За столом Пейтон чувствовала себя посторонней. Она не знала людей, о которых шел разговор, и не была в курсе событий, которые обсуждали. К тому же и речь собравшихся за столом была нечленораздельная. Казалось, что рты собеседников забиты мелкими камешками, и говорившие напрягали все силы, чтобы их случайно не выплюнуть.
Отчетливо говорил один попугай, время от времени подававший из клетки резкий с хрипотцой голос. Пейтон улыбалась, глядя на птицу, да разглядывала собак, разгуливавших по залу, одна из которых тоже не осталась к ней равнодушной: попыталась залезть под юбку.
И все же Пейтон была довольна: она попала в иной, доселе незнакомый ей мир, казавшийся раньше недоступным. Да и разве попадешь в великосветское общество, оказавшись замужем за дантистом? Правда, она очутилась здесь благодаря мужу, но всему помог случай.
Ее размышления прервал громкий голос Дункана:
– Завтра утром я собираюсь на биглинг. Кто со мной?
– Я, – вызвалась Пейтон. – А что такое биглинг?
Все рассмеялись. Желающих отправиться на охоту больше не оказалось.
Пейтон подняли в шесть утра. Ее уже ждал Дункан. Рядом с ним стояли выжлятник и трое его подручных, у ног которых крутилась свора собак с гладкой короткой шерстью с черным окрасом, разбавленным у одних желто-коричневыми, а у других – белыми пятнами.
Во дворе было холодно, и Пейтон поежилась. Заметив ее движение, Дункан вынул из сумки термос и, наполнив стаканчик, улыбнувшись, проговорил:
– Кофе с бренди. Согрейтесь.
И в самом деле, Пейтон стало теплее. А вскоре она и вовсе согрелась, шагая вместе с Дунканом по грязному полю следом за умчавшимися с громким лаем собаками, которым полагалось выследить и затравить кролика.
Но вот лай собак стих, и только издали доносился призывный звук охотничьего рожка.
– Охоту нам уже не догнать, – произнес Дункан. – Да и ладно. Хотите посмотреть грот? Он неподалеку, на берегу вон того озерка. Этот грот – мое детище. Я стилизовал его под естественную пещеру.
Грот, выложенный из ноздреватого камня, ракушек и кораллов, на естественную пещеру, в представлении Пейтон, вовсе не походил, но она спорить не стала, тем более что Дункан опять протянул ей стаканчик с привлекательным напитком из термоса.
– Вы еще долго погостите у нас? – спросил он.
– К сожалению, мы сегодня вечером уезжаем.
– Жаль, – процедил Дункан. – Впрочем, можно устроить, чтобы вы приехали снова.
– Это было бы здорово! – простодушно воскликнула Пейтон. Опомнившись, она посчитала, что ее восклицание сошло за американскую непосредственность. – А вы когда-нибудь были в Нью-Йорке?
Дункан медлил с ответом, пожирая ее глазами.
И этот туда же, решила Пейтон. Да только он похож на перезрелую сливу. Небось, мошонка болтается у колен.
– Я не был в Нью-Йорке уже лет двадцать, – наконец ответил Дункан. – Не было надобности. Возможно, еще и съезжу. Скажите, а вы давно замужем?
– Мне кажется, целую вечность. Замужество мне уже опостылело.
– Вот-вот, – Дункан неожиданно оживился. – Я всегда искренне удивляюсь, если кто-то мне говорит, что счастлив в супружестве.
– Мне нравится секс, – доверительно продолжила Пейтон, – но с мужем настоящего удовольствия не получишь.
Дункан рассмеялся.
– Вы весьма непосредственны, – сказал он. – Впрочем, возможно, это знамение времени. Со времен моей молодости многое изменилось.
– А что именно? – поинтересовалась она. Дункан замялся.
– Сразу и не ответишь, – задумчиво произнес он. – Да вот взять хотя бы спиртные напитки. Теперь никому и в голову не придет пить джин с итальянским вермутом. Вкусы испортились, упростились.
Пейтон невольно хмыкнула: своеобразная иллюстрация перемен. Суждение человека из великосветского общества, в котором ей удалось неожиданно побывать, да и то благодаря Барри. И будь она с мужем, то провела бы время иначе – пустилась бы в настоящее приключение, не сравнимое с биглингом, хотя для того и пришлось бы идти в какой-нибудь бар, чтобы завести романтическое знакомство. Но могло случиться и по-другому. Возможно, пришлось бы скучать в гостиничном номере или бродить по музеям, превратившись в туристку.
