А ты веришь?
- Верю. И все-таки я хотела бы еще пожить.
- И я тоже...
Повисло тяжелое молчание. Внезапно Книжник резко поднялся. Глаза его
сияли.
- Так ведь вы же должны были пожениться... Эй, все сюда!
Остальные окружили их, не понимая, что происходит. И тогда Книжник,
подняв вверх руки, произнес:
- Перед Ардой и Эа, Луной и Солнцем, отныне и навсегда объявляю вас
женой и мужем!
Это были обрядовые слова. Одного он только не произнес - "в жизни и
смерти."
- Да будет так!
И тогда вдруг навзрыд расплакалась вторая из пленных женщин - почти
совсем девочка, и сейчас она поняла, что все кончено, что никогда у нее не
будет ничего - даже такой свадьбы. И Книжник подошел к ней и отвел ее руки
от заплаканного лица. Он негромко заговорил:
- Зачем ты плачешь? Ты - стройнее тростника и гибче лозы. Твои глаза
- как утренние звезды. Твоя улыбка - яснее весеннего солнца. Твое сердце -
тверже базальта и звонче меди. Волосы твои - как расчесанный лен. Ты
прекрасна, и я люблю тебя. Зачем же ты плачешь? Остальное - ерунда. Я
люблю тебя и беру тебя в жены - перед всеми. Не плачь.
- Выдумываешь, - всхлипнула девушка.
- Разве я когда нибудь лгал? И теперь я говорю правду. Верь мне,
пожалуйста. Веришь, да?
- Правда?
- Конечно, - соврал он впервые в жизни. "Сочиняю не хуже Сказителя.
Вот и кончилась моя первая и последняя сказка."
Иэрне жалась к Мастеру, пытаясь запахнуть на груди распоротую мечом
одежду. Это было страшно неудобно со скованными руками. Цепь была короткой
и мешала любому движению. Мастер прижимал ее к себе - она была в кольце
его скованных рук. Так они и стояли вместе. Иэрне давно поняла, что их
убьют, только не знала как и когда. Здесь было муторно и тяжко - яркий
свет со всех сторон, безжизненный и ровный, неподвижный воздух без запаха,
ни теплый ни холодный - никакой. У него был странный режущий вкус,
почему-то напоминающий о крови... У нее мутилось в голове, и она плохо
воспринимала происходящее. Даже если бы она не изнемогала от раны, все
равно ее мозг отказался бы понимать то, что творилось. Сначала - Учитель
на коленях, потом Мастер оставил ее и, шагнув вперед, говорил какие-то
слова, потом его ударили и он упал, сплевывая кровь, потом чей-то голос:
- Пощадите хоть женщин!
И другой - холодный и торжественный.
- Здесь нет мужчин и женщин. Здесь есть только проклятые отступники!
"Все-таки вместе" - успокоенно подумала она. - "Хотя бы умрем
вместе."
И - огромные черные глаза из толпы, полные ужаса и гнева...
Они могли видеть друг друга даже не поворачивая головы. Чтобы сделать
для этих двоих смерть еще более мучительной, их приковали к соседним
скалам. Орлы пока не трогали Иэрне, хотя уже дважды острые когти разорвали
бок Мастера, обнажив ребра. Его кровь капала вниз, на блестящую алмазную
дорожку. Но он не кричал. Он видел, как белело от ужаса, искажалось от
страдания ее лицо. Но она не кричала.
- Не смотри, - прохрипел он. - Не надо, умоляю тебя...
Иэрне закусила губу и опустила голову. Разодранная одежда обнажала
грудь, пересеченную алой полосой сверху вниз. Видеть это было мучительнее
всего, и он стискивал зубы от бессилия.
Он закричал лишь когда огромный орел стремительно ринулся вниз, на
Иэрне. Но птица не обратила внимания на него - она уже выбрала жертву.
