Много раз я представлял себе этот момент и каждый раз думал, что будет противно. Так я сделал свое первое открытие о сексе: думать о нем отстранение, при свете дня, и заниматься им – две разные вещи. Настоящее удивительным образом все меняет. Сознание выключается. Ты следуешь внезапно пришедшему наитию. Это было прекрасно – ее язык у меня во рту.
Я не знал, что делать. Я подумал, что недостаточно просто предоставить пространство для этой проникающей мягкости. Мне тоже надо было что-то предпринять в ответ. Я попробовал подвигать своим языком вокруг ее. И это не было противно. Напротив, восхитительно. Больше чем восхитительно. Если пользоваться моим сегодняшним лексиконом, я бы назвал это ощущение «изысканным». Но тогда самым сильным словом, которое я знал, было «восхитительно».
А потом я удивил самого себя. Меня настолько вдохновил успех этого невольного эксперимента, что я захотел пойти дальше. Я чувствовал, что мне нужно быть более напористым. И я залез ей под юбку. Вместо того чтобы с негодованием оттолкнуть меня, она раздвинула ноги и часто задышала.
Под юбкой у нее были трусы, как и указывали едва обозначенные линии на бедрах. А под трусами… До этого момента я не имел ни малейшего представления. Я даже не знал, чего ожидать. В 70-х большая часть мира (за исключением бесконечно малой верхушки айсберга, для которой 60-е означали не только появление стиральных машин и организованного туризма) была далека от сегодняшнего уровня сексуального просвещения. Эминема посадили бы в тюрьму. Серьезно. Как и Мадонну, и Бритни Спирс, и Робби Уильямса. Мастурбируя, я вдохновлялся иллюстрациями классических скульптур из десятитомной «Детской энциклопедии» Артура Ми – невозможно было найти изображение обнаженной груди. А вагину я и вовсе не мог себе вообразить: она попадала в зону, закрашенную детской рукой в красный цвет, с надписью «Осторожно, чудовища!».
То есть представления о женской анатомии у меня были весьма приблизительные. В моем случае образ вагины не подкреплялся ничем, кроме необоснованных слухов. В детстве я думал, что дети рождаются из живота женщины. Потом стало очевидно, что для этого нужно что-то еще, но я не знал что. Какая-нибудь дырка? Какой-нибудь изгиб или желоб? А может… нечто такое?… Я понятия не имел, как устроены женщины.
Сильнее всего в первый момент меня поразило то, что прикосновение к этой… штуке, или пустоте, как бы это ни называлось, женщина воспринимала совсем небезразлично. Шерон Смит откровенно одобряла продвижение моей руки к этой самой штуке, как ее ни назови. Этого я не ожидал. Она выгнулась, когда моя рука коснулась мягкого пушка, знакомого мне по собственному опыту полового созревания: пушистый луг тонких вьюнков. Она запрокинула голову. И тут меня ждал сюрприз.
Эта штука – я так и не придумал ей названия – была влажной. Но не просто влажной. В этом было что-то еще. Что-то другое. Она была как рот, только лучше. Я не мог это сформулировать, но знал точно: она была влажной и обволакивала теплом.
Между тем наш поцелуй стал приобретать все более замысловатые очертания. Мы пробовали различные варианты, исследовали возможности. До этого момента я считал, что они ограниченны – внутрь-наружу, вправо-влево, вверх-вниз. А оказалось, что существует необозримое пространство возможностей, усеянное мириадами мерцающих звезд. Малейшее движение исторгало новую гармонию. Диапазон возможностей этого чувственного космоса превышал все вообразимые пределы.
Но даже это не могло сравниться с тем, что таилось внизу. Кроме влажности, я обнаружил там форму, не похожую на обычные формы физического мира. Мое прикосновение меняло ее, она съеживалась, набухала, пульсировала и преобразовывалась до бесконечности. Я что-то находил, потом терял и снова находил. Потом находил что-то новое, и что-то совсем новое, о чем не мог помыслить.
В какой-то миг этого моего исследования пространства, этих поисков Венеры, Шерон Смит застонала. Негромко и мягко, как кошка. Тогда я впервые услышал такой стон и понял, что захочу услышать его еще много раз, от многих женщин.
Стон Шерон пробудил во мне удивительные эмоции. Восхищение. Силу. Собственную значимость. Я ощущал себя взрослым. А еще я почувствовал свою власть. Ее тело поднималось и опускалось, дрожало и затихало, и это происходило благодаря моим прикосновениям. Мой палец продвигался все ближе, так мне казалось, и так было, к ее сердцу.