– Бог мой! – неожиданно воскликнул Дункан, взглянув на часы. – Нам пора возвращаться, иначе опоздаем на ланч. Дорогая, вы произвели на меня неизгладимое впечатление. Вы живете своим умом, у вас яркий характер. Когда будете снова в Англии, но только одна, дайте мне знать. Я с вами непременно увижусь.
Однако снова побывать в Англии Пейтон было не суждено. Вскоре она забеременела и не могла представить себе, что в таком непривлекательном состоянии ей откроют объятия и пылко произнесут: «Вы такая очаровательная. Я не могу без вас жить и возьму вас к себе вместе с ребенком».
Затем она родила, и начались бесцветные будни, связанные с заботой о сыне. Пейтон кормила его, меняла ему пеленки, ежедневно гуляла с ним, ходила с ним по врачам. Казалось, Кэш все время болел – отит, насморк, понос, экзема сменяли друг друга.
Перед тем как родить, Пейтон наивно предполагала, что, разрешившись от бремени, она станет вести размеренную, спокойную жизнь, занимаясь домашним хозяйством и гуляя с ребенком в парке. Действительность посмеялась над ней. Как правило, бессонные ночи, утомительное кормление грудью, неизменно сопровождавшееся отрыжками малыша, грязные пеленки, испускающие зловоние, бесконечный оглушительный плач вечно чего-то требующего ребенка – вот с чем столкнулась Пейтон.
Бессонные ночи сделали свое дело. Она осунулась, подурнела, не подымал настроения и отвисший дряблый живот, а на оздоровительную гимнастику ни сил, ни времени не хватало. Все время занимал Кэш.
Однажды, когда он стал уже ползать, Пейтон расстелила на полу одеяло, чтобы дать ребенку возможность поупражняться. Однако не прошло и минуты, как Кэш перевернулся на спину и без видимой причины заголосил, растирая руками слезы. Его лицо сморщилось, покраснело, мелькнули редкие зубы. Он казался маленьким, сморщенным старичком, капризным и желчным. Пейтон опустилась на пол и, прислонившись к стене, нервически рассмеялась. Потянуло зловонием, но она даже не шевельнулась.
В комнату вошел Барри. Он недоуменно взглянул на Пейтон, затем подошел к ребенку и, подняв его, положил на столик для пеленания.
– Успокойся, не плачь, – мягко произнес Барри. – Сейчас снимем все грязное и хорошенько помоемся. Зачем тебя так укутали? Жара, а кондиционер не работает.
Оставив на столике грязный зловонный сверток, Барри снова взглянул на Пейтон и, забрав ребенка с собой, вышел из комнаты.
Глава двадцать первая
– Я буду нежен, – сказал Джермано, – больше боли не причиню. Наоборот, ты получишь настоящее удовольствие. – Он открыл принесенный с собою тюбик и, выдавив на ладонь столбик белого крема, извлек из трусов свой огромный член и принялся его натирать.
Пейтон легла на кровать, но перед тем как опустить голову на подушку, поймала свое изображение в зеркале, висевшем на двери. Она походила на мотылька, попавшего в вентилятор, – вся в поту, косметика расползлась, прическа распалась, и волосы рассыпались по плечам. В то же время она изнемогала от вожделения.
Но вот пенис снова вонзился ей между ног, и ей опять показалось, что влагалище разрывается. Намазанный кремом член меньше не стал. А вдруг она забеременеет? Джермано презервативом пренебрегает.
Когда Пейтон встречалась с Эрни, она пошла к гинекологу, чтобы поставить противозачаточный колпачок, после чего, перед тем как отдаться страстному португальцу, неизменно вспоминала об унизительной процедуре.
Тогда она, несмотря на уверения медсестры, что доктор скоро придет, долго сидела, расставив широко ноги, в гинекологическом кресле, напоминая индейку, которую собрались фаршировать. В конце концов появившийся гинеколог, похожий на мясника, настроения не улучшил.
– Шире ноги! – резко произнес он. – Еще! Еще!
Закончив осмотр с помощью какого-то аппарата, гинеколог скривил губы в улыбке и, казалось, испытующе посмотрел на нее, словно пытаясь определить, хватит ли у нее сил выслушать неблагоприятный диагноз.
– У вас шейка матки слишком большая, – наконец раздраженно произнес он, словно ничего подобного в практике не встречал. – Я вам поставлю колпачок семьдесят пятого размера.
Джермано перевернулся на спину, увлекая за собой Пейтон; теперь она оказалась сверху, а он, продолжая ее терзать, стал слегка пощипывать ей соски, и от этих легких щипков, похожих на слабое раздражение после комариных укусов, Пейтон пришла в еще большее возбуждение; это было физическое соитие – ни томных вздохов, ни любовного шепота.
