Подобные песни, похожие друг на друга, как две капли воды, Пейтон слышала много раз и называла их «погребальными», а когда ей доводилось видеть певичку, у нее неизменно чесались руки схватить за ухо исполнительницу, как правило, безголосую, и спустить с эстрадных подмостков, даже если за нее вступятся.
Бар был полон народу. Взгляд Пейтон остановился на худощавой девице, по виду американке. На ней была розовая рубашка с воротом «поло», синие шорты и спортивные туфли на босу ногу. Рядом с ней стояли трое парней, уминавших бутерброды с сыром и карбонатом. На них были такие же шорты, но только выставлявшие напоказ кривые волосатые ноги; из грубых сандалий, тоже надетых на босую ногу, выглядывали покрытые струпьями корявые пальцы. Невдалеке от парней стояла группа мужчин, все – в мешковатых брюках и красных рубашках. Возможно, они приехали на симпозиум, но уже и сейчас они образовывали такую тесную группу, что казались помещенными в единую коконообразную оболочку. По говору это были американцы со Среднего Запада. Пейтон перевела взгляд на женщин. Вот смуглая высокая девушка с огромными карими глазами и стройной гибкой фигурой, похожей на тело ласки, быстрой, как молния. А вот филиппинка с так плотно зачесанными назад волосами, что они кажутся черной кожей.
– Что будешь пить? – спросил Сянь Жун, подведя Пейтон к высокой стойке.
Взглянув на бармена, бойкого, приветливого китайца, очень опрятного и даже щеголеватого в своей белоснежной куртке, и, увидев, как он ловко смешивает коктейли, успевая с довольно сильным акцентом рассказывать на английском забавные анекдоты, Пейтон ответила:
– Сухой мартини, пожалуйста.
Сянь Жун пить не стал. Пейтон смутилась, но от коктейля не отказалась. Вялость, связанная со сменой часовых поясов, и безрассудная страсть требовали проверенного средства. Коктейль оказался на редкость вкусным, такого Пейтон давно не пробовала. Она бы выпила еще, но Сянь Жун вывел ее на улицу, где окликнул такси.
Они доехали до морского вокзала, и Сянь Жун, купив два билета, сообщил Пейтон, что они поедут в Макао. В зале ожидания для пассажиров первого класса стояли ряды желтых кресел с пластиковыми сиденьями – точь-в-точь как на автобусном вокзале в Нью-Джерси, решила про себя Пейтон.
Металлический женский голос сначала на китайском, а затем на английском объявил о посадке. Кораблик, о котором говорил Сянь Жун, оказался судном на воздушной подушке, которое, яростно взревев двигателем, быстро набрало ход.
В салоне первого класса кресла располагались по десять в ряд, разделенный посередине широким проходом. Рядом с Пейтон расположилась полная средних лет женщина в клетчатой блузе и твидовой юбке с желтыми выцветшими волосами, собранными на затылке в большой узел. Она почти беспрерывно говорила по мобильному телефону высоким, переливчатым голосом, как у птицы, в основном издавая звуки, похожие на курлыканье: «Qui, Qui» . Ее не остановила даже официантка, разносившая по салону черный кофе в маленьких фаянсовых чашечках, расписанных красочными цветами, и бутерброды в пластиковых коробках.
– Макао – город азартных игр и завуалированных коммерческих соглашений, – сказал Сянь Жун.
Пейтон взглянула в иллюминатор. Мимо проплывали экзотичные, поросшие пальмами островки – вполне пригодное место для приключений Джеймса Бонда и азиатской красотки, которая, поломавшись для виду, уляжется с ним в постель, чтобы вытянуть из него вместе с семенем жгучие тайны английской разведки, но супермен обведет ее вокруг пальца, честно поделившись только эякулятом.
Пейтон представляла себе Макао небольшим городком с узкими грязными улочками, на которых размещаются там и сям притоны, курильни, дома с красными фонарями и экзотичные магазинчики, где можно купить поделки из янтаря.
В действительности город оказался другим. Сойдя на берег, Пейтон очутилась на широкой, покрытой асфальтом улице, застроенной современными зданиями из стекла и бетона. Вскоре она устала и уже еле шла: давали о себе знать высокие каблуки и впившиеся в ноги жесткие ремешки. Зачем было ехать в такую даль? Разве в Гонконге нет ресторана? Поужинать и в постель – ничего другого ей не хотелось.
– Мы можем поужинать в этом отеле, – сказал Сянь Жун, сопроводив свои слова жестом. – А потом можем отправиться в казино или побродить по старому городу.
