И он максимально обобщенно выводит новый тезис о том, что все тела:
- или движутся только сами;
- или движутся сами, да ещё и при этом движут других.
Вот и всё. Теперь эти два вида одной главной функции (двигать тела) вмещают в себя всё всевозможное разнообразие частных форм и частных случаев физического движения сверх какой-либо отдельной конкретики и вне трясины какой-либо явной данности. Эти два вида проявления функции самым свободным и самым полнейшим образом исчерпывают всю суть физического движения, и поэтому через них можно также самым полнейшим образом исследовать всю суть движения в его максимально сконцентрированном смысле.
Именно это основатель томизма далее и делает: гениально исследуя природу источника движения в обоих случаях, он с непревзойденным изяществом и логической достоверностью выявляет, что причина движения находится вообще не в телах и вообще не в материи. То есть - он открывает тайну.
Кому интересны подробности, читайте у Аквинского. Умные люди увидят, что «пятый учитель церкви» действительно открыл великую тайну, а дураки, они и есть дураки…
А теперь возьмём другого исследователя, который также занялся проблемами физического движения через шестьсот лет после Фомы Аквинского. Звался он Фридрих Энгельс. В его время люди уже своими глазами видели паровоз и своими ушами слышали о громоотводе, и поэтому вместо Бога у людей была теперь физическая материя. Здесь, кстати, причины можно и переклассифировать, но, обобщая ситуацию, всё равно придется сказать, что вера в Бога сменилась у людей верой в материю, поскольку всё, что ранее мог сделать только Бог, теперь, по их мнению, сделала только сама материя.
Поэтому Энгельс и решил исследовать одну из ипостасей своего верховного божества (материи) - её движение. Само собой разумеется, что, раз уж дело касалось материи, то это движение было тем же самым физическим движением, которое некогда исследовал Фома Аквинский.
И вот результат - видевший своими глазами паровоз и слышавший своими ушами о громоотводе, господин Фридрих Энгельс, «философски» исследуя проблемы физического движения, рапортует нам о том, что движение бывает:
механическое, то есть с перемещением тел по какой-то траектории, и, в частности, вращательное, ускоренное, поступательное, колебательное, криволинейное и т.д. и т.п.; а также физическое, проистекающее из природных законов, и, в частности, тепловое, электромагнитное, гравитационное, световое и т.д.; а еще химическое, связанное с молекулами, и в частности, окисление, ощелачивание, восстановление и т.д.; и к тому же биологическое в живых организмах, и в частности обмен веществ, дыхание, выделение, оплодотворение, движение крови и т.д.
Ни Энгельса, и никого другого не смущает, что тот лишь классифицирует некие явные данности, не открывая не то, чтобы никакой тайны, но, даже не называя вообще ничего нового относительно того, что уже всем известно! Нет! К этому времени всё это уже называется философией! А философия Фомы Аквинского высмеяна и отброшена!
И поэтому «философ» Энгельс с конторской педантичностью, вспомнил, описал и перечислил всё то, что касается структуры физического движения, существующего в мире, и сказал, что это - хорошо.
В итоге он, хоть и описал всё правильно, но не открыл никакой тайны. Результирующая часть его исследования представляет собой «обобщение», душевно излагающее тысячелетне бородатую мысль, что движение и материя нераздельны. Правда Энгельс изложил эту банальную мысль «своими словами» - «движение есть форма существования материи».
Почему Энгельс поленился наклониться и поднять еще один клад - энергию? Ведь, перечислив все её виды, он мог бы, по праву, сделать ещё одно «философское» «обобщение», например - «движение есть форма существования энергии». Почему он этого не сделал - просто непонятно. Ведь это так напрашивается по логике подобной «философии»!
Но зато понятно, почему Аквинский открыл тайну, а Энгельс не открыл вообще ничего. Потому что Аквинский пошел от функции, а Энгельс пошел от структуры. В итоге Аквинский думал, а Энгельс вспоминал.