Словно в тяжелом дурном сне он увидел, как изогнутый клюв ударил в шею,
сбоку. Кровь забила фонтаном, и птица с недовольным клекотом испуганно
взвилась вверх. Все его тело напряглось, словно он хотел вырваться,
броситься к ней... Иэрне не шевелилась, ее тело раскачивалось от толчка,
как тряпичная кукла. Ему казалось, что там, под разодранной черной одеждой
другая - ярко-алая, зловеще красивая. Он подумал - Иэрне уже умерла, но
внезапно она приподняла голову, и он еще раз увидел ее лицо, залитое
кровью. Губы что-то беззвучно прошептали. Он понял - что. Затем голова ее
бессильно упала на грудь. Все было кончено.
..."Я подожду тебя..."
Тела казненных сволокли к подножию горы. Труп Мастера тащили по
алмазной крошке, и она прилипала к изорванному телу, облекая его, словно
рыбу, сверкающей чешуей. Они лежали а алмазных саванах, и какой-то из
майяр по приказу Высших осматривал тела - не осталось ли каких-нибудь
ценных вещей на них. Он-то и заметил перстень на руке Мастера. Едва он
успел отсечь мертвому палец, как сзади кто-то сильно ударил его, так что
он грохнулся на алмазную дорожку.
- Пошел вон, падаль! - прорычала Воительница, сжимая кулаки. Майяр
знал, что с ней лучше не связываться, и быстро убежал.
Воительница села рядом с телом Иэрне и долго всматривалась в
застывшее лицо с каким-то новым, не знакомым ей еще чувством. А потом она
увидела бусину. "Ты прости меня. Я на память возьму... Я не забуду,
правда! Я не прощу. А ты - прости меня..."
Она быстро уходила, не ища пути, все сильнее ощущая какую-то странную
боль. Что-то сдавливало горло, щекотало в груди, в глазах... Она уже
бежала, не понимая, что с ней, изо всех сил сжимая в кулаке бусину.
Дыхание вырывалось с болезненным клекотом, рвалось, словно от долгого
бега...
Она упала на зеленую кочку в золотисто-серых сумерках колдовского
сада, и тут из ее груди вырвался странный, небывалый звук, как у раненого
зверя. Глаза почему-то стали мокрыми, и все расплылось, и не остановить
было этого. Кто-то коснулся дрожащих плеч. Перед ней стоял сам Ирмо, и
мягко смотрел на нее.
- Что это... со мной, Великий... что это... Я умираю?
- Нет, это просто слезы. Ты просто рождаешься заново. Ты плачь,
плачь. Это надо узнать. Плачь, дитя мое. Так надо.
ПИР
Тысячу раз он спрашивал себя - зачем, зачем он пришел сюда, на это
торжество? Он и ведь и без того не появлялся на пирах - претило бездумное
веселье; тем более сегодня - ведь знал, что собрались праздновать сегодня.
И все-таки что-то буквально тащило его сюда помимо его воли. Он шел и клял
себя - совсем недавно он сходил с ума от чужой боли и сам готов был
взмолиться о смерти. Совсем недавно затеплил он семь звезд в молчаливом
круглом покое, а теперь шел на пир убийц. Почему? Он не находил ответа. И
все-таки шел, словно чувствуя, что там он найдет ответ. Так взошел Владыка
Судеб на вершину самой высокой горы Благословенной Земли.
Майяр Короля Мира подобострастно кланялись ему, а в их глазах
сквозили страх и недоумение - редко Намо посещал пиры Валар. Он вошел в
сверкающий золотой зал, высоким сводом уходивший в небо; сквозь круглое
отверстие светили звезды Варды, слишком красивые, чтобы быть настоящими.
Эонве возгласил:
- Приветствуйте Владыку Судеб Арды, великого Намо!
На мгновение в зале повисло настороженно-недоуменное молчание, но
затем Король Мира с преувеличенной радостью воскликнул:
- Приветствую тебя, брат мой! Как я счастлив, что пришел ты разделить
общую радость!
Намо молча кивнул. Ни Ирмо, ни Ниенны не было. Его тоже явно не
ждали.
- Слишком много ныне гостей в моих чертогах, - подчеркнул он, - и
недолго пришел я. Но в такой час не прийти я не мог.