Пейтон обреченно кивнула. С иностранцами – одна маета. Ей часто казалось, что они не понимают ее. Чего проще – поужинать и в постель? Так нет же, теперь придется идти в казино или таскаться по городу, превратившись в туристку.
Отель ничем не отличался от многих других гостиниц, в которых Пейтон довелось побывать за годы службы в турфирме. В такой отель она, замужняя женщина, могла приехать и с Барри, что она и делала иногда, чтобы скрасить постелью его пребывание на какой-нибудь конференции. Может, она и сейчас сойдет за замужнюю женщину? Обычное дело: супружеская пара останавливается в гостинице. Однако, подойдя к зеркалу в вестибюле, Пейтон увидела потаскушку, а рядом с ней подозрительного субъекта, готового в любую минуту вытащить острый нож из складок одежды.
Вестибюль был полон народу. Пейтон обвела взглядом толпу: китаянки в модных светлых костюмах, на шеях – золотые колье, в ушах – бриллиантовые сережки; рядом с ними мужчины, все в спортивной одежде – видимо, их мужья; вокруг крутятся дети с красными, как у клоунов, щечками, один упитаннее другого.
Сянь Жун, предложив Пейтон руку, повел ее в ресторан, расположенный во внутреннем дворике, посреди которого находился фонтан, но только тот не работал.
Усевшись за столик, Сянь Жун стал рассказывать о Макао, бывшей португальской колонии, но Пейтон мало что понимала: мудреные слова, произносившиеся с ужасным акцентом, до нее почти что не доходили. Официантка не подходила, а прялка все жужжала, жужжала… В конце концов Пейтон не выдержала и, оборвав нудного незатейливого рассказчика, извинившись, отправилась в туалет.
В туалете было грязно, не прибрано, кругом валялись обрывки туалетной бумаги, а бумажные полотенца лежали на подоконнике. Водопроводный кран отозвался неприличным бурчанием, не извергнув ни капли воды.
Пейтон потянуло в Гонконг. Лучше уехать, вернуться к себе в гостиницу, а перед сном воспользоваться вибратором, чем выслушивать скучные россказни о бывшей португальской колонии, а затем бродить до утра по старому городу, где, того и гляди, на тебя нападут свирепые азиаты. Так бы и поступить, но только Сянь Жун, конечно, обидится.
Перед тем как возвратиться за столик, она зашла в бар и заказала водку на льду. Алкоголь не подействовал, но зато Пейтон поймала чувственный долгий взгляд одного из мужчин, сидевших за столиком, причем самого интересного. Еще не все потеряно в жизни!
Когда Пейтон возвратилась на место, Сянь Жун курил, углубившись в меню. Перед ним стоял бокал с пивом, а напротив – высокий тонкий стакан с золотистым напитком.
– Сухой мартини, – пояснил Сянь Жун. – Коктейль придется тебе по вкусу. Выбери сама, чего тебе хочется. – Он протянул Пейтон карточку.
– А что ты будешь есть? – спросила она.
– Я не голоден, мне хватит и пива.
Пейтон оторвалась от меню, подняла глаза. Загадочный человек. Такие, как он, могут питаться воздухом или черпать энергию из других. Вероятно, он и сам наделен особой внутренней силой. Однако ей от него ничего не надо, кроме ночных утех. Она – самостоятельная, замужняя женщина, не богата, но и не бедствует.
Подошла официантка, и Пейтон заказала салат. В меню он значился как салат из шпината, но когда его подали, он оказался пропитанным диковинной странной жидкостью, похожей на рыбий жир; в салате оказались и маленькие пиниевые орешки, напоминавшие видом гусениц – их было не разжевать; на голубовато-зеленых листьях лежали, устроившись, как в гнезде, перепелиные яйца – от них несло серой. Поковырявшись вилкой в салате, Пейтон отодвинула блюдо в сторону.
Внезапно налетел и промчался ветер, воздух дрогнул, по столику забарабанили капли дождя. Но вот ветер налетел снова, усилился, и, хотя ресторан защищали стены, со столов полетели на пол стаканы, вилки, ножи, вазы с цветами, за ними упали и понеслись к дальней стенке свободные стулья. Посетители ресторана бросились к выходу в вестибюль.
Пейтон подняла голову – небо заволокла мрачная туча.
– Пойдем! Пойдем! – вскричал Сянь Жун, схватив ее за руку. – Это тайфун.