Почему так? Потому что не только масштаб личностей разный, но и времена наступили суетливые. А суетливые времена порождают суетного человека. А суетному человеку всегда легче надувать мыльные пузыри, чем варить мыло. И поэтому мы с первого предъявления понимаем Энгельса, но только с десятого начинаем понимать Аквинского.
Мы с первого предъявления понимаем Энгельса, потому что методы описания структуры позволяют любому из нас, совсем как Энгельсу, стать «философом» на ровном месте. Ибо осилить детскую операцию описания и классификации очевидных данностей может любой человек, и никто не посмеет упрекнуть его в том, что он «философствует» неправильно - ведь он излагает то, что в явном виде наглядно дано всем и каждому.
Например, можно стать исследователем часов: описать из чего состоят часы, и перечислить все их элементы по структурному взаимодействию. После этого можно рассказать о том, как и что происходит по цепи явных изменений в узлах и выводных знаках прибора. Затем хорошо бы дать название этапам всех последовательных изменений и распределить между ними приоритеты: по энергоёмкости, по операционной значимости, по сложности процессов, по наукоёмкости исполняющего оборудования и т.д. В итоге у вас очень быстро получится какое-нибудь исследование часов, которое вы даже можете назвать философским. Но вы при этом никогда не выясните - что же такое то самое время, которое показывают часы, если не отдалитесь и вообще не забудете о тех явных частностях, на которые вы часы расчленили.
Время, как было, так и останется для вас тайной, потому что функция часов - во времени, а вы, классифицируя, идете от структуры, получая знание не о времени, а о том, как часы описывают распорядок человеческого дня, или другого специального процесса, в интервалах времени. То есть, из структуры часов мы узнаем только то, как само время описывает средствами наглядности каких-то часов то, что происходит, но само время мы при этом никак не описываем. Оно остается в стороне и остается тайной.
А, коснувшись функции часов (времени), мы поймем, что для открытия этой тайны нам вообще не нужен ни один образец часов, ни одна из деталей их всевозможных механизмов и вообще ничего из их структуры. Потому что часы, да и само исчисление времени - это фантик, которым бездумно привлеклось человечество, забыв, что само же этот фантик и создало. Только, исходя из функции, которая не знает никаких фантиков, можно открыть тайну.
Но здесь напрашивается вопрос - а разве нельзя из структуры вывести саму функцию?
Да, это можно сделать. Но это будет функция, ограниченная очевидными назначениями структурных элементов, и не более того. Например, из структуры электробритвы можно вывести её функцию. Однако никакой тайны здесь открыто никогда не будет, потому что нечто очевидное расскажет нам о чём-то очевидном, и на этом попросит покинуть зал. Ибо функция электробритвы, которая проистекает из её структуры - это брить волосы на лице. Здесь всё будет очевидно и скучно, не обнаруживая никакой тайны.
Но, если мы вникнем в функцию электробритвы не через её структуру, выводящую на механизмы и устройства для устранения волос, а вникнем в её обобщенное назначение, то увидим, что функция электробритвы состоит не в безопасном скашивании растительности, а в том, чтобы удовлетворять непонятное и невротическое стремление особей мужского пола скоблить ежедневно наголо своё лицо. Тем самым мы увидим неразгаданную пока еще никем тайну -массовую эпидемию обязательного бритья лиц, накрывшую мир в начале XX века и не отхлынувшую до сих пор. Помимо этой тайны, мы можем, например, увидеть еще одну - а почему усы и борода сбриваются, а брови - нет?
Разве структура бритвы может вывести нас на подобные тайны? Нет, потому что структура чего-то очевидного может рассказать нам тоже только о чём-то очевидном. И только функция (понятая правильно) открывает нам тайны.
Поэтому попробуем применить философское обобщение к тому, что близко нам в данный духовный момент - к человеческой психике.
И что же нам даст философское обобщение применительно к такому явлению, как психика, если максимально исходить из её функции?
