Это уже следующее, мое, поколение решило, что надо обязательно колесить по стране в поисках лучшей жизни. Подумав про это, я тут же столкнулся с несколькими моими бывшими одноклассниками из школы Кингс Хит: Алексом Крэйвеном (тогда: все думали, что он будет играть за сборную Англии по крикету; сейчас: гитарист, иногда приторговывающий наркотиками); Марком Бэрратом (тогда: все думали, что он станет каменщиком; сейчас: директор и владелец строительной фирмы, который ездит на БМВ) и Джейн Николсон (тогда: все думали, что она станет самой красивой женщиной в мире; сейчас: продавец на неполный рабочий день в магазине хозтоваров).
Выйдя из магазина и неся тяжелый груз покупок к папиной машине, я думал о Нью-Йорке, до которого, казалось, несколько световых лет пути.
Я думал о своей работе, и казалось, что ее никогда не было.
А потом я подумал об Элен и понял, что все еще скучаю по ней, как будто мы расстались только вчера.
22
To: crazedelaine@hotpr.com
From: mattb@c-tec.national.com
Subject: Ты
Скучаю по тебе.
To: crazedelaine@hotpr.com
From: mattb@c-tec.national.com
Subject: Ты
Скучаю по тебе.
To: crazedelaine@hotpr.com
From: mattb@c-tec.national.com
Subject: Ты
Скучаю по тебе.
To: crazedelaine@hotpr.com
From: mattb@c-tec.national.com
Subject: Ты
Скучаю по тебе.
To: crazedelaine@hotpr.com
From: mattb@c-tec.national.com
Subject: Ты
Скучаю по тебе.
To: crazedelaine@hotpr.com
From: mattb@c-tec.national.com
Subject: Ты
Скучаю по тебе.
23
Сегодня был день рождения Гершвина.
Сегодня ему исполнилось тридцать.
Сегодня у него был день, который, казалось, никогда не наступит.
И как он хотел отпраздновать эту дату, важнейшую из всех дат? Первый и последний раз в жизни полетать на воздушном шаре? Съездить с друзьями в Дублин на уикенд? Или он хотел, чтобы ему устроили вечеринку-сюрприз? Нет. С самого своего приезда в Бирмингем я начал обсуждать с Зоей, как сделать тридцатый день рождения Гершвина чем-то особым, но уже через неделю после того, как мы заказали для него поездку в Дублин, он сам разрушил все наши планы.
– Все эта суета насчет тридцатилетия начинает доставать, – сказал он однажды в понедельник вечером, за неделю до планируемой поездки. – Один парень с работы, Стив, только что рассказал мне про то, как он его отпраздновал. В пятницу вечером он пришел с работы и надеялся просидеть весь вечер у телевизора со своей девушкой, но только он открыл дверь, как увидел, что в гостиной сидят человек двадцать его ближайших друзей и родственников, которые уже собрали свои вещи и приготовились везти его на уикенд в Эдинбург. Он возненавидел эту поездку: ему не только приходилось притворяться, что все ему нравится в этот самый кошмарный из его дней рождений, но всё это ещё продолжалось целых два дня!
– Они сделали это специально, чтобы его помучить, – сказала Зоя, смеясь. – Не правда ли, Мэтт?
Но тайком от Гершвина она бросила на меня полный ужаса взгляд.
– И в самом деле, такое впечатление, что они над ним просто издевались, – сказал я. – Мы бы тебе такого никогда не сделали. Мы бы придумали что-нибудь более изощренное.
– Например, полет на воздушном шаре, – сказала Зоя.
– Или вечеринку-сюрприз, – предложил я.
– Или уикенд в Дублине, – произнесла наконец Зоя.
– Хуже и придумать невозможно, – весело сказал Гершвин. – В Дублине на выходных полно идиотов со всей Англии. А что до воздушных шаров и вечеринок-сюрпризов – об этом не может быть и речи. Все, что я хочу в свой день рождения, так это пойти с несколькими друзьями в хороший бар, где не слишком много народу.
Зоя и я обменялись красноречивыми взглядами, и, когда Гершвин не смотрел в нашу сторону, она знаками показала мне: «Отмени поездку, а остальное я беру на себя».
Итак, бар так бар. Примечательным во всем этом было только то, что мы выбрали «Кингс Армс» – бар нашей с Гершвином юности.