Через минуту-другую я сделал новое открытие. Эти влажные, мягкие контуры и изгибы были вратами. Знаками, указателями на дороге. Было что-то еще, что-то более важное. То, чему, как я понимаю сейчас, предстояло играть определяющую роль в моей взрослой жизни.
Там было отверстие, не совсем отверстие, скорее створка – плотная, мускулистая, сопротивлявшаяся проникновению. Я обнаружил, что, если на нее надавить, она поддавалась, приоткрываясь. Настолько, чтобы мог пройти палец, в тот момент овеществлявший всего меня. Стенки внутри были маслянистые и бархатисто-твердые; здесь влажность усиливалась и становилась сжимающей. И опять-таки, если посмотреть на это отстраненно, ничего особенного: мокрое, почти закрытое пространство в паху. Но тогда, в крошечной кладовке с Шерон Смит, мне казалось, что все мое тринадцатилетнее существо проникает внутрь этого пространства, как будто я сосредоточен на кончике пальца и исследую, что там внутри.
Потому что это действительно были врата, как я даже тогда интуитивно понял, во внутренний мир другого человека, не только физиологический. Там ты растворялся, избавляясь от свинцового одиночества, овладевшего тобой, когда детство на космической скорости унеслось прочь. Там удавалось вновь обрести себя. Это я понял сразу. Это меня потрясло. Это я полюбил.
Шерон Смит мурлыкнула и отстранилась, закинув наголо обритую голову.
– Хватит, – сказала она.
Вот и все. Зеленый сразу сменился красным, без намека на желтый. То, что так неожиданно открылось, столь же неожиданно закрылось. Шерон отодвинулась, поправила одежду. На щеках еще был румянец, и губы слегка вспухли, но в остальном она прекрасно владела собой; она производила впечатление человека, только что успешно справившегося с неприятной работой. Я заметил, что брошка все еще у меня в руке, и, не зная, что делать, протянул ее Шерон. К моему удивлению и легкому разочарованию, она покачала головой. А потом ушла, присоединилась к гостям. Уходя, она улыбнулась. Я навсегда запомнил эту улыбку. Я часто думаю о ней. Эта улыбка говорила: «Теперь ты знаешь».
Я знал. Но хотел знать больше. Однако мне не суждено было узнать больше от Шерон Смит.
Если у меня и возникли сомнения по поводу наших отношений после того, как Шерон резко включила красный свет, то я не обратил на них внимания. Зато девочка в розовом, поджидавшая, когда я, одинокий и взъерошенный, выйду из темного коридора, приготовила мне полную сводку будущих событий. Хрустя морковью, Кэрол Мун бросила на меня быстрый взгляд. Оставив своего собеседника, она направилась в мою сторону, мягко ступая по толстому, в завитушках, ковру.
– Привет, – сказала она, почти официально, как будто ожидая отчета о моем поведении.
Я привел в порядок волосы, пытаясь успокоиться. Шерон Смит громко хихикала с Салли Шоу в другом конце комнаты, иронично поглядывая на меня.
– Привет, – ответил я, безуспешно надеясь, что в голосе прозвучит спокойствие, которым я в тот момент не обладал.
– Ну что, свет перевернулся? – спросила Кэрол, мирно пожевывая морковку. У нее был остекленевший взгляд, возможно от водки. Бокал, стоявший теперь на столике, казался пустым.
– Что? – спросил я, не понимая, о чем она говорит.
– Если тебе интересно, что это было, я могу объяснить, – сказала Кэрол безразличным тоном; морковка исчезла в ее маленьком ротике.
– О чем ты? – Пытаясь восстановить ясность мысли, я смутно чувствовал, что меня начинает раздражать эта миниатюрная девочка с острым взглядом.
– Шерон всегда так делает. Хобби у нее такое. Просто сегодня ты – ее объект.
После четырех минут в кладовке я влюбился в Шерон Смит и не хотел слушать, как ее порочат, хотя у меня было отвратительное ощущение, что Кэрол Мун права. Это меня взбесило.
– Пожалуйста, помолчи, Брюшко-хлопушка! – взорвался я. – Помолчи.
– Ой-ой-ой, – протянула Кэрол, похоже, изрядно опьяневшая. Она меня дразнила. – Тебя ведь Спайком зовут?