На первых порах этот метод дает совсем немного (вспомним про один единственный исходный тезис Аквинского - «движение проявляется в телах»). Но, подражая великим, смело сделаем и своё обобщение:
психика - это осознающее себя индивидуальное целое.
Глава 7. Осознание
Хорошо, когда мужчина даже в шестьдесят осознаёт себя двадцатилетним. Плохо, если он вздумает еще и жить в соответствии с этим заблуждением.
Итак- «осознающее себя индивидуальное целое». Таково наше исходное обобщение. А теперь начнем осмысливать всё по порядку.
Почему не просто «индивидуальное», но с каким-то еще и прибавлением «осознающее себя»? Ведь без этого добавления степень обобщения была бы намного выше? Зачем присовокуплено это качество «осознающей себя» индивидуальности?
Затем, что мы договаривались исходить из функции исследуемого объекта, а сама по себе индивидуальность не выражает никакой функции, поскольку всё, что ни есть на свете, оно и так индивидуально по собственной природе, если имеет отдельное бытие. Все, отдельно взятые вещи, индивидуальны в силу уже самого этого факта (даже каждая левая или правая туфля из тысячи туфель одного артикула, например).
Однако, если все, отдельно взятые вещи индивидуальны, то не все они имеют свою индивидуальность в качестве своей же функции. Это относится только к психике. Только психика имеет своим назначением (своей функцией) формировать индивидуальность. Для остальных вещей это не значимо - каждая вещь привносит в своё назначение свои индивидуальные особенности, но ничто на свете, кроме психики, не имеет своим назначением именно собственную индивидуальность.
В чем смысл этого назначения? В том, что именно собственная индивидуальность дает человеку осознание собственного бытия. Потому что, пока человек не осознал себя в качестве отдельной индивидуальности, его самостоятельное бытие для него ничем не выражено и ничем не определено. Без этого осознания человек просто растворится в окружающей действительности, ничем себя в ней не отграничив. А индивидуальность - это центр собственного бытия, в пределах которого человек осознает, что он есть именно то, что он есть, а остальное, за кордонами этого центра - не он.
Таким образом, определением «осознающая себя индивидуальность» мы раскрываем первое назначение психики (первую её основную функцию) - формировать у человека осознание собственного пребывания в действительности и конкретное знание о себе самом. И поэтому в нашем исходном тезисе незыблемо утвердилось и навсегда останется это определение - «осознающее себя».
Теперь о таком определении, как «целое». Зачем оно? Понятно и так, что психика - это нечто целое, раз уж она самостоятельно бытийствует в качестве отдельного факта мира. Но что сюда вкладывается от функции? От функции в определение «целое» вкладывается, прежде всего, то, что человек - это неразложимое уже ни на что меньшее, и неразмножимое уже ни на что большее, психическое целое.
Человек - это наименьшее психическое целое, которое невозможно дальше разбить на равносущные ему части. И пребывает человек в этом качестве благодаря неразрывной цельности своей психики. Невозможен именно раскрой психики на лоскуты, если речь идет о каком-то возможном дроблении человека на самостоятельные сущности. Потому что психика не может отпочковывать от себя аналогичную сущность, или создавать равноценного дублера.
Это невозможно никакими здоровыми психическими усилиями, а больные психические усилия подобного направления (раздвоения личности, мании и т.д.) очень мучительны, плохо лечатся и со временем завершаются серьезной потерей разумности: раздвоенная психика надламывается и скатывается в бессистемную активность, неспособную ладить ход взаимодействия с окружающим миром. В результате человек выпадает из нормальной жизни и представляет собой яркий пример нежелательных последствий нарушения целостности психики.
Но психика не способна раздираться на отдельные сущности не только силою своего безумства, она неспособна на это и с физическим дроблением тела - отсеченная часть человека останется без психического наполнения и погибнет, потому что в эту отсеченную часть ничего из психического целого не оторвется и не последует. Хорошо это или плохо - нам остается только гадать, но факт остается фактом: цельность индивидуальной психики непобедима. Она - наименьшая возможная единица психического мира.