Какой-то второй смысл почудился Манве и в словах Намо, и в его кривой
угрюмой улыбке. Но надо было принимать все как есть. Намо провели к
высокому трону, и виночерпий поднес ему большой кубок, выточенный из
благородного темного турмалина и наполнил его вином. Намо не смотрел на
кубок. Его больше занимали те, что сидели вокруг зала, за пиршественными
столами. Ближе к престолу Манве стояли на возвышении троны Валар, дальше
сидели Майяр разного ранга - к тронам поближе те, что поважнее, дальше -
помельче, за ними - эльфы. А прямо посередине зала стояла огромная чаша,
наполненная вином, и из нее черпали красный темный напиток для пирующих.
Вон, напротив, прямо по правую руку от Манве восседает, надувшись как
насосавшийся клещ, Тулкас. Лицо уже красное, как нагретая медь, глаза
налились кровью. Герой. Несса и Ороме рядом. Несса щебечет что-то, то и
дело прижимаясь к супругу и кокетливо заглядывая ему в глаза. Ороме басит,
совершенно не обращая внимания на то, что шурин его не слышит, упиваясь
своим величием. Ванна немного приуныла в конце стола - смотрят не на нее.
Ауле пыжится изо всех сил - мол и я свою долю имею! У Йаванны лицо было
кислым - ее муж был сейчас в явной немилости у Короля Мира. Вайре сидела у
самого трона Варды и записывала, записывала все, что произносилось в зале.
Слева от Намо угрюмо расплылся, вытаращив глаза, Ульмо; его усы мокли в
изумрудном кубке с вином. Житель глубин не любил выбираться из своих
подводных владений. Ни одного живого лица. Разве что там, напротив,
охватив курчавую голову руками сидит один живой - отчаянно пьяный Оссе, с
глазами полными смертной тоски. "Ты заслужил свое" - недобро подумал Намо.
- "Теперь терпи." Странно, он не видел еще одного. Уж этого-то должны были
восхвалять. Странно. Злость, перерастающая в ледяную ярость, вставала в
сердце Намо, но разум его был на удивление холоден и ясен. И вот,
поднялась со своего трона Варда, сияя невообразимо прекрасным лицом, и в
зале заструился ее колдовской обволакивающий голос:
- Восславим же ныне отца нашего Эру, справедливейшего и мудрейшего!
Да правит вечно он Эа!
И запели хором прекрасными голосами златокудрые Ваньяр, и осушили все
свои кубки, и никто не видел как замешкался Намо и лишь пригубил вино. И
пошло. Пили во славу Короля Мира, Тулкаса-Победителя, во славу всех Валар,
и Тулкас, багровый от выпитого вина, вытолкнул жену в круг, и Несса
плясала перед всеми.
И вот снова встал Король Мира и хлопнул в ладони. Воцарилась тишина.
И в зал вошел еще один. Поверх алых одежд он был покрыт алым плащом, глаза
его были полны верноподданнической любви и восторга и в углах их дрожали
слезы. В руках он держал огромный золотой поднос, а на нем стояла большая
чаша, изукрашенная драгоценными каменьями. Она была красивой, даже очень -
но какой-то приторно-тяжелой и ее полированное нутро отливало алым. У Намо
заболели глаза. Он был не в силах смотреть ни на этого ало-белого... Не
знал, как назвать его даже. А Курумо уже приблизился к трону. Медленно,
гибко опустился он на камни и, протянув руки, осторожно поставил поднос на
мозаичный цветной пол и простерся у ног Повелителя Мира и Звездной
Королевы.
- Государь, - проникновенно прозвучал его мягкий, слегка дрожащий от
преданности и любви голос.
- Государь... Ты был милостив и простил раба своего. Прими же жалкий
сей дар из рук моих в знак любви и преданности!
Он поднял голову и, стоя на коленях, подал кубок Манве. Король
милостиво принял его.
- Встань, Курумо! Да будешь ты прославлен среди майяр! Возьми же и
наполни сей кубок, и из рук твоих приму я его и выпью в честь твою!
И показалось Намо, что кровью наполнена золотая чаша в руках Короля
Мира... Они пили. А рука Намо все жестче сжимала прозрачный кубок, и,
наконец, он треснул, порезав ему пальцы и залив руку алым вином, словно
кровью. "Хорошо, что не пришлось пить этого..." Ему мигом поднесли другой
кубок.