Я сжал брошку в руке, она как будто горела, но была уже не знаком любви, а символом унижения. Одним движением, прежде чем Кэрол успела среагировать, я протянул руку и прикрепил разбитое сердце ей на платье.
– Оставь себе, – выпалил я резко. – Тебе она больше подходит.
Кэрол только улыбнулась и сказала:
– Очень резкий.
Она взглянула на брошку и вернулась к оставленному собеседнику и еде, я же злобно посматривал на абсолютно и необъяснимо безразличную Шерон Смит.
Как предсказывала Кэрол, больше я к Шерон допущен не был. На следующей неделе Шерон Смит закрутила роман, продлившийся два года, с шестиклассником Томмо Бриггсом, у него был мотоцикл и лицо, как вымя. Судя по всему, она упомянула о наших мимолетных отношениях, во всяком случае вскоре после ее дня рождения он отвел меня к школьному фонтану и сообщил, что вобьет крикетную биту мне в задницу, если я еще раз посмотрю на Шерон.
Кэрол Мун оказалась права, поэтому я ненавидел ее не меньше Шерон Смит, которая, в моем понимании созревающего юнца, заманила меня и бросила. Время от времени я видел Кэрол Мун в бассейне, где она училась плавать на спине с не менее плачевным результатом, чем когда пыталась освоить ныряние. Все смеялись над ней, но я уже не находил Кэрол забавной. Когда я смотрел, как ее тощее тело борется с хлорированной водой, к моей ненависти примешивалась смутная печаль. Кэрол походила на выброшенную на берег рыбу.
Сегодня я иду на свидание с Джульеттой Фрай. В самоанализе я не продвинулся дальше Айрис и Шерон Смит. Это не тянет даже на пролог к «Любовным секретам Дон Жуана». Но это все, что имеется на сегодня. Мое чувственное воспитание во всей его целостности.
1. Моя мать иногда была сурова. А потому я нуждаюсь в одобрении со стороны женщин в большей степени, чем другие.
2. Открыв для себя содержимое трусов Шерон Смит, я перевернул собственное сознание, как Коперник науку.
Не так-то просто распутать цепочку неудач длиною в жизнь. Я просто попробую поработать над этим. Запущу колесо, стараясь ничего не усложнять, и попытаюсь разобраться с этим.
Поработать над чем? Разобраться с чем?
В настоящий момент это «что-то» заключается для меня в отношениях с Джульеттой, с которой я еще не встречался и, конечно, не спал (вообще-то, переспать – не главное). Главное – близкие отношения. Главное – спастись от одиночества. Главное – выстроить прочные отношения.
Свидание через полтора часа. Я готовлюсь к нему. Что надеть? Наверное, голубую рубашку. А она скорее всего будет в черном. Черный – ее цвет. Мужчины и женщины всегда чувствуют, что им идет. Какой лосьон? Конечно «Эгоист» или «Кэлвин Кляйн». Хотя обычно я либо использую слишком мало лосьона, либо перебарщиваю. Это как с длиной брюк – не так просто, как кажется.
Беседа. О чем говорить, если беседа зайдет в тупик? Мне не очень удаются свидания. Есть мужчины, которым они удаются, я не из их числа. Надо иметь врожденные способности выдавать себя за другого и выглядеть при этом естественно.
Ясно, что мне нужно играть какую-то роль, нельзя просто быть собой. Быть собой – откуда эта безумная идея? Наверное, из голливудских фильмов, особенно с Робином Уильямсом. А если вы – отчаявшийся неудачник? Все равно нужно быть собой? Мне кажется, даже при условии, что вы НЕ отчаявшийся неудачник, на свидании нельзя быть собой. Собой вы будете потом, когда отношения установятся. Свидание – это анализ рынка. Свидание – это спонтанная реклама.
Было бы лучше, если бы я потратил больше времени на самоанализ, но я постоянно о нем забываю, копаться в себе – неестественно для меня, для этого требуются дополнительные усилия. Всю жизнь меня кидало, размазывало по стенкам в эпицентре смерча, не было времени остановиться. Я заблудился. Жизнь швыряла меня, подхватывала и снова забрасывала в пустыню.
Выпить, что ли, перед свиданием? Наверное, стоит. С другой стороны, остановиться всегда трудно, за первой последует вторая, а о каком очаровании и соблазнении может идти речь, если ты весь пропотел. Пожалуй, ограничусь чаем.