Однако человек - это не только наименьшее целое, которое не дробится, он ещё и наибольшее целое, которое не множится. Всё, чем прирастает человек, будет оставаться в том же самом человеке, и никогда не наступит никакого физического или психического предела, после которого, человек, прирастающий физически или духовно, произведёт от собственного избытка какую-то отдельную, но тождественную себе, психическую сущность. Даже такое прямое отпочкование маленького человека от большого человека, как новорожденный младенец, имеет уже свою самостоятельную психику, не смешиваемую с психикой матери.
Итак, подведем первый итог осмысления термина «целое» в составе нашего обобщения: человек есть целое в том смысле, что он не может быть ни меньше себя, ни больше себя, а может быть только тем, что он есть - неразложимым и неразмножимым психическим целым.
Но этим функция цельности не ограничивается, поскольку в заслугу ей следует поставить еще и то, что человек, как психическое целое, есть не только нечто нераздельное, он есть ещё и нечто тотально разумное в каждом самом малом процессе своего организма. Ведь психика, проникая во все уголки человеческого организма, формирует внутри него разумную систему связей именно за счет своей собственной цельности. Что психика централизованно нарулит, то в организме и произойдет. И если психика работает цельно, то и организм работает цельно. А если нет… То и представить себе невозможно, что было бы, если бы психика работала не цельно.
Представить себе это просто невозможно, потому, что всё быстро разладилось бы и пошло вкривь и вкось, а человек физически стал бы немедленно погибать из-за простой несогласованности биологических процессов.
Таким образом, человек вообще физически существует в бренном мире благодаря именно психике, которая своим длительным усилием пронизывает его тело и обеспечивает цельность его организма. И в этом состоит еще одна функция психики, раскрываемая определением «целое».
Но и это еще не последняя функция, раскрываемая этим определением, потому что, кроме всего прочего, человек существует в этом бренном мире как индивидуальность только потому, что в нём пребывает некоторая целостная закономерность его внутреннего порядка, несхожего ни с каким иным порядком любого другого человека. Этот порядок создаётся также непосредственно цельностью психики, поскольку индивидуальность - это, собственно говоря, есть неповторимая форма рассортировки самобытных психических свойств личности в своей особой целостности.
То есть, индивидуальность - это форма внутреннего бытия личности, отличающая человека от всех других личностей. Но такой атрибут как форма, может существовать только у целого, потому что только целое завершено и только целое может иметь форму. То, что не стало целым, то еще не оформилось, и, следовательно, последняя функция, раскрываемая определением «целое», состоит в том, что психика формирует индивидуальный характер личности и сохраняет его цельным во всех изменениях времени и событий.
Именно благодаря этой цельности мы воспринимаем свою личность одним и тем же «я» на всём протяжении чудовищного изменения её качеств во времени (от трехлетнего возраста и до сегодняшнего дня!). Части нашего психического целого с взрослением и со старением непрестанно видоизменяются, или совсем исчезают, но форма их взаимной связи нерушимо цельна, благодаря чему личность остается индивидуально неизменной.
Вот, вроде бы, и разобрались с тем, что мы вкладывали в наше обобщение «психика - это осознающее себя индивидуальное целое».
И что же мы должны сделать дальше? Наверное, далее следует попробовать осмыслить то, с чем мы разобрались. Потому что мы до сих пор осмысливали сам исходный (обобщающий!) тезис, что «психика - это осознающее себя индивидуальное целое», а теперь надо осмыслить результаты этого осмысления.
И что же мы сразу увидим, осмысливая осмысленное? Мы увидим, что, прежде всего, наиважнейшим в нашем определении психики является понятие «целого», поскольку всё то, что есть в особенностях психики помимо него, всё равно отзывается чем-то из него же (из этого понятия).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
- или движутся только сами;
- или движутся сами, да ещё и при этом движут других.