Курумо стоял, торжествующе глядя по сторонам; Намо злорадно ждал,
когда он, наконец, встретится глазами с ним, Владыкой Судеб. Курумо не
ожидал увидеть его здесь, и лицо его передернулось от животного страха, и
на мгновение Намо показалось, что это красивое лицо - лишь маска,
прикрывающая череп о спадающими клочьями гнилого мяса и кожи. Лишь
мгновение продолжалось это. Курумо вновь усмехался, нагло глядя в глаза
Намо, уверенный в своей безнаказанности. И быстро отвел глаза, проклиная в
душе темного Вала.
Намо не знал, что самое страшное впереди. Настал час, когда Манве
поднялся, и призвав к молчанию, возгласил:
- Ныне да увидят все, как карает отец наш Эру тех, кто восстает
против воли его!
"Как? Ведь уже нет боли... Только тупая сосущая тоска, пустота...
Неужели еще не все кончено, и лишь я ничего не ощущаю? Неужели он не сумел
уйти?" Лоб Намо покрылся испариной, руки сжались в кулаки.
А тем временем все глаза были прикованы к огромной чаше среди зала -
Зеркалу Варды. Любопытство, желание пощекотать нервы, злорадство - все,
кроме хоть капли сочувствия.
Темно-красная поверхность потемнела, стала прозрачно-черной. Звезды
всплыли со дна чаши, и Намо показалось, что чернота заполнила все вокруг,
и никого больше нет - только он и ночь. А потом он увидел лицо -
известково-белое, прочерченное узкими смоляно-блестящими дорожками крови.
Застывшее, окоченевшее лицо; рот чуть приоткрыт в безмолвном стоне, губы
изорваны, ввалившиеся веки опущены и темные тени в провалах мешаются с
кровью. Нет, это не было мертвой маской - лицо, на котором навечно застыло
страдание, побежденное могучей волей.
Непонятно откуда выплыло лицо Варды - куда более мертвое и страшное в
своей безупречной правильности и бесстрастности.
Казалось он медленно погружается в воды невидимой реки, волосы его
сжатые прокаленным обручем венца, струились по незримому течению и, словно
крылья ската, медленно колыхался черный плащ. Скованные руки застыли в
судорожном усилии разорвать одежду на груди, залитой кровью незаживающих
ран и разодранной ошейником шеи...
"Так все же он умер... Умер совсем. И никогда... И все равно это
победа. Это - не вечная пытка, которой они хотели... Но почему же я не
понял этого, не ощутил..."
Всего несколько мгновений длилось видение, а Намо показалось - века.
Заходили кровавые волны, и вновь вино было в чаше... Манве был недоволен,
но никто не смел сказать ни слова. И заговорила Варда:
- О Тулкас Могучий! Ныне да будешь ты увенчан короной, как Воитель
Мира!
"...Ты ведь хотел стать Повелителем всего сущего? Так получай же свою
корону, Властелин Мира!" - вспомнил, стиснув зубы, Намо.
Теперь у него был счет ко всем. Теперь он знал, зачем он здесь. "Ты
ушел брат мой. Но я - здесь. Я мало могу. Но, клянусь тебе, сделаю, что
смогу. Я так этого не оставлю. Все получат свое. Я клянусь тебе, брат
мой..."
Он покинул пир, и мало кто сожалел об этом - в присутствии его никто
не решался дать волю веселью. А Намо шел, не чувствуя больше в душе тоски
и пустоты. Была там, внутри тупая саднящая боль, но теперь он знал, что
делать.
СОДЕРЖАНИЕ
Весна Арды
Про Саурона
Про Майяр
О Драконах
События в Валиноре
Война гнева
Про Саурона
Намо
Черный нуменорец (Первый назгул)
О духе юга (Третий назгул)
(Седьмой назгул)
(Девятый назгул)
Песнь Девяти
Гэндальф в Дул-Гулдуре
Кольцо Сарумана
Конец Войны Кольца
Тхэсса-Оборотень
* Берен и Лютиен | Не знаю,
* Маэглин | где место
* Из тьмы | эпизодов в
* Пир | окончательном тексте
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
- Верю. И все-таки я хотела бы еще пожить.