Народу в баре оказалось не так уж и мало, тем более что была среда и телевизионный вечер обещал быть довольно интересным, как сообщила мне мама, когда я уходил. Бар мало изменился с нашей последней встречи здесь в канун Рождества пять лет назад, когда были Гершвин, Зоя, я и – всего минут десять – Пит, который ненадолго заехал в Бирмингем, а большую часть праздников проводил со своей девушкой у ее родителей в Дерби. Украшенные узорами из сигаретного пепла обои были еще на месте, как и почти все бармены и официанты. Но были и некоторые изменения: сбоку пристроили бетонный пивной сад, а туалеты отремонтировали. И все же здесь сохранилась атмосфера старого английского бара: можно было посидеть, расслабиться и поговорить с такими же, как и ты, человеческими существами, и тебя не слепил мигающий свет и не оглушали постоянно повторяющиеся хиты из чартов. В Нью-Йорке Элен всегда таскала меня в заведения, где она бывала со своими коллегами по индустрии PR, и которые все походили одно на другое: стойку бара с чрезмерно дорогим бутылочным пивом отыскать было до смешного трудно, гремела музыка и все столики были заняты. При одном воспоминании о таких барах у меня заболели колени.
Зал в задней части бара, где наша компания когда-то любила посидеть, был заполнен степенными людьми за тридцать, которые разговаривали, курили и, по-видимому, были в ладах с собой. Некоторые лица были мне знакомы, но не настолько, чтобы с ними заговорить. За столиком в углу сидели Гершвин, Зоя и остальные гости именинника, которых я практически не знал. Зое удалось собрать вместе большинство друзей Гершвина. В первые полчаса меня представили Дэвайне и Тому (друзья Зои, которые теперь были и друзьями Гершвина), Кристине и Джоэлу (Кристина работала с Гершвином), Нилу и Саре (Нил, очевидно, был другом Гершвина по футболу пять на пять) и Дому и Полли (они были друзьями Кристины и Джоэла, а сейчас еще и друзьями Гершвина и Зои). Все они казались, в общем, приятными ребятами, но я чувствовал себя не в своей тарелке, потому что один из всей компании был без пары. Это меня мало бы волновало, но пару раз за вечер я начинал рассказывать довольно интересные истории, и нить беседы вдруг уходила в сторону. В нормальной ситуации – то есть, когда ты с девушкой, – можно продолжать рассказ, не боясь:
а) выглядеть глупо;
б) показаться занудой;
в) и то и другое вместе,
потому что ты знаешь, что хотя бы один человек в компании проявит достаточно вежливости, чтобы тебя дослушать. Но, сидя за столом с открытым ртом, прерванный на полуслове, я чувствовал себя очень одиноко. И в лучшие времена у меня не очень хорошо получалось общаться с новыми людьми, а если новых людей оказывалось сразу много, это было настоящим кошмаром. Думаю, в Элен меня привлекало, кроме всего остального, еще и то, что новое никогда не пугало и не смущало ее: она могла прийти на вечеринку, где не знала никого из гостей, и уже через полчаса рядом с ней образовывался круг слушателей, внимающих каждому ее слову. Думаю, потому мне и нравились старые друзья, что они никогда не превращали разговор в конкурс остроумия или марафон монологов.
Слушая рассказ Кристины и Джоэла о том, как им пришел огромный счет за газ, я решил, что хватит быть лишним в компании, и вызвался принести следующую порцию напитков. Мне хотелось некоторое время постоять в одиночестве у стойки бара и посочувствовать себе. Я легонько толкнул Гершвина и спросил, что он будет пить, потом опросил остальных.
С тяжелым сердцем я стоял, прислонившись к стойке бара и пытался вспомнить, что заказала Дэвайна: джин с тоником или водку с тоником, как вдруг кто-то похлопал меня по плечу. Я обернулся.
– Мэтт Бэкфорд?
– Джинни Паскоу?
– Чертов Мэтт Бэдфорд! – закричала она, обнимая меня.
– Чертова Джинни Паскоу! – закричал я, обнимая ее. – Bay! Ну и сюрприз!
24
В последний раз мы виделись с Джинни почти шесть лет назад, на свадьбе Гершвина, а перед той встречей не виделись около полугода. Тогда у нас с ней состоялся примерно такой разговор сразу после полуночи, на неосвещенной автостоянке отеля «Гросвинор».
Я (страстно целуя ее ): Это очень неудачная мысль.
Она (страстно целуя меня ): Ты прав, хуже некуда.
Я: Что мы делаем?
Она: Мы что, вообще не можем себя контролировать?
Я: Кажется, не можем.
Она: Но почему? Это что, заклятие?
Я (печально ): Не знаю, не знаю.
Она: Это продолжается семь долгих лет.
Я: Да, это грустно.
Она: Когда у нас было в последний раз?
Я: Должно быть, на прощальной вечеринке Бев – «я уезжаю в Индию (опять)».
Она (качая головой ): Неверно!
Я: Что, не тогда? Ты уверена?