Вот и всё. Теперь эти два вида одной главной функции (двигать тела) вмещают в себя всё всевозможное разнообразие частных форм и частных случаев физического движения сверх какой-либо отдельной конкретики и вне трясины какой-либо явной данности. Эти два вида проявления функции самым свободным и самым полнейшим образом исчерпывают всю суть физического движения, и поэтому через них можно также самым полнейшим образом исследовать всю суть движения в его максимально сконцентрированном смысле.
Именно это основатель томизма далее и делает: гениально исследуя природу источника движения в обоих случаях, он с непревзойденным изяществом и логической достоверностью выявляет, что причина движения находится вообще не в телах и вообще не в материи. То есть - он открывает тайну.
Кому интересны подробности, читайте у Аквинского. Умные люди увидят, что «пятый учитель церкви» действительно открыл великую тайну, а дураки, они и есть дураки…
А теперь возьмём другого исследователя, который также занялся проблемами физического движения через шестьсот лет после Фомы Аквинского. Звался он Фридрих Энгельс. В его время люди уже своими глазами видели паровоз и своими ушами слышали о громоотводе, и поэтому вместо Бога у людей была теперь физическая материя. Здесь, кстати, причины можно и переклассифировать, но, обобщая ситуацию, всё равно придется сказать, что вера в Бога сменилась у людей верой в материю, поскольку всё, что ранее мог сделать только Бог, теперь, по их мнению, сделала только сама материя.
Поэтому Энгельс и решил исследовать одну из ипостасей своего верховного божества (материи) - её движение. Само собой разумеется, что, раз уж дело касалось материи, то это движение было тем же самым физическим движением, которое некогда исследовал Фома Аквинский.
И вот результат - видевший своими глазами паровоз и слышавший своими ушами о громоотводе, господин Фридрих Энгельс, «философски» исследуя проблемы физического движения, рапортует нам о том, что движение бывает:
механическое, то есть с перемещением тел по какой-то траектории, и, в частности, вращательное, ускоренное, поступательное, колебательное, криволинейное и т.д. и т.п.; а также физическое, проистекающее из природных законов, и, в частности, тепловое, электромагнитное, гравитационное, световое и т.д.; а еще химическое, связанное с молекулами, и в частности, окисление, ощелачивание, восстановление и т.д.; и к тому же биологическое в живых организмах, и в частности обмен веществ, дыхание, выделение, оплодотворение, движение крови и т.д.
Ни Энгельса, и никого другого не смущает, что тот лишь классифицирует некие явные данности, не открывая не то, чтобы никакой тайны, но, даже не называя вообще ничего нового относительно того, что уже всем известно! Нет! К этому времени всё это уже называется философией! А философия Фомы Аквинского высмеяна и отброшена!
И поэтому «философ» Энгельс с конторской педантичностью, вспомнил, описал и перечислил всё то, что касается структуры физического движения, существующего в мире, и сказал, что это - хорошо.
В итоге он, хоть и описал всё правильно, но не открыл никакой тайны. Результирующая часть его исследования представляет собой «обобщение», душевно излагающее тысячелетне бородатую мысль, что движение и материя нераздельны. Правда Энгельс изложил эту банальную мысль «своими словами» - «движение есть форма существования материи».
Почему Энгельс поленился наклониться и поднять еще один клад - энергию? Ведь, перечислив все её виды, он мог бы, по праву, сделать ещё одно «философское» «обобщение», например - «движение есть форма существования энергии». Почему он этого не сделал - просто непонятно. Ведь это так напрашивается по логике подобной «философии»!
Но зато понятно, почему Аквинский открыл тайну, а Энгельс не открыл вообще ничего. Потому что Аквинский пошел от функции, а Энгельс пошел от структуры. В итоге Аквинский думал, а Энгельс вспоминал.