- И я тоже...
Повисло тяжелое молчание. Внезапно Книжник резко поднялся. Глаза его
сияли.
- Так ведь вы же должны были пожениться... Эй, все сюда!
Остальные окружили их, не понимая, что происходит. И тогда Книжник,
подняв вверх руки, произнес:
- Перед Ардой и Эа, Луной и Солнцем, отныне и навсегда объявляю вас
женой и мужем!
Это были обрядовые слова. Одного он только не произнес - "в жизни и
смерти."
- Да будет так!
И тогда вдруг навзрыд расплакалась вторая из пленных женщин - почти
совсем девочка, и сейчас она поняла, что все кончено, что никогда у нее не
будет ничего - даже такой свадьбы. И Книжник подошел к ней и отвел ее руки
от заплаканного лица. Он негромко заговорил:
- Зачем ты плачешь? Ты - стройнее тростника и гибче лозы. Твои глаза
- как утренние звезды. Твоя улыбка - яснее весеннего солнца. Твое сердце -
тверже базальта и звонче меди. Волосы твои - как расчесанный лен. Ты
прекрасна, и я люблю тебя. Зачем же ты плачешь? Остальное - ерунда. Я
люблю тебя и беру тебя в жены - перед всеми. Не плачь.
- Выдумываешь, - всхлипнула девушка.
- Разве я когда нибудь лгал? И теперь я говорю правду. Верь мне,
пожалуйста. Веришь, да?
- Правда?
- Конечно, - соврал он впервые в жизни. "Сочиняю не хуже Сказителя.
Вот и кончилась моя первая и последняя сказка."
Иэрне жалась к Мастеру, пытаясь запахнуть на груди распоротую мечом
одежду. Это было страшно неудобно со скованными руками. Цепь была короткой
и мешала любому движению. Мастер прижимал ее к себе - она была в кольце
его скованных рук. Так они и стояли вместе. Иэрне давно поняла, что их
убьют, только не знала как и когда. Здесь было муторно и тяжко - яркий
свет со всех сторон, безжизненный и ровный, неподвижный воздух без запаха,
ни теплый ни холодный - никакой. У него был странный режущий вкус,
почему-то напоминающий о крови... У нее мутилось в голове, и она плохо
воспринимала происходящее. Даже если бы она не изнемогала от раны, все
равно ее мозг отказался бы понимать то, что творилось. Сначала - Учитель
на коленях, потом Мастер оставил ее и, шагнув вперед, говорил какие-то
слова, потом его ударили и он упал, сплевывая кровь, потом чей-то голос:
- Пощадите хоть женщин!
И другой - холодный и торжественный.
- Здесь нет мужчин и женщин. Здесь есть только проклятые отступники!
"Все-таки вместе" - успокоенно подумала она. - "Хотя бы умрем
вместе."
И - огромные черные глаза из толпы, полные ужаса и гнева...
Они могли видеть друг друга даже не поворачивая головы. Чтобы сделать
для этих двоих смерть еще более мучительной, их приковали к соседним
скалам. Орлы пока не трогали Иэрне, хотя уже дважды острые когти разорвали
бок Мастера, обнажив ребра. Его кровь капала вниз, на блестящую алмазную
дорожку. Но он не кричал. Он видел, как белело от ужаса, искажалось от
страдания ее лицо. Но она не кричала.
- Не смотри, - прохрипел он. - Не надо, умоляю тебя...
Иэрне закусила губу и опустила голову. Разодранная одежда обнажала
грудь, пересеченную алой полосой сверху вниз. Видеть это было мучительнее
всего, и он стискивал зубы от бессилия.
Он закричал лишь когда огромный орел стремительно ринулся вниз, на
Иэрне. Но птица не обратила внимания на него - она уже выбрала жертву.