Поспешное бегство не помогло: дождь хлынул как из ведра, и Пейтон насквозь промокла – с волос струилась вода, а платье облепило все тело, выставив напоказ и без того заметную грудь.
В вестибюле собралась взбудораженная толпа, распространяя терпкий запах парфюма и сигаретного дыма.
А где Сянь Жун? Пропал! Остаться одной, в незнакомом месте, промокшей до нитки – только этого не хватало! Но вот, славу Богу, и он, хотя и сам похож на мокрую курицу.
– Я наводил справки, – сказал Сянь Жун. – Этот тайфун надолго, и последний рейс на Гонконг отменен.
– Что же делать? Я промокла, замерзла. Давай снимем номер, я мечтаю о ванне.
– В этом отеле номера очень дороги, – сконфуженно сказал Сянь Жун. – У меня мало денег. Лучше поехать в другую гостиницу, подешевле.
– Я не тронусь с места, – с отчаянием в голосе ответила Пейтон. – Я сама заплачу за номер.
И они вместе провели ночь в мягкой, чистой, теплой постели, расстеленной почти что под самой крышей высоченного здания. Они вместе провели ночь, сплетясь в единый клубок и извиваясь, словно угри, и оба были немы как рыбы. Их языки не работали, за них говорили тела – неистово, яростно, исступленно.
Желание Пейтон осуществилось, и она мечтала лишь об одном: чтобы оно не угасло.
Глава одиннадцатая
В субботу, проводив в аэропорт Барри, пообещавшего, вернувшись в Чикаго, звонить каждый день, Пейтон села на поезд и поздно вечером была уже дома.
По воскресеньям, в отличие от большинства сверстниц, находивших возможность для развлечения, Пейтон обычно сидела дома, проводя время в тесной квартире вместе с тронутой матерью, а иногда и со старшим братом, если только тот не сидел.
Наступившее воскресенье сулило разнообразие – Нелл предложила прогуляться по магазинам.
– Тебе нужно подвенечное платье, – сказала она. – Купить его лучше загодя.
Пейтон вздохнула. Денег в обрез, а хочешь, не хочешь – раскошеливайся. А чем плохо обыкновенное нарядное платье? Так нет же, покупай подвенечное, да еще непременно белое, говорящее о девственности невесты, хотя редко какая может похвастаться целомудрием.
– Сходим в магазин уцененных товаров, – продолжила Нелл. – Там наверняка найдутся красивые платья: богатые женщины тоже не разбрасываются деньгами, после свадьбы платья относят в скупку.
– Ма, я не хочу платья с чужого плеча. Может, купим платье в магазине для новобрачных?
– Там дорого, не про нас.
В магазине уцененных товаров было не продохнуть: в каждом зале – толпа. В изобилии была и одежда. Вот великое множество свитеров, но новых, ненадеванных – единицы; большинство – растянутые, бесформенные. Одни – розовые, ворсистые, видимо, из акрила, другие – с блестками, из пожелтевшего кашемира, третьи – полушерстяные, в горошек… А вот джинсы из синтетической ткани, выбирай – не хочу… Дальше – майки, блузы, рубашки… А вот ряды платьев с пышными рукавами и накладными плечами самых разных размеров. Но только почти каждая вещь – либо поношена, либо по какой-то причине возвращена в магазин.
Пейтон поморщилась: да это не магазин, а настоящее кладбище – кладбище физических оболочек еще, видно, здравствующих людей. Без чистки купленной вещи не обойтись, но только одежда эта все равно сохранит следы чужого прикосновения. Пейтон пришла в уныние, а тут еще мать, ежеминутно подзывающая к себе, чтобы взглянуть то на блузу, давно вышедшую из моды, то на рулон блеклой материи, то на жакет из мятого бархата…
В глубине магазина нашлась вешалка с подвенечными платьями, неказистыми, непривлекательными изделиями из блестящего белого атласа с глубоким вырезом на груди в виде сердечка и накладным шлейфом.
Перебрав платья, Пейтон тоскливо произнесла:
– Вот это вроде бы ничего, только шлейф грязный, да и порван местами.
– Великолепное платье! – воодушевленно сказала Нелл. – Правда, оно тебе велико, но я его перешью.
– Ма, из тебя швея еще та. Ты будешь перекраивать платье целую вечность. Может, отдать платье портному?
– А у тебя есть знакомый портной? Пейтон покачала головой.
– Не отчаивайся! – произнесла Нелл. – Отдадим платье в химчистку, там тебе его и подгонят. Только не говори этой… как ее… Грейс, где ты купила платье. По твоему описанию, твоя будущая свекровь – властная, своенравная женщина, кичащаяся своими деньгами.