Она: Вспомни через три месяца после того, на новоселье Элиотта.
Я (вспоминая ): О да. Это ужасно. Это как болезнь, да?
Она: Да, но что мы можем поделать?
Я (нерешительно ): Думаю, мы можем… ну, ты думала когда-нибудь про… может быть, нам нужны нормальные…
Она (в панике ): Не говори этого! Не смей говорить это!
Я: Что?
Она: Ты собирался произнести слово «отношения»?
Я (очевидно говоря неправду ): Нет.
Она: Да, гадкий врунишка!
Я: Ну а если и так? Это что, преступление?
Она: Да, самое отвратительное в мире.
Я (беспечно ): Ты просто говоришь глупости.
Она: Хорошо, а что ты предлагаешь?
Я: Я ничего не предлагаю, просто делюсь мыслями. Почему бы и тебе не поделиться?
Она (смеясь ): Как насчет соглашения?
Я: Какого соглашения?
Она: Не знаю. Ну, например, когда-нибудь в будущем…
Я:…если мы оба еще не будем связаны брачными узами…
Она:…и не найдем…
Я:…никого лучше…
Она:…тогда мы встретимся, когда нам будет…
Я:…по двадцать шесть…
Она (с негодованием ): Ты что? С ума сошел? Это уже через два года!
Я (тоже с негодованием ): Хорошо, выбирай сама.
Она (задумчиво ): Двадцать семь – почти то же, что двадцать шесть, не годится. (Пауза .)
В двадцать восемь я еще буду думать о своей карьере – тоже не пойдет. (Еще одна пауза.) Двадцать девять немного лучше… но лучше перестраховаться и дождаться тридцати.
Я: Тридцати? Ты уверена?
Она: Совершенно. (Оживленно .) До тридцати еще тысяча лет.
Я: Ну хорошо. Если это соглашение, давай пожмем друг другу руки.
Она (смеясь ): Никаких рукопожатий. (С намеком приподнимает брови .) Я знаю лучший способ закрепить наше соглашение… Ну вот, мы вернулись к тому, откуда начали, да?
25
Первый вопрос, который я задал себе, как только мы разжали свои объятия и начали долго и внимательно рассматривать друг друга, был, конечно, такой: «А изменилась ли она с тех пор, как я ее видел в последний раз?» Ответ был отрицательным. Ну, по крайней мере, не так сильно, как я. Волосы она носила теперь несколько покороче, и вокруг глаз наметились несколько морщинок, но они скорее украшали ее, чем наоборот. Все остальное – улыбка, смех, манеры – осталось прежним. Одета она была довольно любопытно: черный джемпер, под ним черная облегающая блузка, черная юбка длиной до колена и ослепительно-белые кроссовки «Найк». Все это, на самом деле, смотрелось очень красиво. Захотел ли я ее? (Это, конечно, был следующий вопрос, который я задал себе, разглядывая Джинни). Я не знал ответа. Да? Нет? Может быть? За несколько имевшихся у меня секунд я дважды перебрал все эти варианты. Жюри присяжных никак не могло прийти к решению.
– Как твои дела? – спросила Джинни с интересом.
Она все еще обнимала меня за пояс, но без всякого намека на флирт, по-дружески, и, когда она это спросила, лицо ее было задумчивым, как будто она действительно хотела получить ответ.
– Хорошо, – ответил я. – Хорошо, действительно хорошо.
Какой-то старик попытался протиснуться мимо нас к стойке бара, и Джинни пришлось убрать руку у меня с пояса.
– Так давно… – начал я.
– Да, действительно давно, – подхватила она мою мысль. – Ты все еще в Лондоне?
– В Нью-Йорке.
– Bay! – воскликнула она. – Из Кингс Хит – и в Нью-Йорк. Мало у кого это получилось.
Я покачал головой.
– Значит, приехал повидать родителей?
Я кивнул.
Джинни остановилась – она выглядела озадаченной.
– Ты собираешься что-нибудь рассказать или я должна обо всем догадаться сама? Это как игра в шарады, только не так интересно.
Я опять покачал головой вместо ответа – наверное, в тот момент я все еще пытался понять: хочу я ее или нет.
– Извини, – сказал я, снова обретая дар речи. – Да, ты права. Я приехал на некоторое время – повидаться со своими. Ну, ты понимаешь – хорошо провести время в старом семейном гнездышке.
– Ну и как это тебе удается? – спросила она, все еще излучая энтузиазм. – В смысле, хорошо проводить время с мамой и папой Бэкфордами?