Словно в тяжелом дурном сне он увидел, как изогнутый клюв ударил в шею,
сбоку. Кровь забила фонтаном, и птица с недовольным клекотом испуганно
взвилась вверх. Все его тело напряглось, словно он хотел вырваться,
броситься к ней... Иэрне не шевелилась, ее тело раскачивалось от толчка,
как тряпичная кукла. Ему казалось, что там, под разодранной черной одеждой
другая - ярко-алая, зловеще красивая. Он подумал - Иэрне уже умерла, но
внезапно она приподняла голову, и он еще раз увидел ее лицо, залитое
кровью. Губы что-то беззвучно прошептали. Он понял - что. Затем голова ее
бессильно упала на грудь. Все было кончено.
..."Я подожду тебя..."
Тела казненных сволокли к подножию горы. Труп Мастера тащили по
алмазной крошке, и она прилипала к изорванному телу, облекая его, словно
рыбу, сверкающей чешуей. Они лежали а алмазных саванах, и какой-то из
майяр по приказу Высших осматривал тела - не осталось ли каких-нибудь
ценных вещей на них. Он-то и заметил перстень на руке Мастера. Едва он
успел отсечь мертвому палец, как сзади кто-то сильно ударил его, так что
он грохнулся на алмазную дорожку.
- Пошел вон, падаль! - прорычала Воительница, сжимая кулаки. Майяр
знал, что с ней лучше не связываться, и быстро убежал.
Воительница села рядом с телом Иэрне и долго всматривалась в
застывшее лицо с каким-то новым, не знакомым ей еще чувством. А потом она
увидела бусину. "Ты прости меня. Я на память возьму... Я не забуду,
правда! Я не прощу. А ты - прости меня..."
Она быстро уходила, не ища пути, все сильнее ощущая какую-то странную
боль. Что-то сдавливало горло, щекотало в груди, в глазах... Она уже
бежала, не понимая, что с ней, изо всех сил сжимая в кулаке бусину.
Дыхание вырывалось с болезненным клекотом, рвалось, словно от долгого
бега...
Она упала на зеленую кочку в золотисто-серых сумерках колдовского
сада, и тут из ее груди вырвался странный, небывалый звук, как у раненого
зверя. Глаза почему-то стали мокрыми, и все расплылось, и не остановить
было этого. Кто-то коснулся дрожащих плеч. Перед ней стоял сам Ирмо, и
мягко смотрел на нее.
- Что это... со мной, Великий... что это... Я умираю?
- Нет, это просто слезы. Ты просто рождаешься заново. Ты плачь,
плачь. Это надо узнать. Плачь, дитя мое. Так надо.
ПИР
Тысячу раз он спрашивал себя - зачем, зачем он пришел сюда, на это
торжество? Он и ведь и без того не появлялся на пирах - претило бездумное
веселье; тем более сегодня - ведь знал, что собрались праздновать сегодня.
И все-таки что-то буквально тащило его сюда помимо его воли. Он шел и клял
себя - совсем недавно он сходил с ума от чужой боли и сам готов был
взмолиться о смерти. Совсем недавно затеплил он семь звезд в молчаливом
круглом покое, а теперь шел на пир убийц. Почему? Он не находил ответа. И
все-таки шел, словно чувствуя, что там он найдет ответ. Так взошел Владыка
Судеб на вершину самой высокой горы Благословенной Земли.
Майяр Короля Мира подобострастно кланялись ему, а в их глазах
сквозили страх и недоумение - редко Намо посещал пиры Валар. Он вошел в
сверкающий золотой зал, высоким сводом уходивший в небо; сквозь круглое
отверстие светили звезды Варды, слишком красивые, чтобы быть настоящими.
Эонве возгласил:
- Приветствуйте Владыку Судеб Арды, великого Намо!
На мгновение в зале повисло настороженно-недоуменное молчание, но
затем Король Мира с преувеличенной радостью воскликнул:
- Приветствую тебя, брат мой! Как я счастлив, что пришел ты разделить
общую радость!
Намо молча кивнул. Ни Ирмо, ни Ниенны не было. Его тоже явно не
ждали.
- Слишком много ныне гостей в моих чертогах, - подчеркнул он, - и
недолго пришел я. Но в такой час не прийти я не мог.