– Мне нет дела до Грейс! – раздраженно сказала Пейтон. – Раз у нас нет тысячи долларов, чтобы купить платье в магазине для новобрачных, удовольствуюсь этим.
– И правильно сделаешь. Платье – это не главное. По материнской линии ты из знатного рода, а Тоулы и в лохмотьях останутся Тоулами. А платье все-таки отдадим в переделку. Шлейф я сошью сама, вышью на нем цветочки, я недаром кончала курсы.
– Мы, эти курсы тебе приснились.
– А хоть бы и так. Главное – я искусная вышивальщица.
Пейтон взглянула на ценник. Старая цена – 118 долларов – была перечеркнута, а вместо нее красовалась новая – 59 долларов.
– Да это почти задаром! – ахнула Нелл. – Дорогая, я заплачу за платье сама. Подарок к свадьбе. Не возражай.
Расплатившись за платье, Нелл присмотрела себе «чудную» шапку, на вид из крысьего меха.
– Ма, на мехе плешинка, – заметила Пейтон.
– Ничего страшного, – ответила Нелл. – Она еле видна. Зато какой мех. Это шиншилла. Шикарная вещь! Покупаю, не отговаривай.
Весьма довольная шикарным приобретением, Нелл направилась к выходу с гордо поднятой головой. Пейтон с пакетом в руке поплелась сзади. На стоянке у магазина их ждала видавшая виды покоробленная машина с покрытыми ржавчиной дверцами и помятыми крыльями, по возрасту достойная места в музее истории автотранспорта. Нелл в последнее время лечили электрошоком. Она стала менее раздражительна, более собранна и после долгого перерыва снова села за руль.
В машине Пейтон сняла с платья ярлык и неожиданно обнаружила рядом с молнией большое кровяное пятно, позволявшее допустить, что невесту лишили невинности прямо у алтаря.
– Ма, взгляни, – произнесла Пейтон, – на платье пятно. Его можно вывести?
– Наверное, можно. Отдадим платье в химчистку. Не расстраивайся, если пятно не выведут, я на этом месте вышью цветочки. Будет даже красивее. Ты голодна? Я бы с удовольствием выпила чашечку кофе. Здесь неподалеку «Макдоналдс». Заедем?
Не встретив возражений, Нелл лихо подрулила к кафе. В кафе толпился народ, в каждую кассу – длинная очередь, однако при всем разнообразии лиц на них было одинаковое, отсутствующее выражение; сонливые взгляды устремлены к кассам, за которыми на обшарпанных табуретах сидели упитанные девицы в фирменных шапочках с козырьком.
На стенах – реклама с изображением разрезанных пополам поджаренных круглых булочек с вложенным в них куском сочного мяса: «БигСлэм», «БигМак», «Де-люкс» – ничего не говорящие невразумительные названия привлекательного съестного для людей с низким достатком.
Нелл и Пейтон, удовольствовавшись салатом в пластиковых коробках, нашли два места за столиком у дальней стены. Их соседями оказались двое мужчин. Один был приземистым толстяком с благодушной внешностью филантропа, другой – тощим, прилизанным, с брюзгливым невозмутимым лицом.
– Так вот, – втолковывал толстяк своему собеседнику, – чтобы покупной соус к спагетти приобрел тонкий домашний вкус, нужно взять три-четыре головки отборного чеснока, дольки мелко нарезать и немного обжарить…
– Вы, наверное, повар, – вступила в разговор Нелл, кокетливо улыбаясь и доставая из сумочки помятую сигарету. – Не премину воспользоваться вашим рецептом.
Веселое выражение глаз знатока домашней кулинарии сменилось кислой улыбкой. Худощавый поморщился.
– Ма, здесь не курят, – сказала Пейтон.
Нелл тяжко вздохнула, убрала сигарету в сумочку и, орудуя вилкой, уткнулась в пластиковую коробочку.
Пейтон своим салатом похвастаться не могла: латук оказался съедобным, а вот кусочки курицы было не разжевать.
– Возьми часть моего, – предложила Нелл. – У меня шеф-салат.
– Свинина с сыром евреям не полагается, – тоскливо сказала Пейтон, – а мне пора привыкать к новым обычаям.