Почему так? Потому что не только масштаб личностей разный, но и времена наступили суетливые. А суетливые времена порождают суетного человека. А суетному человеку всегда легче надувать мыльные пузыри, чем варить мыло. И поэтому мы с первого предъявления понимаем Энгельса, но только с десятого начинаем понимать Аквинского.
Мы с первого предъявления понимаем Энгельса, потому что методы описания структуры позволяют любому из нас, совсем как Энгельсу, стать «философом» на ровном месте. Ибо осилить детскую операцию описания и классификации очевидных данностей может любой человек, и никто не посмеет упрекнуть его в том, что он «философствует» неправильно - ведь он излагает то, что в явном виде наглядно дано всем и каждому.
Например, можно стать исследователем часов: описать из чего состоят часы, и перечислить все их элементы по структурному взаимодействию. После этого можно рассказать о том, как и что происходит по цепи явных изменений в узлах и выводных знаках прибора. Затем хорошо бы дать название этапам всех последовательных изменений и распределить между ними приоритеты: по энергоёмкости, по операционной значимости, по сложности процессов, по наукоёмкости исполняющего оборудования и т.д. В итоге у вас очень быстро получится какое-нибудь исследование часов, которое вы даже можете назвать философским. Но вы при этом никогда не выясните - что же такое то самое время, которое показывают часы, если не отдалитесь и вообще не забудете о тех явных частностях, на которые вы часы расчленили.
Время, как было, так и останется для вас тайной, потому что функция часов - во времени, а вы, классифицируя, идете от структуры, получая знание не о времени, а о том, как часы описывают распорядок человеческого дня, или другого специального процесса, в интервалах времени. То есть, из структуры часов мы узнаем только то, как само время описывает средствами наглядности каких-то часов то, что происходит, но само время мы при этом никак не описываем. Оно остается в стороне и остается тайной.
А, коснувшись функции часов (времени), мы поймем, что для открытия этой тайны нам вообще не нужен ни один образец часов, ни одна из деталей их всевозможных механизмов и вообще ничего из их структуры. Потому что часы, да и само исчисление времени - это фантик, которым бездумно привлеклось человечество, забыв, что само же этот фантик и создало. Только, исходя из функции, которая не знает никаких фантиков, можно открыть тайну.
Но здесь напрашивается вопрос - а разве нельзя из структуры вывести саму функцию?
Да, это можно сделать. Но это будет функция, ограниченная очевидными назначениями структурных элементов, и не более того. Например, из структуры электробритвы можно вывести её функцию. Однако никакой тайны здесь открыто никогда не будет, потому что нечто очевидное расскажет нам о чём-то очевидном, и на этом попросит покинуть зал. Ибо функция электробритвы, которая проистекает из её структуры - это брить волосы на лице. Здесь всё будет очевидно и скучно, не обнаруживая никакой тайны.
Но, если мы вникнем в функцию электробритвы не через её структуру, выводящую на механизмы и устройства для устранения волос, а вникнем в её обобщенное назначение, то увидим, что функция электробритвы состоит не в безопасном скашивании растительности, а в том, чтобы удовлетворять непонятное и невротическое стремление особей мужского пола скоблить ежедневно наголо своё лицо. Тем самым мы увидим неразгаданную пока еще никем тайну -массовую эпидемию обязательного бритья лиц, накрывшую мир в начале XX века и не отхлынувшую до сих пор. Помимо этой тайны, мы можем, например, увидеть еще одну - а почему усы и борода сбриваются, а брови - нет?
Разве структура бритвы может вывести нас на подобные тайны? Нет, потому что структура чего-то очевидного может рассказать нам тоже только о чём-то очевидном. И только функция (понятая правильно) открывает нам тайны.
Поэтому попробуем применить философское обобщение к тому, что близко нам в данный духовный момент - к человеческой психике.
И что же нам даст философское обобщение применительно к такому явлению, как психика, если максимально исходить из её функции?