Какую стратегию избрать? Кем я хочу выглядеть на свидании? Это определит все остальное: прическу, брюки, лосьон.
Если приду раньше, буду читать книгу. Хорошо, но какую? Она любит читать. Что она читает? Наверное, женских авторов. Возможно, что-нибудь с сексуальным подтекстом: например, Анаис Нин или даже Эрику Джонг – немного старомодно, зато суперинтеллектуально. Очень важна обложка – она многое говорит о читателе.
Как мне сидеть, ожидая ее прихода? А ждать я буду, так как решил, что приду пораньше. Нога на ногу, в расслабленной позе, с сигаретой, или с прямой спиной, сосредоточившись на четвертой главе «Секса с девственницей» Дженет Уинтерсон (поразмыслив, я решил, что это более современно, более впечатляюще и, учитывая сапфические нотки, не слишком откровенно).
Что я буду пить? Кружку лагера? Слишком обыденно, да и не по возрасту. Бокал белого сухого? Претенциозно, не сексуально. Женский напиток. Что-нибудь крепкое и со льдом? Напиток детективов из романов Дэшила Хэммета? Неплохо, особенно, если я надену двубортный полосатый пиджак в стиле сороковых.
Презервативы. Конечно, бессмысленно их брать, ведь я же не собираюсь тащить ее в постель в первый же вечер. Существуют определенные правила, не спрашивайте меня почему. Сохранилось представление, что, если мужчина делает преждевременное предложение, он не очень уважает женщину. Не думаю, что это так. Я считаю, если женщина достаточно уверена в себе, чтобы лечь в постель после первого свидания, это само по себе достойно уважения. Это производит впечатление, а не отвращает. Как бы то ни было, судя по рекламе (я воспринимаю мир через рекламу, а не через газеты или радио, именно в ней скрывается правда, поверьте мне), ничто не может вызывать отвращение, если происходит на условиях женщины, каковы бы они ни были. Как можно добровольно иметь с кем-то секс на чужих условиях?
Нет, я не возьму презервативы. Не потому, что это бессмысленно, смысл, может, и есть. Я их не возьму из чистого суеверия: не хочу испытывать судьбу. Если я возьму презервативы, секса точно не будет. Самонадеянность карается богами. Но, честно говоря, – считайте меня распущенным – я бы хотел, чтобы все сегодня закончилось сексом.
Полчаса до свидания с Джульеттой Фрай. Я доволен тем, как провел прошедший час.
Я занимался самоанализом. Просто сидел на стуле в расстегнутой рубашке, не определившись с лосьоном и позой ожидания. Этот анализ привел меня к потрясающим выводам, я выбрал совершенно неожиданный, радикальный, пугающий стиль поведения.
Я решил пойти по широкой дороге, проложенной Робином Уильямсом. Решил быть самим собой. Не сказать, что я четко представляю себе, какой я есть на самом деле или что значит «быть» таковым. Просто после того, как я посидел, размышляя, какое-то время, на поверхность сознания выплыло слово «доверься». Это любимое словечко Теренса, но, очевидно, не мой конек. Не то чтобы я был готов довериться Джульетте Фрай, это нелепо. Я понятия не имею, какая она (хоть она мне и правда нравится), и это было бы бессмысленно. Я говорю о более абстрактном доверии. Об умении доверяться случаю.
«Доверяться случаю». Невероятно, что я это говорю. Как трудно в наше время не заразиться женской психологией. Женщины – как психотерапевты, часто употребляют фразы типа: «доверься своим инстинктам», или «прислушайся к внутреннему голосу», или «действуй спонтанно». И все-таки, после часа самоанализа мне кажется, я понимаю, о чем идет речь. Они имеют в виду: перестань трепыхаться; плыви по течению; отдайся ему.
Я уже собирался набрать номер и заказать такси, как зазвонил телефон. Это был Мартин.