Эти обычаи, по разумению Пейтон, были слишком мудреными. К примеру, Грейс с Леонардом вне дома ели все, что заблагорассудится, кроме бекона, омаров и креветок. Зато у них дома о свиных отбивных лучше было не заикаться. Молоко и мороженое подавались на стол лишь от случая к случаю. – Грейс объясняла, да Пейтон так и не поняла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Бар был полон народу. Взгляд Пейтон остановился на худощавой девице, по виду американке. На ней была розовая рубашка с воротом «поло», синие шорты и спортивные туфли на босу ногу. Рядом с ней стояли трое парней, уминавших бутерброды с сыром и карбонатом. На них были такие же шорты, но только выставлявшие напоказ кривые волосатые ноги; из грубых сандалий, тоже надетых на босую ногу, выглядывали покрытые струпьями корявые пальцы. Невдалеке от парней стояла группа мужчин, все – в мешковатых брюках и красных рубашках. Возможно, они приехали на симпозиум, но уже и сейчас они образовывали такую тесную группу, что казались помещенными в единую коконообразную оболочку. По говору это были американцы со Среднего Запада. Пейтон перевела взгляд на женщин. Вот смуглая высокая девушка с огромными карими глазами и стройной гибкой фигурой, похожей на тело ласки, быстрой, как молния. А вот филиппинка с так плотно зачесанными назад волосами, что они кажутся черной кожей.
– Что будешь пить? – спросил Сянь Жун, подведя Пейтон к высокой стойке.
Взглянув на бармена, бойкого, приветливого китайца, очень опрятного и даже щеголеватого в своей белоснежной куртке, и, увидев, как он ловко смешивает коктейли, успевая с довольно сильным акцентом рассказывать на английском забавные анекдоты, Пейтон ответила:
– Сухой мартини, пожалуйста.
Сянь Жун пить не стал. Пейтон смутилась, но от коктейля не отказалась. Вялость, связанная со сменой часовых поясов, и безрассудная страсть требовали проверенного средства. Коктейль оказался на редкость вкусным, такого Пейтон давно не пробовала. Она бы выпила еще, но Сянь Жун вывел ее на улицу, где окликнул такси.
Они доехали до морского вокзала, и Сянь Жун, купив два билета, сообщил Пейтон, что они поедут в Макао. В зале ожидания для пассажиров первого класса стояли ряды желтых кресел с пластиковыми сиденьями – точь-в-точь как на автобусном вокзале в Нью-Джерси, решила про себя Пейтон.
Металлический женский голос сначала на китайском, а затем на английском объявил о посадке. Кораблик, о котором говорил Сянь Жун, оказался судном на воздушной подушке, которое, яростно взревев двигателем, быстро набрало ход.
В салоне первого класса кресла располагались по десять в ряд, разделенный посередине широким проходом. Рядом с Пейтон расположилась полная средних лет женщина в клетчатой блузе и твидовой юбке с желтыми выцветшими волосами, собранными на затылке в большой узел. Она почти беспрерывно говорила по мобильному телефону высоким, переливчатым голосом, как у птицы, в основном издавая звуки, похожие на курлыканье: «Qui, Qui» . Ее не остановила даже официантка, разносившая по салону черный кофе в маленьких фаянсовых чашечках, расписанных красочными цветами, и бутерброды в пластиковых коробках.
– Макао – город азартных игр и завуалированных коммерческих соглашений, – сказал Сянь Жун.
Пейтон взглянула в иллюминатор. Мимо проплывали экзотичные, поросшие пальмами островки – вполне пригодное место для приключений Джеймса Бонда и азиатской красотки, которая, поломавшись для виду, уляжется с ним в постель, чтобы вытянуть из него вместе с семенем жгучие тайны английской разведки, но супермен обведет ее вокруг пальца, честно поделившись только эякулятом.
Пейтон представляла себе Макао небольшим городком с узкими грязными улочками, на которых размещаются там и сям притоны, курильни, дома с красными фонарями и экзотичные магазинчики, где можно купить поделки из янтаря.
В действительности город оказался другим. Сойдя на берег, Пейтон очутилась на широкой, покрытой асфальтом улице, застроенной современными зданиями из стекла и бетона. Вскоре она устала и уже еле шла: давали о себе знать высокие каблуки и впившиеся в ноги жесткие ремешки. Зачем было ехать в такую даль? Разве в Гонконге нет ресторана? Поужинать и в постель – ничего другого ей не хотелось.
– Мы можем поужинать в этом отеле, – сказал Сянь Жун, сопроводив свои слова жестом. – А потом можем отправиться в казино или побродить по старому городу.