На первых порах этот метод дает совсем немного (вспомним про один единственный исходный тезис Аквинского - «движение проявляется в телах»). Но, подражая великим, смело сделаем и своё обобщение:
психика - это осознающее себя индивидуальное целое.
Глава 7. Осознание
Хорошо, когда мужчина даже в шестьдесят осознаёт себя двадцатилетним. Плохо, если он вздумает еще и жить в соответствии с этим заблуждением.
Итак- «осознающее себя индивидуальное целое». Таково наше исходное обобщение. А теперь начнем осмысливать всё по порядку.
Почему не просто «индивидуальное», но с каким-то еще и прибавлением «осознающее себя»? Ведь без этого добавления степень обобщения была бы намного выше? Зачем присовокуплено это качество «осознающей себя» индивидуальности?
Затем, что мы договаривались исходить из функции исследуемого объекта, а сама по себе индивидуальность не выражает никакой функции, поскольку всё, что ни есть на свете, оно и так индивидуально по собственной природе, если имеет отдельное бытие. Все, отдельно взятые вещи, индивидуальны в силу уже самого этого факта (даже каждая левая или правая туфля из тысячи туфель одного артикула, например).
Однако, если все, отдельно взятые вещи индивидуальны, то не все они имеют свою индивидуальность в качестве своей же функции. Это относится только к психике. Только психика имеет своим назначением (своей функцией) формировать индивидуальность. Для остальных вещей это не значимо - каждая вещь привносит в своё назначение свои индивидуальные особенности, но ничто на свете, кроме психики, не имеет своим назначением именно собственную индивидуальность.
В чем смысл этого назначения? В том, что именно собственная индивидуальность дает человеку осознание собственного бытия. Потому что, пока человек не осознал себя в качестве отдельной индивидуальности, его самостоятельное бытие для него ничем не выражено и ничем не определено. Без этого осознания человек просто растворится в окружающей действительности, ничем себя в ней не отграничив. А индивидуальность - это центр собственного бытия, в пределах которого человек осознает, что он есть именно то, что он есть, а остальное, за кордонами этого центра - не он.
Таким образом, определением «осознающая себя индивидуальность» мы раскрываем первое назначение психики (первую её основную функцию) - формировать у человека осознание собственного пребывания в действительности и конкретное знание о себе самом. И поэтому в нашем исходном тезисе незыблемо утвердилось и навсегда останется это определение - «осознающее себя».
Теперь о таком определении, как «целое». Зачем оно? Понятно и так, что психика - это нечто целое, раз уж она самостоятельно бытийствует в качестве отдельного факта мира. Но что сюда вкладывается от функции? От функции в определение «целое» вкладывается, прежде всего, то, что человек - это неразложимое уже ни на что меньшее, и неразмножимое уже ни на что большее, психическое целое.
Человек - это наименьшее психическое целое, которое невозможно дальше разбить на равносущные ему части. И пребывает человек в этом качестве благодаря неразрывной цельности своей психики. Невозможен именно раскрой психики на лоскуты, если речь идет о каком-то возможном дроблении человека на самостоятельные сущности. Потому что психика не может отпочковывать от себя аналогичную сущность, или создавать равноценного дублера.
Это невозможно никакими здоровыми психическими усилиями, а больные психические усилия подобного направления (раздвоения личности, мании и т.д.) очень мучительны, плохо лечатся и со временем завершаются серьезной потерей разумности: раздвоенная психика надламывается и скатывается в бессистемную активность, неспособную ладить ход взаимодействия с окружающим миром. В результате человек выпадает из нормальной жизни и представляет собой яркий пример нежелательных последствий нарушения целостности психики.
Но психика не способна раздираться на отдельные сущности не только силою своего безумства, она неспособна на это и с физическим дроблением тела - отсеченная часть человека останется без психического наполнения и погибнет, потому что в эту отсеченную часть ничего из психического целого не оторвется и не последует. Хорошо это или плохо - нам остается только гадать, но факт остается фактом: цельность индивидуальной психики непобедима. Она - наименьшая возможная единица психического мира.