Мартин Джилфезер – мой лучший друг (среди мужчин, конечно). Он хороший парень во многих отношениях: искренний, остроумный, добрый, хотя у него есть качество, вызывающее раздражение, особенно в данных обстоятельствах. Он пользуется бешеным успехом у женщин. Ума не приложу, как Мартин это делает. А сам он не признается, если знает. Не то чтобы он был особенно хорош собой, к тому же не богат и не безумно обаятелен. Но если подвести к нему практически любую представительницу противоположного пола, произойдет чудо. Женщины оживают: они начинают светиться. Ему всегда есть из кого выбрать. Я спросил, как он это делает, Мартин смутился и пожал плечами. Надо сказать, он часто меняет женщин, и, думаю, именно в силу того, что выбор такой богатый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Я не знал, что делать. Я подумал, что недостаточно просто предоставить пространство для этой проникающей мягкости. Мне тоже надо было что-то предпринять в ответ. Я попробовал подвигать своим языком вокруг ее. И это не было противно. Напротив, восхитительно. Больше чем восхитительно. Если пользоваться моим сегодняшним лексиконом, я бы назвал это ощущение «изысканным». Но тогда самым сильным словом, которое я знал, было «восхитительно».
А потом я удивил самого себя. Меня настолько вдохновил успех этого невольного эксперимента, что я захотел пойти дальше. Я чувствовал, что мне нужно быть более напористым. И я залез ей под юбку. Вместо того чтобы с негодованием оттолкнуть меня, она раздвинула ноги и часто задышала.
Под юбкой у нее были трусы, как и указывали едва обозначенные линии на бедрах. А под трусами… До этого момента я не имел ни малейшего представления. Я даже не знал, чего ожидать. В 70-х большая часть мира (за исключением бесконечно малой верхушки айсберга, для которой 60-е означали не только появление стиральных машин и организованного туризма) была далека от сегодняшнего уровня сексуального просвещения. Эминема посадили бы в тюрьму. Серьезно. Как и Мадонну, и Бритни Спирс, и Робби Уильямса. Мастурбируя, я вдохновлялся иллюстрациями классических скульптур из десятитомной «Детской энциклопедии» Артура Ми – невозможно было найти изображение обнаженной груди. А вагину я и вовсе не мог себе вообразить: она попадала в зону, закрашенную детской рукой в красный цвет, с надписью «Осторожно, чудовища!».
То есть представления о женской анатомии у меня были весьма приблизительные. В моем случае образ вагины не подкреплялся ничем, кроме необоснованных слухов. В детстве я думал, что дети рождаются из живота женщины. Потом стало очевидно, что для этого нужно что-то еще, но я не знал что. Какая-нибудь дырка? Какой-нибудь изгиб или желоб? А может… нечто такое?… Я понятия не имел, как устроены женщины.
Сильнее всего в первый момент меня поразило то, что прикосновение к этой… штуке, или пустоте, как бы это ни называлось, женщина воспринимала совсем небезразлично. Шерон Смит откровенно одобряла продвижение моей руки к этой самой штуке, как ее ни назови. Этого я не ожидал. Она выгнулась, когда моя рука коснулась мягкого пушка, знакомого мне по собственному опыту полового созревания: пушистый луг тонких вьюнков. Она запрокинула голову. И тут меня ждал сюрприз.
Эта штука – я так и не придумал ей названия – была влажной. Но не просто влажной. В этом было что-то еще. Что-то другое. Она была как рот, только лучше. Я не мог это сформулировать, но знал точно: она была влажной и обволакивала теплом.
Между тем наш поцелуй стал приобретать все более замысловатые очертания. Мы пробовали различные варианты, исследовали возможности. До этого момента я считал, что они ограниченны – внутрь-наружу, вправо-влево, вверх-вниз. А оказалось, что существует необозримое пространство возможностей, усеянное мириадами мерцающих звезд. Малейшее движение исторгало новую гармонию. Диапазон возможностей этого чувственного космоса превышал все вообразимые пределы.
Но даже это не могло сравниться с тем, что таилось внизу. Кроме влажности, я обнаружил там форму, не похожую на обычные формы физического мира. Мое прикосновение меняло ее, она съеживалась, набухала, пульсировала и преобразовывалась до бесконечности. Я что-то находил, потом терял и снова находил. Потом находил что-то новое, и что-то совсем новое, о чем не мог помыслить.
В какой-то миг этого моего исследования пространства, этих поисков Венеры, Шерон Смит застонала. Негромко и мягко, как кошка. Тогда я впервые услышал такой стон и понял, что захочу услышать его еще много раз, от многих женщин.
Стон Шерон пробудил во мне удивительные эмоции. Восхищение. Силу. Собственную значимость. Я ощущал себя взрослым. А еще я почувствовал свою власть. Ее тело поднималось и опускалось, дрожало и затихало, и это происходило благодаря моим прикосновениям. Мой палец продвигался все ближе, так мне казалось, и так было, к ее сердцу.
