Острым предметом... — повторила Наташа, как во сне.
— Что? — не расслышала Гуляева. — Что вы говорите?
— Нет-нет, ничего. — Наташа вскочила и выбежала из кабинета.
В туалете ее долго тошнило. Может, токсикоз, а может, оттого, что за последнее время она отвыкла от подобного рода зрелищ. В университете, когда проходили убийства, частенько видела фотографии трупов, но тогда они почему-то воспринимались скорее как наглядная агитация, чем как фиксирование страшных злодеяний. А теперь...
В кабинет она вернулась минут через пять, вся бледная, с трясущимися руками. Бухнулась в кресло и уставилась в окно, не в силах заставить себя заняться работой.
— Такие дела лучше проскакивать на полном ходу, — тихо сказала Нина Петровна.
— Что? — Наташа вздрогнула.
— Я говорю, не надо вникать, а то по ночам спать не сможешь. Быстро просмотрела, криминал подсчитала и по полной катушке. — Женщина не отрывала взгляда от документов и что-то быстро писала. — Если убийство, да к тому же с отягчающими обстоятельствами, лучше глубоко не копать.
— Но как же?.. — удивилась Наташа.
— А так. — Гуляева бросила ручку и грустно посмотрела на коллегу. — Я когда второе дело получила, потом месяц от психиатра не вылезала — никак в себя прийти не могла. А дома муж, мама старенькая. Если начинаешь копаться в этом подробно, то поневоле втягиваешься. И тогда просто туши свет. На людей спокойно смотреть не можешь. Так что не советую. Если второе дело переживешь, то дальше все как по маслу. У нас ведь каждому новичку первое дело дают полегче, чтобы освоился, а второе — примерно такого рода. На выносливость щупают. Пару человек сломались, в юрисконсульты ушли по собственному. Трудно такое пережить.
Сказав это, Нина Петровна тихо вздохнула и опять принялась писать. А Наташа еще час не решалась дотронуться до папки, как будто боялась испачкаться в человеческой крови...
Соседи постоянно жаловались... Постоянные ссоры с убитым... Неоднократно угрожали физической расправой... В гомосексуальной связи... После распития спиртных напитков... Возникла очередная ссора... С особой циничностью... Кухонным ножом... Отрезанные половые органы спустили в унитаз... Продолжили распивать...
Все эти детали вспыхивали в ее мозгу, пока она ехала с работы домой. Наслаивались одна на другую, складываясь в какую-то страшную бесформенную глыбу. На протокольном языке это называется отягчающими обстоятельствами. Отягчающими вину. Отягчающими жизнь тем, кто будет в этих обстоятельствах разбираться. И действительно, отягчали. Отягчали настолько, что Наташа чувствовала себя так, как будто это она убила. Или как будто это ее зарезали в ванне. Теперь она понимала, о чем говорила Гуляева. Если попытаться еще и копаться во всех этих подробностях, можно просто сойти с ума, взять ножичек и самой кого-нибудь убить.
— Привет, как у нас дела? — встретил ее на пороге Витя радостной улыбкой. — Как здоровье? Как мы себя чувствуем?
— Отстань, — буркнула Наташа, скидывая туфли. Но муж не отстал и полез целоваться.
— Отстань, я сказала! — крикнула Наташа и грубо оттолкнула его от себя.
--Ты что? — обиделся он.
— Ничего...
— Я ужин приготовил, — пробормотал он, удивленно глядя на нее. — Отбивные, с кровью, твои люби...
Но не успел он договорить, как Наташа ринулась в туалет, судорожно зажав рот ладонью.
— Приготовь мне чаю крепкого, хорошо? — по
просила она. — Ты меня прости, но я есть не буду.
Я спать пойду.
А на следующее утро все было уже нормально. Наташа спокойно позавтракала, приготовила обед и пошла на работу. Как будто что-то порвалось, сломалось, умерло за эту ночь, во время которой она раз пять просыпалась в холодном поту. Но теперь все кончилось. Теперь она могла уже спокойно думать об этом деле. Даже немножко жутковато было смотреть на собственное спокойствие со стороны.