– Ужасно, – сказал я и обхватил руками голову, изображая отчаяние. – Из-за них на стену лезть хочется. Стоит только войти в комнату, как они тут же начинают заставлять меня участвовать в своих странных беседах. О чем они только не говорили с тех пор, как я приехал – о ценах на недвижимость в Лондоне, о третьем муже моей тети Джин, который оказался жуликом, и о том, кто из детей у нас в семье любит брюссельскую капусту. Как будто я попал в какой-то сюрреалистический кошмар. Я их люблю, но…
Я остановился, чтобы не получалось так, что говорю только я, но она не поняла намека. Мысли ее, очевидно, витали где-то далеко.
– Ну а ты как? – спросил я. – В смысле… Не знаю… Что ты здесь делаешь?
– В баре?
– Ну, для начала, да.
– Но ты же имел в виду Бирмингем, да? Ну, в баре у меня встреча. Это все еще место встреч, если у меня еще есть время на встречи – похоже, что я только работаю и работаю.
– В последний раз, когда я слышал что-то про тебя, ты жила в Брайтоне, да?
Она кивнула, но сразу же отвела взгляд.
– Да, но это было уже давно. Мама умерла, и поэтому я вернулась.
– Извини, – сказал я. – Я не знал про твою маму. Это ужасно.
Она слабо улыбнулась.
– Теперь немного полегче. Уже прошло полтора года. Самое трудное позади.
– Твоя мама всегда была такой доброй, – сказал я, и это были не просто слова. Мама Джинни была из тех родителей, с кем можно говорить обо всем, и беседа не покажется искусственной. – Она всегда угощала нас жареными бобами, в любое время дня.
Джинни улыбнулась:
– Да, она была такая.
– Она умерла внезапно?
– Не совсем. У нее был рак. Она долго болела, постоянно моталась по больницам, и, когда врачи сказали, что это серьезно, я ушла с работы и приехала из Брайтона, чтобы за ней ухаживать. Так как у нее никого не было, кроме меня, дом перешел ко мне по наследству. Я сначала было собралась его продать и уехать, но потом подумала: а почему бы не остаться? И осталась. Не думаю, что вообще смогла бы продать этот дом… слишком много воспоминаний.
– Я и вправду не знаю, что сказать, мне ее так жалко.
– Такое случается со всеми. – Она слегка пожала плечами и грустно улыбнулась, после чего мы ненадолго снова оказались в объятиях друг друга и помолчали.
– Ну а как ты вообще? – спросил я, когда мы снова стояли и разглядывали друг друга.
– По-моему, мы это уже проехали, Мэтт, – сказала она, сардонически сдвинув брови. – Я в порядке, правда. Все хорошо. – Она прошлась взглядом по бару, до самых дверей. – Сам понимаешь. У всех бывают хорошие и плохие периоды, но сегодня у меня хороший период. – Она улыбнулась. – Ладно, как там в Нью-Йорке, счастливчик?
– Я работаю с компьютерами.
– Что это значит? Ты их делаешь? Ты ими пользуешься? Или носишь на голове? От тебя никогда не добьешься подробностей.
– Это все неинтересно, – сказал я, пытаясь перевести разговор на другую тему. – Правда неинтересно.
– А все-таки?
– Я разрабатываю компьютерные программы для банковских систем. Жутко скучно.
– Но сущности это не меняет, – сказала она доброжелательно. – Если бы не такие, как ты, зарплата приходила бы на мой счет в банке гораздо позже. Очевидно, тогда бы я не тратила ее так быстро, как сейчас. Но все равно, ты скорее помогаешь мне жить, чем мешаешь.
– А ты чем занимаешься? – поторопился я задать следующий вопрос.
– Преподаю рисование.
– Преподаешь рисование? Достойно уважения. Учителя рисования мне всегда нравились больше всех остальных – с их мольбертами и искренним желанием помочь подросткам достучаться до их музы.
Она засмеялась.
– Где ты преподаешь? – спросил я.
– Угадай с трех раз.
– Не в нашей школе?
– В ней самой.
– Странно, наверное?
– Очень. В первый день я вошла в учительскую и подумала, что это какой-то прикол: прямо передо мной сидят – бабах! – мистер Коллинс, мистер Хэйнс, миссис Перкинс и мистер Торн.
– Не говори, дай я сам вспомню, – сказал я, смеясь. – Мистер Коллинс – география, мистер Хэйнс – физика, миссис Перкинс – математика и мистер Торн – английский?
– Почти правильно, – сказала она, тоже смеясь. – Только мистер Хэйнс преподает историю.
– Им всем, наверное, сейчас под миллион лет, потому что, когда мы учились, им уже было по полмиллиона.
– Знаю. И теперь я одна из них.