Какой-то второй смысл почудился Манве и в словах Намо, и в его кривой
угрюмой улыбке. Но надо было принимать все как есть. Намо провели к
высокому трону, и виночерпий поднес ему большой кубок, выточенный из
благородного темного турмалина и наполнил его вином. Намо не смотрел на
кубок. Его больше занимали те, что сидели вокруг зала, за пиршественными
столами. Ближе к престолу Манве стояли на возвышении троны Валар, дальше
сидели Майяр разного ранга - к тронам поближе те, что поважнее, дальше -
помельче, за ними - эльфы. А прямо посередине зала стояла огромная чаша,
наполненная вином, и из нее черпали красный темный напиток для пирующих.
Вон, напротив, прямо по правую руку от Манве восседает, надувшись как
насосавшийся клещ, Тулкас. Лицо уже красное, как нагретая медь, глаза
налились кровью. Герой. Несса и Ороме рядом. Несса щебечет что-то, то и
дело прижимаясь к супругу и кокетливо заглядывая ему в глаза. Ороме басит,
совершенно не обращая внимания на то, что шурин его не слышит, упиваясь
своим величием. Ванна немного приуныла в конце стола - смотрят не на нее.
Ауле пыжится изо всех сил - мол и я свою долю имею! У Йаванны лицо было
кислым - ее муж был сейчас в явной немилости у Короля Мира. Вайре сидела у
самого трона Варды и записывала, записывала все, что произносилось в зале.
Слева от Намо угрюмо расплылся, вытаращив глаза, Ульмо; его усы мокли в
изумрудном кубке с вином. Житель глубин не любил выбираться из своих
подводных владений. Ни одного живого лица. Разве что там, напротив,
охватив курчавую голову руками сидит один живой - отчаянно пьяный Оссе, с
глазами полными смертной тоски. "Ты заслужил свое" - недобро подумал Намо.
- "Теперь терпи." Странно, он не видел еще одного. Уж этого-то должны были
восхвалять. Странно. Злость, перерастающая в ледяную ярость, вставала в
сердце Намо, но разум его был на удивление холоден и ясен. И вот,
поднялась со своего трона Варда, сияя невообразимо прекрасным лицом, и в
зале заструился ее колдовской обволакивающий голос:
- Восславим же ныне отца нашего Эру, справедливейшего и мудрейшего!
Да правит вечно он Эа!
И запели хором прекрасными голосами златокудрые Ваньяр, и осушили все
свои кубки, и никто не видел как замешкался Намо и лишь пригубил вино. И
пошло. Пили во славу Короля Мира, Тулкаса-Победителя, во славу всех Валар,
и Тулкас, багровый от выпитого вина, вытолкнул жену в круг, и Несса
плясала перед всеми.
И вот снова встал Король Мира и хлопнул в ладони. Воцарилась тишина.
И в зал вошел еще один. Поверх алых одежд он был покрыт алым плащом, глаза
его были полны верноподданнической любви и восторга и в углах их дрожали
слезы. В руках он держал огромный золотой поднос, а на нем стояла большая
чаша, изукрашенная драгоценными каменьями. Она была красивой, даже очень -
но какой-то приторно-тяжелой и ее полированное нутро отливало алым. У Намо
заболели глаза. Он был не в силах смотреть ни на этого ало-белого... Не
знал, как назвать его даже. А Курумо уже приблизился к трону. Медленно,
гибко опустился он на камни и, протянув руки, осторожно поставил поднос на
мозаичный цветной пол и простерся у ног Повелителя Мира и Звездной
Королевы.
- Государь, - проникновенно прозвучал его мягкий, слегка дрожащий от
преданности и любви голос.
- Государь... Ты был милостив и простил раба своего. Прими же жалкий
сей дар из рук моих в знак любви и преданности!
Он поднял голову и, стоя на коленях, подал кубок Манве. Король
милостиво принял его.
- Встань, Курумо! Да будешь ты прославлен среди майяр! Возьми же и
наполни сей кубок, и из рук твоих приму я его и выпью в честь твою!
И показалось Намо, что кровью наполнена золотая чаша в руках Короля
Мира... Они пили. А рука Намо все жестче сжимала прозрачный кубок, и,
наконец, он треснул, порезав ему пальцы и залив руку алым вином, словно
кровью. "Хорошо, что не пришлось пить этого..." Ему мигом поднесли другой
кубок.