Через минуту-другую я сделал новое открытие. Эти влажные, мягкие контуры и изгибы были вратами. Знаками, указателями на дороге. Было что-то еще, что-то более важное. То, чему, как я понимаю сейчас, предстояло играть определяющую роль в моей взрослой жизни.
Там было отверстие, не совсем отверстие, скорее створка – плотная, мускулистая, сопротивлявшаяся проникновению. Я обнаружил, что, если на нее надавить, она поддавалась, приоткрываясь. Настолько, чтобы мог пройти палец, в тот момент овеществлявший всего меня. Стенки внутри были маслянистые и бархатисто-твердые; здесь влажность усиливалась и становилась сжимающей. И опять-таки, если посмотреть на это отстраненно, ничего особенного: мокрое, почти закрытое пространство в паху. Но тогда, в крошечной кладовке с Шерон Смит, мне казалось, что все мое тринадцатилетнее существо проникает внутрь этого пространства, как будто я сосредоточен на кончике пальца и исследую, что там внутри.
Потому что это действительно были врата, как я даже тогда интуитивно понял, во внутренний мир другого человека, не только физиологический. Там ты растворялся, избавляясь от свинцового одиночества, овладевшего тобой, когда детство на космической скорости унеслось прочь. Там удавалось вновь обрести себя. Это я понял сразу. Это меня потрясло. Это я полюбил.
Шерон Смит мурлыкнула и отстранилась, закинув наголо обритую голову.
– Хватит, – сказала она.
Вот и все. Зеленый сразу сменился красным, без намека на желтый. То, что так неожиданно открылось, столь же неожиданно закрылось. Шерон отодвинулась, поправила одежду. На щеках еще был румянец, и губы слегка вспухли, но в остальном она прекрасно владела собой; она производила впечатление человека, только что успешно справившегося с неприятной работой. Я заметил, что брошка все еще у меня в руке, и, не зная, что делать, протянул ее Шерон. К моему удивлению и легкому разочарованию, она покачала головой. А потом ушла, присоединилась к гостям. Уходя, она улыбнулась. Я навсегда запомнил эту улыбку. Я часто думаю о ней. Эта улыбка говорила: «Теперь ты знаешь».
Я знал. Но хотел знать больше. Однако мне не суждено было узнать больше от Шерон Смит.
Если у меня и возникли сомнения по поводу наших отношений после того, как Шерон резко включила красный свет, то я не обратил на них внимания. Зато девочка в розовом, поджидавшая, когда я, одинокий и взъерошенный, выйду из темного коридора, приготовила мне полную сводку будущих событий. Хрустя морковью, Кэрол Мун бросила на меня быстрый взгляд. Оставив своего собеседника, она направилась в мою сторону, мягко ступая по толстому, в завитушках, ковру.
– Привет, – сказала она, почти официально, как будто ожидая отчета о моем поведении.
Я привел в порядок волосы, пытаясь успокоиться. Шерон Смит громко хихикала с Салли Шоу в другом конце комнаты, иронично поглядывая на меня.
– Привет, – ответил я, безуспешно надеясь, что в голосе прозвучит спокойствие, которым я в тот момент не обладал.
– Ну что, свет перевернулся? – спросила Кэрол, мирно пожевывая морковку. У нее был остекленевший взгляд, возможно от водки. Бокал, стоявший теперь на столике, казался пустым.
– Что? – спросил я, не понимая, о чем она говорит.
– Если тебе интересно, что это было, я могу объяснить, – сказала Кэрол безразличным тоном; морковка исчезла в ее маленьком ротике.
– О чем ты? – Пытаясь восстановить ясность мысли, я смутно чувствовал, что меня начинает раздражать эта миниатюрная девочка с острым взглядом.
– Шерон всегда так делает. Хобби у нее такое. Просто сегодня ты – ее объект.
После четырех минут в кладовке я влюбился в Шерон Смит и не хотел слушать, как ее порочат, хотя у меня было отвратительное ощущение, что Кэрол Мун права. Это меня взбесило.
– Пожалуйста, помолчи, Брюшко-хлопушка! – взорвался я. – Помолчи.
– Ой-ой-ой, – протянула Кэрол, похоже, изрядно опьяневшая. Она меня дразнила. – Тебя ведь Спайком зовут?
Я сжал брошку в руке, она как будто горела, но была уже не знаком любви, а символом унижения. Одним движением, прежде чем Кэрол успела среагировать, я протянул руку и прикрепил разбитое сердце ей на платье.