Однако человек - это не только наименьшее целое, которое не дробится, он ещё и наибольшее целое, которое не множится. Всё, чем прирастает человек, будет оставаться в том же самом человеке, и никогда не наступит никакого физического или психического предела, после которого, человек, прирастающий физически или духовно, произведёт от собственного избытка какую-то отдельную, но тождественную себе, психическую сущность. Даже такое прямое отпочкование маленького человека от большого человека, как новорожденный младенец, имеет уже свою самостоятельную психику, не смешиваемую с психикой матери.
Итак, подведем первый итог осмысления термина «целое» в составе нашего обобщения: человек есть целое в том смысле, что он не может быть ни меньше себя, ни больше себя, а может быть только тем, что он есть - неразложимым и неразмножимым психическим целым.
Но этим функция цельности не ограничивается, поскольку в заслугу ей следует поставить еще и то, что человек, как психическое целое, есть не только нечто нераздельное, он есть ещё и нечто тотально разумное в каждом самом малом процессе своего организма. Ведь психика, проникая во все уголки человеческого организма, формирует внутри него разумную систему связей именно за счет своей собственной цельности. Что психика централизованно нарулит, то в организме и произойдет. И если психика работает цельно, то и организм работает цельно. А если нет… То и представить себе невозможно, что было бы, если бы психика работала не цельно.
Представить себе это просто невозможно, потому, что всё быстро разладилось бы и пошло вкривь и вкось, а человек физически стал бы немедленно погибать из-за простой несогласованности биологических процессов.
Таким образом, человек вообще физически существует в бренном мире благодаря именно психике, которая своим длительным усилием пронизывает его тело и обеспечивает цельность его организма. И в этом состоит еще одна функция психики, раскрываемая определением «целое».
Но и это еще не последняя функция, раскрываемая этим определением, потому что, кроме всего прочего, человек существует в этом бренном мире как индивидуальность только потому, что в нём пребывает некоторая целостная закономерность его внутреннего порядка, несхожего ни с каким иным порядком любого другого человека. Этот порядок создаётся также непосредственно цельностью психики, поскольку индивидуальность - это, собственно говоря, есть неповторимая форма рассортировки самобытных психических свойств личности в своей особой целостности.
То есть, индивидуальность - это форма внутреннего бытия личности, отличающая человека от всех других личностей. Но такой атрибут как форма, может существовать только у целого, потому что только целое завершено и только целое может иметь форму. То, что не стало целым, то еще не оформилось, и, следовательно, последняя функция, раскрываемая определением «целое», состоит в том, что психика формирует индивидуальный характер личности и сохраняет его цельным во всех изменениях времени и событий.
Именно благодаря этой цельности мы воспринимаем свою личность одним и тем же «я» на всём протяжении чудовищного изменения её качеств во времени (от трехлетнего возраста и до сегодняшнего дня!). Части нашего психического целого с взрослением и со старением непрестанно видоизменяются, или совсем исчезают, но форма их взаимной связи нерушимо цельна, благодаря чему личность остается индивидуально неизменной.
Вот, вроде бы, и разобрались с тем, что мы вкладывали в наше обобщение «психика - это осознающее себя индивидуальное целое».
И что же мы должны сделать дальше? Наверное, далее следует попробовать осмыслить то, с чем мы разобрались. Потому что мы до сих пор осмысливали сам исходный (обобщающий!) тезис, что «психика - это осознающее себя индивидуальное целое», а теперь надо осмыслить результаты этого осмысления.
И что же мы сразу увидим, осмысливая осмысленное? Мы увидим, что, прежде всего, наиважнейшим в нашем определении психики является понятие «целого», поскольку всё то, что есть в особенностях психики помимо него, всё равно отзывается чем-то из него же (из этого понятия).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24