Мы прервали разговор, чтобы я мог отнести выпивку, которую Гершвин и его друзья уже, наверное, заждались. В этот момент я вспомнил, что Джинни кого-то ждет. Я не стал у нее спрашивать, мужчина это или нет, потому что получилось бы слишком в лоб. Но Джинни, похоже, проявляла ко мне интерес, так же как и я к ней, потому что, когда бармен начал выполнять мой заказ, она задала мне более личные вопросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Выйдя из магазина и неся тяжелый груз покупок к папиной машине, я думал о Нью-Йорке, до которого, казалось, несколько световых лет пути.
Я думал о своей работе, и казалось, что ее никогда не было.
А потом я подумал об Элен и понял, что все еще скучаю по ней, как будто мы расстались только вчера.
22
To: crazedelaine@hotpr.com
From: mattb@c-tec.national.com
Subject: Ты
Скучаю по тебе.
To: crazedelaine@hotpr.com
From: mattb@c-tec.national.com
Subject: Ты
Скучаю по тебе.
To: crazedelaine@hotpr.com
From: mattb@c-tec.national.com
Subject: Ты
Скучаю по тебе.
To: crazedelaine@hotpr.com
From: mattb@c-tec.national.com
Subject: Ты
Скучаю по тебе.
To: crazedelaine@hotpr.com
From: mattb@c-tec.national.com
Subject: Ты
Скучаю по тебе.
To: crazedelaine@hotpr.com
From: mattb@c-tec.national.com
Subject: Ты
Скучаю по тебе.
23
Сегодня был день рождения Гершвина.
Сегодня ему исполнилось тридцать.
Сегодня у него был день, который, казалось, никогда не наступит.
И как он хотел отпраздновать эту дату, важнейшую из всех дат? Первый и последний раз в жизни полетать на воздушном шаре? Съездить с друзьями в Дублин на уикенд? Или он хотел, чтобы ему устроили вечеринку-сюрприз? Нет. С самого своего приезда в Бирмингем я начал обсуждать с Зоей, как сделать тридцатый день рождения Гершвина чем-то особым, но уже через неделю после того, как мы заказали для него поездку в Дублин, он сам разрушил все наши планы.
– Все эта суета насчет тридцатилетия начинает доставать, – сказал он однажды в понедельник вечером, за неделю до планируемой поездки. – Один парень с работы, Стив, только что рассказал мне про то, как он его отпраздновал. В пятницу вечером он пришел с работы и надеялся просидеть весь вечер у телевизора со своей девушкой, но только он открыл дверь, как увидел, что в гостиной сидят человек двадцать его ближайших друзей и родственников, которые уже собрали свои вещи и приготовились везти его на уикенд в Эдинбург. Он возненавидел эту поездку: ему не только приходилось притворяться, что все ему нравится в этот самый кошмарный из его дней рождений, но всё это ещё продолжалось целых два дня!
– Они сделали это специально, чтобы его помучить, – сказала Зоя, смеясь. – Не правда ли, Мэтт?
Но тайком от Гершвина она бросила на меня полный ужаса взгляд.
– И в самом деле, такое впечатление, что они над ним просто издевались, – сказал я. – Мы бы тебе такого никогда не сделали. Мы бы придумали что-нибудь более изощренное.
– Например, полет на воздушном шаре, – сказала Зоя.
– Или вечеринку-сюрприз, – предложил я.
– Или уикенд в Дублине, – произнесла наконец Зоя.
– Хуже и придумать невозможно, – весело сказал Гершвин. – В Дублине на выходных полно идиотов со всей Англии. А что до воздушных шаров и вечеринок-сюрпризов – об этом не может быть и речи. Все, что я хочу в свой день рождения, так это пойти с несколькими друзьями в хороший бар, где не слишком много народу.
Зоя и я обменялись красноречивыми взглядами, и, когда Гершвин не смотрел в нашу сторону, она знаками показала мне: «Отмени поездку, а остальное я беру на себя».
Итак, бар так бар. Примечательным во всем этом было только то, что мы выбрали «Кингс Армс» – бар нашей с Гершвином юности.
Народу в баре оказалось не так уж и мало, тем более что была среда и телевизионный вечер обещал быть довольно интересным, как сообщила мне мама, когда я уходил. Бар мало изменился с нашей последней встречи здесь в канун Рождества пять лет назад, когда были Гершвин, Зоя, я и – всего минут десять – Пит, который ненадолго заехал в Бирмингем, а большую часть праздников проводил со своей девушкой у ее родителей в Дерби. Украшенные узорами из сигаретного пепла обои были еще на месте, как и почти все бармены и официанты. Но были и некоторые изменения: сбоку пристроили бетонный пивной сад, а туалеты отремонтировали. И все же здесь сохранилась атмосфера старого английского бара: можно было посидеть, расслабиться и поговорить с такими же, как и ты, человеческими существами, и тебя не слепил мигающий свет и не оглушали постоянно повторяющиеся хиты из чартов. В Нью-Йорке Элен всегда таскала меня в заведения, где она бывала со своими коллегами по индустрии PR, и которые все походили одно на другое: стойку бара с чрезмерно дорогим бутылочным пивом отыскать было до смешного трудно, гремела музыка и все столики были заняты. При одном воспоминании о таких барах у меня заболели колени.