Эти две немолодые женщины были лесбиянками. Жили в коммунальной квартире, почти не скрывая от посторонних своей связи. Больше всего им почему-то не нравился сосед-студент. Наверно, по- -тому, что девчонок в дом таскал. Оно и понятно, дело молодое. Да и какой нормальный человек сможет терпимо относиться к тому, что происходит за тоненькой стенкой. И они его в один «прекрасный» день просто укокошили. Сначала долго накачивали себя дешевым вином для храбрости, потом позвали его к себе. Он парень еще глупенький был, ничего не заподозрил. Вот только спрашивается, за что. На сексуальной почве? А какая тут может быть сексуальная почва, если их мужчины вообще не интересовали? Может, они просто возненавидели его за то, что он натурал? Так этих натуралов девяносто процентов, если не больше. Почему тогда именно он, а не кто-нибудь другой? Был же там еще один сосед, водитель троллейбуса, Нефедов.
А Гуляева говорит, что не надо углубляться. Как же не углубляться? Для того, чтобы судить человека, нужно его как минимум понять.
Наташа даже представить себе не могла, что такие вот тетки, как эти Нежнова и Ростокина, вообще оказались в сексуальном меньшинстве. Паспортистка ЖЭКа и уборщица столовой. Обоим уже под пятьдесят. Даже подумать противно, не то что представить.
Нет, Наташа не была ханжой и к людям с ненормативной сексуальной ориентацией относилась довольно спокойно, если, конечно, это впрямую не касалось ее. В университете у них про Светку ходили слухи подобного рода. Она была просто красавица, на которую не только парни, но и девушки заглядывались. Стройные длинные ноги, упругая грудь, роскошные рыжие волосы. Вокруг нее всегда была какая-то сексуальная аура, попадая в которую уже переставал задумываться над тем, что хорошо, а что плохо.
Наташа помнила, как однажды в походе ей пришлось ночевать в одной палатке со Светой. Потянули жребий — и выпало. Наташа уже слышала про то, что Светка занималась этим с какой-то студенткой с филфака, но отказаться не смогла. Почему-то думала, что если откажется, то этим выкажет свое презрение, обидит Светку. Глупо, конечно, но так и не решилась попросить, чтобы ее поселили с другой сокурсницей.
Вечером, у костра, конечно, выпили, а когда легли, Наташу всю просто колотило от напряжения. Весь хмель куда-то моментально улетучился, и она уже начала жалеть, что оказалась такой тряпкой и не попросилась в другую палатку.
Светка улеглась, чмокнула подругу в щеку, от чего Наташа чуть не закричала и прямо голышом не выскочила из палатки, перевернулась на другой бок и сразу уснула.
А Наташа не смогла заснуть еще часа два. Прислушивалась к каждому шороху, вздрагивала при каждом движении подруги. Но самое жуткое во всей этой ситуации было то, что если бы Светка все-таки решила ее совратить, то Наташа не смогла бы сопротивляться...
— Ну что, Наташенька Михайловна, как у вас? — радостно спросил Дробышев, с которым она столкнулась на пороге прокуратуры. — Дельце-то я вам приберег, а?.. Прямо как на заказ.
— Да, прямо как на заказ. — Наташа нервно улыбнулась.
— Ну так за работу. — Он засмеялся: — Что называется, засучив рукава. Когда суд?
— Через восемь дней.
— Успеете, — протянул он и похлопал ее по плечу. — Там ведь все ясно, как Божий день. Укокошили бедного паренька по пьяни, старые извращенки, а потом еще и надругались.
— Постараюсь. — Наташа кивнула и уже хотела пройти мимо, но Дробышев вдруг взял ее за руку, отвел в сторону и тихонько сказал:
— Только ты в этот раз того, без выкрутасов. Лады?.. Чуда больше не случится, перестройка и сексуальная революция одновременно не бывают. Так что давай без либералыцины.
«...Он постоянно издевался над нами с Лидой, подбрасывал всякие грязные картинки, вот я его и убила. И правильно сделала, я не жалею.
— То есть все это произошло по предварительному сговору?
— Нет, не по предварительному. Я сама его убила, Лида тут ни при чем.
— Но она ведь с вами в тот момент находилась. Почему тогда не остановила?
— Не знаю, почему не остановила. Пьяная была, спала на диване.
— Она не знала, что вы собирались зарезать Лобова?
— Я не собиралась. Как это — в состоянии аффекта. Да, в состоянии аффекта».
Наташа отложила стенограмму допроса Ростокиной и принялась за Нежнову.