Курумо стоял, торжествующе глядя по сторонам; Намо злорадно ждал,
когда он, наконец, встретится глазами с ним, Владыкой Судеб. Курумо не
ожидал увидеть его здесь, и лицо его передернулось от животного страха, и
на мгновение Намо показалось, что это красивое лицо - лишь маска,
прикрывающая череп о спадающими клочьями гнилого мяса и кожи. Лишь
мгновение продолжалось это. Курумо вновь усмехался, нагло глядя в глаза
Намо, уверенный в своей безнаказанности. И быстро отвел глаза, проклиная в
душе темного Вала.
Намо не знал, что самое страшное впереди. Настал час, когда Манве
поднялся, и призвав к молчанию, возгласил:
- Ныне да увидят все, как карает отец наш Эру тех, кто восстает
против воли его!
"Как? Ведь уже нет боли... Только тупая сосущая тоска, пустота...
Неужели еще не все кончено, и лишь я ничего не ощущаю? Неужели он не сумел
уйти?" Лоб Намо покрылся испариной, руки сжались в кулаки.
А тем временем все глаза были прикованы к огромной чаше среди зала -
Зеркалу Варды. Любопытство, желание пощекотать нервы, злорадство - все,
кроме хоть капли сочувствия.
Темно-красная поверхность потемнела, стала прозрачно-черной. Звезды
всплыли со дна чаши, и Намо показалось, что чернота заполнила все вокруг,
и никого больше нет - только он и ночь. А потом он увидел лицо -
известково-белое, прочерченное узкими смоляно-блестящими дорожками крови.
Застывшее, окоченевшее лицо; рот чуть приоткрыт в безмолвном стоне, губы
изорваны, ввалившиеся веки опущены и темные тени в провалах мешаются с
кровью. Нет, это не было мертвой маской - лицо, на котором навечно застыло
страдание, побежденное могучей волей.
Непонятно откуда выплыло лицо Варды - куда более мертвое и страшное в
своей безупречной правильности и бесстрастности.
Казалось он медленно погружается в воды невидимой реки, волосы его
сжатые прокаленным обручем венца, струились по незримому течению и, словно
крылья ската, медленно колыхался черный плащ. Скованные руки застыли в
судорожном усилии разорвать одежду на груди, залитой кровью незаживающих
ран и разодранной ошейником шеи...
"Так все же он умер... Умер совсем. И никогда... И все равно это
победа. Это - не вечная пытка, которой они хотели... Но почему же я не
понял этого, не ощутил..."
Всего несколько мгновений длилось видение, а Намо показалось - века.
Заходили кровавые волны, и вновь вино было в чаше... Манве был недоволен,
но никто не смел сказать ни слова. И заговорила Варда:
- О Тулкас Могучий! Ныне да будешь ты увенчан короной, как Воитель
Мира!
"...Ты ведь хотел стать Повелителем всего сущего? Так получай же свою
корону, Властелин Мира!" - вспомнил, стиснув зубы, Намо.
Теперь у него был счет ко всем. Теперь он знал, зачем он здесь. "Ты
ушел брат мой. Но я - здесь. Я мало могу. Но, клянусь тебе, сделаю, что
смогу. Я так этого не оставлю. Все получат свое. Я клянусь тебе, брат
мой..."
Он покинул пир, и мало кто сожалел об этом - в присутствии его никто
не решался дать волю веселью. А Намо шел, не чувствуя больше в душе тоски
и пустоты. Была там, внутри тупая саднящая боль, но теперь он знал, что
делать.
СОДЕРЖАНИЕ
Весна Арды
Про Саурона
Про Майяр
О Драконах
События в Валиноре
Война гнева
Про Саурона
Намо
Черный нуменорец (Первый назгул)
О духе юга (Третий назгул)
(Седьмой назгул)
(Девятый назгул)
Песнь Девяти
Гэндальф в Дул-Гулдуре
Кольцо Сарумана
Конец Войны Кольца
Тхэсса-Оборотень
* Берен и Лютиен | Не знаю,
* Маэглин | где место
* Из тьмы | эпизодов в
* Пир | окончательном тексте
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17