Зал в задней части бара, где наша компания когда-то любила посидеть, был заполнен степенными людьми за тридцать, которые разговаривали, курили и, по-видимому, были в ладах с собой. Некоторые лица были мне знакомы, но не настолько, чтобы с ними заговорить. За столиком в углу сидели Гершвин, Зоя и остальные гости именинника, которых я практически не знал. Зое удалось собрать вместе большинство друзей Гершвина. В первые полчаса меня представили Дэвайне и Тому (друзья Зои, которые теперь были и друзьями Гершвина), Кристине и Джоэлу (Кристина работала с Гершвином), Нилу и Саре (Нил, очевидно, был другом Гершвина по футболу пять на пять) и Дому и Полли (они были друзьями Кристины и Джоэла, а сейчас еще и друзьями Гершвина и Зои). Все они казались, в общем, приятными ребятами, но я чувствовал себя не в своей тарелке, потому что один из всей компании был без пары. Это меня мало бы волновало, но пару раз за вечер я начинал рассказывать довольно интересные истории, и нить беседы вдруг уходила в сторону. В нормальной ситуации – то есть, когда ты с девушкой, – можно продолжать рассказ, не боясь:
а) выглядеть глупо;
б) показаться занудой;
в) и то и другое вместе,
потому что ты знаешь, что хотя бы один человек в компании проявит достаточно вежливости, чтобы тебя дослушать. Но, сидя за столом с открытым ртом, прерванный на полуслове, я чувствовал себя очень одиноко. И в лучшие времена у меня не очень хорошо получалось общаться с новыми людьми, а если новых людей оказывалось сразу много, это было настоящим кошмаром. Думаю, в Элен меня привлекало, кроме всего остального, еще и то, что новое никогда не пугало и не смущало ее: она могла прийти на вечеринку, где не знала никого из гостей, и уже через полчаса рядом с ней образовывался круг слушателей, внимающих каждому ее слову. Думаю, потому мне и нравились старые друзья, что они никогда не превращали разговор в конкурс остроумия или марафон монологов.
Слушая рассказ Кристины и Джоэла о том, как им пришел огромный счет за газ, я решил, что хватит быть лишним в компании, и вызвался принести следующую порцию напитков. Мне хотелось некоторое время постоять в одиночестве у стойки бара и посочувствовать себе. Я легонько толкнул Гершвина и спросил, что он будет пить, потом опросил остальных.
С тяжелым сердцем я стоял, прислонившись к стойке бара и пытался вспомнить, что заказала Дэвайна: джин с тоником или водку с тоником, как вдруг кто-то похлопал меня по плечу. Я обернулся.
– Мэтт Бэкфорд?
– Джинни Паскоу?
– Чертов Мэтт Бэдфорд! – закричала она, обнимая меня.
– Чертова Джинни Паскоу! – закричал я, обнимая ее. – Bay! Ну и сюрприз!
24
В последний раз мы виделись с Джинни почти шесть лет назад, на свадьбе Гершвина, а перед той встречей не виделись около полугода. Тогда у нас с ней состоялся примерно такой разговор сразу после полуночи, на неосвещенной автостоянке отеля «Гросвинор».
Я (страстно целуя ее ): Это очень неудачная мысль.
Она (страстно целуя меня ): Ты прав, хуже некуда.
Я: Что мы делаем?
Она: Мы что, вообще не можем себя контролировать?
Я: Кажется, не можем.
Она: Но почему? Это что, заклятие?
Я (печально ): Не знаю, не знаю.
Она: Это продолжается семь долгих лет.
Я: Да, это грустно.
Она: Когда у нас было в последний раз?
Я: Должно быть, на прощальной вечеринке Бев – «я уезжаю в Индию (опять)».
Она (качая головой ): Неверно!
Я: Что, не тогда? Ты уверена?
Она: Вспомни через три месяца после того, на новоселье Элиотта.
Я (вспоминая ): О да. Это ужасно. Это как болезнь, да?
Она: Да, но что мы можем поделать?
Я (нерешительно ): Думаю, мы можем… ну, ты думала когда-нибудь про… может быть, нам нужны нормальные…
Она (в панике ): Не говори этого! Не смей говорить это!