– Оставь себе, – выпалил я резко. – Тебе она больше подходит.
Кэрол только улыбнулась и сказала:
– Очень резкий.
Она взглянула на брошку и вернулась к оставленному собеседнику и еде, я же злобно посматривал на абсолютно и необъяснимо безразличную Шерон Смит.
Как предсказывала Кэрол, больше я к Шерон допущен не был. На следующей неделе Шерон Смит закрутила роман, продлившийся два года, с шестиклассником Томмо Бриггсом, у него был мотоцикл и лицо, как вымя. Судя по всему, она упомянула о наших мимолетных отношениях, во всяком случае вскоре после ее дня рождения он отвел меня к школьному фонтану и сообщил, что вобьет крикетную биту мне в задницу, если я еще раз посмотрю на Шерон.
Кэрол Мун оказалась права, поэтому я ненавидел ее не меньше Шерон Смит, которая, в моем понимании созревающего юнца, заманила меня и бросила. Время от времени я видел Кэрол Мун в бассейне, где она училась плавать на спине с не менее плачевным результатом, чем когда пыталась освоить ныряние. Все смеялись над ней, но я уже не находил Кэрол забавной. Когда я смотрел, как ее тощее тело борется с хлорированной водой, к моей ненависти примешивалась смутная печаль. Кэрол походила на выброшенную на берег рыбу.
Сегодня я иду на свидание с Джульеттой Фрай. В самоанализе я не продвинулся дальше Айрис и Шерон Смит. Это не тянет даже на пролог к «Любовным секретам Дон Жуана». Но это все, что имеется на сегодня. Мое чувственное воспитание во всей его целостности.
1. Моя мать иногда была сурова. А потому я нуждаюсь в одобрении со стороны женщин в большей степени, чем другие.
2. Открыв для себя содержимое трусов Шерон Смит, я перевернул собственное сознание, как Коперник науку.
Не так-то просто распутать цепочку неудач длиною в жизнь. Я просто попробую поработать над этим. Запущу колесо, стараясь ничего не усложнять, и попытаюсь разобраться с этим.
Поработать над чем? Разобраться с чем?
В настоящий момент это «что-то» заключается для меня в отношениях с Джульеттой, с которой я еще не встречался и, конечно, не спал (вообще-то, переспать – не главное). Главное – близкие отношения. Главное – спастись от одиночества. Главное – выстроить прочные отношения.
Свидание через полтора часа. Я готовлюсь к нему. Что надеть? Наверное, голубую рубашку. А она скорее всего будет в черном. Черный – ее цвет. Мужчины и женщины всегда чувствуют, что им идет. Какой лосьон? Конечно «Эгоист» или «Кэлвин Кляйн». Хотя обычно я либо использую слишком мало лосьона, либо перебарщиваю. Это как с длиной брюк – не так просто, как кажется.
Беседа. О чем говорить, если беседа зайдет в тупик? Мне не очень удаются свидания. Есть мужчины, которым они удаются, я не из их числа. Надо иметь врожденные способности выдавать себя за другого и выглядеть при этом естественно.
Ясно, что мне нужно играть какую-то роль, нельзя просто быть собой. Быть собой – откуда эта безумная идея? Наверное, из голливудских фильмов, особенно с Робином Уильямсом. А если вы – отчаявшийся неудачник? Все равно нужно быть собой? Мне кажется, даже при условии, что вы НЕ отчаявшийся неудачник, на свидании нельзя быть собой. Собой вы будете потом, когда отношения установятся. Свидание – это анализ рынка. Свидание – это спонтанная реклама.
Было бы лучше, если бы я потратил больше времени на самоанализ, но я постоянно о нем забываю, копаться в себе – неестественно для меня, для этого требуются дополнительные усилия. Всю жизнь меня кидало, размазывало по стенкам в эпицентре смерча, не было времени остановиться. Я заблудился. Жизнь швыряла меня, подхватывала и снова забрасывала в пустыню.
Выпить, что ли, перед свиданием? Наверное, стоит. С другой стороны, остановиться всегда трудно, за первой последует вторая, а о каком очаровании и соблазнении может идти речь, если ты весь пропотел. Пожалуй, ограничусь чаем.
Какую стратегию избрать? Кем я хочу выглядеть на свидании? Это определит все остальное: прическу, брюки, лосьон.