Но вот Джермано сдвинул ей ноги, и Пейтон испытала оргазм, но тут же пришла в смущение – ей показалось, что вместе с фонтанчиками оргазма изливается и моча. Однако эта неприятная мысль сразу забылась, ибо Джермано вскрикнул, и по тому, как дернулся его член, Пейтон сочла, что не отстал и Джермано. И впрямь – он прижал Пейтон к себе и затих.
Теперь они лежали, словно приклеенные друг к другу, – как две морские звезды, выкинутые прибоем на камень и сморщившиеся от жаркого солнца, – и Пейтон на мгновение показалось, что она любит этого человека – пусть пожилого, пусть – с объемистым животом, но зато надежного, который не подведет и который может доставить женщине настоящее удовольствие. Она все еще с наслаждением ощущала, как его необычайно огромный член покоится в ее вульве.
Но вот Джермано наконец отстранился и, сев в постели, спросил:
– Выпьем шампанского?
– С удовольствием.
– Если хочешь, закажи себе и закуску. – Джермано спустил ноги с кровати и, прикрыв гениталии простыней, потянулся за буфетным меню, лежавшим на столике.
Открыв карточку, Пейтон поежилась: пицца – 23 доллара, коктейль из креветок – 28, икра – 105.
– Пожалуй, обойдусь без закуски, – сказала Пейтон.
Вводить Джермано в дополнительные расходы она постеснялась.
– Тогда закажи только шампанское, – согласился Джермано. – Поужинаем у Сюзанны. Она великолепная кулинарка, прекрасно готовит местные блюда. Зная, что буду есть у нее, я до этого стараюсь не наедаться. Но сначала нужно помыться.
Пейтон хотелось пооткровенничать, рассказать Джермано о муже, обычном дантисте, об опостылевшем доме, о непрестижной работе, посетовать на скуку и душевную пустоту. Пейтон знала, что он женат, но, может, и его жизнь небезоблачна.
Однако доверительного разговора не получилось. Джермано ушел в ванную комнату.
Едва Пейтон выбралась из машины, к ней с лаем, источая слюну, бросились две собаки. Их остановил окрик Джермано – собаки, видно, знали его, ибо, потеряв интерес к опешившей Пейтон, стали крутиться возле него.
Дом, около которого остановился автомобиль, находился на вершине холма, а к входу вела пологая лестница, по ступеням которой, казалось, скатывалась вода, но когда Пейтон подошла ближе, то с облегчением увидала, что это всего лишь фокус, рассчитанный на обман зрения, – вода, изливаясь из какого-то невидимого источника, падала сзади лестницы.
У входа в дом их встретил слуга. Он провел их через гостиную, посреди которой располагался фонтан, выбрасывавший струи воды из нутра двух стеклянных дельфинов, голубого и розоватого, и привел на террасу, на которой – кто на диване, а кто в кресле-качалке – сидело несколько человек.
Навстречу вошедшим с дивана поднялась крашеная блондинка, чьи светло-желтые волосы напоминали ворох соломы. Протянув руку Джермано и поцеловав Пейтон в щеку, она назвалась Сюзанной, после чего представила ей собравшихся на террасе.
Среди них был и Феликс Родригес. На этот раз он выглядел вялым и апатичным, а на лице его застыло капризное выражение, какое бывает у человека, привыкшего с детства, чтобы все его желания исполнялись, и которому чем-то не угодили.
Рядом с ним на диване сидел какой-то толстяк, имя которого Пейтон пропустила мимо ушей. Он мог бы показаться непривлекательным – грузность не украшает – но его спасала красивая голова, похожая на голову римского императора, и не было бы ничего необычного, если б на ней как знак воздаваемой почести покоился лавровый венок. Тяжелая золотая цепочка поперек жилета и бриллиант, сверкавший на пальце, прекрасно гармонировали с чувственными губами и мощным подбородком.
Невдалеке от них в кресле-качалке сидел рослый, хорошо сложенный, симпатичный молодой человек лет тридцати-тридцати пяти, по виду американец. Сюзанна назвала его Дайланом.
Общество мужчин, помимо Сюзанны, разделяла брюнетка с грациозной шеей, покатыми плечами и пышным бюстом. У нее были темные миндалевидной формы глаза, нежные щеки, изящная складка губ, но лицо ее портил нос, излишне длинный и острый.
– Шампанского? – предложила Сюзанна.