Я: Что?
Она: Ты собирался произнести слово «отношения»?
Я (очевидно говоря неправду ): Нет.
Она: Да, гадкий врунишка!
Я: Ну а если и так? Это что, преступление?
Она: Да, самое отвратительное в мире.
Я (беспечно ): Ты просто говоришь глупости.
Она: Хорошо, а что ты предлагаешь?
Я: Я ничего не предлагаю, просто делюсь мыслями. Почему бы и тебе не поделиться?
Она (смеясь ): Как насчет соглашения?
Я: Какого соглашения?
Она: Не знаю. Ну, например, когда-нибудь в будущем…
Я:…если мы оба еще не будем связаны брачными узами…
Она:…и не найдем…
Я:…никого лучше…
Она:…тогда мы встретимся, когда нам будет…
Я:…по двадцать шесть…
Она (с негодованием ): Ты что? С ума сошел? Это уже через два года!
Я (тоже с негодованием ): Хорошо, выбирай сама.
Она (задумчиво ): Двадцать семь – почти то же, что двадцать шесть, не годится. (Пауза .)
В двадцать восемь я еще буду думать о своей карьере – тоже не пойдет. (Еще одна пауза.) Двадцать девять немного лучше… но лучше перестраховаться и дождаться тридцати.
Я: Тридцати? Ты уверена?
Она: Совершенно. (Оживленно .) До тридцати еще тысяча лет.
Я: Ну хорошо. Если это соглашение, давай пожмем друг другу руки.
Она (смеясь ): Никаких рукопожатий. (С намеком приподнимает брови .) Я знаю лучший способ закрепить наше соглашение… Ну вот, мы вернулись к тому, откуда начали, да?
25
Первый вопрос, который я задал себе, как только мы разжали свои объятия и начали долго и внимательно рассматривать друг друга, был, конечно, такой: «А изменилась ли она с тех пор, как я ее видел в последний раз?» Ответ был отрицательным. Ну, по крайней мере, не так сильно, как я. Волосы она носила теперь несколько покороче, и вокруг глаз наметились несколько морщинок, но они скорее украшали ее, чем наоборот. Все остальное – улыбка, смех, манеры – осталось прежним. Одета она была довольно любопытно: черный джемпер, под ним черная облегающая блузка, черная юбка длиной до колена и ослепительно-белые кроссовки «Найк». Все это, на самом деле, смотрелось очень красиво. Захотел ли я ее? (Это, конечно, был следующий вопрос, который я задал себе, разглядывая Джинни). Я не знал ответа. Да? Нет? Может быть? За несколько имевшихся у меня секунд я дважды перебрал все эти варианты. Жюри присяжных никак не могло прийти к решению.
– Как твои дела? – спросила Джинни с интересом.
Она все еще обнимала меня за пояс, но без всякого намека на флирт, по-дружески, и, когда она это спросила, лицо ее было задумчивым, как будто она действительно хотела получить ответ.
– Хорошо, – ответил я. – Хорошо, действительно хорошо.
Какой-то старик попытался протиснуться мимо нас к стойке бара, и Джинни пришлось убрать руку у меня с пояса.
– Так давно… – начал я.
– Да, действительно давно, – подхватила она мою мысль. – Ты все еще в Лондоне?
– В Нью-Йорке.
– Bay! – воскликнула она. – Из Кингс Хит – и в Нью-Йорк. Мало у кого это получилось.
Я покачал головой.
– Значит, приехал повидать родителей?
Я кивнул.
Джинни остановилась – она выглядела озадаченной.
– Ты собираешься что-нибудь рассказать или я должна обо всем догадаться сама? Это как игра в шарады, только не так интересно.
Я опять покачал головой вместо ответа – наверное, в тот момент я все еще пытался понять: хочу я ее или нет.
– Извини, – сказал я, снова обретая дар речи. – Да, ты права. Я приехал на некоторое время – повидаться со своими. Ну, ты понимаешь – хорошо провести время в старом семейном гнездышке.
– Ну и как это тебе удается? – спросила она, все еще излучая энтузиазм. – В смысле, хорошо проводить время с мамой и папой Бэкфордами?
– Ужасно, – сказал я и обхватил руками голову, изображая отчаяние. – Из-за них на стену лезть хочется. Стоит только войти в комнату, как они тут же начинают заставлять меня участвовать в своих странных беседах. О чем они только не говорили с тех пор, как я приехал – о ценах на недвижимость в Лондоне, о третьем муже моей тети Джин, который оказался жуликом, и о том, кто из детей у нас в семье любит брюссельскую капусту. Как будто я попал в какой-то сюрреалистический кошмар. Я их люблю, но…
Я остановился, чтобы не получалось так, что говорю только я, но она не поняла намека. Мысли ее, очевидно, витали где-то далеко.