Пейтон обреченно кивнула. С иностранцами – одна маета. Ей часто казалось, что они не понимают ее. Чего проще – поужинать и в постель? Так нет же, теперь придется идти в казино или таскаться по городу, превратившись в туристку.
Отель ничем не отличался от многих других гостиниц, в которых Пейтон довелось побывать за годы службы в турфирме. В такой отель она, замужняя женщина, могла приехать и с Барри, что она и делала иногда, чтобы скрасить постелью его пребывание на какой-нибудь конференции. Может, она и сейчас сойдет за замужнюю женщину? Обычное дело: супружеская пара останавливается в гостинице. Однако, подойдя к зеркалу в вестибюле, Пейтон увидела потаскушку, а рядом с ней подозрительного субъекта, готового в любую минуту вытащить острый нож из складок одежды.
Вестибюль был полон народу. Пейтон обвела взглядом толпу: китаянки в модных светлых костюмах, на шеях – золотые колье, в ушах – бриллиантовые сережки; рядом с ними мужчины, все в спортивной одежде – видимо, их мужья; вокруг крутятся дети с красными, как у клоунов, щечками, один упитаннее другого.
Сянь Жун, предложив Пейтон руку, повел ее в ресторан, расположенный во внутреннем дворике, посреди которого находился фонтан, но только тот не работал.
Усевшись за столик, Сянь Жун стал рассказывать о Макао, бывшей португальской колонии, но Пейтон мало что понимала: мудреные слова, произносившиеся с ужасным акцентом, до нее почти что не доходили. Официантка не подходила, а прялка все жужжала, жужжала… В конце концов Пейтон не выдержала и, оборвав нудного незатейливого рассказчика, извинившись, отправилась в туалет.
В туалете было грязно, не прибрано, кругом валялись обрывки туалетной бумаги, а бумажные полотенца лежали на подоконнике. Водопроводный кран отозвался неприличным бурчанием, не извергнув ни капли воды.
Пейтон потянуло в Гонконг. Лучше уехать, вернуться к себе в гостиницу, а перед сном воспользоваться вибратором, чем выслушивать скучные россказни о бывшей португальской колонии, а затем бродить до утра по старому городу, где, того и гляди, на тебя нападут свирепые азиаты. Так бы и поступить, но только Сянь Жун, конечно, обидится.
Перед тем как возвратиться за столик, она зашла в бар и заказала водку на льду. Алкоголь не подействовал, но зато Пейтон поймала чувственный долгий взгляд одного из мужчин, сидевших за столиком, причем самого интересного. Еще не все потеряно в жизни!
Когда Пейтон возвратилась на место, Сянь Жун курил, углубившись в меню. Перед ним стоял бокал с пивом, а напротив – высокий тонкий стакан с золотистым напитком.
– Сухой мартини, – пояснил Сянь Жун. – Коктейль придется тебе по вкусу. Выбери сама, чего тебе хочется. – Он протянул Пейтон карточку.
– А что ты будешь есть? – спросила она.
– Я не голоден, мне хватит и пива.
Пейтон оторвалась от меню, подняла глаза. Загадочный человек. Такие, как он, могут питаться воздухом или черпать энергию из других. Вероятно, он и сам наделен особой внутренней силой. Однако ей от него ничего не надо, кроме ночных утех. Она – самостоятельная, замужняя женщина, не богата, но и не бедствует.
Подошла официантка, и Пейтон заказала салат. В меню он значился как салат из шпината, но когда его подали, он оказался пропитанным диковинной странной жидкостью, похожей на рыбий жир; в салате оказались и маленькие пиниевые орешки, напоминавшие видом гусениц – их было не разжевать; на голубовато-зеленых листьях лежали, устроившись, как в гнезде, перепелиные яйца – от них несло серой. Поковырявшись вилкой в салате, Пейтон отодвинула блюдо в сторону.
Внезапно налетел и промчался ветер, воздух дрогнул, по столику забарабанили капли дождя. Но вот ветер налетел снова, усилился, и, хотя ресторан защищали стены, со столов полетели на пол стаканы, вилки, ножи, вазы с цветами, за ними упали и понеслись к дальней стенке свободные стулья. Посетители ресторана бросились к выходу в вестибюль.
Пейтон подняла голову – небо заволокла мрачная туча.
– Пойдем! Пойдем! – вскричал Сянь Жун, схватив ее за руку. – Это тайфун.
Поспешное бегство не помогло: дождь хлынул как из ведра, и Пейтон насквозь промокла – с волос струилась вода, а платье облепило все тело, выставив напоказ и без того заметную грудь.