– А можно мне пройти в ванную комнату? – робко спросила Пейтон. – Я хочу умыться с дороги.
– Пойдемте, я провожу вас, – сказала хозяйка дома.
Ванная комната поразила размерами. Здесь размещалась не только ванна, похожая на бассейн, но и душ, несколько раковин, красивая вешалка. На полках стояли многочисленные горшочки с нежными орхидеями.
– Пойдемте, я покажу вам дом, – предложила Сюзанна, когда Пейтон вышла из ванной.
– Здесь бильярдная, – поясняла Сюзанна, водя Пейтон по дому, – здесь гимнастический зал, а это – комната моих сыновей; они выросли и со мной уже не живут.
Пейтон удивленно вскинула брови. Сюзанна выглядела на тридцать, не больше. Трудно поверить, что у нее взрослые сыновья.
Все объяснилось после того, как Сюзанна спросила:
– Вы приехали в Рио сделать подтяжку лица?
– Нет, – растерянно ответила Пейтон.
– Впрочем, вы еще молоды, извините. Сколько вам лет?
– Двадцать шесть.
– Двадцать шесть? И вы проводите время с Джермано? Вам не кажется, что он для вас слишком стар?
– А сколько ему?
– А как по-вашему?
– Пожалуй, за пятьдесят. Может быть, шестьдесят.
– Но он все еще молодится. А вам всего двадцать шесть? Конечно, в такие годы думать о пластической операции рановато. А я подтяжку лица делала себе дважды. Мне уже сорок девять, но выгляжу лет на тридцать, не правда ли?
Пейтон искренне согласилась, и Сюзанна продолжила откровенничать.
– Джермано – мой бывший муж, но, как видите, мы с ним в дружеских отношениях. Я в хороших отношениях и с его новой женой. Правда, она живет в Сан-Паулу, и мы видимся редко. Я тоже устроила свою жизнь. Теперь у меня Дайлан.
Проведя Пейтон через картинную галерею, увешанную полотнами бразильских художников, и показав огромную кухню, Сюзанна остановилась около одной из многочисленных комнат и постучала. Дверь отворилась, и на пороге появилась женщина в форменном одеянии, около ног которой толпились маленькие собачки.
– Это – Консуэла, моя экономка. – Сюзанна приветливо улыбнулась. – Я зову ее «мамой». Не знаю, что бы я делала без нее. – Почему женщина, которую она зовет «мамой», носит форменную одежду, хозяйка дома не пояснила.
– Впрочем, у меня большой штат прислуги, – проговорила она, позволив Консуэле уйти к себе. – А что делать? Стоит нанять служанку, как она слезно просит пристроить и ее мужа, а через неделю-другую заговаривает о своих братьях и сестрах. Потом доходит очередь до кузин и кузенов. Всем надо на что-то жить. Правда, я и плачу им немного.
Пока Сюзанна водила Пейтон по дому, на террасе накрыли стол к ужину, открыв над ним зонт, а на другом столе, чуть поменьше, появились блюда с закусками. Однако гости Сюзанны, не обращая внимания на еду, нюхали кокаин.
– Пейтон, вам кокаин или сигарету с марихуаной? – спросила хозяйка дома, а затем во всеуслышанье заявила: – Ей двадцать шесть лет, а тебе, Джермано, на ее взгляд, шестьдесят.
Пейтон съежилась, покраснела, не зная, куда глаза девать.
– Как же ты, Джермано, еще ловишь мышей? – не унималась Сюзанна. – Пейтон, ему едва перевалило за пятьдесят. Просто вы еще сами достаточно молоды, и людям намного вас старше непроизвольно накидываете лишний десяток. А по мне, Джермано и пятидесяти не дашь. Пять лет назад я заставила его сделать подтяжку. Морщины у глаз ему еще шли, но шея была ужасна. А теперь посмотрите: упругая, эластичная, прямо на загляденье. И ни одного шрама. – Сюзанна подошла к своему бывшему мужу и задрала ему голову, демонстрируя чудеса косметического искусства.
Тем временем Феликс подмигнул Пейтон и сделал жест в сторону ящичка с кокаином. Пейтон решилась – была не была, пожалуй, можно попробовать, и лучше сделать это сейчас, когда на нее не обращают внимания: на террасе завязался разговор о пластических операциях.
– А мне всего тридцать два, – раздался голос остроносой брюнетки. – Подтяжку лица я пока делать не собираюсь, но мне часто советуют выправить форму носа.
– Ни в коем случае! – запротестовал грузный мужчина, похожий на римского императора. Его тонкий писклявый голос никак не сообразовывался с его внешними данными.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33