– Ну а ты как? – спросил я. – В смысле… Не знаю… Что ты здесь делаешь?
– В баре?
– Ну, для начала, да.
– Но ты же имел в виду Бирмингем, да? Ну, в баре у меня встреча. Это все еще место встреч, если у меня еще есть время на встречи – похоже, что я только работаю и работаю.
– В последний раз, когда я слышал что-то про тебя, ты жила в Брайтоне, да?
Она кивнула, но сразу же отвела взгляд.
– Да, но это было уже давно. Мама умерла, и поэтому я вернулась.
– Извини, – сказал я. – Я не знал про твою маму. Это ужасно.
Она слабо улыбнулась.
– Теперь немного полегче. Уже прошло полтора года. Самое трудное позади.
– Твоя мама всегда была такой доброй, – сказал я, и это были не просто слова. Мама Джинни была из тех родителей, с кем можно говорить обо всем, и беседа не покажется искусственной. – Она всегда угощала нас жареными бобами, в любое время дня.
Джинни улыбнулась:
– Да, она была такая.
– Она умерла внезапно?
– Не совсем. У нее был рак. Она долго болела, постоянно моталась по больницам, и, когда врачи сказали, что это серьезно, я ушла с работы и приехала из Брайтона, чтобы за ней ухаживать. Так как у нее никого не было, кроме меня, дом перешел ко мне по наследству. Я сначала было собралась его продать и уехать, но потом подумала: а почему бы не остаться? И осталась. Не думаю, что вообще смогла бы продать этот дом… слишком много воспоминаний.
– Я и вправду не знаю, что сказать, мне ее так жалко.
– Такое случается со всеми. – Она слегка пожала плечами и грустно улыбнулась, после чего мы ненадолго снова оказались в объятиях друг друга и помолчали.
– Ну а как ты вообще? – спросил я, когда мы снова стояли и разглядывали друг друга.
– По-моему, мы это уже проехали, Мэтт, – сказала она, сардонически сдвинув брови. – Я в порядке, правда. Все хорошо. – Она прошлась взглядом по бару, до самых дверей. – Сам понимаешь. У всех бывают хорошие и плохие периоды, но сегодня у меня хороший период. – Она улыбнулась. – Ладно, как там в Нью-Йорке, счастливчик?
– Я работаю с компьютерами.
– Что это значит? Ты их делаешь? Ты ими пользуешься? Или носишь на голове? От тебя никогда не добьешься подробностей.
– Это все неинтересно, – сказал я, пытаясь перевести разговор на другую тему. – Правда неинтересно.
– А все-таки?
– Я разрабатываю компьютерные программы для банковских систем. Жутко скучно.
– Но сущности это не меняет, – сказала она доброжелательно. – Если бы не такие, как ты, зарплата приходила бы на мой счет в банке гораздо позже. Очевидно, тогда бы я не тратила ее так быстро, как сейчас. Но все равно, ты скорее помогаешь мне жить, чем мешаешь.
– А ты чем занимаешься? – поторопился я задать следующий вопрос.
– Преподаю рисование.
– Преподаешь рисование? Достойно уважения. Учителя рисования мне всегда нравились больше всех остальных – с их мольбертами и искренним желанием помочь подросткам достучаться до их музы.
Она засмеялась.
– Где ты преподаешь? – спросил я.
– Угадай с трех раз.
– Не в нашей школе?
– В ней самой.
– Странно, наверное?
– Очень. В первый день я вошла в учительскую и подумала, что это какой-то прикол: прямо передо мной сидят – бабах! – мистер Коллинс, мистер Хэйнс, миссис Перкинс и мистер Торн.
– Не говори, дай я сам вспомню, – сказал я, смеясь. – Мистер Коллинс – география, мистер Хэйнс – физика, миссис Перкинс – математика и мистер Торн – английский?
– Почти правильно, – сказала она, тоже смеясь. – Только мистер Хэйнс преподает историю.
– Им всем, наверное, сейчас под миллион лет, потому что, когда мы учились, им уже было по полмиллиона.
– Знаю. И теперь я одна из них.
Мы прервали разговор, чтобы я мог отнести выпивку, которую Гершвин и его друзья уже, наверное, заждались. В этот момент я вспомнил, что Джинни кого-то ждет. Я не стал у нее спрашивать, мужчина это или нет, потому что получилось бы слишком в лоб. Но Джинни, похоже, проявляла ко мне интерес, так же как и я к ней, потому что, когда бармен начал выполнять мой заказ, она задала мне более личные вопросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27