В вестибюле собралась взбудораженная толпа, распространяя терпкий запах парфюма и сигаретного дыма.
А где Сянь Жун? Пропал! Остаться одной, в незнакомом месте, промокшей до нитки – только этого не хватало! Но вот, славу Богу, и он, хотя и сам похож на мокрую курицу.
– Я наводил справки, – сказал Сянь Жун. – Этот тайфун надолго, и последний рейс на Гонконг отменен.
– Что же делать? Я промокла, замерзла. Давай снимем номер, я мечтаю о ванне.
– В этом отеле номера очень дороги, – сконфуженно сказал Сянь Жун. – У меня мало денег. Лучше поехать в другую гостиницу, подешевле.
– Я не тронусь с места, – с отчаянием в голосе ответила Пейтон. – Я сама заплачу за номер.
И они вместе провели ночь в мягкой, чистой, теплой постели, расстеленной почти что под самой крышей высоченного здания. Они вместе провели ночь, сплетясь в единый клубок и извиваясь, словно угри, и оба были немы как рыбы. Их языки не работали, за них говорили тела – неистово, яростно, исступленно.
Желание Пейтон осуществилось, и она мечтала лишь об одном: чтобы оно не угасло.
Глава одиннадцатая
В субботу, проводив в аэропорт Барри, пообещавшего, вернувшись в Чикаго, звонить каждый день, Пейтон села на поезд и поздно вечером была уже дома.
По воскресеньям, в отличие от большинства сверстниц, находивших возможность для развлечения, Пейтон обычно сидела дома, проводя время в тесной квартире вместе с тронутой матерью, а иногда и со старшим братом, если только тот не сидел.
Наступившее воскресенье сулило разнообразие – Нелл предложила прогуляться по магазинам.
– Тебе нужно подвенечное платье, – сказала она. – Купить его лучше загодя.
Пейтон вздохнула. Денег в обрез, а хочешь, не хочешь – раскошеливайся. А чем плохо обыкновенное нарядное платье? Так нет же, покупай подвенечное, да еще непременно белое, говорящее о девственности невесты, хотя редко какая может похвастаться целомудрием.
– Сходим в магазин уцененных товаров, – продолжила Нелл. – Там наверняка найдутся красивые платья: богатые женщины тоже не разбрасываются деньгами, после свадьбы платья относят в скупку.
– Ма, я не хочу платья с чужого плеча. Может, купим платье в магазине для новобрачных?
– Там дорого, не про нас.
В магазине уцененных товаров было не продохнуть: в каждом зале – толпа. В изобилии была и одежда. Вот великое множество свитеров, но новых, ненадеванных – единицы; большинство – растянутые, бесформенные. Одни – розовые, ворсистые, видимо, из акрила, другие – с блестками, из пожелтевшего кашемира, третьи – полушерстяные, в горошек… А вот джинсы из синтетической ткани, выбирай – не хочу… Дальше – майки, блузы, рубашки… А вот ряды платьев с пышными рукавами и накладными плечами самых разных размеров. Но только почти каждая вещь – либо поношена, либо по какой-то причине возвращена в магазин.
Пейтон поморщилась: да это не магазин, а настоящее кладбище – кладбище физических оболочек еще, видно, здравствующих людей. Без чистки купленной вещи не обойтись, но только одежда эта все равно сохранит следы чужого прикосновения. Пейтон пришла в уныние, а тут еще мать, ежеминутно подзывающая к себе, чтобы взглянуть то на блузу, давно вышедшую из моды, то на рулон блеклой материи, то на жакет из мятого бархата…
В глубине магазина нашлась вешалка с подвенечными платьями, неказистыми, непривлекательными изделиями из блестящего белого атласа с глубоким вырезом на груди в виде сердечка и накладным шлейфом.
Перебрав платья, Пейтон тоскливо произнесла:
– Вот это вроде бы ничего, только шлейф грязный, да и порван местами.
– Великолепное платье! – воодушевленно сказала Нелл. – Правда, оно тебе велико, но я его перешью.
– Ма, из тебя швея еще та. Ты будешь перекраивать платье целую вечность. Может, отдать платье портному?
– А у тебя есть знакомый портной? Пейтон покачала головой.
– Не отчаивайся! – произнесла Нелл. – Отдадим платье в химчистку, там тебе его и подгонят. Только не говори этой… как ее… Грейс, где ты купила платье. По твоему описанию, твоя будущая свекровь – властная, своенравная женщина, кичащаяся своими деньгами.