«Я, Нежнова Лидия Васильевна, хочу сделать чистосердечное признание. Это я сама убила Лобова, моя соседка Ростокина тут совсем ни при чем. Это все я. Сама.
— То есть вы берете всю вину на себя?
— Всю вину беру.
— А по показанием вашего соседа Нефедова выходит, что вы это сделали вдвоем. Вы ведь в тот вечер собрались с Лобовым и Ростокиной в вашей комнате для распития спиртных напитков. Как же могло так получиться, что вы убивали, а она нет? Почему же она вас не остановила?
— Вот не смогла. Она была в нетрезвом состоянии и легла спать.
— А за что вы его убили?
— Он ко мне начал приставать. Домогаться начал, поэтому и убила.
— То есть вы категорически отрицаете наличие какого бы то ни было преступного сговора между вами и гражданкой Ростокиной?
— Отрицаю. Категорически. Я же говорю, что сама.
— Понятно. А что вы можете сказать по поводу показаний вашего соседа Нефедова, что вы с вашей соседкой находились в продолжительной гомосексуальной связи? И видеозаписи, найденные в комнате убитого, подтверждают эти показания.
— Больше ни на какие вопросы отвечать не. буду».
А он еще говорил, что тут все понятно. Нет, понятно, конечно, что это они убили, но не больше. Ведь любой нормальный человек будет всю вину валить на другого, пытаясь выгородить себя, это ей вдалбливали пять лет в университете. А тут все с точностью до наоборот. Почему? Никакой логики. Наташа опять достала фотографии и принялась внимательно всматриваться, как будто пыталась прочесть по этим глянцевым бумажкам, что же произошло на самом деле. Но ничего прочесть так и не смогла...
— Наташка?.. Привет, какими судьбами?! Ну заходи, заходи. Сколько лет, сколько зим! — Светка схватила ее за рукав и втащила в квартиру. — Как я рада, ты не представляешь, как я рада! Сижу тут одна целыми днями, пока Толька на работе, ни выбраться никуда, ничего. Раздевайся пока, а я сейчас в ресторан позвоню, пир закатим горой!
Наташа сняла плащ и принялась разуваться, стараясь придумать, как бы поделикатнее приступить. Уже начала жалеть, что затеяла все это.
— Ты что будешь?! — закричала Света из комнаты. — Шампанское или рислинг?
— Ой, Света, ничего, ничего. Мне нельзя. — Наташа уселась в кресло и виновато улыбнулась.
— Как это — нельзя? Обижаешь. Или?.. — Подруга хитро прищурилась.
— Или... — Наташа улыбнулась и опустила глаза.
— Ну-у, тогда поздравляю. — Света налила себе бокал. — За тебя!
— Свет, а я к тебе по делу, — наконец решилась Наташа.
— Интересно, по какому же? -- удивилась подруга. И удивилась неприятно, как показалось Наташе. — Знаешь, если по поводу загранпаспорта, то Толька сейчас не сможет. Разве что через...
— Да нет, — улыбнулась Наташа. — Я не к Толику, як тебе.
— Прости, — облегченно вздохнула Светка. — А то как узнает кто-нибудь из друзей, что у меня муж в ОВРРе работает, так сразу... Даже противно становится. Что за дело?
— Свет... — Наташа почувствовала, что краснеет. — Только ты не обидишься? Если не хочешь говорить, так сразу и скажи, я пойму.
— Опа-опа-опа, что-то интересное. — Света поставила бокал на стол. — Давай, не тяни.
— Мне тут дело дали на разбор, — издалека начала Наташа. — И мне... И я...
— Да что ты все жмешься? Выкладывай давай, — не выдержала подруга.
— Две тетки парня убили, соседа. Зарезали в ванне.
— Так, а я чем могу помочь?
Дальше тянуть было некуда. Или сказать сейчас, или свести все к пустым разговорам про дом-семью.
— Они... Эти тетки... жили... вместе. Понимаешь?.. Вот я и подумала, что... — Наташа посмотрела на подругу.
Света сначала не поняла, ждала продолжения рассказа. А потом вдруг как-то в один момент вся залилась краской. Наташа сразу вскочила и ринулась в прихожую, бормоча по дороге:
— Прости, Свет, это я не подумала. Глупо получилось, и вообще... Не хотела тебя обидеть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34