Если приду раньше, буду читать книгу. Хорошо, но какую? Она любит читать. Что она читает? Наверное, женских авторов. Возможно, что-нибудь с сексуальным подтекстом: например, Анаис Нин или даже Эрику Джонг – немного старомодно, зато суперинтеллектуально. Очень важна обложка – она многое говорит о читателе.
Как мне сидеть, ожидая ее прихода? А ждать я буду, так как решил, что приду пораньше. Нога на ногу, в расслабленной позе, с сигаретой, или с прямой спиной, сосредоточившись на четвертой главе «Секса с девственницей» Дженет Уинтерсон (поразмыслив, я решил, что это более современно, более впечатляюще и, учитывая сапфические нотки, не слишком откровенно).
Что я буду пить? Кружку лагера? Слишком обыденно, да и не по возрасту. Бокал белого сухого? Претенциозно, не сексуально. Женский напиток. Что-нибудь крепкое и со льдом? Напиток детективов из романов Дэшила Хэммета? Неплохо, особенно, если я надену двубортный полосатый пиджак в стиле сороковых.
Презервативы. Конечно, бессмысленно их брать, ведь я же не собираюсь тащить ее в постель в первый же вечер. Существуют определенные правила, не спрашивайте меня почему. Сохранилось представление, что, если мужчина делает преждевременное предложение, он не очень уважает женщину. Не думаю, что это так. Я считаю, если женщина достаточно уверена в себе, чтобы лечь в постель после первого свидания, это само по себе достойно уважения. Это производит впечатление, а не отвращает. Как бы то ни было, судя по рекламе (я воспринимаю мир через рекламу, а не через газеты или радио, именно в ней скрывается правда, поверьте мне), ничто не может вызывать отвращение, если происходит на условиях женщины, каковы бы они ни были. Как можно добровольно иметь с кем-то секс на чужих условиях?
Нет, я не возьму презервативы. Не потому, что это бессмысленно, смысл, может, и есть. Я их не возьму из чистого суеверия: не хочу испытывать судьбу. Если я возьму презервативы, секса точно не будет. Самонадеянность карается богами. Но, честно говоря, – считайте меня распущенным – я бы хотел, чтобы все сегодня закончилось сексом.
Полчаса до свидания с Джульеттой Фрай. Я доволен тем, как провел прошедший час.
Я занимался самоанализом. Просто сидел на стуле в расстегнутой рубашке, не определившись с лосьоном и позой ожидания. Этот анализ привел меня к потрясающим выводам, я выбрал совершенно неожиданный, радикальный, пугающий стиль поведения.
Я решил пойти по широкой дороге, проложенной Робином Уильямсом. Решил быть самим собой. Не сказать, что я четко представляю себе, какой я есть на самом деле или что значит «быть» таковым. Просто после того, как я посидел, размышляя, какое-то время, на поверхность сознания выплыло слово «доверься». Это любимое словечко Теренса, но, очевидно, не мой конек. Не то чтобы я был готов довериться Джульетте Фрай, это нелепо. Я понятия не имею, какая она (хоть она мне и правда нравится), и это было бы бессмысленно. Я говорю о более абстрактном доверии. Об умении доверяться случаю.
«Доверяться случаю». Невероятно, что я это говорю. Как трудно в наше время не заразиться женской психологией. Женщины – как психотерапевты, часто употребляют фразы типа: «доверься своим инстинктам», или «прислушайся к внутреннему голосу», или «действуй спонтанно». И все-таки, после часа самоанализа мне кажется, я понимаю, о чем идет речь. Они имеют в виду: перестань трепыхаться; плыви по течению; отдайся ему.
Я уже собирался набрать номер и заказать такси, как зазвонил телефон. Это был Мартин.
Мартин Джилфезер – мой лучший друг (среди мужчин, конечно). Он хороший парень во многих отношениях: искренний, остроумный, добрый, хотя у него есть качество, вызывающее раздражение, особенно в данных обстоятельствах. Он пользуется бешеным успехом у женщин. Ума не приложу, как Мартин это делает. А сам он не признается, если знает. Не то чтобы он был особенно хорош собой, к тому же не богат и не безумно обаятелен. Но если подвести к нему практически любую представительницу противоположного пола, произойдет чудо. Женщины оживают: они начинают светиться. Ему всегда есть из кого выбрать. Я спросил, как он это делает, Мартин смутился и пожал плечами. Надо сказать, он часто меняет женщин, и, думаю, именно в силу того, что выбор такой богатый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27