– Мне нет дела до Грейс! – раздраженно сказала Пейтон. – Раз у нас нет тысячи долларов, чтобы купить платье в магазине для новобрачных, удовольствуюсь этим.
– И правильно сделаешь. Платье – это не главное. По материнской линии ты из знатного рода, а Тоулы и в лохмотьях останутся Тоулами. А платье все-таки отдадим в переделку. Шлейф я сошью сама, вышью на нем цветочки, я недаром кончала курсы.
– Мы, эти курсы тебе приснились.
– А хоть бы и так. Главное – я искусная вышивальщица.
Пейтон взглянула на ценник. Старая цена – 118 долларов – была перечеркнута, а вместо нее красовалась новая – 59 долларов.
– Да это почти задаром! – ахнула Нелл. – Дорогая, я заплачу за платье сама. Подарок к свадьбе. Не возражай.
Расплатившись за платье, Нелл присмотрела себе «чудную» шапку, на вид из крысьего меха.
– Ма, на мехе плешинка, – заметила Пейтон.
– Ничего страшного, – ответила Нелл. – Она еле видна. Зато какой мех. Это шиншилла. Шикарная вещь! Покупаю, не отговаривай.
Весьма довольная шикарным приобретением, Нелл направилась к выходу с гордо поднятой головой. Пейтон с пакетом в руке поплелась сзади. На стоянке у магазина их ждала видавшая виды покоробленная машина с покрытыми ржавчиной дверцами и помятыми крыльями, по возрасту достойная места в музее истории автотранспорта. Нелл в последнее время лечили электрошоком. Она стала менее раздражительна, более собранна и после долгого перерыва снова села за руль.
В машине Пейтон сняла с платья ярлык и неожиданно обнаружила рядом с молнией большое кровяное пятно, позволявшее допустить, что невесту лишили невинности прямо у алтаря.
– Ма, взгляни, – произнесла Пейтон, – на платье пятно. Его можно вывести?
– Наверное, можно. Отдадим платье в химчистку. Не расстраивайся, если пятно не выведут, я на этом месте вышью цветочки. Будет даже красивее. Ты голодна? Я бы с удовольствием выпила чашечку кофе. Здесь неподалеку «Макдоналдс». Заедем?
Не встретив возражений, Нелл лихо подрулила к кафе. В кафе толпился народ, в каждую кассу – длинная очередь, однако при всем разнообразии лиц на них было одинаковое, отсутствующее выражение; сонливые взгляды устремлены к кассам, за которыми на обшарпанных табуретах сидели упитанные девицы в фирменных шапочках с козырьком.
На стенах – реклама с изображением разрезанных пополам поджаренных круглых булочек с вложенным в них куском сочного мяса: «БигСлэм», «БигМак», «Де-люкс» – ничего не говорящие невразумительные названия привлекательного съестного для людей с низким достатком.
Нелл и Пейтон, удовольствовавшись салатом в пластиковых коробках, нашли два места за столиком у дальней стены. Их соседями оказались двое мужчин. Один был приземистым толстяком с благодушной внешностью филантропа, другой – тощим, прилизанным, с брюзгливым невозмутимым лицом.
– Так вот, – втолковывал толстяк своему собеседнику, – чтобы покупной соус к спагетти приобрел тонкий домашний вкус, нужно взять три-четыре головки отборного чеснока, дольки мелко нарезать и немного обжарить…
– Вы, наверное, повар, – вступила в разговор Нелл, кокетливо улыбаясь и доставая из сумочки помятую сигарету. – Не премину воспользоваться вашим рецептом.
Веселое выражение глаз знатока домашней кулинарии сменилось кислой улыбкой. Худощавый поморщился.
– Ма, здесь не курят, – сказала Пейтон.
Нелл тяжко вздохнула, убрала сигарету в сумочку и, орудуя вилкой, уткнулась в пластиковую коробочку.
Пейтон своим салатом похвастаться не могла: латук оказался съедобным, а вот кусочки курицы было не разжевать.
– Возьми часть моего, – предложила Нелл. – У меня шеф-салат.
– Свинина с сыром евреям не полагается, – тоскливо сказала Пейтон, – а мне пора привыкать к новым обычаям.
Эти обычаи, по разумению Пейтон, были слишком мудреными. К примеру, Грейс с Леонардом вне дома ели все, что заблагорассудится, кроме бекона, омаров и креветок. Зато у них дома о свиных отбивных лучше было не заикаться. Молоко и мороженое подавались на стол лишь от случая к случаю. – Грейс объясняла, да Пейтон так и не поняла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33